Несчастная Элиза! Даже и на таком расстоянии, отдаленный от нее всем пространством, которое занимал город, Монтгомери сердцем, казалось, ощущал трепетное биение ее сердца. Он знал, что она в страшной опасности, и мы уже не в силах были дольше удержать его. Он должен был, он страстно желал освободить ее.
      Пусть читатель попытается представить себе ужас и отчаяние молодой девушки, которая, доверчиво отозвавшись на приглашение человека, которого считала другом своего отца, придя к нему, оказалась лицом к лицу с Грипом Кэртисом, чья беззастенчивая грубость была ей уже известна по последней их встрече в Бостоне. И здесь, снова так же грубо, Грип Кэртис объявил ей, что она рабыня - рабыня Джильмора, которому он, Грип Кэртис, ее продал и собственностью которого она, по его словам, являлась в силу завещания ее отца - брата этого гнусного Грипа.
      - Да, да, дорогая моя, - произнес старый развратник мистер Джильмор, беззастенчиво взяв ее за подбородок и сопровождая этот жест многозначительным подмигиванием, -тебе необходимо хорошенько отдать себе отчет в твоем положении. Чтобы тебе все было ясно, послушай-ка, что по этому поводу говорится в законах Луизианы. Вот это, - добавил он, беря с полки какую-то книгу, - это "Кодекс законов о неграх", действующий в Луизиане. И вот что здесь сказано: "Ввиду того, что положение раба (или рабыни, понимаешь, милая?) - чисто пассивное, он обязан…" Он, значит и она,милая моя, - пояснил Джильмор, - "он обязан повиноваться своему хозяину, а также и всем членам его семейства, без всяких при этом возражений или ограничений. Он - или она - обязан всемерно проявлять почтительность по отношению к хозяину и семье хозяина, и он - или она, - как следует из вышесказанного, - обязан подчиняться любому требованию хозяина или кого-либо из членов его семьи". Гражданский закон, - добавил ученый юрист, - стоит на той же точке зрения.
      И взяв с полки другую, еще более толстую, книгу, он прочел вслух следующие строки:
      "Раб - тот, кем владеет хозяин. Последний имеет право продать его, распоряжаться им лично, его трудом или использовать ремесло, которым раб владеет. Раб не может что-либо делать, что-либо приобретать или предпринимать иначе, как в пользу хозяина". Так, дружочек ты мой, гласит закон Луизианы, на основании которого ты - моя рабыня. Надеюсь, что ты поймешь необходимость примириться с обстоятельствами и подчинишься моим желаниям. Все мы, - закончил он гнусавым голосом, с благочестивым видом возведя взор к потолку, - все мы должны подчиняться воле провидения и законам нашей страны.
      Немало девушек, оказавшись в положении Элизы, разразились бы громкими криками или упали бы в обморок. Есть и такие, которые в подобную минуту лишились бы рассудка от ужаса. Элиза не вскрикнула, не упала в обморок. Она твердо заявила, что никогда и ни при каких обстоятельствах не признает за кем-либо право превратить ее в рабыню.
      Запертая на ночь в какую-то кладовушку на чердаке в доме Джильмора, Элиза на следующее утро добилась от маленькой девочки-негритянки, принесшей ей кусок хлеба, чтобы та как-нибудь передала Касси ту самую записочку, о которой уже упоминалось выше. Мистер Джильмор, в надежде заставить девушку подчиниться, приказал посадить ее на хлеб и на воду. Судя о других по себе, негодяй рассчитывал, что голод окажется лучшим способом принудить ее к повиновению.
      Элизе, попавшей в лапы этих волков в овечьей шкуре, оставалось только молить бога о помощи. В полусне ей казалось, что временами перед ней из тумана выступают лица Монтгомери и покойного отца, и ей чудилось, что отец старается успокоить ее, а Монтгомери с распростертыми объятиями спешит к ней на помощь.
      Прошло два дня. Мистер Джильмор не показывался. Никто не имел доступа к ней, кроме все той же маленькой негритянки, раз в день приносившей ломоть хлеба и кружку с водой. Делая вид, что она - как ей, вероятно, было приказано - избегает всякого общения с заключенной, маленькая негритянка ухитрилась сунуть Элизе записочку от Касси, принесенную Кольтером. В этой записке мы сообщали Элизе, что около дома неусыпно дежурят ее друзья, советовали ей при первой возможности бежать и указывали, где она найдет надежное убежище.
