Позже Стругацкие переписывают пролог и первую главу, и если пролог остается, в сущности, неизменным (Авторы лишь чуть сокращают его и проводят стилистическую правку), то действие в первой главе переносится на Землю, в Мирза-Чарле.
 

ГЛАВА ПЕРВАЯ, по преимуществу информационная

       Юра Чибисов, выпускник инженерного факультета Высшей школы космогации, допил кефир, доел булочку с маком и отправился представляться капитану. Он неторопливо шел по широкому, с низким потолком коридору гостиницы, рассеянно поглядывая по сторонам, и обдумывал слова приветствия.
      В Мирза-Чарле он никогда раньше не был, но все базовые ракетодромы на Планете строились по единому стандарту, и легко было догадаться, что гостиница в Мирза-Чарле ничем не отличается от гостиницы любого другого ракетодрома. Капитан остановился в номере семнадцатом, значит, сейчас надо будет свернуть налево, миновать массивные двери кабинета справочной библиотеки и свернуть направо. Не забыть постучать и дождаться разрешения войти. Говорят, капитан — мужчина свирепый и погрязший в старческих предрассудках. Юра вздохнул и впервые вспомнил о Школе с сожалением.
      У дверей библиотеки он едва не столкнулся с высокой полной женщиной в просторном жакете и широкой плиссированной юбке. Женщина остановилась.
      — Юра? — сказала она.
      — Женечка? — сказал Юра и с удовольствием остановился.
      Это была Женя Коврова с факультета дистанционного управления, выпускница позапрошлого года. Женя работала диспетчером на Спу-пятом. Они поздоровались.
      — Давно из Школы? — осведомилась Женя.
      — Вчера, — сказал Юра. Он оглядел ее и стесненно пробормотал: — Тебя прямо не узнать.
      Женя засмеялась:
      — Да уж, — сказала она. — Меняемся. Качественно и количественно. Назначение получил?
      — Только что. Иду представляться капитану Быкову.
      Женя присвистнула.
      — А что? — спросил Юра с некоторым беспокойством.
      — Ничего. Ты к нему сам напросился?
      — Почему — сам? — сказал Юра. — Начальство распределило. А в чем дело?
      Женя задумчиво посмотрела на него.
      — Очень интересно, — сказала она. — А тебе сказали, куда вы с Быковым идете?
      — Повезем какого-то инспектора. По всей системе. Он главный над базами.
      — Какого-то, — сказала Женя. — Вы повезете Юрковского.
      — Юрковского? Планетолога? Но ведь он, кажется, на покое.
      — Эх ты, малек. Это Дауге на покое.
      — Слушай, Женька, — умоляюще сказал Юра. — Не морочь мне голову. Расскажи толком, в чем дело?
      Женя неторопливо раскрыла сумочку, погляделась в зеркало и попудрила нос.
      — Ну? — сказал Юра.
      Женя захлопнула сумочку.
      — Я думаю, тебе очень повезло, — серьезно сказала она.— Быков не даст тебе резвиться и сделает из тебя работника.
      — И только-то? — разочарованно спросил Юра.
      — Только-то. Быков свернет из тебя ленту Мёбиуса и загонит тебя в бутылку Клейна.
      — Ах, как страшно, — сказал Юра. — Что такое твой Быков? Быков — это старый брюзга.
      — Это ты ему скажи, — предложила Женя. — При первом свидании. Только подожди, пока я уйду. Мне сейчас вредно видеть поверженную юность.
      — Ладно, ладно, — сказал Юра. — Нечего меня пугать. Годик я у него постажируюсь, а потом — адью. Расскажи лучше, что у вас новенького на Пятом.
      — А что тебя волнует?
      — Зиночка вернулась?
      — Вернулась, — сказала Женя. — Вдвоем.
      — Серьезно? А кто он?
      — Ты его не знаешь, физик один. А что нового в Школе?
      Юра пожал плечами.
      — Ничего особенного.
      — Обязательно заеду в Школу, — сказала Женя. Она помолчала. — Жалко уходить с работы, — сказала она. — У меня такая интересная работа.
      — Ничего, ты еще вернешься, Женечка.
      — Обязательно вернусь. Но все равно жалко.
