ГРОМОВ. Это правда. (Краюхину.) Владимир всегда лезет в самое пекло.
       КРАЮХИН (строго). Юрковский, как вам отлично известно самый способный из молодых геологов. А что касается его темперамента, то рядом Ермаков и Спицын, крепкие люди.
      ЛЯХОВ. Ясно, у них не порезвишься.
      КРАЮХИН. К тому же у нас есть еще один крепкий человек, четвертый и последний член экспедиции инженер Быков.
      ГРОМОВ. Это твой инженер из Антарктики?
      КРАЮХИН. Да.
      ГРОМОВ. А тебя не смущает все-таки его возраст, Николай Захарович?
      КРАЮХИН. Двадцать пять лет? Если мне не изменяет память, мы с тобой ходили в первый рейс двадцати лет…
      ГРОМОВ (уточняет). Двадцати двух!
      КРАЮХИН. А у этого хлопца за плечами уже пять лет Антарктиды и спасение французской экспедиции!
      ЛЯХОВ (усмехаясь). Французы прозвали его Стальным Капитаном.
      ГРОМОВ. Хорошо, хорошо, я ведь не против.
      КРАЮХИН (нажимает кнопку на краю стола и говорит в микрофон). Попросите ко мне товарища Быкова.
      Дверь открывается. В кабинет неторопливо входит высокий молодой человек атлетического телосложения, в белом спортивном костюме. Он останавливается у порога и негромко здоровается:
      — Здравствуйте, товарищи!
      КРАЮХИН. Здравствуйте, Алексей Петрович. Садитесь, пожалуйста. Вот сюда, поближе…
      Быков садится. Все внимательно рассматривают его.
      КРАЮХИН (мягко). Вы не изменили вашего решения? Плутон вас не пугает?
      БЫКОВ. Нет.
      ГОЛОВИН (хмуро). И вы не побежите в последний момент освобождаться по семейным обстоятельствам? Или по состоянию здоровья?
      Ляхов и Громов засмеялись.
      БЫКОВ (вполне серьезно). Нет, не побегу. Почему вы так думаете?
       ГРОМОВ (ласково). За последние четверть века, товарищ Быков, нам приходилось видеть всякое. Космос дело не шуточное.
      КРАЮХИН. Вы командир вездехода. Судьба экспедиции во многом будет зависеть от вас.
      БЫКОВ (по-прежнему серьезно). Нет, нет. Я взвесил все.
      Я не раздумывал. И если вы не изменили вашего решения, я готов!
      Краюхин переглядывается с членами комитета.
      КРАЮХИН. Ваше мнение, товарищи?
      ГОЛОВИН (ворчливо). Утвердить. Посмотрим.
      ГРОМОВ и ЛЯХОВ (в один голос). Согласны.
      КРАЮХИН (официально). Государственный Комитет утверждает товарища Быкова Алексея Петровича инженер - водителем и химиком комплексной экспедиции к Плутону.
      Все поднимаются. Члены Комитета молча пожимают руку Быкову.
      ГОЛОВИН (со вздохом, вполголоса). Ох, счастливец!
      ГРОМОВ (хлопает его по плечу и смеется). Нечего завидовать, старый ворчун! Мы с тобой свое отлетали. Эстафета у молодежи.
      КРАЮХИН (кладёт руку на плечо Быкова). Они правы, Алексей Петрович. И когда завидуют, и когда говорят, что эстафета у молодежи. Пожалуй, никогда еще перед космонавтами не стояла такая ответственная и тяжелая задача. В дни нашей молодости мы и мечтать не смели о таком рывке к границам Солнечной системы…
      ГОЛОВИН (мрачно). Еще бы… Шесть миллиардов километров за сто суток!..
      В дверях появляется секретарь:
      — Николай Захарович, ваш стратоплан на старте.
      КРАЮХИН (весело и энергично). Полетели, Алексей Петрович!
      Глаза Быкова округляются.
      БЫКОВ. На Плутон?
      Все смеются.
      КРАЮХИН. Ну нет, не так скоро. Пока поработаем на Земле.
      Есть такой ракетодром, «СЕДЬМОЙ ПОЛИГОН». Слыхали?
      * * *
      Стратоплан вертикального взлета уносится в синее безоблачное небо. В кабине, полулежа в креслах, беседуют Краюхин и Быков.
 
      КРАЮХИН. Полстолетия космонавты всего мира смотре ли на Плутон, как лиса на виноград.