      На третий день под вечер, почти в тот самый час, когда Монтгомери и я выходили из дома, чтобы попытаться освободить бедную узницу, мистер Джильмор, проглотив предварительно для храбрости изрядное количество вина, отпер дверь и вошел в каморку, где была заперта Элиза.
      Услышав его шаги на лестнице, Элиза успела укрыться позади столика, составлявшего вместе со стулом и старым брошенным на пол матрацем всю меблировку этой жалкой комнаты.
      Джильмор шагнул к девушке, но она повелительно крикнула ему, чтобы он остановился, в то же время выхватив маленький кинжальчик, который Монтгомери перед ее отъездом из Нью-Йорка подарил ей вместе с золотой цепочкой. Прощаясь с ней, Монтгомери надел ей на шею эту цепочку, шутливо заметив при этом, что, пускаясь в такой длинный путь, нужно иметь при себе оружие для самозащиты. Отправляясь к мистеру Джильмору, Элиза совершенно случайно надела эту цепочку с висевшим на ней маленьким кинжалом.
 
 
      При виде этой изящной игрушки Джильмор рассмеялся. Все же он остановился и, пододвинув к себе единственный находившийся в комнате стул, уселся на него и принялся читать нудную проповедь полуюридического, полуцерковного содержания на тему о том, какое безумство оказывать сопротивление законной власти, и об обязанности человека подчиняться господним велениям. Даже и Томас Литтльбоди, эсквайр и знаменитый бостонский адвокат, или преподобный доктор богословских наук Дьюи собственной персоной не могли бы проявить более блестящего красноречия.
      Мистер Джильмор счел нужным довести до сведения Элизы, что сопротивление с ее стороны столь же греховно, сколь и бесполезно, принимая во внимание то, что ей неоткуда ждать помощи. Касси, по его словам, была накануне продана, а прибывший сегодня вечером из Нью-Йорка Монтгомери находится уже в руках мистера Агриппы Кэртиса; достойным образом покарав юношу за дерзость, мистер Агриппа Кэртис намеревается отправить его работать на одну из плантаций на Красной реке. Ей, следовательно, на него рассчитывать нечего: Монтгомери для нее больше не существует.
      Услышав такую страшную весть и не имея возможности проверить ее достоверность, Элиза побледнела. Она была глубоко взволнована: ее страшила не столько собственная судьба, сколько тяжелая участь, грозившая ее возлюбленному. Она выронила из рук кинжал, но в это время дверь, которую Джильмор оставил незапертой, распахнулась, и на пороге появился Монтгомери.
      Подходя к дому Джильмора, мы застали у входа верного Кольтера, который неусыпно следил за всем происходившим внутри. От рабов, обслуживающих дом, ему удалось узнать точное расположение комнат, где была заключена Элиза.
      Сославшись на неотложное дело, о котором нам будто бы необходимо посоветоваться с мистером Джильмором, мы все трое добились возможности проникнуть в дом.
      Кольтер и я остались внизу, чтобы обеспечить затем беспрепятственный выход из дома, а Монтгомери, с давних лет знакомый с расположением комнат, поспешно взбежал по лестнице и направился к каморке, где была заключена Элиза.
      Неслышно подкравшись к двери, Монтгомери широко распахнул ее. Джильмор, сидевший спиной к двери и с напряженным вниманием следивший за тем, какое впечатление его лживое сообщение, умело связанное с церковно-юридической проповедью, производит на заключенную, не заметил вошедшего.
      Увидев Монтгомери, Элиза вскрикнула. Джильмор поспешно обернулся, но в то же мгновение чья-то сильная рука схватила его за горло. Монтгомери с размаху швырнул его головой вперед в угол комнаты, где лежал матрац, опрокинул на него стол и, схватив Элизу за руку, с быстротой молнии спустился с ней по лестнице и выбежал на улицу.
      Мы с Кольтером следовали за ними, образуя арьергард. Все события развернулись с неимоверной быстротой, без малейшего шума и суматохи.
