И помутнился истины родник.
      И помутнился истины родник,
      Сократ, увы, но вопреки тебе ли?
      Ты роды облегчил? Очистил бели?
      Искусственником всякий стал грудник?
      Чьих ты идей горячий проводник?
      В котором ранге? По какой табели?
      Ты выкормил хоть ветку изабели,
      Впаял в компьютер полупроводник?
      Ты Лизия, чей слог подобен чуду,
      В защитники не взял, забраковал,
      Воздвигнув меж собой и нами вал.
      Ты и в Мелите усмотрел паскуду,
      Ты и в лицо Аниту наплевал,
      Ликона же тебе я не забуду.
      Ликона же тебе я не забуду.
      И это, граждане, вся ваша речь,
      Которой можно смело пренебречь,
      Спустив ее в поганую посуду.
      Но так как вы меня, по самосуду,
      Решили казни лютыя обречь,
      Считаю долгом вас предостеречь:
      Коли прейду, то более не буду.
      Я не двужилен, хоть и многолик,
      И, будучи убитым на ристале,
      Уйду от вас, колико б вы ни стали
      Меня молить, сбавляя мне улик,
      Побыть при вас, хотя б на пьедестале.
      От вас укрою оскорбленный лик.
      От вас укрою оскорбленный лик,
      Равно от ваших чад и домочадцев.
      Вы мне гораздо гаже святотатцев,
      Марающих говном преславный лик.
      Вы отвернулись от святыя лик
      Пресветлой истины к тщете эрзацов.
      Бог с вами. И бород, и бритобрадцев
      Гляжу поверх -- в мученья грозный лик.
      Простимся ныне, завтра же убуду.
      А вы пребудете. Мой жребий плох.
      Вы живы в счастии -- а я подох.
      Но смерть мою вам не вменю в осуду:
      О том, чья участь лучше, знает Бог...
      Опасности ж глаголом не избуду.
      ***
      И вот уж смех в глазах а слезы лили
      Нет не ради тебя а ради нас
      В Фессалию в Фессалию се час
      В котор им наши жизни поручили
      Сократ не правда ль и теперь ведь в силе
      В затвердии явился нам на глаз
      А думать надо проще без прикрас
      Нас приближает видимо к могиле
      Так на хрена там будет мне язык
      За кои отвечать уже не буду
      Пить надо с чувством горький сей родник
      Так помните не бойся не забуду
      Я далеко передо мною лик
      И только изумленья не избуду
      XIII. Бессмертие
      Сократ, я изумленья не избуду, -
      Сейчас Ксантиппу я видал в слезах,
      С сияньем экстатическим в глазах,
      Во дворике, опершуюсь флагхлуду.
      В ней все являет странную причуду
      Изменчивых эмоций на глазах,
      Хоть я настаивал бы на слезах,
      Но слышен был и смех, божиться буду.
      -- Не надобно мне этих клятв, Критон,
      Я верю, что и смех, и слезы были,
      О женщины! Кто попадал вам в тон!
      Мы с нею только что обговорили
      Предмет бессмертья, к вечности понтон,
      И вот уж смех в глазах, а слезы лили.
      И вот уж смех в глазах, а слезы лили,
      И вополь: Ты умрешь не весь, не весь!
      Скажи, однако, отчего ты здесь,
      Едва лучи и мглы не отбелили?
      -- Я весть принес кошмарную. Пробили
      Минуты часа. Жизнь Сократа -- взвесь... -
      -- А, значит -- умереть я должен днесь,
      Я это знал, мне это боги снили...
      -- Сократ, ты так вот не оставишь нас... -
      -- Я не оставлю вас, ну что ж, конешно... -
      -- Нам стало б тут опрично и кромешно,
      Ты это знаешь, и... ты знаешь нас...
      Ты знаешь, мы... не спрохвала, не спешно
      И не ради тебя, а ради нас,
      Нет, не ради тебя, а ради нас -
      Без должностных затрат, ну, без ретиву,
      Тебя... тебе даем альтернативу...
      Ну, ближе... Господи, помилуй нас...