      Юра сказал как можно мягче:
      — Но ты же знала, Женечка…
      — Знала, еще бы. Но как же иначе? Ведь иначе нельзя.
      — Я понимаю.
      Женя рассмеялась.
      — Ничего ты не понимаешь. Кстати, тебе не пора?
      Юра посмотрел на часы.
      — Мне давно пора, — сказал он. — Ничего, обойдется. Имею я, в конце концов, право поговорить с товарищем, которого не видел два года?
      Женя с сомнением поджала губы.
      — И вообще, — сказал Юра, — нельзя давать начальству с самого начала садиться тебе на шею. Главное — утвердить свое человеческое право на свободу воли. Чем я рискую? Каким-то рапортом. А выигрываю…
      — Быков не пишет рапортов, — сказала Женя.
      — Тем более. А откуда ты это знаешь?
      — Это все знают. Ты бы все-таки шел, Юрик…
      Юра вздохнул.
      — Ну, раз ты просишь…
      — Ступай, ступай.
      Женя протянула ему руку.
      — Может быть, вечером увидимся? — сказал Юра. — Приходи в концертный зал.
      — Нет, — сказала Женя. — Вечером мы не увидимся.
      — Почему?
      — Во-первых, через час я улетаю домой.
      — А во-вторых?
      — Во-вторых, — серьезно сказала Женя, — вечером ты будешь сидеть в бутылке Клейна. Желаю удачи, Юрочка. И постарайся быть послушным мальчиком.
      Она отняла у него руку и, не оборачиваясь, ушла по коридору. Юра задумчиво поглядел ей вслед. Женя чего-то недоговорила. Странно. Диспетчерам на стартовых спутниках известно многое. Но говорят они, к сожалению, не все, что знают.
       У двери номера семнадцатого Юра приосанился, провел ладонью по волосам и постучал. «Войдите», — сказал неприятный скрипучий голос. Дверь открылась.
      За круглым столом посередине комнаты сидели двое. Юра сразу узнал обоих, хотя раньше видел их только на фотографиях. На столе между ними стояла ваза с желтыми алма-атинскими яблоками и сифон с шампанским. Юрковский, длинный, седой, в роскошном сером костюме, полулежал в кресле и рассматривал на свет бокал, который держал двумя пальцами, отставив мизинец. Быков в потертой кожаной куртке сидел, ссутулившись, напротив и чистил яблоко пластмассовым ножиком.
      — Разрешите, — сказал Юра.
      Быков и Юрковский посмотрели на него.
      — Войдите, — повторил Быков.
      Юра шагнул в комнату, дверь бесшумно закрылась за ним.
      — Я к вам, Алексей Петрович, — сказал Юра.
      Быков мельком взглянул на часы. Юрковский осведомился холеным голосом:
      — Что это за мальчик, Алексей?
      — Это стажер, — сказал Быков.
      Юрковский отставил бокал и спросил с изумлением:
      — Зачем нам стажёр?
      Юра стиснул зубы. Быков пожал плечами и сказал:
      — Я вас слушаю, стажер.
      — Совершенно не понимаю, зачем нам стажер, — сказал Юрковский. Быков глянул на него. Юрковский деликатно помахал на него рукой: — Хорошо, хорошо, Алексей. Разбирайся.
      Юра металлическим голосом представился:
      — Выпускник Высшей школы космогации Чибисов прибыл в ваше распоряжение.
      Юрковский откинул голову на спинку кресла и со скучающим видом принялся рассматривать стерильный потолок.
      — Садитесь, стажер, — сказал Быков.
      Юра чинно сел. Быков глядел на него, не мигая. Юра глядел в угол поверх его рыжей головы.
      — Ваше полное имя, — сказал Быков.
      — Юрий Николаевич Чибисов.
      — Родители?
      — Мать — детский врач. Отец — электротехник.
      — Братья и сестры?
      — Сестра Валентина, тринадцать лет.
      — Женаты?
      — Нет.
      — Невеста?
      Юра подобрался и взглянул Быкову в глаза. У Быкова были жесткие холодные глаза. Юра снова уставился в угол.
      — Невесты нет.
      — Чем занимались до Школы?
      — Три года работал на ремонтной станции.
