Цель медитационных асан — создать устойчивое положение тела, не мешающее самоуглублению, обеспечивающее правильное кровоснабжение внутренних органов и правильное дыхание. Для обеих групп при выполнении данной асаны считается обязательным сохранение полной неподвижности. Это требование обосновывается необходимостью успокоения гун, без которого... невозможно достичь цели йоги — уравновешенности».

Андре ван Лисбет, один из старейших столпов йоги в Западной Европе, основатель и директор Института интегральной йоги в Брюсселе, работавший там с 1945 года, утверждает: «Несмотря на свою многочисленность, асаны базируются на ограниченном количестве принципов: неподвижность, контроль дыхания, отсутствие усилий, растягивание мускулатуры и умственная концентрация. Игнорируя или не понимая любой из этих факторов, мы понижаем эффективность поз».

Борис Сахаров «Йога из первоисточников»: «Асаны — это всего лишь система сложных положений тела, которые на первый взгляд кажутся факирскими... однако при точном выполнении не являются ничем подобным, так как не вызывают ни болей, ни каких-либо насилий над телом. Они основаны на общеизвестном законе Арндта-Шульца: „Слабые раздражения поднимают жизненные силы, большие раздражения тормозят их, а самые сильные — разрушают“. Во-вторых, они основаны на не менее важном законе циркуляции, открытом доктором Августом Виром: „Любое положение тела имеет целью вызвать приток крови к желаемому органу или части тела. В-третьих, речь идёт о гомеопатическом принципе доктора Ганеманна, по которому, в связи с обоими первыми основными положениями «клин вышибают клином“ — посредством слабейших, оживляющих дозировок раздражения.

Мне здесь бы хотелось со всей своей убедительностью подчеркнуть, что йога сама по себе никакой опасности не содержит, уже хотя бы потому, что этот путь представляет собой полную смысла и систематически организованную стимуляцию совершенно естественных процессов. Йога — это покой, более или менее полная неподвижность и длительное минутное или даже часовое застывание в одной и той же позе, в своеобразном духовном и психологическом состоянии и абсолютно не требует усилий, достигая всего без рывков, но постоянным упорным расслаблением во всех отношениях тела, дыхания, мысли. Такое расслабление и составляет единственную тайну йоги. Поэтому данный вид телесной деятельности годится для любого возраста, как для здоровых, так и для больных людей. Хотя бы уже за одно это и нужна нам йога, потому что в первую очередь человеку необходимо всестороннее умение расслабляться».

Если внимательно вглядеться во все сегодняшние системы реформированной «йоги», становится ясным общий механизм действия заблуждений: то, что делается произвольно, не в соответствии с действительными законами йогической практики, превращается в автономную структуру восприятия, не соответствующую внутреннему, реальному смыслу исполняемого. Эта структура и становится поставщиком ложной информации, с которой в дальнейшем имеет дело сознание, не подозревая, что это продукт внешнего происхождения, принимаемый за нечто присущее природе делаемого. Пресловутая «виньяса-йога» зародилась в результате волюнтаристского симбиоза Кришнамачарьей и его учениками как известных тысячелетия, так и вновь придуманных асан, «Сурья» и «Чандра намаскар», а также ритуала исполнения мантр. Уже затем новые «принципы» были включены непосредственно в практику асан в связке с контролем дыхания, тем более пресловутая «тёмная» строфа «Сутр» как будто бы вполне даёт для этого зелёный свет. Но поскольку асаны должны выдерживаться во времени, — движение при этом останавливается, — а процесс дыхания прекратить нельзя (кстати в «Сутрах» нет ни малейшего намека на то, сколько дыхательных циклов должно быть выполнено в каждой позе), то традиция просто была отброшена, а темп выполнения самих асан и пресловутых «виньяс» однозначно привязан к дыханию. Более того, эти бесконечно и монотонно повторяемые связки составляют подавляющий объём напряжённой тренировки подобного рода, где классические позы заметны лишь в виде промежуточных вставок, редко и быстро мелькающих знакомых очертаний.