      Короче, ты теперь покинешь нас,
      Чтоб не покинуть вовсе, ну, быть живу.
      В Фессалию, в Фессалию, к заливу...
      Там ждут друзья и средства... ради нас!
      Политики оплакивают час,
      Когда твой казус их застал расплохом,
      Стукач согласен ни единым вздохом...
      Ключарь глаза прикроет хоть на час,
      Две лошади, два зверя... мы не пехом!
      В Фессалию! В Фессалию -- се час!
      В Фессалию, в Фессалию -- се час!
      Уж извини, что с наглых глаз, нахрапом, -
      С подходом нам тебе бы, по этапам!
      Ведь заупрямишься, неровен час!
      А мы подсуетимся, ибо час!
      Они хотят как поумней -- арапом, -
      А и у нас картешка есть -- и с крапом,
      А мы ее из рукава сейчас!
      Общественную сволочь ополчили,
      А та судить нам, шарж нам делать, шо, -
      Так мы из "шо" им ша как раз ишшо,
      Какого только не предвосхичили
      Учители "тнудиться ганашо",
      Которым наши жизни поручили.
      В котор им наши жизни поручили,
      Ответь, учитель, подлинный, живой,
      Грядущий к ним сквозь подлый мира вой,
      Которого умы предвосхичили.
      Сколь подлы мы, кабы не исхичили
      Тебя из гнусной своры "трудовой"
      И, в лоно мощной мысли мировой
      Тебя вернув, вновь жизни не впечили.
      Мы мудрости не чрез тебя ль вкусили,
      Не ты ль нам истины раскрыл притвор,
      Ученики ль мы? Сборище притвор -
      Когда бы вскачь тебя не уносили
      Прочь от опасности. Наш договор,
      Сократ, не правда ль, и теперь ведь в силе?
      Сократ, не правда ль, и теперь ведь в силе
      Наш уговор? Он жизнию скреплен,
      И коль ты колебаньем одолен,
      То ты ведь можешь подчиниться силе?
      -- Ну да, Критон, я уступаю силе
      Ума, пускай он злобою кален,
      Колико будет он определен
      По недвусмысленной разумной силе.
      Так, совести твоей похвален глас,
      Поскольку в ходе кратком либо долгом
      Его теперь мы согласуем с долгом.
      Но если нет, тогда он просто лаз,
      И тем досадней он, чем в боле долгом
      Затвердии явился нам на глаз.
      В затвердии явился нам на глаз
      Позыв бежать от смертных мук теперь же.
      Давай-ка взвесим, о Критон, что тверже -
      Смерть очная иль эта жизнь за глаз.
      Конечно, жизнь, она, на первый глаз,
      Побасче смерти, повкусней, постерже, -
      Судьба как ни калечит, все не вмер же,
      Все корчишься, корячишься на глаз.
      Не жизнь в себе, однако, хризопрас,
      Но смысл есть в жизни, прожитой со смыслом,
      Начатой и закончившейся враз.
      Не надобно лишь мыслить с видом кислым,
      Чтоб стал ты рычагом иль коромыслом,
      А думать надо проще, без прикрас.
      А думать надо проще, без прикрас
      О том, что мы -- два старых человека -
      На площадях вещали в пику века,
      Критон, с тобою порознь и зараз.
      Мы, правда, обличали их, зараз,
      Предупреждая их, что баба нека
      Спалит их город, скипячая млеко,
      А может -- и поджаривая зраз.
      Но се не есть резон, чтоб мы погили
      Вдали законов их и их окон,
      Хотя б ни в тех, ни в этих зги не згили.
      Подумай, нам ли щас вводить закон,
      Чтоб сматывать свой кокон в час, как он
      Нас приближает, видимо, к могиле.
      Нас приближает, видимо, к могиле
      Одна уже совсем простая вещь:
      Попытка обесчеститься и сбещь
      И не иметь нам боле дела к гили.
      Но я подумал: толку нет в бегили,
      Да и чужбина -- та же, в общем, пещь, -
      Эге, Сократ, ты бисерка не мещь
      Метать те бегством бисерок с ноги ли?
