– Должно быть, это дед и бабушка Дортеи, – сказала Харриет.
– Да, – отозвался Бенедикт. – Убиты и сожжены. Не знаю, какой из этих двух способов смерти ужаснее.
Харриет задумчиво смотрела на него, а лунный свет целовал ее в щеку.
– Я предпочитаю думать, что не имеет значения, как мы уходим. Надеюсь, в конце концов мы попадем в такое чудесное место, что никогда и не вспомним об ужасных отрезках пути, который привел нас туда.
Бенедикт все еще смотрел на нее, и она смущенно откашлялась.
– Этот плащ, – произнес Бенедикт. – Не могу видеть его на вас.
– Да? – удивилась Харриет.
– Он мне не нравится.
Ее сердце затрепетало. Она не привыкла к комплиментам от почти незнакомых людей, поэтому пришлось хорошенько подумать над словами Бенедикта и решить, были ли они комплиментом.
Тут его руки в мягких кожаных перчатках поднялись и проскользнули под ее капюшон. Ладони Бенедикта обхватили щеки Харриет.
Он ничего не сказал, просто шагнул вперед и прикоснулся губами к ее губам, всего лишь легонько скользнул по ним.
А потом поднял голову, словно дожидаясь ее реакции. Ресницы Харриет затрепетали. Она облизала губы, горевшие от его короткого прикосновения. Рваное облачко его дыхания скользнуло по лицу Харриет, и Бенедикт снова поцеловал ее. Харриет протянула руки, чтобы взять его за локти.
От ощущений, никогда не испытанных ею раньше, оцепенели ноги.
– Харриет, – произнес он, снова оторвавшись от ее губ.
– Да. – Харриет моргнула.
– В тебе нет ничего простого, – сказал Бенедикт.
И хотя Харриет не сомневалась, что ей следует быть потрясенной – если не поцелуем Бенедикта, то хотя бы своей реакцией на него, – она все-таки робко улыбнулась.
Стрелу они почти не услышали – пронзающее воздух острие шелестело не громче, чем крылышки бабочки, а вот острый наконечник оказался не таким нежным. Он разорвал мягкую ткань плаща Харриет, и материал намотался на стрелу. Горловина плаща туго сжала шею Харриет, едва не задушив ее, когда стрела, увлекая за собой материю, вонзилась в ствол ближайшего дерева.
Разумеется, оружия Харриет видеть не могла и подумала, что кто-то, кто очень сильно ее не любит – к примеру, мать Элизы Пруитт, – схватил ее за плащ и дернул. Харриет споткнулась и чуть не ударилась о дерево, но Бенедикт обнял ее, удерживая рукой за спину. Он отреагировал быстрее, чем Харриет, свободной рукой расстегнув крючок, врезавшийся ей в горло.
Бенедикт стиснул зубы, протянул руку ей за спину и дернул. Глаза Харриет расширились, и, глядя на стрелу в его руке, она почувствовала, как кровь отливает от лица. На заостренном наконечнике висел ярко-красный всплеск ткани.
Харриет посмотрела на Бенедикта, и с ее губ дрожащим белым облачком сорвались слова: «Лучше бы я сошла с ума».
Существуют люди, думала Харриет, которые становятся идеальными мишенями для убийц. Бенедикт, схватив за запястье, тащил ее прочь от места почти неминуемой смерти. Изо всех сил пытаясь не отставать, Харриет размышляла.
Дело в том, решила она, споткнувшись о расколотую надгробную плиту (Бенедикт подхватил ее под локоть, чтобы удержать), что любой из этих людей должен быть либо богачом, либо важным членом общества. На крайний случай, должен отвергнуть одного любовника ради другого. Харриет не была ни богатой, ни знаменитой, а ее единственный возлюбленный умер восемь лет назад.
Она старательно вспоминала прочитанные книги, во многих из которых описывались замыслы убийств, и пыталась отыскать звено, превращавшее ее в героиню, отважно страдающую до самой последней страницы.