      — Взыскания на работе?
      — Не было.
      — Взыскания в Школе?
      Юра помедлил.
      — Два выговора. Один на третьем курсе — от начальника Школы за тренировку на перегрузки без разрешения врача, второй на четвертом — от начальника факультета. За опоздание на занятия.
      Юрковский взял бокал и стал маленькими глотками прихлебывать шампанское.
      — Шифр вашего радиофона, стажер, — сказал Быков.
      — Семь-один-два-один, — сказал Юра.
      — Возьмите записную книжку, — сказал Быков. Юра торопливо достал записную книжку. — Пишите. Шифр капитана Быкова — три нуля три. Шифр штурмана Крутикова — два нуля семь-два. Шифр борт-инженера Жилина — два нуля семь-три.
      Общий шифр корабля — а-эс-три.
      Юра исправно записывал.
      — Шифры выучить наизусть. Спрошу после старта. Сейчас отправляйтесь к борт-инженеру Жилину, тридцать третий номер, налево по коридору, восьмая дверь справа. Представитесь и узнаете свои обязанности. Борт-инженер Жилин будет вашим непосредственным начальником на весь период стажировки.
      По вахтенному расписанию вы будете числиться вторым борт-инженером.
      Юрковский негромко сказал в бокал:
      — Решительно не понимаю, зачем нам второй борт-инженер.
      — Стажер Чибисов, — сказал Быков, — можете идти.
      Юра встал, четко, как в гимнастическом зале, повернулся кругом и вышел. Выходя, он услыхал, как Юрковский противным томным голосом спросил Быкова:
      — А что, от стажера отказаться уже нельзя? Уже поздно?
      Дверь захлопнулась, и ответа Быкова Юра не услышал.
 
      Вероятно, Стругацкие прислушались к вопросу Юрковского, а может быть, начинать второе произведение с очередного стажера им показалось неуместным, поэтому они изменяют специальность Юры, делая его «как бы стажером», а на самом деле — вакуум-сварщиком, отставшим от группы. Где-то в это время, вероятно, была написана и глава под номером 1 — «Венера. Архаизмы». Как рассказывает Б. Н. Стругацкий, эта глава была написана Аркадием Натановичем в одиночку и должна была протягивать ниточку от СБТ к «Стажерам». Глава в повесть не вошла, так как основная идея данного эпизода была высказана в главе о Бамберге.
      Произведение «Венера. Архаизмы» было опубликовано отдельным рассказом в 11-м томе Собрания сочинений «Сталкера» в разделе «Неопубликованное», но сохранилось и начало чернового варианта этой главы:
 

1. ВЕНЕРА. БЕРЕГ ЕРМАКОВА

       Памятник находился в центре города, посередине широкой квадратной площади — черные, объеденные адским огнем обломки на грубой черной глыбе базальта. С северной стороны в исхлестанном бурями базальте была вырублена надпись: «ПЕРВЫМ». По площади мела стремительная, тонкая как дым поземка, а в небе неслись вечные кровавые тучи. И слабо, но настойчиво отдавалось в шлемофонах далекое бормотание укрощенной Голконды.
      Быков первым пошевелился, поднял руку, стряхнул черно-серый пепел с плеча. За ним зашевелились остальные. Юрковский, молча, на негнущихся ногах пошел к своему вездеходу.
      Жилин, помахав рукой Юре, отправился за ним. Юра остался стоять на месте, в нерешительности переводя взгляд с бесформенной груды на вершине памятника на двух людей, оставшихся перед ним. У него было странное чувство, словно он участвует в каком-то фильме. И не в каком-то, а в фильме о завоевании Венеры. Все здесь было — и люди, которые первыми высадились здесь, и их легендарный вездеход-транспортер, погибший в атомном взрыве, и грохот Голконды, и багровое небо, и вечный ветер, несущий вечный песок.
      — Пойдем, Михаил, — сказал негромко Быков.
      В красноватых сумерках Юра увидел, как под прозрачным колпаком спецкостюма тряслась лысая голова Михаила Антоновича.
      — Сейчас, сейчас, Алешенька, — сдавленно пробормотал Михаил Антонович. — Минуточку только…
      Быков промолчал. Он стал глядеть в сторону, где Жилин и Юрковский упаковывались в ракетомобиль.