      Полчаса спустя вся наша счастливая семья - Касси, Монтгомери, Элиза и я - была в сборе. Нужно было разрешить еще один немаловажный вопрос - как выбраться из Нового Орлеана. Ведь нигде - ни здесь, ни в какой-либо другой части этих самых Соединенных Штатов Америки, громогласно называющих себя "свободными" и находящихся в полной власти неприкрытого деспотизма, не видно было над волнами и следа оливковой ветки, за которую мы могли бы ухватиться, не было и дюйма земли, на которую мы могли бы ступить уверенно.

      На следующий день мы, благодаря заботам Кольтера, проявлявшего до последней минуты неослабную энергию и преданность, сели на пароход, который, направляясь вверх по реке, без дальнейших приключений довез нас до Питтсбурга. Оттуда мы, перевалив через горный хребет, добрались до Балтиморы и, проскакав на почтовых до Нью-Йорка, сели на пассажирский пароход, державший курс на Ливерпуль. Ни днем, ни ночью не чувствовали мы себя в безопасности, пока не услышали рокота синих волн океана, ударявшихся о борт корабля. Но даже и здесь не ощущали мы полного покоя, пока над нами реял полосатый американский флаг.
      Лишь тогда, когда корабль бросил якорь в великобританской гавани, мы поняли, что спасены…
      Перед отъездом из Нового Орлеана Элиза оставила Кольтеру доверенность и копию с завещания мистера Джемса Кэртиса. Эти документы давали возможность Кольтеру предъявить иск к Грипу Кэртису и восстановить Элизу в правах наследства. Одновременно с этим мы заключили с Кольтером соглашение, предоставлявшее ему в собственность половину всего имущества, которое ему удастся отвоевать.
      В лице Джильмора Кольтер встретил опасного и ловкого противника, но и сам он действовал с энергией и настойчивостью страстного игрока. Чтобы легче разобраться во всех тонкостях дела, он занялся изучением права и вскоре завоевал себе в судебных органах репутацию человека редкой прозорливости и ловкости. Он преследовал Джильмора всюду, разрушая его самые тонкие сети и юридические козни. Он не давал этому мерзавцу передышки. Мы посылали ему время от времени небольшие суммы денег, и по прошествии пяти лет Кольтер добился восстановления Элизы в правах и добросовестно переправил ей половину оставленного ей наследства. Половину, доставшуюся Кольтеру по договору с нами, он честно заработал.
      Кольтер до сих пор с большим успехом продолжает выступать в Новом Орлеане в качестве адвоката, и однажды был даже поднят вопрос о выдвижении его кандидатуры в конгресс. Его убеждения, однако, были сочтены недостаточно "южными", и кандидатура его отпала.
      Закончилось, наконец, после трех- или четырехлетней судебной волокиты и дело, возбужденное мистером Грипом Кэртисом против Монтгомери за оскорбление действием, нанесенное моим сыном "почтенному" бостонскому негоцианту.
      Мистер Грип Кэртис поручил защиту своих интересов трем лучшим бостонским адвокатам. Один из них в своей заключительной речи со страстной энергией стремился даже доказать, что если неслыханная дерзость "цветного" по отношению к такому почтенному бостонскому гражданину, как мистер Агриппа Кэртис, не будет примерно наказана и с этого цветного не будет взыскана огромная сумма за нанесенный им "ущерб", такая снисходительность повлечет за собой потрясение основ и распад Союза Соединенных Штатов. Напрасно, однако, эти красноречивые господа так щедро в своих речах сыпали громы и молнии, перемежая их изысканнейшими цветами риторики, - Монтгомери, к их великому разочарованию, был приговорен лишь к возмещению "убытков" в размере двадцати пяти центов. Он распорядился внести эту незначительную сумму поверенному мистера Кэртиса.
      На счастье Монтгомери, в числе присяжных на этот раз были главным образом "маленькие люди", по большей части ремесленники. Только один из присяжных был торговец-оптовик, но и тот не был связан делами с Югом.
      Что касается господ Кэртиса и Джильмора, то мы можем сообщить, что их постигла участь, обычная для тех, кто в погоне за наживой готов продать душу дьяволу.