Бенедикт уже нашел это звено. Они подошли к леди Крейчли и ее так называемому дворецкому. Леди улыбалась, пока не увидела выражение лица Бенедикта. Бенедикт ткнул стрелой в грудь Латимера. Тот поднял огромные волосатые руки и перехватил стрелу.
– Кто-то снова пытался убить вас, леди Крейчли, И опять вместо вас пострадала невинная мисс Мосли.
Леди Крейчли ахнула. Харриет тоже.
– Плащ! – сказала она.
– Да. – Бенедикт искоса посмотрел на нее, лишь слегка ослабив свою свирепую хватку на ее локте, и вновь угрожающе переключился на Дортею, не обращая внимания на громилу, передвинувшегося к ней поближе. – Сейчас меня тревожит, не придумали ли вы какой-нибудь хитрый план, дав Харриет свои плащ и пригласив ее в свои личные апартаменты, чтобы она прошлась по тому отрезку коридора, который вы якобы не проверили.
– Нет! – воскликнула Дортеа так горячо, что это походило на правду. В лунном свете лицо ее было очень бледным – почти того же цвета, что и волосы у нее на висках.
– Послушайте, Брэдборн! – сказал Латимер, делая шаг вперед.
– Нет, – отрезал Бенедикт, ткнув в него пальцем, и, к изумлению Харриет, дворецкий остановился – Не знаю, господа, в какую игру вы играете, но теперь в ней есть еще один участник, и я не допущу, чтобы эта во всех отношениях порядочная и очаровательная дама погибла в вашем доме.
На мгновение Харриет забыла, что ее только что чуть не пронзило стрелой.
«Очаровательная?» – подумала она.
Дортеа подняла обтянутые перчатками руки. Ее пальцы дрожали.
– Я понимаю, что вы расстроены, мистер Брэдборн…
– Леди, – процедил Бенедикт сквозь зубы, – я зол как черт.
Глаза Харриет расширились. Со стороны Бенедикт казался, должно быть, очень спокойным. Стоял выпрямившись, худощавый, с суровым лицом. Но она ощущала, как бешенство жаром опаляло ее даже через рукава его сюртука.
– Пожалуйста, позвольте мне объяснить, – заговорила Дортеа. Она посмотрела на Латимера, наблюдавшего за Бенедиктом с непривычной для него тревогой: – Дорогой, пожалуйста, проводи остальных гостей в дом. Я бы хотела обсудить все частным порядком.
Латимер неохотно покинул хозяйку. Дортеа дождалась, пока дворецкий повел гостей к дому, и только тогда снова повернулась к Бенедикту и Харриет.
Харриет увидела сэра Рэндольфа, обернувшегося к ним. Он был раздражен из-за того, что прогулка по кладбищу сорвалась.
Дортеа вздохнула, прижав кончики пальцев к вискам:
– Не знаю, с чего начать.
– Давайте без спектаклей. Просто расскажите нам, что за чертовщина здесь творится, – потребовал Бенедикт грубоватым тоном, бывшим для него, похоже, привычным. Харриет посочувствовала леди Крейчли – да и всем тем, кому когда-либо приходилось столкнуться с его гневом.
– Прежде всего скажите, – Дортеа взглянула на Харриет с искренней тревогой, – с вами все в порядке, Дорогая? Может, требуется медицинская помощь?
– Я немного потрясена, но не ранена.
Когда Харриет наконец заговорила, Бенедикт ослабил хватку. Он посмотрел ей в лицо, потом осмотрел дыру в плаще.
– Право же, – настойчиво повторила Харриет, увидев, что он не очень поверил ее словам.
– Меня шантажируют, – без предисловий заявила леди Крейчли и рассмеялась сухим, скрипучим смешком. – Точнее, шантажировали. Месяц назад я решила, что не буду больше подчиняться требованиям своего невидимого противника.
Харриет, не привыкшая к подобным историям, еще больше удивилась, поняв, что Бенедикт воспринял сказанное спокойно. Словно уже не в первый раз сталкивался со случаями шантажа.
– Нападения начались вскоре после того, как вы перестали слушаться шантажиста?