      — Мы поехали, Алексей, — сухо сообщил Юрковский.
      — Поезжайте, — сказал Быков и добавил, когда ракетомобиль медленно задвигался: — Не забывайте, жду вас к девятнадцати. Жилин!
      — Слушаю вас, Алексей Петрович…
      — Помните… — Юра увидел, как лицо Быкова искривилось в безрадостной усмешке, — помните, что вы сопровождаете Генерального инспектора.
      — Я бы попросил, Алексей… — сказал Юрковский.
      Из-под ракетомобиля взвилось облако черной пыли. Блеснул язык пламени. Блестящая тонкая машина подпрыгнула, на мгновение повисла в серых потоках поземки и вдруг, развернув крылья, взлетела в красное небо. Затем она четкой тенью ринулась к куполам зданий на другом конце площади и исчезла.
      — Пойдем, Михаил, — снова позвал Быков.
      Михаил Антонович всхлипнул, повернулся и побрел к вездеходу, загребая носками пыль.
      — Пойдемте, стажер, — сказал Быков и пошел вслед за ним.
      Юра двинулся за Быковым.
      Им выделили первоклассный пятиосный вездеход и прикомандировали водителя — честь неслыханная на Венере, как узнал краем уха Юра, потому что здесь постоянно не хватало транспорта, людей и много чего еще. Но то ли потому, что Быков привез генерального инспектора МУКСа, то ли потому, что Быков представлял объект уважения сам по себе, ему ни в чем не отказывали.
      От города на север, к берегам Урановой Голконды, пролегало широкое стеклянное шоссе. Юра уселся рядом с водителем, а Быков и Михаил Антонович сели позади. Пока все усаживались, водитель держал руки на пульте управления и, полуобернувшись, ждал.
      — Поехали, — кряхтя, сказал Быков.
      Водитель нажал на клавиши. Вездеход мягко взял с места и покатил по шоссе почти без толчков. Некоторое время водитель молчал. Молчал и Юра, глядя вперед на блестящую красноватым светом дорогу, на черную пустыню по сторонам, на черную мглу, пронизанную голубоватыми вспышками далеко впереди. Затем водитель спросил:
      — Тебя как зовут?
      Юра поглядел на него сбоку. Водителю было лет двадцать, не больше. Юра ответил обдуманно:
      — Юрий. А тебя?
      — Василий, — сказал водитель, нисколько не обидевшись.— Ты пилот?
      — Нет. Я рабочий. Сварщик. А ты?
      — Метеоролог.
      Что-то широкое и темное соскользнуло с низкого красного неба, пересекло дорогу и мгновенно скрылось в пустыне, — Что это? — спросил Юра.
      Василий ответил не сразу. Он что-то тронул на пульте, сейчас же приглушенно завыла сирена и вспыхнули яркие фары.
      — Не знаю, — сказал Василий. — Никто не знает. Здесь много такого, чего никто не знает. Черным черно, как черна ворона.
      — Птица?
      — Почему птица? Я говорю — никто не знает. Да нужды нет, и так справляемся.
      Юра презрительно сказал:
      — Тоже мне… местные жители.
      Василий спокойно заметил:-
      — Ты это брось, молодший. А то я тебя того… выше Дерева стоячего.
      — Любопытно посмотреть.
      Некоторое время водитель молчал. Затем сказал в своей странной былинной манере:
      — Наказать бы тебя, добер молодец, по нагому телу за нахальны речи.
      — Ладно, не сердись, — примирительно сказал Юра. — Я только удивился, что вы здесь живете и не знаете, что здесь водится.
      — Только нам здесь и дела, что этим барахлом заниматься!
 
      Следующим этапом разработки сюжета повести идет так называемый «обратный план действия», написанный как бы с конца повествования. В плане появляется глава о Бамберге (правда, еще не на окончательном месте) и впервые высказывается главная идея повести.
 
      Эпилог.
      Н. Букет незабудок — Дауге встречает на ракетодроме потрясенного Быкова.
      Н — 1. Стажер прибыл к месту работы, встречает товарищей, приступает к работе. Квинтэссенция смысла книги — изменения в душе стажера.
