Птичья башня "Страх – это смерть. Страх – это боль", – крутилось в голове. Тесный мирок сжимался вокруг воспаленного мозга. Иногда тьму разрезал луч серебристого света – и заставлял глаза вспыхивать от боли. А потом исчезал, и навалившаяся чернота давила отчаянием. Оставался лишь холод и тонкий острый свист. Хотелось навсегда оглохнуть, ослепнуть, не чувствовать ничего. Не страдать.
      В то время, когда Кронт грабил деревни, а Велена спала, Ральф Коэн, бормоча проклятия и жалобы, брел по вересковой пустоши. Он не осознавал, где находится, его разум был полностью направлен вовнутрь. Из глаз текли слезы, омывая серое от пыли лицо. Иногда он начинал скулить, как щенок – от безнадежности, боли и жалости к самому себе. Если бы Ральф мог все понять, он бы ненавидел и презирал себя за слабость, но он лишь знал, что умер и страшно страдает.
      Каменистая земля под его ногами сменилась песком. Идти стало труднее – при каждом шаге Ральф увязал по щиколотку. Сухие кусты с мелкими бело-розовыми цветками оплели склоны дюн, разливая в воздухе сладкий, приторный запах.
      Ральф брел, опустив голову. Когда он взошел на гребень последней дюны, холодный, пахнущий солью ветер ударил в лицо. На мгновение шорох моря прорвался сквозь бесконечный свист. Зрачки сжались, будто пытаясь рассмотреть реальность, но тут же снова растеклись на всю радужку, возвращая привычную темень.
      Полоска пляжа у самой воды была усеяна битыми ракушками, обрывками водорослей и отполированными морем кусочками древесины. Ральф едва плелся, порывы ветра развевали грязные волосы и драный плащ. Искусанные бледные губы кривились, не в силах выпустить отчаянный крик, эхом звучащий в мозгу.
      У кромки воды Ральф запнулся и упал на колени. Морская волна коснулась его и откатилась назад, оставив на одежде клочья сверкающей пены.
      От резкого свиста заложило уши. Ральф свалился ничком, зарывшись ладонями в мокрый песок. Стрела вонзилась рядом с ним, выбив брызги из нахлынувшей волны.
      Холодный наконечник прочертил царапину на предплечье. Ральф вздрогнул, вжался в песок. Его легкие втягивали соленую воду, частички почвы и мелкие водоросли.
      Стрелы падали темным дождем, взлохмачивая морскую пену и расцвечивая ее красным.
      "Нет, нет, пожалуйста, прекратите!" Ральф почти оглох от свиста. Мельтешение серебряных вспышек сводило с ума.
      "Скоро это все закончится… я умру… еще раз… по-настоящему…" С осознанием грядущей смерти пришло и холодное спокойствие. Ральф чувствовал, что соскальзывает куда-то, туда, где уже не будет стрел.
      "Бежишь. Как трус. Как всегда…" Ральф стиснул кулаки – мокрый песок просачивался между пальцев. "Нет, не правда. Я просто устал." Рывком он перевернулся на спину и широко раскрыл глаза, готовясь с улыбкой встретить последнюю стрелу, которая навсегда погасит его сознание.
      Мрак прорезала синяя трещина. Она все расширялась, и от ясного света, проникавшего из нее, ручьем текли слезы. Внезапно исчезла пелена перед глазами, и стих бесконечный свист стрел. Ральф увидел высокое небо и облака-барашки, а в следующий момент у него хлынула вода из носа и изо рта.
      Он долго откашливался, пытаясь очистить легкие от всей дряни. Ноздри оказались забиты песком и морскими растениями, в горле стоял комок, оказавшийся небольшой улиткой. Ральфа передернуло от отвращения, когда он выплюнул ее.
      Волны набегали одна за другой, смывая грязь и освежая тело. По пляжу разгуливали белые чайки, неприветливо косясь на человека, будто он мог отобрать пойманную рыбу.