      — БЫКОВ (улыбаясь). Видит око, да зуб неймет.
      КРАЮХИН. Вот именно. Каждому мечталось преодолеть чудовищную пропасть пространства, первому водрузить знамя своей родины на этой последней, крайней планете Солнечной системы.
      БЫКОВ. Я недавно подсчитал, что на нынешних ракетах при инерционном полете такое путешествие заняло бы больше столетия…
      КРАЮХИН. Значительно больше. Нет, нынешние ракеты для этого не годятся. Проблема была решена только тогда, когда советские космонавты получили в свои руки новое, небывалое орудие исследования Космоса — фотонный планетолет.
      БЫКОВ. «СКИФ»?
      КРАЮХИН. Да, «СКИФ». В нем сконцентрировалась вся мощь советской науки и техники. Мы строили его более двадцати лет. И вот два года назад он покинул лунные доки и отправился в пробный рейс к Плутону.
      БЫКОВ (усмехаясь). Пробный рейс в шесть миллиардов километров!
      КРАЮХИН. А как вы думаете? Такую фантастическую машину можно испытывать только на фантастических дистанции.
      На девяносто третьи сутки «СКИФ» вышел на орбиту вокруг Плутона.
      БЫКОВ. Я представляю себе, как ликовал экипаж!
      КРАЮХИН. Да нет, они даже обрадоваться не успели…
      БЫКОВ. Почему?
      КРАЮХИН. То, что они увидели на Плутоне, просто ошеломило их. Плутон оказался необычайной планетой. Вместо сугробов замерзшего газа — бешеная раскаленная атмосфера.
      Вместо вечного мрака и неподвижности — электрические бури, грандиозные выбросы ионизированных паров. И не удивительно, что неистовый азербайджанец Мехти потребовал немедленной разведки на десантной ракете.
      БЫКОВ. Что же там оказалось, Николай Захарович?
      КРАЮХИН (помолчав). Этого мы до сих пор не знаем. Мехти погиб и успел перед смертью сказать всего несколько слов.
      Он говорил о каких-то несметных сокровищах.
      БЫКОВ. Но хоть какие-то предположения существуют?
      КРАЮХИН. У нас есть результаты наблюдений с борта «СКИФА», и у нас есть слова Мехти. Мощная ионизация, бурное истечение раскаленных газов, сокровища… Предположения возникают самые фантастические…
      БЫКОВ. Какие же?
      КРАЮХИН. Например, возможно, что процессы, происходящие обыкновенно в глубоких недрах планет, на Плутоне происходят почему-то на поверхности…
      БЫКОВ. При чем же здесь сокровища?
      КРАЮХИН. Имеются в виду процессы непрерывного образования и распада трансурановых элементов…
      БЫКОВ (напряженно хмурится). Невероятно. Природные трансураниды, да еще на поверхности планеты! Тогда это должны быть действительно сказочные богатства! Мы-то знаем, чего стоит изготовить на Земле хотя бы миллиграмм менделевия!
      КРАЮХИН. Вот проверить это, создать плацдарм для широких исследовательских работ в этом направлении, и есть цель вашей экспедиции.
      ГОЛОС ШТУРМАНА (в микрофон). Через три минуты «СЕДЬМОЙ ПОЛИГОН».
      КРАЮХИН — Узнайте, чем занят экипаж.
      ГОЛОС ШТУРМАНА (после паузы). Экипаж обедает.
 
      
      * * *
      Ресторан гостиницы «СЕДЬМОГО ПОЛИГОНА». Экипаж «СКИФА» за столом. Едят второе. Геолог Юрковский, красивый немного стильный молодой человек, лениво ковыряет вилкой в куске телятины. Штурман-инженер Богдан Спицын, невысокий, полный, аккуратно подчищает корочкой подливку уже пустой тарелки. Командир корабля Ермаков, сухощавый, совсем седой, аккуратный, ест неторопливо и методично.
      
      Спицын вздыхает и рассматривает свою пустую тарелку. Юрковский, украдкой поглядывая на Ермакова, отрезает половину своего куска телятины и медленно двигает свою тарелку к тарелке штурмана. Тот делает то же. Тарелки сближаются. Вилка Юрковского двигает телятину к штурману. Штурман тянется к телятине своей вилкой.
      ЕРМАКОВ (не поднимая глаз). Владимир Сергеевич.
      Юрковский замирает. Спицын торопливо придвигает к себе тарелку.