      Так то ли этот воздух, то ль язык,
      Загаженный и развращенный в меру,
      Меня изнудил сохранить хватеру.
      Да я ведь на чужбине безъязык,
      Не позову ни бляди, ни холеру, -
      Так на хрена там будет мне язык?
      Так на хрена там будет мне язык,
      Что хоть подстать и самому Эзопу?
      Садясь, подсовывать его под жопу?
      А мне и жалко: все-таки язык.
      Какой-ну-никакой, а все язык,
      Да он не бык, чтоб исхищать Европу, -
      Поболе б в нем наития да тропу,
      А то он вовсе уж простой язык.
      Потом -- чего поделывать там буду?
      А в том, что сделаю, -- что пользы вам?
      Калекам, бабам, телкам, деревам?
      Что ж так без вас и мучиться там буду -
      Чтоб без толку давать исход словам,
      3а кои отвечать уже не буду?
      За кои отвечать уже не буду,
      А стало быть, помру неисправим...
      Ну вот мой шестиногий херувим
      С углем для уст, упрятанным в посуду. -
      -- Я травку вам принес, как то по суду:
      Приказано, чтоб нынче же травим.
      -- Мы приказавших и не прогневим,
      А будет ли инструкция к сосуду? -
      -- Мы научаем запросто, без книг...
      Не надобно лишь вольничать с напитком.
      Тут содержимого как раз с избытком,
      Чтоб огонек до донышка проник
      И чтоб не умножать числа попыткам...
      Пить надо с чувством горький сей родник.
      -- Пить надо с чувством горький сей родник -
      Как славно сказано, мой черный витязь. -
      -- Одни вы только и не кипятитесь,
      А прочих всех -- как подменяет вмиг.
      И хорошо, коль только схватит тик,
      Иной срывается -- тут берегитесь.
      Иной так даже крикнет "отъебитесь!" -
      Но пользы в этом нет тому, кто дик.
      -- Дичиться пользы нет? Так я не буду... -
      -- Не я ведь виноват, я не жесток... -
      -- Брависсимо! Давай сюда посуду! -
      -- И дуть не надобно: не кипяток. -
      -- Что ж, стану дуть, не дуя, этот ток. -
      -- Так помните. -- Не бойся, не забуду!
      -- Так помните! -- Не бойся, не забуду...
      Отпью немедленно, к чему тянуть...
      Ну вот и все... На дне осталась муть,
      Ее глотать и лишне, и не буду.
      Как думаешь, Критон, сегодня ль буду
      "В жилищах их" на горняя взглянуть?
      Иль -- биографии, анкеты... нудь... -
      -- Сократ, тебя оплакивать я буду. -
      -- А и поплачете. Труд невелик.
      -- И похороним. -- А и похоронишь,
      Когда меня сквозь пальцы не проронишь.
      Но может, наскребешь каких толик...
      Но специально гнаться -- не угонишь...
      Я далеко... передо мною... лик...
      -- Я далеко. Передо мною -- лик, -
      Вот все, что он сказал перед кончиной,
      И не продолжил... замер в миг единый...
      Скажи, Критон, мне, что такое -- лик?
      -- Ксантиппа, есть лицо, но есть и лик.
      Тут разница меж веком и годиной,
      Иль комариной песни с лебединой,
      Но что сказал Сократ, так то был -- лик.
      -- Я внутренно была готова к чуду,
      Ведь он сказал. "Ксантиппа, не умру", -
      И приговор сочла я за муру.
      Так оценить великую причуду!
      Случившееся мне не по нутру,
      И только изумленья не избуду.
      ***
      Пока вы вашей тетке слезы лили
      Он видимо разочарует нас
      На что живет презренная сей час
      Проникнуть то что виле поручили
      Отступничество сделать это в силе
      От поля к полю на глаза лишь с глаз
      В Элизиум без бурь и без прикрас
      Что неподступен самое могиле
      Все лучшее а главное язык
      Я с тем и говорить теперь не буду
      Не замочив подошв прошел родник
      Я ваших слов до смерти не забуду
      Какой чудовищно безумный лик
      Приду в себя ли отойду ль избуду
      XIV. Время
      Приду в себя ли? Отойду ль? Избуду?