Таким образом практика «динамической йоги» превратилась в непрерывную смену положений, отвечающих ритму дыхания, — фиксация практически исчезла, и осталось одно только непрерывное движение из номинально обозначаемой формы в форму. Этот процесс безостановочной смены положений был наречен «потоком асан», хотя последними здесь уже и не пахнет. Впрочем надо отметить, что в отличие от Паттабхи Джойса многократного и бессмысленного воспроизведения одних и тех же связок у киевлян не наблюдалось, по крайней мере, на заре создания «дхара-садханы». И пусть никого не приводит в смущение тот факт, что Джойс абстрактно рассуждает о фиксации асан на время от восьми до ста восьми дыхательных циклов, ибо глядя на его практику, распространяемую через видеокассеты, никаких остановок в смене асан, между которыми вклиниваются бесконечные связки намаскар, незаметно.

Виньясы есть не что иное, как монотонное повторение одних и тех же последовательностей элементов «Приветствия солнцу» в процессе выполнения каждой асаны, которая «вкраплена» в эти стандартные круги повторений как бы мимоходом. Это похоже на пляску безумного боксёра, повторяющего длинные стандартные серии непонятных манипуляций перед нанесением каждого нового удара и после него.

Чётко просматриваются магические истоки подобной новизны, одни и те же связки движений воспроизводятся телом точно так же, как мантры-заклинания повторяются голосом. Это чисто ритуальное исполнение асан, не подразумевающее какого-либо смысла кроме самого действия, вырождение первоначальной йоги и её целей, прикрывающееся непрерывными ссылками на некий «корпус динамических практик», якобы «выпавший» из традиции. На самом деле все разновидности «динамической йоги» это не что иное, как попытка сделать лучшее ещё лучшим, по капризу случая и усилиями её представителей превратившаяся в эпидемию мирового масштаба.

«Существуют... многочисленные способы комбинирования различных режимов и форм переходных движений. Фактически система спонтанно организующихся переходных динамических фаз асан на достаточно высоком уровне развития тренировочной практики является тем, что в дальневосточных школах интегрального тренинга (?!) с недавнего времени (?!) принято обозначать термином «цигун» — искусством управления потоками жизненной силы. Не будучи никак терминологически обозначенным, это искусство существовало всегда в качестве неотъемлемой компоненты практики асан. Практику слитного выполнения асан, в едином потоке перетекающих одна в другую форм, основанную на интуитивном чувствовании психоэнергетической логики движения и осознании внутреннего потока изменения состояний как побудительного мотива, обозначают термином «асана-дхара» — поток положений тела. Также используют термины «хатха-дхара» — «поток силы», «хатха-ната» — «танец силы», «Шива-ната» — «танец Шивы» (Сид, «Хатха-йога как технология интегрального тренинга», с.78). Здесь мы уже видим некий божественный танцкласс, где вальсируют только избранные.

Основоположник «садханы» «забыл» добавить только одну деталь, а именно: все приведённые им термины и названия (за исключением «танца Шивы», смысл которого в самой Индии, кстати, совершенно отличен от украинской версии его истолкования) придуманы им самим либо «группой поддержки», поскольку до девяностых годов двадцатого столетия не встречаются ни в каких текстах, имеющих хотя бы отдалённое отношение к традиционной йоге и её более поздним модификациям.

Несколько слов о цигун. В книге «Кэмпо — традиция воинских искусств» (А.А. Долин, Г.В. Попов, Москва, «Наука», 1990, с.52) находим: «Квинтэссенцией даосской йоги, получившей самое широкое применение в области воинских искусств стало „учение о деятельности ци“ (цигун). Дыханию в цигун посвящены труды знаменитых медиков древнего Китая: Бянь Цяо, Тоа Хунцзяна, Сун Шулина, Ли Шичженя и многих других. Однако письменных источников, посвящённых цигун, до наших дней сохранилось мало. На протяжении веков традиция передавалась преимущественно изустно, а центрами её были буддийские монастыри, даосские храмы, народные секты даосского и буддийского толка. В большей или меньшей степени к практике цигун обращались все образованные люди Поднебесной...»

Как мы видим, «недавнее время» по Сиду — это на самом деле древний Китай, а практика цигун насчитывает многие сотни лет истории и развития. И уж совсем непонятно, как древнекитайское искусство могло «существовать всегда в качестве неотъемлемого компонента практики» древнеиндийских асан.

