Старик невольно ударил ее по самому больному месту. Элайра вспыхнула, дернула плечом и попятилась.

— Главная колдунья может требовать от меня послушания. Но моя душа не является ее собственностью!

— Хорошо сказано.

Трайт сел, вызвав явное недовольство ворона, шумно захлопавшего крыльями. Старик протянул искалеченную руку, погладил ему перья на груди, затем искоса посмотрел на Элайру. Совсем как дедушка, услышавший запальчивый ответ внука-озорника.

— Помни о своих словах, храбрая Элайра.

Но его ободрение не могло снять с нее обетов, впечатанных ей в плоть силой Скириона — Камня Правды. Какая-то часть ее личности была отдана во власть Морриэль, и Элайра не обладала силой, достаточной для того, чтобы вырвать эту часть из цепких пальцев Главной колдуньи. Трайт со свойственной ему деликатностью не упомянул о многочисленных ловушках ордена. Наверное, он знал и о ее двойственном отношении к ним.

Злясь на его прозорливость, Элайра дала выход отчаянию и призналась:

— Эт милосердный, мне было всего шесть лет, когда Круг Старших посвятил меня в служение. Они постоянно твердили, что магические знания и сила не даются просто так и за это надо платить безраздельным послушанием. Но потом, когда я подросла, меня все чаще стало охватывать подозрение, что колдуньи намеренно выбирают совсем маленьких девчонок и связывают их клятвами и обетами. Чем раньше это сделать, тем легче потом управлять послушницами.

Трайт молча коснулся ее руки. Его пальцы были шершавыми, но исходящее от них тепло успокаивало.

Возможно, мягкость и теплота были чисто внешними, скрывавшими в себе молчаливое предостережение. Элайра опустилась на другой камень, напротив Трайта.

— Вы говорите — храбрость. Два дня назад моя храбрость никому не помогла.

Не зная, куда деть свои беспокойные руки, Элайра опустила их на колени. Почему-то она робела от взгляда мага.

— Если ты говоришь про Аритона, ему не требуется ничья помощь.

Ворон, которому не терпелось вновь устроиться на хозяйском плече, сердито клюнул Трайта в ухо. Маг обругал его довольно грубым словом, знакомым Элайре с детства. Она улыбнулась.

— Так-то оно лучше.

Морщинки у глаз Трайта показывали, что он не прочь засмеяться.

— Не надо нам напыщенных речей. Давай-ка мы с тобой просто поговорим.

Он все-таки согнал ворона с плеча, и тот, обиженно каркая, выбрал среди камней защищенное от ветра местечко и уселся, спрятав голову под крыло.

— Я расскажу тебе, зачем меня сюда отправили. Может, после моих слов у тебя на сердце станет легче.

Чтобы согреть Элайру, Трайт развел небольшой костер. Она вспомнила, что точно так же поступил Асандир, когда она пришла в дом Энитен Туэр. Но там были очаг и березовые полешки. Трайту пришлось довольствоваться тем, что валялось по берегу и могло гореть. Пламя, шипя, лизало влажное дерево, а моросящий дождь окружал костер радужным ореолом.

Странный покой снизошел вдруг на Элайру. «Наверное, — подумала она, — маг добавил к костру какое-нибудь успокоительное заклинание».

Трайт сразу же отозвался на ее мысль.

— Этот покой — твой собственный. А что касается заклинания — я действительно наложил заклинание сокрытия на место, где мы сейчас сидим.

Старик заговорщически ей подмигнул.

— Поэтому сестры из твоего ордена не увидят ни этого костра, ни нас с тобой.

— Тогда вы знаете о... — начала Элайра. Трайт поднес палец к ее губам.

— Достаточно просто сказать, что мы знаем. Иначе...

Старик замолчал, изучающе глядя на Элайру, а сам оставаясь непроницаемым для ее мыслей. Потом Трайт встрепенулся и как ни в чем не бывало продолжал:

— Иначе — и Сетвиру это было предельно ясно — бесконечное самоистязание и неутихающее раскаяние вынудили бы тебя воспользоваться этой лужицей. Зная, что соленая вода не в состоянии защитить тебя от разоблачения, ты все же попыталась бы послать предупреждение о деяниях своего ордена одному из моих собратьев.