      Анахорет, читающий Бог весть
      Какую гиль, но как благую весть,
      Дух проливающий и тще и блуду.
      Жидков, принявший даму за паскуду,
      Не пожелавший ранее и лезть, -
      Теперь густою ниткой тянет лесть
      "Больному скудоумному сосуду".
      Почто почтил еси, Отец Святой?
      Меня ведь контролеры подселили
      В купе, чтоб вкупе плыть нам пустотой.
      Бог знает, чем ее вы наделили -
      Разумством, вежеством и чистотой, -
      Пока своей здесь тетке слезы лили.
      Пока вы вашей тетке слезы лили, -
      Сознайтесь, батенька, бахвал пустой, -
      Не мыслили ль с последней прямотой
      Вы паки обо мне и братце Виле?
      Ведь вы бы меня очень удивили,
      Сказавши с благородной простотой:
      Пусть с благодарностью пьет взоры той, -
      Когда б о Виле знанья не явили.
      Ведь та же ненависть к властям у нас,
      Что и Жидкова, и при том -- с измальства.
      Мы презираем всякое начальство,
      Не сразу поощряющее нас.
      Но ваш Сократ -- известное канальство.
      Он, видимо, разочарует нас.
      Он, видимо, разочарует нас,
      Как поступающий неадекватно
      Тому, что социально и приватно
      Вещает он для греков и для нас.
      Зачем он в заблужденье вводит нас,
      В речах внутрикелийно, накроватно -
      Не избегая кары, что превратно
      Слепая чернь обрушила на нас?
      Ах, Виля презирал их каждый час
      И, называя идолами жести,
      Со школьных лет уже мечтал о мести
      Учителям и матушке на час,
      Что Тетушкой его слывет в сем месте
      И что живет, презренная, сей час.
      На что живет, презренная, сей час,
      Когда и Тасс унылый, и "Известья",
      И радио разносят всем известья,
      Что умер брат позавчера в сей час.
      Что где-то не на небесах сей час -
      В конце столь длительного путешестья -
      Приобретет и честь, и благочестье
      Факира или рыцаря на час.
      Недаром брату этот МИГ вручили!
      Недаром брат пытался столько лет
      Освоить каждый небольшой секрет.
      Какому классу Вилю научили!
      Куда вам, господин Анахорет,
      Проникнуть в то, что Виле поручили!
      Проникнуть то, что Виле поручили,
      Немыслимо. Он выдал все ТУДА.
      Ага, вы, вижу, поняли... Ну да...
      Учители-то вот что получили!
      Но... вы тут мыслишку одну всучили,
      Что умный -- не предатель никогда,
      Что с умного -- все -- как с гуся вода, -
      Иль вы в стишках -- все не про то строчили?
      Что сколько б у груди нас ни носили,
      Ни вскармливали млечной густотой, -
      Мы не должны, как только нас взбесили.
      И каждый, кто с наивной прямотой
      Облагородит прелесть простотой
      Отступничества, -- сделать это в силе?
      Отступничество сделать это в силе,
      Напрасно б мы грозили тут тюрьмой,
      Напрасны даже деньги, Боже мой,
      Где материнская любовь не в силе.
      Бессильны и Гайдары, и Кассили
      С их белым светом и кромешной тьмой, -
      Равно познает, где ей путь прямой,
      Душа, когда б ей ног не подкосили.
      Стоит свобода ей и стоит глаз,
      И нет уже ни дна ей, ни покрышки,
      И крылышки рулят к последней вспышке.
      И только впереди и сзади глаз, -
      И газу, газу -- прочь от вышки к вышке,
      От поля к полю, на глаза лишь с глаз.
      От поля к полю, на глаза лишь с глаз,
      И небо -- одиноких благостыня...
      Но ты перенаселена, пустыня,
      Не скрыться, не уйти -- повсюду глаз.