      Ральф понемногу пришел в себя и огляделся. Берег выглядел абсолютно пустынным и заброшенным. Вдалеке смутно серела лента ручейка среди желтого песка – очень кстати, напившись, пусть и не по своей воле, соленой воды, Ральф испытывал сильную жажду.
      Он поднялся, пригладил ладонью мокрые волосы, одернул одежду и неторопливо побрел к ручейку. Сейчас больше всего хотелось попить воды и заснуть крепким сном без сновидений.
      Ручей оказался дальше, нежели казалось, и Ральф окончательно выбился из сил, пока дошел. Он свалился на берегу и стал пить длинными глотками. Еще никогда вода не казалась ему столь вкусной.
      Его разбудило хлопанье птичьих крыльев. Ральф приоткрыл глаза и с удивлением увидел сидящего рядом белого голубя.
      – Гур.
      Птица внимательно наблюдала за человеком, но ничуть не пугалась. Ральф сел, зевая. Он отлично выспался, несмотря на то, что лежал на песке.
      – Гур!
      – Ну что тебе?
      Присмотревшись к голубю, Ральф увидел, что тот явно не дикий. Оперение было слишком белым, а крылья и хвост – слишком длинными. "Почтовый. Кому же он тут письма носит?" Голубь взлетел – как-то неторопливо, почти лениво. Он пролетел над ручьем, едва не задев крыльями воду, и сел на противоположном берегу. Ральф пошел следом за птицей, приостановившись, чтобы попить. Сейчас ему нужно было добраться до людей – по крайней мере, можно будет раздобыть еды и новую одежду.
      Голубь подождал, пока Ральф подойдет ближе, и снова поднялся в воздух. Он летел низко над землей, иногда делая круг и пролетая над головой человека.
      – Гур? – что-то спрашивал он на своем птичьем языке.
      – Давай-давай, веди меня к хозяину, "гур", – с улыбкой кричал Ральф.
      Миновав пляж, они поднялись в дюны, а потом оказались среди зеленых холмов.
      Голубь летел над узкой, заросшей полевыми травами тропкой. Ральф едва поспевал за ним, но все же не забывал оглядываться по сторонам. Он заметил, что они все время движутся вдоль моря, постоянно слыша неумолчный шум волн слева. Видел он и странности местной растительности – высохшие на корню стебли перемежались с нежно-зелеными ростками и цветущими растениями. Круглый диск луны над головой внушал необъяснимую тревогу, всякий раз глядя на него, Ральф вспоминал черно-серебряный тупик и свист стрел.
      Голубь вдруг заклекотал и взмыл вверх, подхваченный воздушным потоком. Будто внезапно оборвалась невидимая нить, привязывавшая птицу к земле.
      Ральф в некотором замешательстве смотрел, как его проводник окунается в синее небо, отливающее перламутром в свете луны. На миг он почувствовал себя покинутым.
      "Это всего лишь глупая птица. Пусть себе летит." Ральф продолжил шагать по тропинке. Она становилась все более широкой и менее заросшей, а скоро на горизонте показалась высокая башня. Ральф остановился. Он бы предпочел сначала разведать, взглянуть издалека на поселение и людей, но подобраться к башне незамеченным было невозможно.
      "А у меня и оружия-то нет… хотя…" Ральф стал ощупывать голенища сапог и с радостью и удивлением обнаружил нож. "Молодец, Кронт, подговорил меня его спрятать. Интересно, где он? И Велена?" В первый раз он вспомнил о попутчиках.
      Все, случившееся в долине, казалось таким далеким, будто было сном или происходило с кем-то другим. Даже о предательстве Вернона вспоминалось равнодушно.
      Спрятав нож в рукаве – так, чтобы его легко можно было выхватить – Ральф пошел к башне.
      Скоро стало понятно, что перед ним еще один образец авенданской архитектуры.