      Мистер Грип Кэртис поселился в Новом Орлеане, затеял там обширные деловые операции, прослыл даже миллионером, затем, неожиданно для всех, обанкротился, потянув за собой мистера Джильмора и ряд своих бостонских друзей, включая и торговый дом под фирмой "Кэртис, Сэвин, Бирн и К°". Проверка судом завещания его умершего брата и связанная с этим необходимость выплатить Элизе неправильно присвоенную им значительную сумму нанесли ему последний удар. Много лет затем он влачил крайне жалкое существование.
      Многочисленные проделки мистера Джильмора в отношениях с белыми (я подчеркиваю - "с белыми", так как любая гнусность по отношению к "черным" не вызывает в Новом Орлеане удивления и уж никак не может наложить пятна на делового человека) заставили его потерять всю клиентуру, и он оказался почти в таком же положении, как его друг Грип Кэртис.
      Но со времени введения закона о беглых рабах, закона, долженствующего спасти Америку от гибели, оба достойных друга понемногу снова стали выплывать на поверхность. Они провозгласили себя патриотами, спасителями Союза Штатов, и дела их начинают процветать. Мистер Кольтер недавно писал нам, что в Филадельфии основана новая фирма - "Джильмор и Кэртис". В правлении этого торгового дома тайно состоит даже какой-то судья. Специальность почтенной фирмы - ловля невольников и торговля людьми. Джильмор выполняет обязанности инспектора по ловле рабов в восточных районах Пенсильвании, а Грип Кэртис выбран членом особого суда, который призван разбирать все дела о рабовладении. Торговцы, судьи и судебные исполнители великолепно ладят друг с другом и, опираясь друг на друга, кладут в карман круглые суммы.
      Мне остается только досказать, что Монтгомери продолжает в Ливерпуле коммерческую деятельность, к которой его в свое время готовил мистер Джемс Кэртис. У него пятеро чудесных и здоровых детей, рожденных от счастливого брака с Элизой: они являются достаточно убедительным доказательством лживости распространенной в Америке "физиологической" теории о том, что "поколения, в жилах которых течет смешанная кровь, нежизнеспособны и обречены на бесплодие", теории, которую немало американских государственных мужей стараются превратить в оружие в борьбе за сохранение столь дорогой их сердцу системы рабства.
 
      Напрасно, американцы, стараетесь вы сделать природу своей сообщницей в гнусном заговоре против прав человека, против собственной вашей плоти и крови!
      С каждым днем, с каждым часом ослабевает прочность ваших цепей и растет сила угнетенных, их решимость разбить свои оковы.
      С каждым днем, с каждым часом во всем цивилизованном мире становится все слабее и слабее симпатия к вам, угнетатели, и переходит на сторону ваших жертв!
      Попробуйте, если хватит у вас сил, устоять против проклятий, которыми осыпают вас все народы мира!
      Можете ли вы долее терпеть, чтобы весь цивилизованный мир с презрением указывал на вас пальцем?
      Можете ли вы спокойно прислушиваться к тихому голосу вашей совести, которая ежедневно, ежечасно клеймит вас позорными словами - работорговцы, охотники за рабами, белолицые разбойники?
      Вас - особенно вас - призываю я к ответу, жалкие политики с седеющими головами, люди с иссохшим сердцем, лишенные убеждений и веры, вас, падающих ниц и ползающих в пыли перед золотым тельцом!
      Это ваши пороки, ваши преступления и ваша слабость вот уже десятки лет удерживают страну в унизительном и жалком положении.
      Близорукие политики, неспособные внутренним взором разглядеть грядущее царство добра и права! Вы в тайниках души вздыхаете о прошлом и зажмуриваете глаза перед будущим. Вы такие же, нет, вы в гораздо большей мере рабы, чем те, кого вы угнетаете. Низкие душонки, которых пугают всякие бабьи сказки! Тщетно даже пытаться ввести вас в землю обетованную!
      Вы всего только жалкие трусы, обреченные жить и умереть в своей неисцелимой слепоте!
      Но вот уже рядом с вами встает новая поросль - молодое поколение, для которого справедливость не будет пустым звуком! Не только мольбы и стоны страдающих - нет, их собственное понятие о праве будет требовать справедливости. Напрасно ваши государственные мужи и ваши священники пытаются угасить в этих молодых душах всякое чувство, всякое стремление, выходящие за пределы позорных законов!