      ЮРКОВСКИЙ. Э-э… Что вы сказали, командир?
      ЕРМАКОВ. Доедайте второе.
      ЮРКОВСКИЙ (кладет вилку). Мне не хочется что-то, Анатолий Борисович.
      ЕРМАКОВ (поднимает на него глаза, говорит тихо и спокойно). Владимир Сергеевич, я прошу вас доесть второе.
      ЮРКОВСКИЙ. Неужели это так важно?
      ЕРМАКОВ (спокойно). Мы не можем позволить себе дать Плутону хотя бы один шанс против нас.
      ЮРКОВСКИЙ. Даже в виде этого несчастного кусочка телятины?
      ЕРМАКОВ. Нарушение режима начинается с малого. У одних с кусочка телятины, у других с контрабандных пирожных!
      СПИЦЫН (бормочет растерянно). Какое пирожное? Я понятия не имею о пирожных, Анатолий Борисович. Ах, пирожное…
      Спицын вытаскивает из-за графина тарелку, полную пирожных, и разглядывает ее, словно видит впервые. Затем радостно восклицает:
      — Ах, это? Впервые вижу… Я пирожные терпеть не могу…
      Стараясь не глядеть ни на кого, штурман относит пирожные на буфет, затем вздыхает и вытирает корочкой уже и без того чистую тарелку.
        Ермаков прикладывает к губам салфетку, следит, как Юрковский неохотно доедает, и говорит холодно:
      — Как дети, черт бы вас побрал!
      ГОЛОС ДЕЖУРНОГО (в репродукторе). Председатель Государственного Комитета прибыл и приглашает экипаж «СКИФА» в кабинет начальника космодрома.
      Юрковский вскакивает и сейчас же садится под тяжелым взглядом Ермакова. Торопливо запихивает в рот остаток телятины.
      ЕРМАКОВ. Обед закончен. Прошу в кабинет начальника.
 
      Кабинет начальника космодрома инженера Смирнова.
      Светлое помещение с окном во всю стену. На столе несколько видеофонов, прибор селектора. За окном сад. Краюхин отчитывает Смирнова. Быков смирно сидит в стороне, положив руки на колени.
      КРАЮХИН. Сколько раз нужно повторять вам, Федор Григорьевич? Я категорически запрещаю посылать стажеров в трансмарсианские рейсы! А вы опять отпустили двух стажеров с Федотовым!
      СМИРНОВ (оправдываясь). М-19-ый очень надежный корабль, и сам Федотов…
      КРАЮХИН. Он лентяй, ваш Федотов! И я отлично знаю, зачем он берет стажеров! И вы это отлично знаете…
      ГОЛОС СЕКРЕТАРЯ (в микрофон). Экипаж «СКИФА» явился по вашему приказанию, товарищ Председатель Комитета!
      КРАЮХИН. Проси…
      Входят Ермаков, Юрковский и Спицын. Краюхин и Смирнов выходят из-за стола им навстречу. Молча, но сердечно здороваются.
      КРАЮХИН. Рад сообщить вам, товарищи, что приказ о старте подписан. Личный состав утвержден безоговорочно. Поздравляю!
      Ермаков спокойно кивает головой. Богдан Спицын радостно потирает руки. Юрковский самодовольно оглядывается.
       КРАЮХИН (продолжает). Представляю вам четвертого члена экипажа — инженера Алексея Петровича Быкова.
      Все смотрят на Быкова. Быков торопливо вскакивает и застенчиво кланяется. Краюхин подводит Быкова к Ермакову.
      КРАЮХИН. Командир корабля и начальник экспедиции Анатолий Борисович Ермаков. С этой минуты поступаете в его распоряжение.
      Ермаков пожимает руку Быкова, пристально глядя ему в глаза-.
      ЕРМАКОВ. Рад, товарищ Быков.
      КРАЮХИН (поворачивается к Юрковскому). Геолог… точнее, планетолог и опытный межпланетник Владимир Сергеевич Юрковский. Между прочим, большой романтик.
      ЮРКОВСКИЙ (с полупоклоном). Это мой порок, Николай Захарович?
      КРАЮХИН. Напротив. Это ваше достоинство.
      ЮРКОВСКИЙ. Тогда я спокоен! (Поворачивается к Быкову.) Очень рад. (Пожимает ему руку.) У вас большой опыт меж планетной деятельности?
      БЫКОВ (скромно). Я лечу в первый раз.
      Юрковский хочет что-то еще сказать, но Краюхин уже отводит Быкова к Спицыну.