      Темный камень, четкие линии, резкие очертания, так отличавшиеся от вычурных и порой громоздких строений севера Империи. Но все же эта башня не внушала такого трепета, как башня Форпоста когда-то. Множество белых голубей вились вокруг ее шпиля, залетали в окна-бойницы. Людей поблизости видно не было, три хижины из обмазанного глиной тростника выглядели совсем заброшенными. На площадке перед башней, вымощенной гладкими, выброшенными морем камнями, громоздились груды мусора – трухлявые доски, клочки гнилой парусины и рваные сети.
      Вход в башню когда-то преграждала добротная, окованная железом дверь. Сейчас она, сорванная с петель, валялась неподалеку. Из темного проема тянуло влажным холодом. Ральф вошел внутрь, и его сразу же окатило запахом плесени и птичьих экскрементов.
      – Эй! Эй! – позвал он.
      Башня загудела, крик, многократно отразившись от сырых стен, превратился в неразборчивый вой. Наверху бешено захлопали крыльями голуби.
      – Че орешь-то?
      Грубый голос, доносящийся откуда-то снизу, заставил Ральфа вздрогнуть. Ему почудился свист – такой знакомый, отчаянно тонкий. Мгновенно нахлынула тошнота.
      – О, да ты, что ль, дрался?
      Кто-то ухватил его за полу рваной куртки и поднес масляную лампу к лицу, чуть не опалив брови.
      – Ну и рожа у тебя, – собеседник хохотнул, обдав Ральфа ароматом жаркого с луковой подливой.
      – Убери проклятую лампу! И вообще, ты кто?
      – Я Марракс.
      Собеседник убрал лампу, и Ральф, которого уже не слепило пламя, увидел смуглого бородатого человека с настороженным и недружелюбным выражением на обветренном лице.
      – Меня зовут Ральф Коэн, – он заставил Марракса отпустить его одежду. – Я сюда следом за голубем пришел.
      – Да?
      – Что это за место? Здесь еще кто-нибудь кроме тебя живет?
      Марракс зло усмехнулся:
      – Попробовал бы этот кто-нибудь сюда сунуться, я б ему мигом уши поотрывал…
      Старый маяк это – что, не видишь?
      – Поблизости есть гавань? – Ральф сделал вид, будто не понял угрозы Марракса.
      – Неа. И кораблей, сколько я тут живу, ни разу не проплывало. А за каким дерьмом ты сюда приперся, а?
      – Я просто искал… кого-нибудь. Ты же сам видишь, одежды нормальной нет, одни лохмотья. Когда ел последний раз – вообще не помню.
      – Да что ты говоришь? Бедняжечка!
      Марракс схватил его за плечо и отбросил к стенке. Ральф свалился на какие-то мешки, и сразу же проворно вскочил на ноги. Он достал нож, но держал его за спиной, так, что противник не мог видеть оружия. Марракс спокойно поставил лампу на пол.
      – Сейчас я тебе пооборву… кое-что лишнее, – пообещал он. – И, пожалуй, не только уши…
      Ральф спокойно ожидал, пока противник кинется на него. Уйдя от прямого удара, он прижался к стене. Марракс неожиданно почувствовал холодное лезвие у шеи.
      – Успокойся… обрыватель ушей и всего лишнего, – Ральф чувствовал небывалый прилив сил. – Может, теперь мне что-нибудь ненужное от тебя отрезать?
      В ответ его противник прорычал ругательство.
      – Если я уберу нож, ты ведь не будешь рыпаться? Мне от тебя ничего не нужно, только немного еды и, возможно, чего-нибудь из одежды. Ну? Будешь спокойным?
      – Лады…
      Ральф осторожно убрал нож. Марракс коротко вскрикнул и, размахнувшись, ударил кулаком в лицо. Оба одновременно взвыли от боли. Ральф, корчась, сполз вниз по стенке, а его противник внезапно побледнел и упал на колени, прижимая руку к груди.