Не дослушав, Элайра вскочила на ноги. Ее лицо и даже губы стали белыми. Трайт невозмутимо продолжал:

— Подобное действие явилось бы вероломным нарушением приказаний Главной колдуньи.

Теперь Трайт глядел Элайре прямо в глаза, и на лице его не было и тени улыбки.

— Добавлю: ненужным и неоправданным нарушением. А потому, храбрая Элайра, вместо того чтобы убегать, садись и слушай дальше. Возможно, Морриэль не властна над твоей душой, но она принуждает тебя к безоговорочному подчинению. Содружество Семи может защитить от ее вмешательства только то, что вызвано нашими действиями, но не то, что ты совершаешь по собственной воле.

Элайра действительно хотела убежать с мола. Ей понадобилось какое-то время, чтобы совладать с собой. Девушке было трудно дышать; ей казалось, что морские волны вытягивают из нее и уносят весь воздух. Потом, почувствовав внезапную слабость в ногах, она снова опустилась на камень. Но удержала Элайру не только слабость. Ее пронзила мысль: ведь не могли же маги Содружества просто так отойти в сторону и позволить двум братьям затеять кровопролитную войну. Значит, у магов на то имелись какие-то очень веские причины, и любое вмешательство Кориатанского ордена угрожало все испортить.

Голос Элайры был больше похож на карканье ворона, чем на речь человека.

— Говорите. Я вас слушаю, — прохрипела она, прекратив всякое сопротивление.

— Вот и отлично, — улыбнулся Трайт, не столь суровый, как Асандир. — Начнем с того, что тебе незачем было предупреждать нас о том, о чем Сетвиру уже известно. Все эти дни наш бестелесный Люэйн в буквальном смысле висит над Морриэль, и мы знаем о каждом ее шаге.

— Вам не стоило раскрывать мне такие секреты, — сказала удивленная Элайра.

Трайт непонимающе вскинул брови.

— Морриэль об этом знает, но в одиночку ничего сделать не может. Рассказывать Лиренде она просто категорически не желает, чтобы не ронять своей репутации. Так что сомневаюсь, чтобы она стала принуждать тебя к публичному признанию.

Трайт говорил вкрадчиво, подражая манерам сплетниц из высших слоев городской знати.

— Скажу больше: если твоя Главная надумает вмешаться в дела Аритона Фаленского... — Лукаво блеснув глазами, Трайт выразительно опустил плечи. — Давай не усложнять предмет нашего разговора. Я не говорю, что она непременно решится на подобные действия. Но если бы она решилась, ей и ее ближайшим сподвижницам пришлось бы столкнуться с не самыми приятными последствиями.

— Вы хотите сказать, что Аритон достаточно защищен?

Снедаемая любопытством, которое сейчас было сильнее здравого смысла, Элайра подвинулась ближе к огню. Трайт заботливо подобрал полы ее плаща и засунул их в щель между камнями, уберегая от коварных искр.

— Я имел в виду, что тейр-Фаленит прекрасно умеет постоять за себя.

Заметив на лице Элайры сомнение, он загадочно улыбнулся, словно знал некую неведомую ей тайну.

— Дейлион мне судья, милая девушка, но Содружеству с большим трудом удавалось контролировать эту неугомонную душу! Хочешь знать, что случилось однажды, когда Морриэль со своим неуклюжим ясновидением решила подобраться к Аритону?

Протянув к огню озябшие руки, маг с немалой долей сарказма рассказал младшей послушнице о том, как во время сражения с Деш-Тиром в Итамоне ее начальницы попытались сунуть свои любопытные носы в башню Келин, прорвав паравианскую защиту.

Трайт ничего не приукрашивал; юмор и прямота служили ему скальпелями, с помощью которых он вскрывал гниющие нарывы лжи и домыслов, обнажая правду. Он никого не пощадил, рассказав и о взбешенной Лиренде, вынужденной отступить, и о тщеславии Морриэль, переоценившей собственные возможности. И уж конечно, он рассказал, насколько зол был Аритон, узнав, что сокровенные чувства Элайры ее начальницы попытались превратить в орудие своего бесстыдного ясновидения.

От смеха Элайра кашляла, задыхалась и всхлипывала. Но как она ни старалась, ей так и не удалось представить себе Лиренду, когда та, упав и запутавшись в юбках, беспомощно дрыгала ногами.

— Она это заслужила.