      КРАЮХИН. Богдан Богданович Спицын. Штурман-инженер и гордость советской космогации.
      СПИЦЫН (в крайнем смущении). Ну что вы, Николай Захарович, право… Товарищ Быков может подумать… Очень рад, Алексей Петрович… (Обмениваются рукопожатиями.)
      КРАЮХИН (возвращается к столу). Садитесь, товарищи. Несколько слов о порядке работы.
      Все садятся.
      КРАЮХИН. Старт через месяц. Штурман-инженеру ориентироваться на двенадцатое июля.
      СПИЦЫН. Есть, Николай Захарович.
      КРАЮХИН. Приказ вам известен. Комплексная задача — всестороннее испытание эксплуатационно-технических качеств фотонной ракеты «СКИФ», высадка на Плутоне в районе «Страны Мехти», оборудование в «Стране Мехти» базы-ракетодрома, первичная оценка предполагаемых геологических богатств…
       ЮРКОВСКИЙ (перебивает). Почему — предполагаемых?
      КРАЮХИН (терпеливо). В том, что эти богатства существуют, Владимир Сергеевич, уверены пока только вы… Все остальное человечество пока только предполагает.
      ЮРКОВСКИЙ (картинно вздыхает). Ну, раз все человечество — уступаю.
      КРАЮХИН (продолжает). Итак, первичная оценка предполагаемых образцов, приближенный расчет экономической эффективности предполагаемого месторождения и при всех условиях благополучное возвращение на Землю!
      ЕРМАКОВ (спокойно). Приказ ясен.
      КРАЮХИН. Детальный план работы уточните на месте, мы не можем в этом кабинете предвидеть обстоятельства, с которыми вам придется столкнуться. Но помните одно — смерть Мехти должна быть последней жертвой на Плутоне! Это прямое указание Центрального Комитета, а мы с вами все коммунисты!
      СПИЦЫН (убежденно). Ну разумеется, Николай Захарович.
      КРАЮХИН. Тогда у меня все. Есть вопросы?
      ЮРКОВСКИЙ (вкрадчиво). У меня есть один вопрос… Если можно, конечно…
      КРАЮХИН. Слушаю вас, Владимир Сергеевич.
      ЮРКОВСКИЙ. Вот Комитет исключил из состава экспедиции второго геолога, моего помощника, видимо, его заменили товарищем Быковым, а что будет делать товарищ Быков в нашей экспедиции — лично мне не понятно. Новичок… Такой рейс все-таки…
      КРАЮХИН. Товарищ Быков утвержден командиром вашего атомного вездехода.
      ЮРКОВСКИЙ. Ах, он водитель?
      КРАЮХИН (терпеливо). Инженер-водитель и химик-радиолог.
      ЮРКОВСКИЙ (Ермакову). Это забавно…
      КРАЮХИН. Больше вопросов нет?.. (Молчание.) Завтра начинаем проверку оборудования. Товарищ Ермаков, экипаж ваш.
      ЕРМАКОВ (повернувшись к экипажу). Экипажу отдыхать!
      Все уходят. Быкова уводит под руку Спицын.
       КРАЮХИН (Смирнову). Дайте сводку загрузки «СКИФА» горючим.
       «СКИФ» грузится. Он почти не виден за решетчатыми конструкциями кранов, он опутан покрытыми инеем трубопроводами — Броня на колпаке поднята. Многочисленные причудливые машины — грузовики, цистерны, контейнеры — стоят вблизи и вдали, подъезжают и уходят. Снуют люди. Внизу, у похожего на башню реакторного кольца, окруженный инженерами Краюхин.
      Сверху голос Ермакова:
      — Товарищ Председатель Комитета!
      Краюхин поднимает голову. Ермаков стоит, высунувшись из люка.
      ЕРМАКОВ. Шестой отсек заполнен.
      КРАЮХИН. Вызывайте «Черепаху»!
       У распахнутых настежь ворот длинного низкого ангара стоит «Черепаха» — атомный вездеход последнего выпуска, огромный обтекаемый танк с прозрачной лобовой броней. Возле «Черепахи» — Быков, вытирающий паклей руки, и представители завода, построившего танк, — пожилой инженер и молодая девушка.
      ИНЖЕНЕР. Вы не волнуйтесь, Алексей Петрович. «Черепаха» — отличная машина. Она гораздо лучше горьковской модели, а ведь та как отлично себя в Антарктике показала!