      Когда боль стала не такой острой, Ральф подобрал оброненный нож и повернулся к Марраксу, ожидая нападения. Но житель маяка раскачивался, втягивая воздух сквозь зубы.
      – Что с тобой? – Ральф осторожно обошел противника.
      – Рука… Ублюдок, я из-за тебя руку сломал…
      Ральф вспомнил, что в момент удара он стоял у самой стены, касаясь затылком каменной кладки. Марракс, ударив его, ударил в камень.
      – Надо же быть таким идиотом! – жестоко сказал он.
      Лампа на полу освещала узкий квадрат люка, откуда, видимо, и появился Марракс.
      Ральф приподнял крышку и заглянул вниз. Грубо сколоченная лестница вела в комнату, где – наконец – пахло не сыростью, а человеческим жильем. Держа лампу в левой руке, Ральф осторожно спустился. Свежая солома устилала каменный пол, в углу было устроено ложе из медвежьих и кабаньих шкур, на столе у погасшего очага стояло множество бутылок, горшков и мисок. Ральф стал вытаскивать пробки и пробовать содержимое. Отодвинув в сторону емкости с водой и кислым вином, он взял бутылку самогона и полез назад.
      – Эй! Марракс! Ты живой еще?
      – Да, чтоб тебя… – житель маяка немного пришел в себя и теперь сидел на куче мешков.
      – На, выпей. Полегчает.
      Марракс сначала поднес горлышко бутылки к носу, с подозрением понюхал. Потом его губы сложились в некое подобие улыбки.
      – Спасибо.
      Ральф присел рядом на мешки и смотрел, как Марракс глотает самогон. "Интересно, как там Хэнк", – вдруг подумал он. "Ведь мы могли бы остаться в его таверне, пить самогон, играть в карты…" – Так ты, говоришь, Ральф Коэн? – Марракс поставил пустую бутылку на пол. – Из клана, да? Аристократ?
      – Да. Только не думаю, что здесь это имеет значение.
      – Правильно думаешь.
      Марракс встал, пошатываясь, подошел к люку. Ральф ожидал, что тот свалится вниз, не удержавшись на лестнице, но житель маяка привычно слез в комнату.
      – Иди, дам поесть, – крикнул он.
      Ральфу пришлось самому развести огонь и поджарить кусок мяса. Марракс соорудил себе повязку, разорвав старую рубашку.
      – Оно должно быстро зажить. Здесь так всегда…
      – Как?
      – А ты что, недавно попал? Я так уже и счет годам потерял. Когда-то я на корабле плавал, сначала на торговом шлюпе, потом сильно проигрался в портовом кабаке.
      Пришлось к контрабандистам примкнуть, чтоб долги отдать. А однажды нас нанял один высокородный. Мы должны были судно по его приказу потопить. Ну и пошло-поехало.
      За один рейд он столько платил, что за месяц не могли прокутить. В конце-концов, нас, конечно, повязали, судили и отправили сюда. Заказчик пообещал добиться для нас изгнания, если мы не выдадим его. Добился, ублюдок. Лучше б я на виселице сдох… Болтаешься тут, не живой, не мертвый.
      – Умереть-то всегда можно. Я вот накануне думал, что все, во второй раз помираю.
      Марракс покачал головой:
      – По-настоящему здесь умереть нельзя. Можно сойти с ума и стать частью проклятой долины. А если подохнешь… скажем, если какой ловкач отрубит тебе башку, то очнешься потом где-нибудь в глуши целенький. Только с таким ощущением, будто тебя наизнанку вывернули. Я как-то сам себе вены перерезал – интересно было.
      Идиот…
      Пользуясь разговорчивостью Марракса, которую, скорее всего, вызвал крепкий самогон, Ральф быстро спросил:
      – А другие люди? Ты видел кого-нибудь?
      – Само собой. Ко мне часто меченые приходят, выпить, в картишки перекинуться. И я к ним, бывает, хожу, – Марракс подмигнул, – среди них и девочки хорошенькие есть…
      – И кем же они меченые?