Итак, понятно, что в «аштанга-виньясе» и «восьми кругах» произошла скрытая, но полная подмена системы координат, и поскольку уже ни о каком последовательном успокоении сознания, являющемся характерным признаком классической йоги, в этом случае говорить нельзя, то взамен этого к упомянутому «потоку» была удачно пристегнута пришедшаяся как нельзя более кстати «энергетическая концепция».

Подведём краткий итог результатов йогической реформации двадцатого века. Когда-то, начиная по приказу своего раджи преподавание йоги, Кришнамачарья смешал все доступные ему элементы различных систем физического развития Индии и Европы в некий коктейль, придав последнему йогическую окраску. Поскольку при постоянном кивании на первоисточники (что вообще характерно для Индии, пусть даже тот, кто цитирует, делает совершенно противоположное тому, на что ссылается) традиционные ориентиры осуществлены не были, то ученикам Кришнамачарьи пришлось выпутываться из неопределённости в силу своего разумения и способностей. Как мы видим сегодня, решили они эту задачу по-разному.

Паттабхи Джойс уклонился к найденным самостоятельно либо существовавшим в обширном наследии учителя виньясам, а также регулировке дыхания в этих движениях. Айенгар, напротив — со временем отказался и от виньяс, и от управления дыханием, но его практика приобрела сильнейшую жёсткость, с акцентом на детализацию при крайне слабом внимании к расслаблению. Если Джойс и его западные апологеты всё больше погружаются в эксперименты со своей «йогой» и даже объявляют разнообразие сутью практики (см. гл. «Пранаяма»), то Айенгар всё же отчасти возвращается к традиции, хотя, конечно, больше на словах и под давлением возраста, который неумолимо подтачивает его уникальную гипермобильность. Киевские же апологеты «виньясы» формализовали свою практику йоги в виде «кругов» и «сетов», пришпиливая к этому виньясы, управление дыханием, отдельные элементы тантрических практик, а также центрально-американские магические «примочки».

Поскольку с этим всё ясно, обратимся теперь ко второму важнейшему постулату «Сутр»: «...Или же асана реализуется при сосредоточении сознания на бесконечном».

Понятно: для того чтобы снять физическое напряжение, следует расслабиться. Расслабление тела — это мышечная релаксация. Как её можно осуществить качественно? Вопрос, казалось бы, праздный: направляю внимание и отпускаю одну мышцу, другую, третью — в итоге всё тело постепенно окажется расслабленным. Ясно, что релаксация может быть достаточно совершенной только в неподвижности — и это снова в который уже раз автоматически выводит «садхану» и любую «динамическую йогу» за рамки традиции, демонстрируя действительное положение вещей.

Обращаясь к обсуждению технологии традиционной йоги, к приведённой выше цитате из «Сутр», отметим ещё одну ускользающую от неискушённого человека деталь: глубину релаксации. Расслабить мышцы можно ведь и отчасти, — больше, меньше, полностью, о каком расслаблении идёт речь в асанах?

Условимся, что вначале будут рассматриваться позы, в которых происходит развитие гибкости, и затем мы постепенно перейдём к прочим группам асан, отличным по характеру нагрузки.

Посредством чего мы расслабляем тело? Очевидно, с помощью воли, мысленной команды и затем ощущения, подтверждающего, что команда выполнена. Иными словами, расслабление мышц — это произвольный, волевой акт, определённое нервное усилие, посредством которого мозг управляет действиями тела, и это сопровождается порой весьма ощутимым расходом психической энергии.

Если уж говорить точно, мышцы по определению невозможно расслабить до предела, потому что они имеют естественный тонус, а при бодрствующем сознании, даже в состоянии полного покоя, вся нервная система находится «под напряжением», на оптимальном, рабочем его уровне, данный тонус сохраняющем.

Кроме уже упомянутого тонуса покоя существует пассивный мышечный тонус, зависящий от свойств самого материала мышц, их конструкции, ориентации тела в пространстве и общего состояния ЦНС.

В повседневности существуют стандартные позы тела, предназначенные для отдыха и восстановления сил, когда человек лежит или сидит, имеется небольшое количество вариантов этих положений. Чем привычней и удобней поза, тем больше она знакома телу и тем, естественно, экономичнее в плане энергозатрат.