      И, Господи, пока хватает глаз,
      Сомнительней литании летыня,
      И облака, то горячась, то стыня,
      То в холод, а, то в жар бросают глаз.
      И в высоте "Прослушайте известья", -
      Так значит -- беспомощен был и брасс, -
      Нам каплет вверх по получасу раз.
      И как проникнуть -- полное безвестье -
      В желательное райское поместье,
      В Элизиум без бурь и без прикрас.
      В Элизиум без бурь и без прикрас,
      Что отличался бы от нашей дури,
      Не проскочить по пепельной лазури -
      Туда и космос не проводит нас.
      Ни женский пеплос, ни лихой Пегас
      Не вызволяют нас из-под деюри, -
      Ни скитней тюре, ни смурной микстуре
      Нас не приблизить к Царствию на влас.
      Пусть лишь математической рангили,
      Высоким танцам хореохарит
      И рифмоволн просчитанной бегили
      Дан в память -- так эфир нам говорит, -
      Слог, коий речь ничья не повторит,
      Что неподступен самое могиле.
      Что, неподступен самое могиле?
      Ты, мальчик, ошибаешься. Безмен
      Уже отяготила горсть измен, -
      Там, в горних, в мирозданья эпистиле.
      Предатель, ищущий себя в бегили
      От родины, он хощет перемен
      В стране сенаторов или камен, -
      Равно, куда б его ни исхитили.
      Измена -- почкой распускать язык,
      Какой бы слава ни казалась лестной,
      Во имя той, что нам дала язык.
      Прекрасно славен только неизвестный.
      Молчанье красное, обычай честный -
      Все лучшее, а главное -- язык.
      Все лучшее, а главное -- язык,
      Не подтирающий порог у Мильна,
      Не треплющий с восьми и до семи льна,
      Но тот, что сам себе всегда язык.
      Невнятен черни подлинный язык,
      И только общность, к звуку щепетильна,
      Преймет, когда смиренна и умильна,
      Простой и восхитительный язык.
      Но с этой мыслью гонят нас отвсюду.
      Несчастный Виля! Так обнять штурвал,
      Что и прозектор еле оторвал!
      О, мы достойно празднуем Иуду.
      Кто миг измены не переживал,
      Я с тем и говорить теперь не буду.
      Я с тем и говорить теперь не буду,
      Кто не Вильям Шекспир, не Вильям Питт,
      Кто множество раз в жизни не был бит
      И не бежал раз в жизни ниоткуду.
      Не предал ли Христос допрежь Иуду:
      Тот подбивал, а этот лишь подбит.
      Но беспредельный блеск, что нас слепит,
      Один сродни предательству и чуду.
      Предатель -- гениальный ученик,
      Отступник всякий, кто превысил меру:
      В модель Мадонны он возвел Химеру.
      А тот, кто бросил строгих душ Парник
      И по воде, подобно водомеру,
      Не замочив подошв, прошел родник?
      Не замочив подошв, прошел родник
      Как по суху -- вот квислинг расчудесный
      И контестатор всякой силы пресной,
      Которой, кстати, сотворен родник!
      Открыть высокой мудрости родник
      Для всякой разной шушеры окрестной, -
      Чрез то ей не занять сей огнь небесный,
      Но всякий пей теперь -- тебе родник!
      -- Простите перебью, а то забуду, -
      У Матюрена есть роман "Мельмот", -
      Никак оттуда строчку не забуду -
      О том, что душу продает всяк тот,
      Кто, жизнесловий не приняв, живет...
      -- Я ваших слов до смерти не забуду.
      -- Я ваших слов до смерти не забуду.
      Теперь позвольте -- выйду покурить.
      Он поспешил ей двери отворить,
      А сам остался думать про Иуду.
      Произвела в нем странную побуду
      Девица бледная, что говорить!
      Да не могла б с собой что сотворить -
      Он бросился по клацанью, по гуду.
      И вдруг к стеклу оконному прилик
      Смущенно, страстно и уже бессильно,
      Весь спазма зренья, желчи и колик.