      БЫКОВ. То Антарктика, а то Плутон…
      ИНЖЕНЕР (категорически). Никакой разницы.
      БЫКОВ. То есть как это никакой разницы? Одна полуторакратная тяжесть что значит!
      ИНЖЕНЕР (пренебрежительно). Так здесь же на рессорах тройной запас прочности… А броня! А ширина гусениц! Да нет, можете ехать совершенно спокойно.
      В кармане у Быкова гудит зуммер. Быков достает из кармана радиофон, нажимает кнопку.
      БЫКОВ. Слушаю.
       ГОЛОС ЕРМАКОВА. Алексей Петрович, на погрузку!
      БЫКОВ. Есть на погрузку! (Прячет радиофон.) Ну вот и все.
      Прощайтесь со своим дитятей.
      ИНЖЕНЕР. Ну, «Черепашка», счастливого пути. (Хлопает танк по броне.).
      ДЕВУШКА (торопливо). Не забывайте, Алексей Петрович…
      Все замечания по машине… Аккуратненько записывайте… По возвращении, знаете… У вас всегда такие толковые замечания. Помните, по «Пионеру»?
      БЫКОВ (забирается в люк). Не забуду, Танечка. Если только…
      ДЕВУШКА. Понимаю, понимаю… Плутон! Ой, и зачем вы согласились!
      «Черепаха» срывается с места и мчится по дороге… Останавливается… Встает на четыре ноги… Делает несколько неуклюжих шагов… Снова опускается на гусеницы. Неожиданно, вытянув железную лапу манипулятора, срывает цветок у обочины и… подает его девушке… «Черепаха» мчится по полю…
      Перескакивает через холм…
      «Черепаха» приближается к «СКИФУ». Она минует решетчатые постройки, несколько громоздких машин. Регулировщик с флажком показывает Быкову, где остановиться. Быков вылезает из люка, неотрывно глядя вверх. Он подавлен и даже не замечает, как за его спиной металлические щупальца кранов подхватывают и уносят его танк.
      Быков делает несколько шагов и останавливается. Над его головой — блестящий свод отражателя фотонной ракеты — пятидесятиметровое вогнутое зеркало с круглой дырой в центре.
      Чья-то рука опускается на плечо Быкова. Он вздрагивает и оборачивается. Перед ним улыбающийся Краюхин.
      КРАЮХИН. Любуетесь, Алексей Петрович?
      БЫКОВ. Да, я ведь впервые такое чудо вижу…
      КРАЮХИН. Пойдемте, я вам покажу. (Выводит Быкова в центр, под черное сопло фотореактора.) Вот здесь, где мы с вами стоим, — фокус отражателя. Здесь протекает сумасшедшая ре акция синтеза легких ядер. Полмиллиона водородных взрывов в секунду.
      БЫКОВ. А как же земля, Николай Захарович? Ведь здесь все сгорит на тысячу километров вокруг…
       КРАЮХИН (посмеиваясь). Для старта с Земли фотореактоp конечно, не годится. Он включается только в пространстве. А с Земли мы уходим вот на этих пяти обычных ракетах.
       (Показывает на реакторные кольца.)
      БЫКОВ. Грандиозная махина…
      КРАЮХИН. Эта махина — ключ ко Вселенной. Пойдемте, я познакомлю вас с нею поближе.
      Они входят в кабину лифта… Поднимаются к куполу… Входят в кубическое помещение кессона…
      КРАЮХИН. Тамбур-кессон.
      Они поднимаются по трапу, оказываются в коридоре. Краюхин толкает двери с высокими комингсами и объясняет на ходу.
      — Каюта…
      — Каюта…
      — Душевая…
      — Радиообсерватория…
      — Резервная штурманская…
      Быков с любопытством заглядывает в каждую дверь. Он видит небольшие, прекрасно оборудованные помещения, обшитые блестящим и матовым пластиком, откидные койки, откидные столики, сверкающие стеклом и металлом сложные приборы, низкие мягкие кресла особого устройства, с широкими ремнями.
      КРАЮХИН. Кают-компания…
      Они входят в круглое помещение. Стол, мягкие кресла, экраны магнитовидеофонов, дверцы шкафов, вделанных в стены.
      КРАЮХИН. Здесь будете отдыхать, развлекаться, а самое главное — переживать старты и финиши. А теперь поднимемся в мозговой центр корабля, в рубку. Поглядите, во время рейса вход туда воспрещен.