Но вот мы с вами начали практиковать асаны йоги, не обладая каким-либо опытом в этом деле. Конечно, новичок будет стараться как положено выполнить каждую асану, работая от души, ведь: «Без труда не вынуть и рыбку из пруда». Что такое в данном случае старание? Это привычка. Нам твёрдо известно из неоспоримого личного опыта, что любому физическому действию сопутствует усилие и какой-то уровень мышечного и нервного напряжения. Хотя, по определению, действия йоги ни на что внешнее не направлены, цель теперь — сама форма тела в асане, но мы с привычной добросовестностью стараемся согнуться. Самое время ещё раз вернуться к началу главы и перечитать эпиграф, поскольку старание есть иногда не осознаваемая форма привязанности.

Очень быстро выясняется, что всякая добросовестность в асанах — это мартышкин труд. Сколько ни напрягайся, силой ничего не сделаешь, многие из положений в которых, например, Айенгар так свободно пребывает, воспроизведению и близко не поддаются.

Тогда мы, — если усердие и жажда перемен не превозмогают разум, — снова вчитываемся в данное «Йога-сутрами» определение асаны и начинаем в своей практике сознательно продуцировать мышечную релаксацию пусть даже в тех её несовершенных формах, которые на сегодняшний день для нас доступны. И оказывается, что этот процесс вполне подконтролен, получается не так уж чтобы совсем хорошо, но всё же лучше, нежели при безоглядном старании. Правда, через какое-то время становится понятным, что расслабление хотя и присутствует, но явно какое-то неполноценное, надо бы его ещё углубить, но этому что-то мешает.

И тут естественным образом наконец-то снова всплывает вопрос о состоянии сознания, который на самом деле всегда является основным: что с ним происходит, когда мы кое-как сидим, стоим или лежим, — словом, с трудом пребываем в корявых и несовершенных пока формах асан, пытаясь расслабиться (о каком-либо движении вообще речи быть не может, в нём по определению можно частично расслабить только сознание, но не тело)? Видимо, чтобы углубить релаксацию, следует сосредоточить внимание на самом расслабляемом материале, то есть непосредственно на теле, но, странное дело, сутра говорит о сосредоточенности сознания на бесконечном — как это понимать?

Если мы перевели взор на что-то мелкое вблизи, что при этом происходит? Взгляд фокусируется в точку. Если мы перевели взгляд на горизонт, находящийся бесконечно далеко, что происходит со взором? Когда оси глаз располагаются параллельно, точка фокуса отодвигается в никуда. Следовательно, под сосредоточением на бесконечном подразумевается на самом деле рассредоточение внимания-сознания, его расфокусировка. Тогда возникает вопрос; как эти два состояния — сосредоточение и рассредоточение сознания — связаны с телом?

Если сознание сконцентрировано на чём-либо, то оно целиком занято только этим. Если оно полностью рассеянно, то по идее должно оставаться пустым, «ничтойным», поскольку ни на что не ориентировано. Но как можно сосредоточиться «ни на чём»? И каким образом мы вообще сосредотачиваемся на чём-либо? И что именно сосредотачиваем: внимание или сознание? И какая, собственно, между ними разница? С помощью чего мы управляем вниманием и сознанием, нацеливаем их на воспринимаемое? С помощью зрения? Но глаза можно закрыть, а процесс восприятия и осознания продолжится. Слуха? Но закрыть можно и уши, но сознание всё равно ощущает что-то.

Остаётся единственный возможный вывод: наше внимание есть не что иное, как оперативная часть сознания, которая поддаётся произвольному волевому управлению. При этом поле внимания при желании автоматически расширяется, сужается либо сохраняет сознание в границах, оптимально необходимых для выполнения какого-то отдельного действия или всей задачи в целом. Оно мобильно и динамично, всегда оставаясь плотно «пристегнутым» к органам зрения и слуха.

В состоянии бодрствования внимание постоянно находится в движении, произвольно меняя объём восприятия с помощью органов чувств, но мы всегда способны на какое-то время локализовать внимание и остановить его, при этом степень напряжённости сознания неминуемо возрастает. Как правило, этот процесс синхронизирован с движениями взора. Итак, цепочка: воля управляет слухом и зрением, последнее — полем внимания, и всё это является областью сознательного восприятия.