      – Долиной, ясно.
      Марракс уставился на него, будто пытался разглядеть некий знак на коже.
      – На мне меток нет, – резко сказал Ральф.
      – Если и есть, то не разглядишь под твоими лохмотьями и грязью. Но, мне кажется, ты еще и кровью уляпан.
      Ральф вспомнил стрелы, ощутил прикосновения наконечников, обжигавшие болью.
      – Ерунда, поцарапался просто.
      Марракс пожал плечами.
      – Да, тебе, пожалуй, нужно к людям, – задумчиво проговорил он. – Вот завтра я тебя и отведу к меченым. Они новичков хорошо привечают. А, кстати, ты как оружием владеешь?
      – Любой мужчина из клана умеет управляться с мечом, – холодно ответил Ральф.
      – Это хорошо. Я-то испужался, что за эти годы кланы поизмельчали, старики разжирели, а молодежь только и умеет подножки ставить да ножиком ковыряться… – ухмыльнулся Марракс.
      – Не каждый враг достоин меча, – резко сказал Ральф. – Иного только и годится ножом зарезать, как свинью.
      – Ладно, не вскидывайся. Я ведь пошутил, – дружелюбно сказал Марракс.
      – Я тоже, – Ральф сжал под столом рукоять ножа, который послушно скользнул ему в ладонь из рукава.
      – До вечера еще далеко. Может, в картишки сыграем? Или ваше благородие брезгует?
      Ральф незаметно спрятал нож.
      – Раздавай. Только на кон мне поставить нечего.
      – Ничего, мы на щелбаны сыграем, как в детстве! – Марракс захохотал. – Хотя, нет, лучше не надо. У тебя и так полхари синяя от моего кулака.
      Ральф хмуро улыбнулся, радуясь, что в комнатенке нет зеркала. Лицевые мыщцы онемели, и он не чувствовал боли, но подозревал, что выглядит весьма неприглядно.
      Марракс тасовал карты. Было слышно, как наверху перепархивают голуби, а их утробное воркование, искаженное эхом, казалось песней на диковинном забытом языке.
 

 
      Особое зелье В очаге потрескивало пламя, теплые отблески немного оживляли измученное лицо Велены. Кронт осторожно отер рукой в перчатке пот со лба девушки.
      – Она скоро исчезнет, растворится, да? – глухо спросил он.
      – Не знаю, – ответила ведьма. – Ее удерживает оберег. Не я его дала, не мне и отнимать, но это из-за него бедняжка застряла между судьбами…
      Кронт отогнул шкуру, которая закрывала девушку, и увидел, что опал на шнурке переливается желтым и красным, ни на миг не оставаясь постоянным – как огонь.
      – Амулет Тарры… Должно быть, старая тварь знала, чем все закончится.
      – Ты знаком с хранительницей Форпоста?
      – Да.
      – И эта девушка оттуда?
      – Да. Ее зовут Велена.
      Ведьма теребила агатовые и костяные браслеты на запястьях.
      – Ты можешь что-нибудь сделать? – спросил Кронт. – Как-то ей помочь?
      – Я сделала все, что могла.
      Она указала рукой на пучок трав, подвешенных над ложем девушки, и на натертую маслом глиняную статуэтку кота в изголовье.
      – Мои амулеты почти ей не помогли…
      – Я вижу, – грубо сказал Кронт. – А напитки, зелья какие-нибудь?
      Ведьма покачала головой:
      – Я готовлю лишь простые отвары и мази. Мы с сестрой пошли по разным путям – она выбрала знание трав, я – заговоры.
      Кронт снова начинал злиться:
      – Ну, и где же сейчас твоя сестра?
      – Тебе это лучше знать…
      – Мне?