– Да, – ответила Дортеа. – До вашего приезда случилось только одно происшествие, с моей каретой, и я могла бы погибнуть, если бы не мастерство Джеффри Хогга, умеющего держать в руках вожжи. В тот раз я подумала, что это просто несчастный случай, но за последние несколько часов испытала множество сомнений.
«Чем могут шантажировать эту добрую леди? – удивилась Харриет. – Невозможно представить, чтобы она причинила кому-нибудь неприятности. Как жаль, что спросить об этом напрямик невежливо!»
– Почему вас шантажируют, леди Крейчли? – произнес Бенедикт, и Харриет едва не улыбнулась. – Чем вам угрожают?
Дортеа отвернулась и посмотрела вверх, на быстро чернеющее небо.
– В записках говорилось, что у шантажиста имеются некоторые сведения, которые могут связать мое имя с преждевременной смертью моего мужа.
– Его убили вы?
– Нет, – сказал появившийся сзади Латимер. – Я.
– Но я не раз желала увидеть его мертвым, – быстро добавила Дортеа.
– Почему? – выдохнула Харриет. Она не боялась ни леди Крейчли, ни ее возлюбленного-убийцы. Ее подталкивало только любопытство.
– Пирс был мерзавцем во всех отношениях. Я уже говорила, что он спустил все наши сбережения на азартные игры. Мне казалось, что это непорядочно – тратить мои деньги на опиум и проституток. Мистера Латимера наняли, чтобы сопровождать Пирса по районам Лондона, пользующимся дурной репутацией. Я ужасно боялась Латимера, – Дортеа улыбнулась этому воспоминанию, – до того вечера, когда заблудилась в этом самом лесу. За мной гналась свора псов, а Латимер пришел мне на выручку.
– Никаких псов не было, – доброжелательно поправил Латимер.
– Во всяком случае, мне казалось, что были, – парировала Дортеа, посмотрела на Бенедикта и Харриет и вспомнила, о чем идет речь. – Видите ли, я его люблю. Наняв Латимера, Пирс совершил по отношению ко мне самый лучший поступок за всю свою жизнь.
Латимер кашлянул, и Харриет показалось, что щеки его порозовели.
– Ваш муж узнал о… – она очень тщательно подбирала слова, – ваших отношениях с его слугой?
– Причем исключительно глупо. – Внезапно черты лица герцогини печально обмякли. – Хотя я не сомневалась, что уже слишком стара для подобных глупостей, я вдруг забеременела. И никак не могла объяснить это мужу, с которым уже много лет не делила супружеское ложе.
– И что случилось? – В голосе Бенедикта уже не слышалось той требовательности, что раньше.
– Ему рассказала о беременности жены одна из горничных Дортеи, – сказал Латимер с угрюмой ненавистью.
Харриет вздрогнула от дурного предчувствия. Она не видела детей в доме леди Крейчли.
– Он явился ко мне с кочергой. И бил меня до тех пор, пока…
Харриет прижала ко рту сжатый кулак.
– Он не знал, что отец – я, – произнес Латимер. Лицо его оставалось суровым, но глаза заблестели. – Я дождался нашего следующего выхода в лондонские трущобы. Он был в борделе, в постели, когда я его застрелил.
– Свидетели были? – спросила Харриет.
Латимер улыбнулся Бенедикту, а Бенедикт посмотрел на нее.
– В борделях редко кто-то что-то видит.
Харриет кивнула, словно теперь ей все стало понятно, и быстро запретила себе думать о том, откуда Бенедикт знает, что и как происходит в борделях.
– Рассказать о том, что произошло, – пояснил он, – значит, признать, что заведение пользуется сомнительной репутацией.
– Понятно, – сказала Харриет, отвернувшись от Бенедикта, от всей души желая, чтобы он держал свои обширные познания при себе.