 
      
 
      Они поднимаются в рубку. Вдоль изогнутой стены — высокие, до сферического потолка, светло-серые шкафы — это кибернетический штурман, мозг корабля. На шкафах перемигиваются крошечные светлые глазки. Корабль еще на Земле, но он уже живет своей огромной и сложной, скрытой от глаз жизнью. Посредине рубки на возвышении — штурманский стол, рядом впритык — электронно-счетная машина. Между штурманским столом и стеной — кресло командира, перед креслом сравнительно небольшой пульт. По сторонам пульта, закрытые пластмассовыми чехлами, коробки ручного биоточного управления.
 
      Ермаков и Спицын вводят программы в киберштурман.
      Краюхин ведет Быкова по рубке.
      КРАЮХИН (бегло показывая). Киберштурман… Электронно-счетная машина… Комбайн контроля отражателя… Комбайн контроля реакторов… Пульт контроля фотореактора…
      Ручное биоточное управление… Пульт управления электронным проектором… Контроль противометеоритного устройства… Что еще? (Останавливается возле Ермакова и Спицына.)
      О, самое главное, чуть не забыл… Два пилота, которые искусно управляют этим хозяйством… В настоящий момент они…
      (Нагибается и заглядывает через плечо Ермакова.)…вводят стартовую программу в киберштурман.
      СПИЦЫН (поднимается). Уже ввели, Николай Захарович…(Быкову.) Тут посложнее, чем атомный вездеход, правда, Александр Петрович?
      БЫКОВ (неуверенно). Так мне кажется, во всяком случае.
      КРАЮХИН. Ничего, ничего, вот вернется с Плутона, пошлем в Школу Высшей Космогации. Пойдете, Алексей Петрович?
      БЫКОВ (подумав). Надо сначала подумать… (Кашлянул.) Вернуться.
      Все смеются. Краюхин грозит Быкову пальцем.
      КРАЮХИН. Но-но, смотрите у меня! Задание не помните?
      В дверь просовывается голова Юрковского.
      ЮРКОВСКИЙ (сухо). Командир, отметьте. Маяки погружены.
      ЕРМАКОВ. Отлично.
      КРАЮХИН. А теперь, Алексей Петрович, поднимемся для полноты впечатления на купол.
      Все пятеро выходят на купол «СКИФА» и молча смотрят на землю. Под ними бескрайние степи, голубая дымка на горизонте, белые домики городка, зелень садов, блестящие нитки дорог. Гигантские эстакады рейсовых планетолетов.
      За горизонтом поднимается пыль, гремит далекий гром, встает столб огня. В синюю высь, набирая скорость, уходит ракета.
      ЮРКОВСКИЙ. Лунник стартовал.
      СПИЦЫН (мечтательно). Скоро и мы вот так двинем…
      КРАЮХИН. И через три месяца вы увидите отсюда совсем другие пейзажи.
      Быков искоса глядит на межпланетников. Лица — спокойное Ермакова, гордое — Юрковского, довольное — Спицына, задумчивое — Краюхина.
      КРАЮХИН. Завидую вам, мальчишки!
 
      Утро старта. Автомобили движутся по улицам городка.
      Вдоль улиц сплошной стеной стоят люди — работники «Седьмого Полигона» и их семьи. Люди молчат и только смотрят.
      Дорога усыпана живыми цветами.
      Быков сидит в машине между Спицыным и Юрковским.
      БЫКОВ (едва слышно). Богдан Богданыч, почему так тихо?
      СПИЦЫН (тоже шепотом). Такой закон в городке… Чтобы на нервы не действовать…
      БЫКОВ. Ага…
      СПИЦЫН. Это ведь работа — то, что мы делаем. Обычный рейс. Вот когда вернемся… (Улыбается.) Вот тогда тишины не будет.
      Машины несутся по ракетодрому… Подкатывают к «СКИФу»… Все выходят. Экипаж выстраивается в ряд. Ермаков, Юрковский, Спицын, Быков. За их спинами громоздится «СКИФ», Уже свободный от лесов, озаренный розовым утренним солнцем.
      КРАЮХИН (останавливается перед строем). Ну, что вам сказать на прощание… Вы молоды и органически лишены драгоценного дара осторожности. Говорить с вами о благоразумии — это сотрясать атмосферу. Но я хочу еще раз напомнить вам об одном. И это не пустые слова. Ваш рейс — необычный рейс. От вас сейчас зависит — получит ли человечество сокровища девятой планеты для превращения нашей Земли в цветущий сад. Никому, кроме вас, советских космонавтов, коммунистов, не дано совершить это. Я кончил.