      -- Такую смерть, -- он зашептал бессильно, -
      Вручает рок, а ревность тут бессильна!
      Какой чудовищно безумный лик!
      Какой чудовищно безумный лик!
      Как раз над Леной мост лежал в том месте,
      И полосы стальные в перехлесте
      Упругих шпал вязали бык и бык.
      Но вот что он увидел в этот миг:
      Его попутчица -- со зла? Из мести?
      (Когда бы даме в ум пришло процвести...) -
      Слетала вниз, как падающий МИГ.
      Ко дну -- неохватимому сосуду,
      Где Вечности прозрачная черта
      Преполовила бык и бык моста.
      В объятья Сулейману ибн Дауду,
      В Алкивиадоград, к стопам Христа.
      Приду в себя ли? Отойду ль? Избуду?
      XV. Вечность
      И ненависть стенаньем не избуду,
      И о любви добормочу до звезд,
      И руки, и колена вперехлест -
      И так сидеть до закосненья уду.
      Почто пролил скудельному сосуду
      Такую муку, горшую корост,
      И эту плоть, что бело-алый грозд,
      Подверг еси томлению и зуду?
      Почто еси не уподобил той,
      Кого одну блистать определили
      Разумством, вежеством и чистотой -
      В мирах, которыми нас обделили -
      Затем, чтоб под хрустальной высотой
      Чужим рекам мы наши слезы лили?
      Чужим рекам мы наши слезы лили
      И праздновали вражеский постой,
      Встречая тех сердечной теснотой,
      Кого над нами властью наделили.
      Вся соль ушла -- нет горечи в солиле.
      Ты ищешь влаги малышу -- постой:
      Пусть с благодарностью пьет взоры той,
      Кого все беды мира не растлили.
      Что делать -- может, он грядущий Спас,
      Смотри, какой прозрачный и лядущий,
      Но голос, чуть прорезался, уж бас.
      Читай псалом: Единый, Присносущий,
      Окутай от сомненья в сон грядущий
      О родине, давно забывшей нас.
      О родине, давно забывшей нас,
      Но даже в забытье своем зовущей, -
      Молись в колонне, к западу идущей:
      Быть может, вспомнит и постигнет нас.
      К нам низойдя, тотчас догонит нас
      Иль тучкою, иль песенкой плывущей
      Она и грянет: Ты, поток ревущий,
      Умолкни! Господи, помилуй нас.
      Избави от мучительства и мести,
      Молю еще, чтоб светоч не погас,
      Что Тетушкой моей слывет в сем месте.
      О мне ни слова: погубил -- как спас.
      Огонь прогрыз асбест и сгас в асбесте,
      Презрев звезду надежды в этот час.
      Презрев звезду надежды, в этот час
      Я восхожу, не надобно улестье -
      А это вам, считайте провозвестье
      О том, что всякой горечи -- свой час.
      Но видь и каждой радости свой час:
      Пождите, озирая кругокрестье, -
      Приобретет и честь, и благочестье
      Какая то восхощет -- все в свой час.
      А в небо с точкою звезды, свечи ли -
      А в небо не один Великий Пост
      Приводит -- и Парижи, да и Чили, -
      И масленица, ах, мой Пруст, Превост,
      Зачем возносишь шепоток до звезд?
      Мы наши арфы вербам поручили.
      Мы наши арфы вербам поручили,
      Мой милый, милый Тасс, мой Ариост, -
      К тому же, нынче он не больно прост,
      И по каким дворам их залучили?
      Какая синева -- на дню, в ночи ли -
      Течет везде, везде -- и там, где пост.
      Там, в небесах, ужель взойду на мост?
      И вправду звезды! И ключи! Ключи ли...
      Ты хочешь уж запеть! Постой! Постой -
      Пока огни в окошках не гасили -
      Невыносим им музыки постой.
      Ты помнишь, помнишь -- нас вчера просили
      Облагородить прелесть простотой?
      Могли ль мы петь осилившей нас силе?