И тут в рощице, в которой произошла вся история со стрелой, она увидела женщину, ту же самую, что встревоженно смотрела на Харриет снизу, из бального зала, перед падением. Странно, подумала Харриет, что можно разглядеть эту женщину на таком расстоянии. Казалось, она притянула к себе лунный луч, и теперь он заставлял светиться и ее темное платье, и бледное лицо. Она смотрела на камни, которые Харриет рассматривала чуть раньше. Потом, словно почуяв, что за ней наблюдают, незнакомка вскинула подбородок и медленно повернула голову в сторону Харриет.
– …я получила первое требование денег, – говорила леди Крейчли, – когда начала реставрировать старый дом.
– Возможно, кому-то показалось, что вы разбогатели, раз у вас появилась возможность ремонтировать его, – произнес Бенедикт.
Дортеа рассмеялась.
Незнакомка могла бы оказаться статуей, если бы не моргала, если бы грудь ее не вздымалась и не опускалась. Харриет нахмурилась.
– …именно по этой причине я и не могла больше подчиняться шантажисту. У меня просто нет столько денег, сколько он от меня требует. Я стала сжигать письма сразу же, как только они приходили, и перестала отдавать то немногое, что у меня имеется.
– Через два месяца, – вставил Латимер, – случилось то странное происшествие с каретой.
Сердце Харриет замерло, она поняла, что показалось ей таким странным в этой незнакомке. Грудь ее действительно вздымалась и опускалась, но из приоткрытых губ не вылетало ни малейшего облачка.
Незнакомка – с того момента, как Харриет стала за ней наблюдать – лишь имитировала дыхание, но не дышала.
– Я хочу вернуться в дом, – сказала Харриет.
Глава 16
– Леди Крейчли, вы слышали о тех, которых иногда называют «люди Филдинга»?
Его слова заставили Латимера, провожавшего свою хозяйку в ее комнаты, остановиться посреди лестницы. Дворецкий обернулся, с весьма заметным опасением глядя на стоявшего у подножия лестницы Брэдборна.
– Да, сэр, – произнесла Дортеа.
– Бенедикт! – Это заговорила Харриет. До самого возвращения в дом она была крайне необщительна. Почти так же, как утром, она нервно дергала рукава-буфы у своего платья и то и дело оглядывалась, словно что-то могло погнаться за ними из темноты. Однако теперь Бенедикт полностью завладел ее вниманием.
Харриет смотрела на него. Она больше не выглядывала взволнованно на улицу, в ночь.
– Вы сыщик с Боу-стрит?
– Да, – кивнул он.
Женщин, обеспеченных достаточно, чтобы позволить себе отдых в деревне, редко привлекают мужчины, вынужденные искать себе работу. Но Харриет ему улыбнулась, и в ее улыбке он увидел искреннее одобрение и заинтересованность.
Леди Крейчли протянула бледную руку и вцепилась в своего любовника.
– Вы приехали не для того, чтобы забрать моего Латимера?
– Нет, мадам, не для этого. – Теперь Бенедикт понял опасения дворецкого. Люди такого рода, привыкшие к тяжелой жизни, знающие все о тайных делах борделей и опиумных притонов, редко бывают высокого мнения о законниках. В особенности после того, как убьют мужа своей богатой возлюбленной.
Бенедикт наклонил голову:
– Думаю, я смогу кое в чем помочь вам.
– Отлично! – усмехнулась Харриет.
– Подозреваю, что это будет сложно, потому что вы сожгли все улики, ведущие к шантажисту. – Леди Крейчли вздрогнула. – Но если я как следует поищу, то сумею найти то, что нужно.
– Вы серьезно, мистер Брэдборн? – спросила Дортеа. – Вы найдете врага, который посылает мне эти ужасные письма с угрозами?
– Речь идет не только о письмах, леди Крейчли. Мерзавец уже дважды мог убить Харриет. Это ему даром не пройдет. – Бенедикт посмотрел на Харриет, обхватившую ладонями забинтованные локти и смутившуюся от всеобщего внимания.
Интересно, был ли в ее жизни хоть кто-то, так настойчиво стремившийся уберечь ее от страданий? Был ли в ее жизни хоть один такой мужчина?
– Мистер Брэдборн, я буду признательна вам за любое содействие. – Из голоса Дортеи быстро исчезли демоны прошлого. – И Латимер тоже.