      Краюхин неуклюже обнимает всех членов экипажа по очереди.
      За ним с экипажем прощаются остальные провожающие.
      КРАЮХИН {командует). К старту!
      ЕРМАКОВ. По местам!
      Экипаж направляется к подъемнику. Провожающие во главе с Краюхиным возвращаются к машинам. С поднимающейся площадки лифта видно, как машины с места трогаются на полный ход и стремительно удаляются в пустыню.
      Кают-компания. Ермаков и Спицын быстро проходят по трапу в рубку. Юрковский и Быков садятся в кресла и пристегиваются ремнями.
      ГОЛОС ЕРМАКОВА. Внимание!
      Загорается зеленая лампа.
      — Старт!
      Лицо Краюхина в амбразуре наблюдательного пункта.
      Несколько секунд «СКИФ» стоит неподвижно — один среди бескрайней равнины. Затем из-под реакторных колец вырываются клубы пламени. Туча пыли заволакивает ракету до самого колпака. Секунда, другая — и «СКИФ» сначала медленно, затем все быстрее и быстрее поднимается в синее небо. Вот он блеснул на мгновение в лучах солнца и исчез.
      Кают-компания. Юрковский с усмешкой смотрит на Быкова, судорожно вцепившегося в подлокотники кресла.
      Из рубки спускается веселый Спицын.
      СПИЦЫН. Развязывайтесь, друзья! Мы в пространстве!
      БЫКОВ (растерянно). Уже!
      ЮРКОВСКИЙ. Ну, разумеется. А вы как думали? «Отважные межпланетники, героически сопротивляясь все возрастающей силе тяжести, мужественно глядели в глаза опасности…»
      СПИЦЫН. А что? Так и было когда-то!
      * * *
      Космос… Через черное поле, усыпанное звездами, стремительно, несется, вспыхивая фотонным реактором, «СКИФ».
      Земля и Луна — два огромных серпа перед пылающим Солнцем. «СКИФ» исчезает среди звезд…
      Рубка планетолета. Ермаков у пульта. Нагибается над микрофоном бортового журнала.
       ЕРМАКОВ. Абсолютное время — ноль суток, восемь часов, ноль-ноль минут… Скорость относительно Солнца шесть тысяч метров в секунду… Ускорение один запятая один «же»…
      Двигатель в норме… Экипаж работает по распорядку.
      Кают-компания. Юрковский, расстелив на столе карту Плутона, прикидывает циркулем и курвиметром возможные маршруты передвижений в «Стране Мехти».
      Радиообсерватория. Спицын производит измерения радиоизлучения Солнца. На круглом экране оптического преобразователя — мохнатый солнечный диск. Быков, затаив дыхание, наблюдает за работой Спицына.
      Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном бортового журнала.
      ЕРМАКОВ. Абсолютное время одиннадцать суток, восемь часов, ноль-ноль минут… Скорость шестьдесят тысяч метров в секунду…
      Кают-компания. Спицын и Быков сидят за столом. Спицын придирчиво проверяет столбцы вычислений, немилосердно чиркая красным карандашом.
      СПИЦЫН (ворчливо). Забыли интегралы, Алексей Петрович, забыли! Как же мы с такими знаниями к тензорному исчислению перейдем?
      БЫКОВ (крайне скромно). Может быть, постепенно?
      СПИЦЫН. К завтрашнему дню восемь задач на дифференциальные уравнения. Любые, прямо по задачнику…
      БЫКОВ. Есть восемь задач.
      * * *
      Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном бортового журнала.
      ЕРМАКОВ. Абсолютное время двадцать пять суток. Восемь часов ноль-ноль минут…
      Грузовой отсек «СКИФА». Перед прозрачной лобовой броней «Черепахи», стиснутые в тесных стенах отсека, Быков, Спицын и Юрковский. Быков читает лекцию. Спицын слушает внимательно, держа наготове блокнот и карандаш. Юрковский томно зевает, облокотившись на гусеницу танка.
      БЫКОВ (настороженно). Незнание особенностей транспортера, особенно в незнакомой местности, например, в Антарктиде, или, скажем, на Плутоне, может повлечь чрезвычайно тяжелые последствия. Вот почему каждый из вас обязан знать эксплуатационно-технические качества атомного вездехода «ЗИЛ-86Л»…
      ЮРКОВСКИЙ (сквозь зевок). Именуемого в просторечье «Черепаха».