      Могли ль мы петь осилившей нас силе,
      Грозившей нам ликбезом и тюрьмой?
      Уж лучше лапти с легонькой сумой -
      Уж как бы мы равнину замесили!
      На юг не хочется -- там сили, сили,
      А тут Афины, Спарта... с их чумой!
      Равно познает, где ей путь прямой,
      Как бы ее убраться ни просили.
      Ой, ты преполовинился на глаз -
      Ты, право, замечательно двусущий!
      Ах, хорошо мне с ним вдвоем средь кущей, -
      С одним из вас! Второй, прикрывши глаз,
      Берет букетик роз у этой злющей, -
      Цветы темниц, смочив их влагой глаз.
      Цветы темниц, смочив их влагой глаз,
      Цветы темниц... цветы... нам дышат гущей
      Своих соцветий. Даже ветер бьющий
      Не вырывал такой слезы из глаз.
      Но подожди, не говори: там глас
      Возносится, надмирное поющий...
      Но душит сердце этот мрак всесущий, -
      Какой томительно прекрасный глас!
      Прервется и ... "прослушайте известья..."
      Не прерывайся, кант, хотя бы раз,
      Неси свое высокое нечестье, -
      Все выше, выше возноси от глаз
      В желательное райское поместье
      Простые наши песни без прикрас.
      Простые наши песни без прикрас
      Хорала выше и подобны шваре
      Табачного листа в любом товаре,
      Который не заволг и не погас.
      О Господи, не лучше ль чтоб он пас
      Коровушек в индийской Делаваре?
      Березкой с облаком в беззлобной сваре
      Запела бы под их генерал-бас!
      Под пенье б скирдовали и стогили,
      А вечер пал нам -- хоровод харит, -
      Ни счастья, ни несчастья мы б не згили,
      Нет, этот рай нам врат не отворит:
      Слог, коий речь ничья не повторит,
      Мы, как и судьбы, обрекли могиле.
      Мы, как и судьбы, обрекли могиле
      Неисследимое наследье гнезд:
      И птицы поднимаются с борозд
      И миг иль два висят во мгле и гили.
      Все, кого любим мы, по сути сгили,
      Уж точно -- после масленицы пост.
      Нет, видно, домом станет мне погост
      Под жгучим солнцем, посреди пурги ли.
      Улиссушкой во огненный язык
      Спеленутая, только что безвестной,
      Сыщу и на том свете путь мой крестный.
      Упреку наведут на мой язык,
      Молчанье красное, обычай честный...
      Но пусть прилипнет к горлу мой язык.
      Но пусть прилипнет к горлу мой язык,
      Которым целовать могла посильно
      Его уста и шею настропильно
      И что бессилен выразить язык.
      Теперь немеют губы и язык,
      И кто -- Стекольня, Копенгага, Вильна -
      Преймет, когда смиренна и умильна,
      Теперь меня, и плод мой, и язык?
      Но как с Пречистенки пойду, отсюду?
      Нет, изойти из сердца мне не в ум.
      Ты сотворил меня и дал мне шум
      Имен веселых, что и не забуду -
      Султанка, Диотима, Улалюм -
      Когда тебя я вспоминать не буду.
      Когда тебя я вспоминать не буду,
      А сердце, может быть, и откипит, -
      Иль снова станет тем, кто в качке спит,
      Тогда будь то, что будет, -- я не буду.
      Молить Христа я за Иуду буду, -
      Пусть снова смерть и тьма из-под копыт,
      Но беспредельный блеск, что нас слепит,
      Вновь наведу на медную посуду.
      Когда б твой взор в мой илем ни проник,
      Я все при деле -- хоть не при наваре,
      То хохочу, то плачу (Полиник!).
      Я стала деревцем из Бедной Твари
      И показую Сиксту и Варваре
      Тебя, веселья моего родник.
      Тебя, веселья моего родник,
      Мальчонок неразумный, непрелестный,
      И никому на свете неуместный,
      Загадка Магдалин и Вероник.
      О Боже, ты на дереве поник -
      Во искупленье, Боже, мги окрестной!