Дворецкий рядом с ней что-то пробурчал.
– Нужно, чтобы ваш дом был доступен мне полностью, – сказал Бенедикт. – Мне не хочется объясняться со слугами. Но при этом я не хочу, чтобы они знали о моих целях.
– Разумеется.
– Вероятно, мне потребуется хорошая верховая лошадь.
– Наши гости имеют полное право пользоваться конюшнями, – кивнула Дортеа.
– У нас есть парочка скакунов, – нехотя произнес Латимер, – которых мы держим отдельно от тех, что предлагаются гостям. Они более пригодны для дальних поездок. Воспользуйтесь ими.
Бенедикт кивнул:
– На рассвете я обыщу все поместные земли. Буду искать хоть какие-нибудь зацепки, чтобы выяснить, кто сегодня вечером выпустил эту стрелу.
– Очень хорошо, сэр. – Дортеа заулыбалась. – Я так благодарна вам за помощь, мистер Брэдборн, даже выразить не могу.
Он отмахнулся.
– Вам лучше немного отдохнуть. Возможно, завтра у меня будут вопросы к вам обоим.
Леди Крейчли и ее верный Латимер ушли, и Бенедикт медленно повернулся к Харриет:
– Пойдемте в гостиную, я дам вам что-нибудь выпить – нужно успокоить нервы. – Он собирался произнести вежливое предложение, но оно прозвучало как требование.
Харриет, ничуть не задетая ни его тоном, ни тем, что скоро полночь, направилась в гостиную. Пока он наполнял бокалы, она скинула плащ и нахмурилась, притронувшись пальцем к дыре в добротном бархате.
Когда он подошел к ней, Харриет, не поднимая глаз, произнесла:
– Бенедикт?
– Да? – Он замер перед ее креслом.
– Простите за то, что я сую нос в ваши личные дела, но мне довелось прочесть несколько книг о сыщиках, и если описания там достаточно точные, жалованье сыщика не настолько велико, чтобы позволить себе увеселительную поездку в дом с привидениями.
Он поперхнулся бренди, закашлялся и вытер рот тыльной стороной ладони. Харриет в ожидании ответа смотрела на него.
– Я могу спросить вас о том же самом, мисс Мосли. Почему-то вы не произвели на меня впечатления богатой заносчивой особы, одной из тех, кто посещает это место.
Бенедикт испугался, что оскорбил ее, но Харриет только кивнула:
– Скорее всего, вы так подумали из-за моей одежды. Мои самые лучшие платья куплены в магазине готовой одежды, а я не умею перешивать их так, чтобы они сидели на мне нормально. Семьи у меня нет, но мне повезло, я нашла работу в небольшой книжной лавке, которую мы держим вместе с подругами. – Она поднялась и расправила плащ на спинке кресла.
– И вашего жалованья от пустяковой торговли книгами хватает, чтобы оплатить такой сумасбродный отпуск?
Харриет поджала губы и похлопала ресницами, а потом низким голосом, от которого все его тело снова запылало, произнесла:
– Может быть, у меня есть другое занятие, о котором я не осмеливаюсь даже заикаться в присутствии человека закона.
Бенедикт уставился на нее. Харриет довольно долго стояла в распутной и независимой позе, а потом слегка улыбнулась:
– Этот отпуск – подарок ко дню рождения от моих подруг-компаньонок. Все они значительно богаче, чем я. – Она подумала. – Но это ничего не значит.
Бенедикт допил бренди, потом осушил бокал, приготовленный для нее, но никак не мог успокоить пылавший внутри огонь. И дело было вовсе не в том, как она изобразила распутницу, а в нежной улыбке, появившейся, когда она заговорила о подругах. Он отнес бокалы на столик.
– Сын одного из моих лучших друзей, Ангус, – поверенный. Он ведет мои дела и, должен признать, сумел скопить для меня приличные деньги да жизнь.