Вернёмся к асанам. Чтобы рассредоточить внимание, а значит, и сознание, мне нужно, согласно «Сутрам», перенести взор в бесконечность, но как глядеть в никуда? Считается, что в асанах, — если есть такая возможность и это не влияет на выполнение позы, — глаза вообще следует закрывать, потому что внешний мир на время практики йоги нас не интересует. В нём нет целей, на которые направлены наши действия, мы ничего не хотим от него. Закрыв глаза, мы тем самым как бы лишаем внимание внешней ориентированности, и теперь ничто не мешает осознавать его посредством своё тело и его форму, другими словами, ничто больше не препятствует восприятию одних только ощущений.

Если действовать в асанах именно таким образом, то мы вскоре заметим, что хотя внимание и удаётся кое-как свести к одному только телу, всё равно сильно проявляют себя два отвлекающих момента. Это различные посторонние мысли и какая-то зловредная «вертлявость» самого сознания, его постоянное, прямо-таки обезьянье, беспокойство, невозможность длительной и стабильной фиксации на чём-то одном, внешнем или внутреннем, тем более ни на чём вообще.

Поскольку работа в Хатха-йоге происходит только с собственным телом, и на это время окружающее перестаёт нас интересовать, то логичным выглядит требование, чтобы сознание «посвятило» себя именно телу и было лишено своего привычного текущего содержания — мыслей. Как их устранить? Есть общие правила, которые не позволяют внешним воздействиям (в виде связанных с окружающим мыслей и ассоциаций) просачиваться в сознание во время практики асан и портить нам обедню, они в общих чертах таковы: удерживать сознание только на теле, не выстраивать умозаключения в логические цепочки, не принимать решений.

Свами Сатьянанда утверждает, что ни в коем случае не следует бороться с мыслями и вступать с ними в схватку. Лучше сформулировать внутреннюю установку такого типа: «Ты, мысль, пока отойди, после окончания занятий я тебя додумаю». Необходимо настроиться так, чтобы мыслеобразы, имеющие внешнее происхождение, проплывали мимо, подобно облакам на небе, приходили и рассыпались, как волны прибоя, следует просто «глядеть» отрешённо внутренним взором, не «зацепляясь» за них вниманием, если, конечно, они проявляются в виде достаточно отчётливых «картинок». В том случае, когда вы не видите образов, и это будут, скажем, только ощущения, внутренний диалог либо мыслительный процесс, протекающий неизвестно как, надо просто направить внимание на тело и заниматься насущными проблемами практики асан: обеспечить процесс релаксации и учёт ощущений, а также — эффективную работу с ними.

Повторю ещё раз один из важнейших моментов: уровень релаксации тела, достигаемый посредством собственной воли, напрямую зависит от содержания сознания. Этот факт в процессе практики асан обнаруживается быстро, как и то, что чем более напряжено сознание, тем сильнее выражена в теле непроизвольная мышечная контрактура.

Если наше внимание, а значит, и сознание будут «заполнены» только внутренним «материалом» — восприятием тела и нюансов его состояния — посторонним мыслям, не связанным с тем что вы делаете в данный момент времени, неоткуда будет взяться. Они возникают, когда сознание отвлекается от того, что вы делаете с телом и от самого тела, и таким образом успеха достичь нельзя. Направленность сознания должна отвечать характеру осуществляемой задачи. Но стабильная и долгая фиксация внимания на собственном теле (как и на чём угодно ином) непривычна, у человека западной формации нет опыта такого рода, поэтому данный вопрос следует разобрать подробнее.

Итак, мы закрыли глаза и начинаем расслабляться, приняв доступную на сегодня форму какой-либо позы йоги. Как правило, на первом этане освоения незнакомой деятельности — практики асан — субъект будет сканировать тело направленным лучом восприятия, которым управляет воля, — это первая стадия осуществления мышечной релаксации в пока ещё привычном режиме работы сознания. По аналогии с представлениями Кастанеды назовём это условно «первым вниманием».