      – Ты ведь знаком с Гердис, да? Должно быть, она еще живет в домике у ручья, расставляет ловушки и готовит яды. Совсем одна… бедняжка Гердис, – в голосе ведьмы не было жалости, скорее, мрачное торжество.
      Кронт, у которого кружилась голова от духоты и выпитого за день, сел на вязанку хвороста у очага – стульев в доме ведьмы не наблюдалось.
      – Так что ты собираешься делать с Веленой? – спросил он.
      – Генерал хочет, чтобы я послала ей зов… И если она услышит, заставить ее изменить кое-что в лагере меченых. Наслать туман, воду и насекомых. Теперь твоя Велена – оружие Орма, – старуха невесело усмехнулась. – И даже если б я могла разбудить ее, генерал не позволил бы. Сейчас она обладает огромными возможностями.
      – Велена хочет проснуться. Я думаю, зависнуть между мирами довольно паршиво.
      – Ты не представляешь насколько паршиво, – хмыкнула ведьма.
      Она, кряхтя, прошла в дальний угол комнаты, достала большой закопченный котел и вернулась с ним к очагу. Раздула угасающее пламя, подбросила дров.
      – Время похлебку варить, – объяснила она. – Давай, у порога ведро с водой, притащи сюда.
      Кронт послушно принес ведро, правда, расплескав немало воды на обшарпанные половицы. Проклиная его нерасторопность, старуха занялась стряпней. Пучки сухих трав, обгрызенные – возможно, даже собакой – кости, сухие рыбьи плавники, корки – все отправлялось в булькающее варево. Кронт, почувствовав спазм в горле, поспешил отойти подальше и сел на шкуру возле Велены.
      Рой серых мотыльков вился над головой девушки. Кронт бездумно смотрел на них, он чувствовал себя очень усталым и подавленным. Собственное безумие, недомолвки и угрозы Вернона, жуткая судьба Лиет – все это отнюдь не внушало оптимизма. А теперь ко всем проблемам прибавились недоступные склады Ормвара и Велена, спящая поистине мертвым сном. Кронт потер виски, прикосновение грубой замши заставило его поморщиться. Проклятые осколки. Ему вдруг невыносимо захотелось ощутить кожей ладони тепло или холод, фактуру, влажность. Теперь его пальцы были почти нечувствительны, и мысль об этом привела Кронта в ярость.
      Он содрал с рук перчатки и сжал кулаки – так сильно, как только смог. На пол и на грязные шкуры закапала кровь. Суетящаяся у очага старуха этого не заметила – а если и заметила, то не подала виду.
      Хотелось выть. Кронт думал о том, что теперь его ладони могут ощущать одну только боль, и то, если хорошенько вонзить в плоть осколки вернонова зеркала – в свою плоть, или в чужую. Он вспоминал, как когда-то этими руками держал удобно-тяжелую рукоять меча, гладил жаркие от страсти тела женщин, зачерпывал холодную родниковую воду знойным днем…
      Он повалился рядом с Веленой, прижав к груди искалеченные руки. "Будь ты проклят, Вернон! Будь проклят!" Благоразумие заставило его произносить все ругательства лишь мысленно, хотя Кронту хотелось кричать во все горло, призывая кары на голову барона. Он вздрагивал, пытаясь удержать злость, но она лишь становилась сильнее.
      – Ты… любишь ее? – голос ведьмы показался неожиданно теплым и сочувствующим. – Так?
      Кронт поднял голову, глядя на старуху сквозь упавшие на лицо спутанные волосы.
      Он не понимал, о чем она говорит:
      – Что?
      – Я ведь вижу… Ты и эта бедняжка Велена… Она могла привести сюда только близкого ей человека. И я вижу, как ты страдаешь…
      Кронт уткнулся лицом в шкуры, чтобы удержать рвущийся наружу полуистерический смех.