– О… – В голосе Харриет прозвучало разочарование. – Мне казалось, вы не из тех людей, кого интересуют подобные развлечения. Я полагала, что вы приехали сюда ради какого-нибудь таинственного расследования.
Бенедикта поразила ее проницательность. Как могла она за такое короткое время понять, что он считает дом с привидениями полной чепухой? Бенедикт наполнил для Харриет новый бокал и вернулся к камину, где она стояла.
– Несколько месяцев назад в Лондоне убили моего очень близкого друга. Я приехал сюда, чтобы найти его убийцу.
– Я так и знала! – Харриет сделала небольшой глоток, поморщилась и обхватила бокал обеими ладонями. Она больше не улыбалась. – Мне жаль, что вы потеряли друга.
Бенедикт покачал головой – он не хотел ни ее сочувствия, ни жалости.
– Незнакомец, убивший Фергюсона, охотился за его часами. У старика не взяли ничего, только этот чертов хронометр.
– Каким образом это привело вас сюда?
Бенедикт заложил руки за спину.
– Часы купили в лондонской лавке, торгующей подержанными ювелирными изделиями. Когда я допрашивал ювелира, он заявил, что видел так много часов, что не в состоянии запомнить ни одних. Однако припомнил, что на излете века часовщик, вероятно, был знаменит, жил недалеко отсюда и, согласно гравировке на крышке, сделал эти часы для капитана Уоррена Рочестера.
– Деда леди Крейчли! – воскликнула Харриет.
– До сих пор у меня не было возможности поинтересоваться этими часами. Услышав, что герцогиня пытается отреставрировать дом, я решил, что она наняла кого-то для поиска часов в попытке вернуть хоть что-то из наследства.
– Неплохая мысль, – кивнула Харриет, – но я не представляю себе, чтобы леди Крейчли совершила такое.
– И я тоже.
– И что вы теперь собираетесь делать? – При свете камина глаза Харриет отливали зеленым и коричневым, и Бенедикту казалось, что он вот-вот потеряется в этом взгляде.
– Помогу леди решить проблему с шантажистом и попробую, обыскивая дом…
– Узнать что-то о часах?
– Мне нужно хотя бы узнать, как они выглядели. Убийца может размахивать проклятой вещью прямо у меня перед носом, а я об этом даже не догадаюсь.
Они услышали, что кто-то идет по коридору, и замолчали. Оскар Рэндольф вошел в гостиную, Харриет и Бенедикт посмотрели в его сторону.
Он поднял кустистую белую бровь:
– Я помешал?
– Пожалуйста, присоединяйтесь к нам, – пригласила Харриет. – Бенедикт как раз объяснял мне, как опасно с ним дружить. Совсем недавно его близкого знакомого едва не пронзило острой, как кинжал, стрелой. – Она посмотрела на Бенедикта и усмехнулась.
И опять ее очаровательные глаза и улыбка пригвоздили его к месту.
Но он отметил, как Рэндольф, уже направлявшийся к кожаному креслу рядом с ним, резко развернулся и сел на канапе возле Харриет.
– Без обид, Брэдборн.
* * *
Они опять ссорились. Голоса, которые она никак не могла узнать, напряженные от гнева и, как начинала думать Харриет, от боли, проникали под дверь, сквозь замочную скважину, в зазор между дверью и косяком. Эта постоянная, раздражающая ссора будила Харриет, как настойчивые раскаты грома.
Она долго лежала и слушала. Как Харриет ни старалась, понять все слова не могла, но время от времени ясно различала выкрик или рыдание, словно скандалисты подходили прямо к ее двери. Несдержанные слова казались ей мячом, медленно прыгающим взад и вперед по коридору, и когда мяч отскакивал прочь, голоса звучали издалека.
Тут на лестнице послышался странный удар. Пол задрожал, и Харриет села в постели. Она услышала шаги, нет – бег вниз по лестнице.
Встревоженная до такой степени, что ей было уже все равно, вмешается ли она в чье-то частное дело, Харриет босиком дотопала до двери.
Обнаружив, что в коридоре пусто, она дошла до лестницы и посмотрела вниз, на менее освещенный первый этаж.