      Н — 2. Гибель Портоса. С момента, когда они начинают гибнуть, гибель, появление Быкова и отчаяние Быкова.
      Н — 3. Сцена первая: Юрковский тайно будит Михаила Антоновича, и они улетают. Сцена вторая: Жилина поднимает Быков — в погоню! Быков — попытка связи с М. А., диспетчерская, подслушанный разговор. Сцена третья: бой в ракете, где в ход вступает стажер. Сцена четвертая: старт на пеленг бота.
      Жилин ловит последний зов Крутикова.
      Н — 4. Стажер прощается и переносит пожитки на швейцарский корабль. Быков не поддается Юрковскому, Крутиков ночует на боте.
      Н — 5. Рейс, критика следопытства, гигантская флюктуация.
      Н — 6. Юрковский расправляется с автократом.
      Н — 7. Планета под пятой автократа.
      Н — 8. Астероиды, смерть-планеты. Расправа Юрковского с лихачами. В основном расправу чинит Быков. Ворчание Юрковского, что Быков превышает власть. Опыт с гравитацией.
      Н — 9. Умиротворение разложившейся базы. Рудники астероида. Космический жемчуг. Спэйс-пёрл. Большая часть рудников принадлежит компании. И банда свободных охотников.
      Грызня и стрельба. Советский надзиратель — незаинтересованная сторона. Не справившись, послал СОС. В ужасе, что Юрковский один, без армии. «А где остальные?» Арест, атомные торпеды. «Смертники… коммунисты» — из глубины комнаты по-русски, змеиным шепотом. Быков, не оборачиваясь: «А ты как думал, сволочь!» Юрковский напоследок пригрозил сообщить американскому патрулю. Хихикают. «Капитану Джонсону. Он мой личный друг и не откажет мне в маленькой любезности». Лица вытягиваются.
       Н —10. Бытовая сцена. Показать Юрковского барином, зазнайкой. Подписывает бумаги. «Ванюша, это передай через час открыто, а это — моим кодом. Э… Юра. Сбегай в мою каюту и принеси бювар». Подготовка к концовке Н — 6: «Вот и из Володьки может получиться такое». Володя, знаешь, о чем я сей час подумал? Знаю, — угрюмо ответил Юрковский.
      Н — 11. Облава на Марсе.
      Н — 12. Подготовка облавы. Необходимость облавы.
      Н — 13. Один из первых дней рейса. Стажер бродит по кораблю и приглядывается. Описание корабля. Корабль — уютный дом межпланетника. Приглядывается к людям.
      Н — 14. Мирза-Чарле. Мучения стажера.
 
      Этому варианту плана соответствует сохранившаяся глава «Облава». Неизвестно, писали ее Стругацкие для «Стажеров» специально, или это был ранний рассказ, который вроде бы удобно ложился в повествование, или это была оказавшаяся невостребованной новелла из ПХХИВ, но в данном раскладе материалов она соотносится именно к этому плану «Стажеров», потому что в предыдущем плане еще нет главы, где показывалась бы необходимость облавы, а в следующем Стругацкие уже придумали запоминающееся название для марсианского хищника…
 

ОБЛАВА

       У начальника Базы был кабинет — маленькая низкая комната без окон, со стенами из гофрированной пластмассы. Начальник сидел за столом и, рассеянно щелкая переключателем селектора, слушал, как его заместитель по строительству Виктор Гайдадымов орет на его заместителя по материально-техническому обеспечению Ибрагима Константиновича Иваненко.
      Гайдадымов требовал вездеходы, которые Иваненко накануне поставил на профилактический ремонт. Иваненко, красноглазый от усталости и зверски небритый, отбивался очень ловко.
      Характерно, что ни тот ни другой не смели обратиться за поддержкой к начальнику: в глубине души каждый сознавал, что прав все-таки противник. Начальнику наконец надоел этот крик, и он сердито сказал:
       — Достаточно. Садитесь оба.
      Заместители сели. Иваненко сейчас же сунул руки в рукава, втянул голову в пушистый воротник дохи и прикрыл глаза. Гайдадымов яростно шмыгнул покрасневшим носом и уставился на начальника. У обоих заместителей были бледные худые лица с дочерна загорелыми скулами и надбровьями.