      БЫКОВ. Вот товарищ Юрковский и расскажет нам сейчас…
      Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном.
      ЕРМАКОВ. Абсолютное время тридцать двое суток, восемь часов ноль-ноль минут… Скорость относительно Солнца два запятая четыре мегаметра в секунду… Ускорение один «же»…
      Двигатель в норме…
      Ермаков встает и подходит к одному из аппаратов у стены.
      Нажимает кнопку. Из щели в аппарате толчками выползает узкая голубая лента с волнистой чертой вдоль нее.
      ЕРМАКОВ (не оборачиваясь). Богдан Богданыч.
      Спицын сидит за штурманским столом. В руках у него тонкая брошюрка, глаза подняты к потолку, он шепчет что-то про себя…
      Ермаков подходит к нему.
      ЕРМАКОВ. Что это у вас, Богдан Богданович?
      Спицын молча показывает ему обложку брошюрки.
      Брошюрка озаглавлена: «Атомный вездеход ЗИЛ-86Л»…
      СПИЦЫН (со вздохом). Загонял нас Быков! Юрковский — и тот учит!
      ЕРМАКОВ. Быков мне нравится. Он с характером. А как у вас с программой выхода к Плутону?
      СПИЦЫН. Мало данных. Придется уточнить на подходе.
      ЕРМАКОВ. Хорошо. Вы знаете, что первый слой отражателя выгорел? (Протягивает Спицыну ленту записи.)
      СПИЦЫН (просматривает ленту). А что вы хотите, Анатолий Борисович, второй миллиард километров пошел!
      В репродукторе деловитый голос Быкова:
      — Экипажу обедать!
      Спицын вскакивает и торопливо собирает бумаги на столе.
 
      Кают-компания. Все за столом. Быков подает последнее блюдо, виноградный сок в высоких бокалах.
      СПИЦЫН (с наслаждением отхлебывая). Ну, накормил нас, Алексей Петрович!.. Придется тебе по математике пятерку поставить!
      ЮРКОВСКИЙ. По кулинарии. Одни бифштексы можно оценить на пять с плюсом!
      Неожиданно на стене тускло загорается экран электронного проектора. Появляется размытое изображение лица. Далекий едва слышный голос произносит:
      — «СКИФ»… «СКИФ»… Говорит база Бамберга… Говорит Костяков. Все работники базы Бамберга передают привет и наилучшие пожелания командиру Ермакову, штурман-инженеру Спицыну, планетологу Юрковскому, инженеру Быкову…
      Успеха, друзья…
      Слышится сигнал, похожий на сигнал точного времени. Тот же голос говорит:
      — Пятнадцатого августа девять ноль-ноль мирового времени.
      Экран гаснет. Ермаков глядит на часы.
      ЕРМАКОВ. Девять ноль-пять. Спасибо, Бамберга.
      БЫКОВ (удивлен). У кого же часы правильнее?
      ЕРМАКОВ. И у нас, и у них. От Бамберги радиоволны идут до нас пять минут.
      БЫКОВ. А что это такое — Бамберга?
      ЕРМАКОВ (рассеянно). Это наша планетологическая база на астероиде Бамберга. Последний пост человечества в Солнечной системе. Дальше только мертвая материя, пустота и мы.
      ЮРКОВСКИЙ. Я знаю Костикова. Работал с ним на Луне когда-то. Дельный парень. Умница.
      Быков собирает и уносит посуду.
      В камбузе он некоторое время стоит неподвижно, затем гордо и торжественно говорит вслух:
      — Дальше только мертвая материя, пустота… и мы!
 
      Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном.
      ЕРМАКОВ. Абсолютное время тридцать восемь суток восемь часов ноль-ноль минут…
      Каюта Спицына. Богдан Богданович сладко спит, причмокивая губами.
      Кают-компания. Юрковский возлежит в кресле и читает «Овода».
      Каюта Быкова. Здесь тесно. Между койкой и стеной едва можно повернуться. Быков лежит на узкой койке и пытается уснуть. Вертится с бока на бок. Сначала он не замечает тонкого свиста, проникшего в каюту. Свист усиливается. На лицо Быкова падают розовые отблески. Быков открывает глаза. Лицо его искажается ужасом, когда он видит, как крошечная лампочка в обшивке стены над дверью наливается кровавым светом. Свист сменяется пронзительными трелями звонка.