Но ничего не увидела, а от тишины зазвенело в ушах. Харриет пошла по коридору в поисках какой-нибудь открытой двери, кинула взгляд на дверь в комнату единственной женатой пары, лорда и леди Честерфилд. Дверь была закрыта, и, сколько Харриет ни вслушивалась, услышала она только приглушенное похрапывание.
Голоса, шумевшие всего несколько минут назад, звучали слишком молодо, чтобы принадлежать Честерфилдам.
Совершенно проснувшись – дело шло к рассвету, так что заснуть все равно уже не получится, – Харриет вернулась в свою комнату, чтобы надеть халат и тапочки. Очень осторожно спускаясь вниз по лестнице, Харриет поднесла руку к носу – ноздри щекотал слабый запах дыма.
В кухне кто-то был. Харриет постучала, прервав чью-то приятную беседу. Разговаривали по-французски.
– Мадемуазель, – с искренним радушием воскликнула знакомая горничная, – вы так рано поднялись!
Джейн сидела за тяжелым столом, складывая салфетки. За другим столом, стоявшим у стены, пожилая полная служанка уверенными взмахами большого ножа нарезала кубиками груши. Рядом с грушами располагался снежный вулкан из муки, в центре которого находилась сладко пахнущая смесь из сахара, корицы и других пряностей.
– Так это вы решили заставить меня так растолстеть, чтобы я не влезла в карету, когда придет время возвращаться?
Повариха улыбнулась, и ее пухлые щеки сделались еще полнее.
– Мадемуазель Мосли, это Миллисент.
Харриет слегка смутилась, когда пожилая служанка присела в реверансе.
– Она не очень хорошо говорит по-английски.
– О! – сказала Харриет и, не сумев придумать ничего лучшего, сделала реверанс поварихе.
Миллисент сильно растерялась. Она вскинула брови и кивнула на потускневший серебряный чайник, стоявший в центре стола.
– Да, спасибо, – произнесла Харриет и махнула рукой Джейн, хотевшей встать.
Они сидели в уютном молчании – она и Джейн, – а Миллисент закончили резать груши и начала похожими на сардельки пальцами заворачивать их в тесто.
– Я рада, – сказала Джейн, делая хрустящую складку на льняной салфетке, – что вы не очень рассердились на меня за то, что я напугала вашу приятельницу.
– Я расстроилась только из-за того, что вы не настоящее привидение, – призналась Харриет. – Могла бы получиться отличная история, чтобы рассказать дома подругам. – Внезапно она вспомнила женщину в лесу и мужчину, который поднимался по несуществующей лестнице. – Думаю, рассказ о людях, притворявшихся призраками, тоже будет интересным.
– Если я могу сделать что-то, чтобы ваше пребывание здесь стало еще лучше, пожалуйста, скажите мне.
Харриет поставила чашку и снова взглянула на Джейн:
– Джейн, вы здесь давно?
– Кажется, вечность. С тех пор, как здесь поселилась леди Крейчли.
– Вы не знаете, тут нет вещей, относящихся к истории этого дома? Может, делали какую-нибудь опись?
Джейн немного подумала и помотала головой:
– Я об этом ничего не знаю. Ничего такого, что хранилось бы здесь до приезда леди Крейчли. Много лет назад тут случился пожар и дом едва не сгорел дотла.
– Я слышала, – кивнула Харриет.
Джейн внимательно посмотрела на нее и спросила:
– А вы знаете историю о пожаре целиком, мадемуазель?
«Судя по тону, – подумала Харриет, – она хочет, чтобы я не знала эту историю, потому что жаждет первой открыть мне тайну».
– Я и не знала, что с ним связана какая-то история.
– О да! – улыбнулась Джейн. – Родня капитана Рочестера и его жены предпочла бы, чтобы все считали, будто пожар возник в результате простой неосторожности. Но слуги всегда знали, что это не так.
Она отодвинула сложенную салфетку и умостила локти на стол.