      — Договоримся так, — сказал начальник. — Сколько у вас инженеров на строительных работах, Виктор?
      Гайдадымов снова шмыгнул носом и сказал:
      — У меня программа летит. Меня астрономы едят.
      — Я спрашиваю, сколько инженеров ты взял на стройки?
      — Ну, восемь, — неохотно сказал Гайдадымов.
      — Отдашь их в ремонтные мастерские. Ибрагим Константинович, за двое суток кончите ремонт?
      Иваненко спал.
      — Кончит, — сказал начальник. — Через двое суток получишь свои вездеходы и моих инженеров.
      — За двое суток астрономы меня съедят, — сказал Гайдадымов.
      — Да нет, не съедят, Витя, — сказал начальник. — Посылай их ко мне. Пошли ко мне Рихтера, хорошо?
      — Они к вам не пойдут. — Он достал платок и шумно высморкался. — Собственно, они и меня-то не едят. Просто работают, как бешеные. Мне на них смотреть стыдно.
      В коридоре загремели свинцовые подметки, и в дверь постучали.
      — Войдите, — сказал начальник. Он покосился на часы.
      Было десять часов вечера.
      В кабинет вошли четверо, и в кабинете сразу не осталось ни вершка свободного места. Это были Следопыты, археологи, работающие вне Базы. Они месяцами копались в марсианских песках, разыскивая следы исчезнувшей цивилизации, и появлялись на Базе очень редко. Следопыты работали совершенно самостоятельно, База только снабжала их продовольствием и иногда машинами. Начальник даже не всех знал в лицо, но этих он знал: Опанасенко, Морган, Альварес и Хасэгава — старожилы и самые лучшие разведчики Марса.
      — Здравствуйте, Борис Максимович, — прогудел Опанасенко.
      — Здравствуйте, товарищи, — сказал начальник. — Рад вас видеть, садитесь. Садиться, правда, не на что.
      — Благодарю вас, — сказал Хасэгава. — Мы будем стоять.
      — Мы к вам с просьбой, — сказал Опанасенко. — Нам нужны машины.
      При слове «машины» Гайдадымов нехорошо усмехнулся, а Иваненко, не открывая глаз, сказал:
      — Очень сожалею, но машин, извините, нет.
      — Здравствуйте, Ибрагим Константинович, — сказал Опанасенко. — А мы нефть нашли.
      — Где? — Иваненко приподнял набрякшие веки и поглядел на археолога.
      — Шестьдесят километров к востоку. Подступы идеальные.
      — Это хорошо, — сказал Иваненко. — Кроки сняли?
      Опанасенко, широко улыбаясь, расстегнул доху, вытянул планшет и извлек из него несколько сложенных листков бумаги.
      — А ну-ка, дайте-ка, — сказал Иваненко. Он развернул листки и стал рассматривать кроки.
      — Нам нужны все машины, какие есть на базе, — сказал Опанасенко. — Все краулеры и вездеходы. И все люди, которые уме ют стрелять. И побольше динамиту. И ракеты.
      — И два мешка луку, — мрачно сказал Гайдадымов.
      — Здравствуйте, Виктор Петрович, — радостно сказал Опанасенко. — Вот кстати, ваше поручение мы выполнили. Шесть мачт релейной передачи поставили, до самой биостанции.
      — Спасибо, — хмуро сказал Гайдадымов.
      — А зачем вам все это нужно? — спросил начальник.
      — Бладсакер, — сказал Морган.
      — Тора, — сказал Хасэгава.
      — Перро, — сказал Альварес.
      — Одним словом, рысь, — сказал Опанасенко. — Надо кончать с рысью.
      —  Что-нибудь случилось? — спросил начальник.
      — Две рыси бродят вокруг лагеря, — сказал Опанасенко.— Они все время ходят вдоль трассы.
      — Какая там еще рысь, — проворчал Иваненко, тяжело поднимаясь со стула. — Вот нефть — это хорошо. Это вы молодцы.
      Завтра же пошлю ареологов.
      — Какая рысь? — сказал Опанасенко. — Спросите у Хлебникова, какая рысь.
      — Нечего было шататься без оружия, — сказал Иваненко.— Сто раз предупреждали.