      Чрез то ей не занять сей огнь небесный,
      Напрасно дух твой из тебя изник...
      -- Не знаю я. Я на кресте побуду. -
      -- Но кто те? -- Слева Маркс, а справа -- Юм.
      О нас не думай, ты жалей Иуду. -
      -- Ты видишь: я избавлена от дум... -
      -- Забудь и то, что сотворяет Рум... -
      -- Пусть почернеет день, когда забуду.
      Пусть почернеет день, когда забуду,
      Забуду то, что сотворяет Рум.
      -- День почернеет, посветлеет ум,
      Что моему как бы подобно чуду.
      -- Дай отгоню от глаз твоих остуду... -
      -- Не стоит... это будет стоить сумм...
      Отрешена от тюрем или сум,
      Куда пойдешь? -- Вернусь домой, в Иуду. -
      -- В Иуду ли? -- Не знаю. Свет велик. -
      -- Раздай все что кобеднишно, носильно
      И что возьмут, и не щади толик. -
      -- Вручает рок, а ревность тут бессильна.
      Смогла бы оцарапать замогильно
      Я моего врага веселый лик!
      Я моего врага веселый лик
      Вскопала б, как соха...-- Дурные вести... -
      -- Женою есмь, а ты в горних вести... -
      -- Аз вем, да горний от сего отлик...
      -- Сведу я счет без клак там или клик,
      Но будет стоить много -- драхм до двести:
      Когда бы даме в ум пришло процвести,
      То ей не стоит оставлять улик... -
      -- Я помяну тебя, как только буду... -
      -- Уж помяни, когда не наобум,
      Ведь мать тебе. И я молиться буду. -
      -- Ну ты иди... -- Пойду в Капернаум,
      Сама себе теперь очаг и чум,
      И ненависть стенаньем не избуду.
      Ты эту плоть что бело алый грозд
      Окутай от сомненья в сон грядущий
      Она и грянет ты поток ревущий
      Зачем возносишь шепоток до звезд
      Там в небесах ужель взойду на мост
      Ах хорошо мне с ним вдвоем средь кущей
      Но душит сердце этот мрак всесущий
      Нет видно домом станет мне погост
      Березкой с облаком в беззлобной сваре
      Ты сотворил меня и дал мне шум
      Ты видишь я избавлена от дум
      Я стала деревцем из бедной твари
      Отрешена от тюрем или сум
      Сама себе теперь очаг и чум
      ***
      Чужим рекам мы наши слезы лили
      О родине давно забывшей нас
      Презрев звезду надежды в этот час
      Мы наши арфы вербам поручили
      Могли ль мы петь осилившей нас силе
      Цветы темниц смочив их влагой глаз
      Простые наши песни без прикрас
      Мы как и судьбы обрекли могиле
      Но пусть прилипнет к горлу мой язык
      Когда тебя я вспоминать не буду
      Тебя веселья моего родник
      Пусть почернеет день когда забуду
      Я моего врага веселый лик
      И ненависть стенаньем не избуду
      XVI. Антик
      м не избуду -
      Оруж ой логики, Софокл,
      ай раз Гектор и Патрокл,
      К убийству ощутя в себ
      Да не сочтешь ты, мудрый, за причуду
      Нетвердой памяти, но Эмпедокл
      Твердит, чго миф героики столь блекл,
      Что
      негеройственный этап
      Ползучих истин и витийской пыли,
      Небезопасных мин и тихих сап.
      Там, в гавани корабль нам насмолили, -
      Представь да б
      Чужим рекам мы наши слезы лили.
      мы наши
      Здесь, в Аттике, нежнейший Еврипид,
      Где бодрствует террор, а совес
      И слышен храп ее за две-тр
      Но музы памяти нам изменили:
      Не Эмпедокл
      А Ксенофан иль лучш
      Хотя и Эмпедо
      Но Парменид тебя т
      и в центре идеальной сферы,
      Бредущей следом пять-шесть стадий в ч
      Что пользы, удивляя кониферы,
      Рыдать на сл Ки
      -- О ро бывшей нас,