Наконец, устав смеяться, Элайра перевела дыхание и с внезапной горечью сказала:

— Выходит, я стала пешкой в игре.

«Надо же!» — подумала она. Бунтарка Элайра, сильнее, нежели кто-либо, сомневавшаяся в учении и методах Кориатанского ордена, вдруг сделалась пешкой... нет, не пешкой, а ценным инструментом в руках начальниц.

— Аритон знает об этом, — сказал Трайт, вновь ставший серьезным и рассудительным. — И ему это очень не нравится. В прошлый раз Морриэль получила лишь предостережение. Но если она опять попытается влезть туда, куда не следует, то получит достойный отпор. Скажи, у тебя есть возможность читать хроники времен верховных королей?

Элайра кивнула.

— Замечательно. Прочти их, и тогда узнаешь, как действовали потомки нынешнего Фаленита, когда сталкивались с неприкрытой враждебностью. Только не пойми превратно мои слова: да, Аритон унаследовал свойственное его династии обостренное чувство долга, но в нем сильны и черты характера Торбанда. Можешь мне верить, я это видел собственными глазами.

Костер превратился в россыпь переливающихся оранжево-красных углей. Элайра смотрела на мага. Его лицо то скрывалось за струйками дыма, то вновь ясно вырисовывалось. Трайт молчал. Он не сводил с Элайры глаз, оставаясь все тем же доброжелательным слушателем и словно побуждая ее задать вопрос, вертевшийся у нее на языке.

— Вы просите, чтобы я поверила Аритону?

— Я ни о чем не прошу, — поправил ее Трайт. — Я лишь еще раз хочу повторить, что Аритон достаточно умел и силен. Он может защитить себя от кориатанского вторжения, направленного через тебя. И он это сделает, не спрашивая твоего согласия.

Сцепив под плащом руки, Элайра усмехнулась.

— Понимаю. Из-за него я не нарушу ни одного моего обета по отношению к ордену и потому не пострадаю. Я позволю ему защищать меня, сохраняя при этом репутацию образцовой послушницы.

Она приподняла кромку юбки, намереваясь встать. Да, сегодня вмешательство Содружества уберегло ее от нарушения обетов ордена. И забота Трайта не является наигранной. Маг помог ей в одном, но в другом ей не поможет никто. Более того: забота Трайта еще сильнее укрепила в ней ощущение, что обеты ордена столь же противоречат ее природе, как королевская корона — музыкальным устремлениям Аритона.

Трайт не стал затаптывать костер. Наверное, он произнес заклинание, и угли погасли сами собой. Скоро прилив усилится и смоет и следы костра, и следы ног.

«Кто же из нас двоих первым нарушит обеты?» — думала Элайра.

Трайт встал и разбудил ворона, который с недовольным карканьем, будто пьяница, страдающий от похмелья, сел на хозяйскую руку. Однако маг был не настолько поглощен крылатым спутником, чтобы не заметить состояния Элайры.

— Ты не одинока, храбрая девушка. И Морриэль не имеет над тобой прежней власти. Она утратила ее в тот день, когда ты решилась разыскать Асандира в Эрдане.

— Эт милосердный! — воскликнула Элайра. — Разве я могла подумать, что мое любопытство повлечет за собой столько бед?

Взгляд Трайта прожег ее насквозь.

— Никогда не изменяй себе!

— Позаботьтесь о нем, — выпалила Элайра.

Трайт протянул руку и слегка потрепал девушку по щеке. Наверное, так поступил бы отец, желая подбодрить любимую взрослую дочь. Элайре никогда не приходилось испытывать подобные ощущения, и отца у нее не было. Она дотронулась до того места, где только что были пальцы мага, и слезы застлали ей глаза.

— Мужайся, милая девушка, — сказал Трайт и слегка вздохнул. — Не стыдись любви, что внутри тебя. Раз ты боишься спросить, я сам тебе скажу: нет такого секрета, который рано или поздно не будет раскрыт. Там, в Итарре, Содружество отступило потому, что великому милосердию духа, которое мы зовем жизнью, постоянно грозит нарушение равновесия. Пойми: Асандир убеждал, побуждал, но никогда не принуждал твоего любимого. Аритон по доброй воле предпочел корону музыке.

— Что? — не поверила Элайра. Ею овладела холодная ярость. — Зачем он это сделал?