      — А что вы нам скажете, Борис Максимович? — сказал Опанасенко, поворачиваясь к начальнику.
      — У нас очень трудно с машинами, Федор Алексеевич, — сказал начальник. — А что вы хотите предпринять?
      — Облаву, — сказал Опанасенко. В кабинете воцарилось молчание.
      — Ну, я пошел в мастерские, — сказал Иваненко. — До свидания, Борис Максимович.
      — Нет уж, вы погодите, Ибрагим Константинович, — сердито сказал Гайдадымов. — Это дело надо решить.
      — Мне некогда решать такие дела, — сказал Иваненко.— Мне надо работать. И вам тоже.
      — Правильно, — сказал Опанасенко. — Нам надо работать.
      А мы работать не можем. Мы не можем к каждому работнику приставлять часового.
      — Здоровые парни, — сказал Иваненко. — С пушками.
      Смешно, честное слово.
      — По-вашему, таскать на работу пушки нормально? — осведомился Опанасенко. — Ареологи завтра тоже поедут с пушками? Что-то не помню, кто там из них умеет стрелять.
      — Хорошо, — сказал Иваненко и снова сел. — Чего вы от меня хотите?
      — Поясните себе положение, — сказал Морган. — В нее очьень трудно попасть. Она летает быстро. Ее нужно долго гнать, загнать и расстрельять в упор.
      — А потому, — сказал Опанасенко, — нам нужно, — он стал загибать пальцы, — все быстроходные машины базы, все лучшие водители, все стрелки, побольше динамиту, побольше ракет… — …и два мьешок лука, — сказал Морган, улыбаясь.
      — Так, — зловеще сказал Иваненко. — Вы собираетесь гнать краулеры на полной скорости по пустыне, пережжете моторы, порвете ходовую часть, поперетопите машины в зыбучках…
      — Но зачем так пьечально? — сказал Морган.
      — …перекалечитесь сами, спалите все горючее… Не дам машин! — рявкнул он неожиданно.
      Опанасенко грохнул кулаком в стену.
      — Черт побери, — сказал он. — Да кто же для кого? Мы для машин или машины для нас?! Неужели же трудно понять! Да ваших же врачей эта гадина чуть не сожрала на той неделе!
      — Спокойно, спокойно, — сказал начальник.
      — Надо машины дать, — сказал Гайдадымов. — Я сам одну доведу.
      — Черта лысого ты поведешь! — заорал Иваненко. — Нет, я так не могу! Я в таких условиях работать не могу! Охоты, облавы, а на Базе люди живут впятером в такой вот комнатушке!
      Для женщин комнату едва выделил! Строить надо, а не гарцевать на краулерах!
      Опанасенко вдруг успокоился.
      — Хорошо, — сказал он. — Не надо машин. Мы пойдем цепью. Все, конечно, пойдем. Пусть облава будет пешая. И горючее будет цело, и в комнатах после облавы станет посвободнее. Это вас устраивает, товарищ Иваненко?
      — Не смейте разговаривать со мной в таком тоне, — прошипел Иваненко. — Не смейте!..
      Начальник хлопнул ладонью по столу.
      — Достаточно, — сказал он. — Это ругань, а не серьезный разговор. Товарищ Опанасенко, расскажите, пожалуйста, что такое эта рысь? О ней много говорят, и никто ничего не знает.
      — Мы тоже мало знаем, Борис Максимович, — сказал Опанасенко. — Какое-то хищное животное. Никто его толком не видел. Охотится ночью, нападает длинным прыжком, всегда почему-то справа. Нападает почему-то на людей и всегда норовит вцепиться в правый бок. Что еще? Длинная, с серебристой шерстью, конечностей не заметно, глаз тоже. Вот и все, пожалуй.
      — А где она скрывается днем? — спросил начальник.
      — Неизвестно. Может быть, зарывается в песок. А может быть, у нее есть логово — передвигается она очень быстро.
      — Дело вот в чем, — сказал начальник. — Через четыре месяца с Земли придут два корабля. Они привезут еще пять краулеров. С машинами будет легче. С другой стороны, за это время мы, по-видимому, закончим самые необходимые постройки и станет легче с грузовыми перевозками. Может, имеет смысл подождать с рысью?