      Близится час вашего падения. Наши дни можно сравнить лишь с ночью перед наступлением ослепительно яркого утра. Может разве быть ночь темнее той, в которую мы погружены?
      К вам поэтому взываю я, юноши, еще не оскверненные ядом стяжательства, и с голосом моим сливаются миллионы голосов! Скрытое от старых и мудрых откроет вамголос любви и милосердия.
      Любви и милосердия, - сказал я? О, этого даже не нужно - достаточно чувства собственного достоинства.
      И над вашими головами уже взвивается бич! Белых рабов в Америке во много раз больше, чем черных. Я не имею в виду таких рабов, каким некогда был я, ставших рабами в силу закона. Я говорю о таких белых рабах, как вы, которых рабами сделали наследственные подобострастие и низкопоклонство… Помните: стряхнуть это рабство, - я верю в это, - еще не поздно!
      Вопрос поставлен, и разрешение его не терпит отлагательства.
      Будет ли Америка том, чем мечтали сделать свою страну отцы и основатели ее независимости, - подлинной демократией, опирающейся на свободу и право человека? Или же ей суждено выродиться в жалкую и варварскую республику, возглавляемую самовластной кучкой рабовладельцев, людей без стыда и совести, для которых на свете существует лишь собственное благополучие?
      Да, молодые друзья мои! В ваших руках решение вашей собственной судьбы. Кто хочет быть свободным, не смеет быть сообщником угнетателей"
      Те самые цепи, которыми при вашей помощи сковывали руки и ноги другим, - поглядите сами: незаметно для вас они опутывают вас, стягиваются вокруг вас так плотно и тесно, что сердце ваше уже не может биться свободно.
      Будьте мужественны, разбейте ваши оковы! Не медлите! Вы не одни - сотни тысяч, миллионы других ждут своего освобождения!
      Мужество, настойчивость, закаляющие душу и ограждающие ее от слабости, надежда и вера помогут вам преодолеть все препятствия и добиться победы!
      Я уже стар и, быть может, мне не дано будет дожить до дня вашего торжества. Но внуки мои, я верю в это, дождутся светлого дня свободы!…
 

       М. Трескунов.Роман Ричарда Хильдрета "Белый раб"…III
 

БЕЛЫЙ РАБ

 
      Глава первая… 5
      Глава вторая… 7
      Глава третья… 9
      Глава четвертая… 16
      Глава пятая… 20
      Глава шестая… 27
      Глава седьмая… 29
      Глава восьмая… 36
      Глава девятая… 43
      Глава десятая… 54
      Глава одиннадцатая… 58
      Глава двенадцатая…62
      Глава тринадцатая… 65
      Глава четырнадцатая… 69
      Глава пятнадцатая… 77
      Глава шестнадцатая… 83
      Глава семнадцатая… 90
      Глава восемнадцатая… 94
      Глава девятнадцатая… 99
      Глава двадцатая…107
      Глава двадцать первая…113
      Глава двадцать вторая…133
      Глава двадцать третья…140
      Глава двадцать четвертая…144
      Глава двадцать пятая…145
      Глава двадцать шестая…150
      Глава двадцать седьмая…154
      Глава двадцать восьмая…163
      Глава двадцать девятая… 168
      Глава тридцатая…175
      Глава тридцать первая…182
      Глава тридцать вторая…186
      Глава тридцать третья… 188
      Глава тридцать четвертая…195
      Глава тридцать пятая…202
      Глава тридцать шестая…206
      Глава тридцать седьмая…212
      Глава тридцать восьмая…219
      Глава тридцать девятая…221
      Глава сороковая…227
      Глава сорок первая…232
      Глава сорок вторая…235
      Глава сорок третья…239
      Глава сорок четвертая…242
      Глава сорок пятая…247
      Глава сорок шестая…259
      Глава сорок седьмая…262
      Глава сорок восьмая…266
      Глава сорок девятая…270
      Глава пятидесятая…272
      Глава пятьдесят первая…276
      Глава пятьдесят вторая…282
      Глава пятьдесят третья… 284
      Глава пятьдесят четвертая…285
      Глава пятьдесят пятая…290
      Глава пятьдесят шестая…299
      Глава пятьдесят седьмая…312
      Глава пятьдесят восьмая…319
      Глава пятьдесят девятая… 323