В начальной стадии привыкания к асанам традиционный «обход» фокусом внимания по телу приходится выполнять регулярно и многократно, поскольку релаксация — это поначалу не разовый акт, но непрерывный процесс. Когда ещё нет привычки к такому новому роду деятельности, мышцы незаметно и бессознательно почти сразу же «норовят» заново напрячься там, откуда внимание только что ушло. А если ещё при этом сознательными усилиями пытаться сделать позу «как на картинке», то это полная труба.

Самое поразительное, что пытаются практически все и достаточно долгое время. Дело в том, что теория (описание необходимых действий с телом и сознанием в асанах) на первый взгляд настолько проста и умозрительно понятна, что почти невозможно сразу и качественно воплотить её в необходимые действия, которые при этом весьма непривычны.

Отчасти это происходит из-за непрерывного столкновения попыток сделать предписываемое йогой с уже существующими двигательными стереотипами, а также с представлениями собственного сознания, инерция которого намного могущественнее, чем это может показаться вначале.

Что должно происходить дальше, когда мы более или менее адаптируемся к ежедневной практике асан? Очевидно, на следующем этапе освоения технологии необходимо полностью расфокусировать внимание, выполняя рекомендации Вьясы. Но возникает вопрос: до каких пределов? Конечно же, до границ самого тела. «Пятно» фокуса внутреннего луча внимания должно «расплыться» настолько, чтобы одновременно включать в себя весь телесный объём, внимание при этом как бы сцепляется с ним.

Тогда тело может восприниматься внутренним «зрением», как своеобразный экран, на котором «видны» проступившие в разных местах «пятна» ощущений или «узоры» напряжения. Затем, определённым образом отпуская всё тело сразу (более детально это разбирается в главе «Работа с ощущениями»), мы постепенно научимся достигать такого состояния, когда эти «пятна» посредством общей релаксации будут «стираться», а экран восприятия — приобретать однородность. И когда он станет на какое-то время (до появления ощущений, говорящих о том, что время выдержки асаны исчерпано) полностью пустым, это показывает наличие достаточно глубокой степени релаксации, — назовём такое состояние «вторым вниманием».

Когда объём этого внимания чётко охватит всё тело, и мы сумеем, не продуцируя дополнительный импульс нервного усилия, какое-то время сохранить такое положение вещей, внимание — а с ним и сознание — как бы диффузно растворятся в телесном объёме. Это состояние тексты определяют так: «Сознание тела стало телом сознания». Иными словами, объём восприятия расширился до пределов тела и больше не может в нём двигаться, так как их объёмы совпали. Иными словами, внимание и сознание на какое-то время стали статичными, прекратили движение, как и само тело в асане.

Причём такое устранение активности не усилило их напряжённости, как это обычно бывает, а напротив — посредством описанных выше манипуляций с телом понизило до минимально возможного уровня (если его превзойти, наступает засыпание или транс), но при этом самоосознаность полностью сохранена, и тогда наступает полный и несокрушимый покой.

Кстати, говоря о общей релаксации тела, никогда не следует забывать о лице, и в связи с этим мне хотелось бы вспомнить о едва заметной улыбке Будды, которая видна почти на всех его древних изваяниях, из какого бы материала они бы не были изготовлены. Интересен факт, что если при улыбке в лице человека задействованы только семнадцать мышц, то когда он хмурится — сорок три.

Итак, когда посредством полной релаксации устранено всякое движение тела, это и будет завершённой концентрацией внимания, именно такой, какой она должна быть в классическом варианте практики Хатха-йоги. Это в корне отличается от того, что пытаются реализовать в своих медитациях самопальные «специалисты», усиленно таращась на что-то внутри или снаружи.

Когда сознание «сцепилось» со всем телом, и внимание как бы исчезло (это стадия «второго внимания»), то никакие мысли внешней «природы» возникнуть уже не могут. Любая всплывшая мысль, любой образ, оттиск внешнего мира тут же нарушают ментальную однородность, и тело непроизвольно отвечает на это возникновением мгновенного «рисунка» напряжений, аналогичного уже испытанному человеком когда-то раньше.

Итак, в качестве промежуточного вывода можно отметить, что освобождённое от материала повседневности сознание может быть «получено» только в теле, обездвиженном посредством глубокой релаксации, и уже этот уровень психорегулировки для так называемой «динамической йоги» полностью недоступен.