      Опанасенко поглядел на Моргана. Морган пожал плечами.
      — Подождать, конечно, можно, — сказал Опанасенко, — но это опасно. Вам придется либо запретить выход с территории, либо, — он принялся загибать пальцы, — ввести непрерывный патруль вдоль трассы. На краулерах, конечно. Выделить отряд стрелков для охраны биологов, ареологов, связистов, работающих в поле. Поставить вокруг Базы высоковольтное заграждение. Одним словом, это дороже обойдется.
      — Мы ее не знайем, — сказал Морган, — а она наглейет. Вчера я видьел ее сльеды у экскаватора. Раньше этого не было. Скоро она начнет нападать на краулер, а краулер есть открытая машина.
      — Да-а, — сказал начальник. — Ну, что вы скажете, Ибрагим Константинович?
      — Делайте, как хотите, — сказал Иваненко. — А я бы так просто запретил выход с Базы.
      — Ну уж нет, — сказал Гайдадымов. — Такой приказ выполняться не будет. Запереть ученых на четыре месяца!.. Они скажут, что не для того сюда летели, и будут правы.
      — Делайте как хотите, — повторил Иваненко.
      — Хорошо, — сказал начальник. — Сколько времени нужно на подготовку, Федор Алексеевич?
      — Двое суток, я думаю, хватит, — сказал Опанасенко и поглядел на Моргана. — А, Гэмфри?
      — Да, — сказал Гэмфри.
      — У нас на Базе сто восемьдесят три человека, — сказал начальник.
      — Сто восемьдесят четыре, — поправил Гайдадымов, улыбаясь.
      — Почему? — сказал начальник. — Сто восемьдесят три.
      — А Богдан Богданыч Спицын? Ему уже неделя.
      — Да, правда, — сказал начальник. Все улыбались, даже Иваненко. — Одним словом, не считая женщин и… гм… детей, у нас полтораста боеспособных мужчин.
      — Боеспособных мужчин у нас человек сорок, — сказал Опанасенко, — и то считая Следопытов. Да нам больше и не нужно. Десять машин, сорок человек. Это не проблема, Борис Максимович. Поручите это нам с Гэмфри.
      — Хорошо, — сказал начальник. — Готовьте облаву. И помните, Федор Алексеевич, вы поведете самое ценное, что у нас есть — людей и машины. Берегите, пожалуйста, людей, но не забывайте и о машинах.
      — Конечно, — сказал Опанасенко.
 
      Стругацкие продолжают дорабатывать сюжет. Пока еще не начет текст, за исключением ранних вариантов пролога и пары глав. План доводится до совершенства, основная работа еще впереди. Очередная фамилия для стажера, другой порядок глав, появление в прологе и эпилоге Марии Юрковской… И вот — очередной план:
 

«СТАЖЕР»

       Пролог. Дауге и Мария Юрковская после проводов экспедиции.
      1. Мирза-Чарле. Вакуум-сварщик Юрий Николаевич Кочин, двадцать лет. Отстал от группы добровольцев. Визит к Быкову после многих мыканий.
      2. Один из первых дней рейса. Стажер бродит по кораблю и приглядывается. Описание корабля — уютного дома межпланетника. Стажер приглядывается к людям. Юрковский за работой — радиограммы, переговоры, распоряжения. Капитан на корабле не нужен — только до старта и при катастрофе. Стажер — неутолимое любопытство, добр, наивен, «послушайте, скажите мне, пожалуйста…», очень всех любит. Юрковский называет его кадетом. Рассуждения Юрковского насчет пистолета. Выпендривается перед Кочиным. «Э-э… Кадет, не можете ли вы вакуумно сварить обед?» Может быть, называет прапорщиком. Быков систематически и методически читает журналы и газеты за два прошлых месяца и смотрит кино. Мих. Ант. считает курс, вздыхает про пенсию, жалуется, что это его последний рейс. Разговоры о политике и о текущих событиях. Жилин считает, следит за режимами двигателя, составляет диаграммы, на вопрос стажера — отвечает, что работает над проектом корабля, который пролетит сквозь солнце. Все на полном серьезе; «а для охлаждения на другом конце солнца поставим души».