      – Когда-то и я любила, – ведьма заговорила более нежно и мелодично, будто воспоминание о давнишней любви вернуло ей молодость. – Глупый Нит… Как такой чудик смог выжить в долине – и посейчас не пойму. Мы с Гердис жили недалеко от кабака Хэнка. Я пошла туда однажды, обменять травы и козью шерсть на новенькие ножи и топор. А Нит как раз в драку с каким-то картежником ввязался. Вот мне и пришлось заговорить рану у него на боку. В благодарность он предложил меня проводить до дому. Так все и началось. Я была счастлива, как никогда в жизни…
      Ведьма замолкла.
      – Что толку от любви, если она никому не может помочь, – мрачно проговорил Кронт.
      – Велена от моих ласк не проснется, да и твой Нит кончил плохо…
      – Ты действительно хочешь ей помочь? – старуха внимательно смотрела на него.
      – Да! – Кронт раздраженно хмыкнул. – Хочешь сказать, что все-таки есть способ?
      – Ты ее действительно любишь?
      Кронт едва сдержался, чтобы не выругаться в ответ. Он склонился над девушкой и медленно поцеловал ее в губы – холодные и бесчувственные, как у статуи.
      – Хорошо, – голос ведьмы опять стал хриплым, старческим. – Я не могу ничего для нее сделать. Но Гердис, пожалуй, может. И я могу тебя к ней провести.
      Кронт вскочил:
      – Так я могу вернуться в долину?
      – Почти любой из нас может. Но только я могу устроить проход в нужное место и удерживать его, пока ты не вернешься. Как вы расстались с Гердис? Врагами?
      – Не сказал бы. Хотя и не друзьями, пожалуй…
      Ведьма расхохоталась – правда, ее смех был больше похож на скрип старой двери с несмазанными петлями:
      – Гердис придушила б любого, кто бы заикнулся о дружбе. Она считает это слишком глупым и непрактичным… Как, впрочем, и любовь. Не вздумай сказать ей о Велене.
      В лучшем случае она плюнет и скажет, чтоб не приставал с пустяками. В худшем – подсунет яд вместо нужного тебе зелья. Ври ей. И не говори обо мне… хотя, нет.
      Тебе все равно придется…
      Она кинулась к старому покосившемуся шкафу, резко распахнула дверцы и принялась рыться в хранившейся на полках рухляди. Скоро лихорадочные поиски увенчались успехом. Ведьма вернулась к Кронту и протянула ему старое серебряное кольцо.
      – Возьми. Скажешь, что у меня отобрал. За это кольцо она сготовит тебе любое зелье.
      Кронт взял подарок старухи окровавленными пальцами. Серебро потускнело, а покрывавшая его гравировка местами стерлась – видимо, когда-то его часто носили.
      – Спасибо… как тебя зовут?
      – Ринда. Хотя так меня называли только мама и Нит. Для ребят из хэнкова кабака я была "эй, шлюшка", а сейчас солдаты Орма кличут меня просто старухой.
      – А Гердис?
      – Она звала меня Бормотуньей. Из-за того, что я умела заговаривать.
      Глаза ведьмы снова стали задумчивыми, и Кронт понял, что сейчас его ждет еще одна долгая история про юность Ринды.
      – Большое спасибо тебе, – быстро сказал он. – Так ты можешь сделать этот проход сейчас?
      – Хорошо… не забудь кольцо.
      Он ожидал, что старуха достанет амулеты и станет чертить на полу сложные фигуры, но она лишь сложила ладони горстью и что-то зашептала. Монотонный речитатив едва не усыпил Кронта, чья голова была все еще тяжелой от выпитого днем вина. Наконец, ведьма замолкла и сделала странный жест – будто плеснула из пустых ладоней на стену дома. Старые доски затрещали, но на вид остались такими же. Лишь тщательно присмотревшись Кронт заметил, что изображение чуть неправильное, словно сдвинутое. Он вдруг почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.
      – Что пялишься? – ведьма рванула его за рукав, заставив отвести взгляд. – Облевать мне тут все хочешь? Закрой глаза и иди!