Как возникновение подобного состояния сопровождается глубокой мышечной релаксацией, так и последняя, будучи достигнутой, автоматически вводит психосоматику в упомянутое состояние. И поскольку всё это взаимосвязано, то соответствующая процедура расслабления тела, будучи усвоенной и легко воспроизводимой, без проблем вызывает искомую «пустотность» сознания — молчание ума.

Дальнейшее же углубление этой фазы принадлежит уже самьяме и представляет собой «третье внимание», при достижении достаточной глубины которого, по меткой характеристике натхов, временно наступает состояние, которое может быть охарактеризовано так: «Йога — значит быть мёртвым, оставаясь живым» (конечно — лишь на время практики — В.Б.).

В практике йоги тела человек должен приобрести способность держать паузу, удерживать себя во времени и форме на грани того, что тело может, а сознание не представляет, отстранив себя от мира и себя от себя: «Нет памяти вокруг, и это — рай...» (Виталий Кальпиди).

Это пространство состояния пата (в нотной грамоте бекар — отказ) между возможным и желаемым, естественной стабильностью и способностью к необходимой, но неизвестной сознанию и телу трансформации. Организацию необходимых условий пребывания в этом «зазоре» можно определить как метод классической йоги. Сознание и бессознательное говорят на «разных языках», но понимание может быть передано сознанию изнутри в разных «формах» и проявлениях или вообще никак. Просто в результате контакта в сознании появится информация (понимание), которой ранее не было. Процесс понимания вовсе не обязательно должен быть осознан. Более того, Эриксон утверждал, что «...Можно закрепить коммуникацию с подсознательным гораздо проще, чем в случае, когда обе части личности используют одно средство — речь» («Стратегия психотерапии», с.252). Наиболее существенным является тот момент, что тот, кто воспринимает, должен быть лишён текущей настройки, конкретной ориентации, чтобы быть в готовности воспринять всё, что угодно. Чтобы настроиться на всё, надо стать ничем. В случае обратной коммуникации «встреча» между двумя частями психики происходит на поле сознания, и оно должно быть соответствующим образом подготовлено. С «экрана» сознания необходимо «стереть» следы всех модификаций предыдущей «настройки», если не обеспечить это — путаница неминуема, либо информация изнутри просто не пробьется сквозь обыденное состояние «экрана». Ментальная опустошённость, полное временное устранение привычной активности — а не только текущего обыденного содержания! — именуется в йоге расслаблением сознания. Место встречи, которое изменить нельзя, должно быть не сходкой, пёстрой толпой разнородного содержания, но разреженным и пустым пространством ожидания, не искажённым привычной динамикой. Все иные виды коммуникации необходимо прекратить.

Теперь попробуем взглянуть на процесс релаксации с иной точки зрения. Существует три возможных или наблюдаемых фазы движения тела в асанах которые, будучи исчерпанными, завершаются в покое и полной временной обездвиженности. Сначала мы принимаем грубые, приблизительные очертания после вхождения в позу, — это принятие начальной формы, первая фаза движения.

Затем либо одновременно начинается первый этап расслабления — движение луча внимания, с помощью которого мы последовательно и неоднократно «снимаем» мышечные зажимы, отслеживаемые сознанием. После того, как эта работа будет выполнена, наступает вторая фаза релаксации, тело начинает спонтанно «оседать» в форме (это и вторая фаза движения), оно медленно «вливается» в её возможную и предельную на сегодняшний день конфигурацию, а сознание при этом начинает терять чёткость и расплываться.

Затем, когда тело при таком состоянии внимания, расслабляясь, продолжает «течь» к объективному пределу формы, сознание «тормозится» ещё сильнее, и первое внимание переходит во второе. Как только сознание совпадает с объёмом тела и в нём растворяется — релаксация достигает максимально возможной глубины, но второй этап движения формы, её спонтанное «усовершенствование», некоторое время ещё продолжается по инерции, постепенно угасая. Когда эта стадия непроизвольной «текучести» и спонтанного движения исчерпана, остаётся один лишь минимальный тонус мышц и «пустое» сознание стабилизируется. Именно это является началом предельно возможной телесной неподвижности, которая нарушается только работой сердца, дыхания и внутренних органов, которая при обычном состоянии ума у человека в ощущениях не представлена.