Черное одеяние Трайта вдруг стало похожим на зимнее ночное небо. Не хватало только звезд.

— Потому что он не захотел быть единственным человеком, закрывающим паравианцам пути возвращения на Этеру.

— Остается лишь надеяться, что древние расы действительно достойны его жертвы, — угрюмо произнесла Элайра.

— В этом ты должна убедиться сама, — с непонятной ей грустью сказал Трайт. — Пока могу тебе сообщить очевидный факт: риатанцы являются единственным связующим звеном с Этом-творцом. Их возвращение — краеугольный камень будущей гармонии нашего мира. Но слова, не подкрепленные мудростью, не имеют смысла. Вы с Аритоном должны дожить до возвращения единорогов и ощутить всю силу их присутствия. Тогда вы поймете.

Невдалеке шумно плеснула волна. На берег хлынули соленые брызги, перемешавшись с дождем, продолжавшим монотонно сыпать с неба.

— А теперь я должен тебя покинуть, храбрая девушка. Костер догорел, и заклинание сокрытия скоро ослабнет.

Элайра шмыгнула носом. Ей вообще не хотелось говорить, но она все-таки заставила себя быть вежливой:

— Благодарю вас. Я вам так обязана.

Она не видела лица Трайта, успевшего накинуть капюшон. Ворон норовил украдкой прошмыгнуть хозяину под плащ, спасаясь от дождя. Трайт покачал головой.

— Не надо меня благодарить. Прими лучше мое благословение. Чувствую, ты нуждаешься в утешении. Меня послали к тебе, ибо ясновидение показало Хранителю Альтейна, что только ты сумела так тонко и глубоко разобраться в личности Аритона. Но если твой Повелитель Теней предаст тебя или ты предашь его, это вызовет немало бед.

Элайра едва удержалась, чтобы не заткнуть уши.

— А если мы не предадим друг друга?

Трайт погладил ворона. Иного утешения он дать не мог ни птице, ни девушке.

— Ах, Элайра, нас поселили в этот мир, наделив свободой воли, исключающей всякие гарантии.

От его прощального прикосновения веяло грустью.

— Не поддавайся сомнениям. В эрданской таверне ты знала, как действовать.

Трайт повернулся и зашагал в сторону пристани. Ветер и завеса дождя превратили его в тень, быстро удаляющуюся на фоне наползавшего с моря тумана. Элайра простояла, глядя ему вслед, до тех пор, пока прилив не усилился и соленая волна не достигла камней, замочив ей ноги. Приподнимая мокрый подол, Элайра пошла к дому вдовы красильщика. Теперь вместо подавленности она чувствовала непонятное, безрассудное ликование, сквозь которое то и дело прорывалась легкая грусть.

Морриэль могла требовать от нее верности Кориатанскому ордену и послушания, но там, где выбирало сердце, Элайра решала сама.

Капитан Гнадсог возвращается с военного совета, и свет факелов очерчивает его горбоносый профиль. «Диган и Лизаэр приняли окончательное решение, — сообщает Гнадсог своим подчиненным, собравшимся на лужайке. — Завтра мы вступаем в Страккский лес. Там мы отравим реку и все ручьи, чтобы лишить варваров возможности охотиться. Мы будем методично морить голодом каждый их лагерь. Расчет Пескиля безошибочен. Дети — будущее кланов, а без женщин кланы вымрут естественным образом»...

Под пологом леса, в долине, защищенной невидимыми ловушками, бойцы кланов под предводительством Стейвена Валерьента точат мечи, кинжалы и ножи и в последний раз натирают воском тетиву луков. Магистр Халирон, играя на древней паравианской лиранте, поет им баллады и песни о лучших временах, чтобы вселить в сердца бойцов мужество и доблесть, и грустит о скорых потерях в неравной войне...

Вернувшись в Альтейнскую башню, Сетвир устремляет мысленный взор к Рокфальской вершине, дабы проверить магические путы, связывающие Деш-Тира. Он обнаруживает, что его собратья действовали безупречно, и это несколько успокаивает его. Только Аритон обладает знаниями и способностями, чтобы проникнуть в Рокфальский колодец и выпустить это зло из заточения; хотя вряд ли можно допустить, чтобы наследный принц, сам сражавшийся с Деш-Тиром, решился на подобную глупость...