– Похоже, у леди Аннабель случился роман с мужчиной из деревни, а Уоррен об этом узнал. Хотя он и отрекся от прошлой жизни ради респектабельного общества, но когда-то капитан Рочестер был матросом. Пиратом, если быть точной. Говорят, он обладал ужасным характером. Слуги рассказывали, что в ночь пожара он поругался с женой из-за этого романа. Никто не видел, конечно, но многие считают, что он тогда вспомнил все свои пиратские замашки.
– Это какие?
– Хватай что хочешь, убивай тех, кто стоит у тебя на пути, а потом сжигай все дотла.
Харриет нахмурилась:
– Разве Уоррен не погиб во время пожара вместе с женой?
– Погиб. Но он запросто мог попасться в собственную кошмарную ловушку.
Странно, подумала Харриет, почему же леди Аннабель не сбежала со своим возлюбленным, имея такого свирепого мужа?
– А с кем был роман у Аннабель?
– Никто не признался. Хотя, конечно, в те времена за это попадали в тюрьму. Поговаривали, что это был ремесленник из деревни. Их видели вместе. – Джейн склонила голову набок, а потом решительно встряхнула волосами. – Нет, не ремесленник. Часовщик.
Рука с чашкой застыла в воздухе.
– Часовщик?!
– Да. Вроде бы знаменитый.
Харриет осторожно поставила чашку на стол.
– Это интересная история, Джейн. А теперь прошу меня извинить. – Она отодвинула стул.
Харриет шла по коридору к лестнице, и в голове ее рождались смутные предположения. Что-то в этом наверняка есть. Просто пока она не может все сопоставить.
– Мадемуазель!
Вслед за ней по коридору спешила Джейн. Харриет остановилась возле лестницы.
– Я как раз пересказывала Миллисент, о чем мы с вами разговаривали, – задыхаясь, произнесла Джейн. – Ну, про опись и все такое. И она сказала, что ни про какую опись ничего не знает, но когда леди Крейчли сюда переехала, к ней приходила какая-то женщина. Она хотела продать леди Крейчли дневник, когда-то принадлежавший этому семейству. Кажется, она сказала, будто это дневник Аннабель Рочестер. Может, в нем есть тот список, который вы ищете?
– Леди Крейчли купила дневник?
–
Non. Миллисент говорит, герцогиня очень расстроилась, что не смогла заплатить столько, сколько просила та женщина.
Харриет улыбнулась и пожала Джейн руку.
– Спасибо, Джейн, и поблагодари от меня Миллисент.
– Конечно, – улыбнулась в ответ Джейн.
Она смотрела, как мадемуазель Харриет, единственная леди из приезжавших в Рочестер-Холл, которая села с Джейн за стол, как с равной, быстро поднимается по лестнице. Потом повернула в сторону кухни, чтобы помочь Миллисент с завтраком, но улыбка ее застыла и быстро сползла с лица.
Он стоял посреди коридора, между Джейн и кухней, и лицо его в полумраке выглядело угрожающим. Он смотрел так, словно хотел ее убить.
– В чем дело?
Едва эти слова сорвались с ее губ, как его рука взлетела в воздух. Джейн не успела и глазом моргнуть, как рухнула на пол. Щека ее пылала, а во рту ощущался горький привкус крови.
Глава 17
Харриет внимательно осмотрела коридор и только потом легонько постучалась.
– Бенедикт?
Она думала, что он спит и ей придется стучать еще раз, но замок щелкнул всего через несколько мгновений.
Харриет, которая хотела как можно скорее поделиться свежей информацией, улыбнулась, но тут дверь открылась, и глаза ее широко распахнулись.
Он действительно спал – волосы встрепаны, очков нет. Застигнутый врасплох, Бенедикт выглядел очень притягательно – подбородок потемнел от щетины, веки тяжело нависали на глаза. Харриет не могла отвести взгляда, не зная, что ее впечатлило больше – его сонный вид или то, что он без рубашки, а брюки на нем не застегнуты.
– Харриет? – Голос его звучал хрипло и низко, и акцент слышатся сильнее. От раскатистого «р» по спине Харриет пробежала дрожь.
