Ты заболела - пульс остановился, -
Лечил тебя какой-то коновал,
Я под твоими окнами молился,
Чтоб кризис поскорее миновал.
Зима блистала царственным нарядом,
Был город в эти дни похож на торт,
А я не мог побыть с тобою рядом -
Я был студент, я беден был и горд.
Мне не забыть, как вечером однажды
Ты подвела меня к своей maman:
«Вот юноша моей духовной жажды,
Всё остальное - розовый туман!».
Мамаша отвела тебя в сторонку
И по-французски стала укорять.
Тут я ушёл. Ты кинула вдогонку
Пленительное: «Милый, завтра в пять...».
Да, ты хотела лёгкого скандала,
Тебя, наверно, выпорол отец...
Но на катке ты вскоре вновь сияла,
И звёздный над тобой сиял венец.
О, как ты в поцелуе трепетала!
Как нравилось тебе изнемогать!
Ты к тайне тайн меня не подпускала,
Но позволяла грудь поцеловать.
И нежные девические груди
Пред зеркалом ты гладила потом...
И вдруг слегла в стремительной простуде -
И разделил нас чёрный водоем.
Вот вышел доктор. Вот остановился.
Вот снял пенсне. Неужто плачет он?
«Что с Катей, доктор ?» - он перекрестился
И молча протянул мне медальон.
«Что это?» - «Если вас она любила,
Вам лучше знать... Молитесь за неё», -
«Вы врёте, доктор!» - «Юноша! мой милый,
Мужайтесь! и - какое тут враньё...
Хотите слышать мненье человека,
Который знает суть добра и зла?
Пусть правда умерла в начале века,
Но Красота - сегодня умерла!» -
Сказал и растворился в полумраке...
Я выслушал с усмешкой этот вздор
И подмигнул случайному зеваке,
Который наш подслушал разговор.
Смутился и ушёл ночной прохожий,
А я сверкнул железным коготком,
И в книжечке, обшитой чёрной кожей,
Поставил крест на имени твоём.
Довольный неожиданным успехом,
Нарисовал в цветах и лентах гроб,
И прежде чем уйти, швырнул, со смехом
Твой медальон в серебряный сугроб.
 

 
Меня ты пылко полюбила,
Мечтала стать моей женой,
И часто розы мне дарила,
Встав на колени предо мной.
 
 
Мои ты целовала руки,
Шептала: «Милый, стань моим!», -
А я зевал с тобой от скуки,
Приветлив, но неумолим.
 
 
Меня домой ты провожала,
Несла тяжёлый мой портфель,
От хулиганов защищала,
Мечтая лечь в мою постель.
 
 
Тебе давал я обещанье
Любви твоей не забывать,
Но только в щёчку на прощанье
Себя давал поцеловать.
 
 
В подъезде часто ты смелела,
Стремилась дальше ты зайти,
Пощупать ты меня хотела,
Но я шипел: «Пусти, пусти!».
 
 
Тянулась ты ко мне руками,
Но от тебя я убегал,
«Давай останемся друзьями», -
тебе я сверху предлагал.
 
 
Ты уходила с горьким стоном,
Но не совсем, а лишь во двор -
Петь серенады под балконом
О том, что мой прекрасен взор.
 
 
Как я капризничал упрямо!
В кино меня ты позвала,
Я ж прокрутил тебе динамо,
В метро ты зря меня ждала.
 
 
Ты снова назначала встречи,
Мне покупала шоколад,
Я приходил порой на встречи
И делал вид, что очень рад.
 
 
Ты посвящала мне сонеты,
Меня поила в кабаках,
Дарила кольца мне, браслеты,
Порой носила на руках,
 
 
И что ж? Я поневоле сдался –
Сбылись, сбылись твои мечты,
Вдруг стоя я тебе отдался,
И ахнула от счастья ты.
 
 
И я сказал тебе: «Ну, ладно…
Теперь мы будем вместе, да?
Помучал я тебя изрядно,
Но ты мне нравилась всегда.
 
 
Наш брак с тобою – неизбежность,
Мы вскоре сдружимся вполне.
Твоя настойчивая нежность
Внушила уваженье мне.
 
 
Теперь ты за меня в ответе,
Ведь понял я, что, может быть,
Никто не сможет в целом свете
Меня так пылко полюбить».
 

 
Ты надругалась надо мною
И заявила мне: «Ха-ха!
Не стану я твоей женою,
Найду другого жениха!
 
 
Я секса просто захотела.
От разных слышала я баб,
Что каждая тебя имела
И что на передок ты слаб.
 
 
Ты был мной резко обнаружен,
Мне быстро дал, как идиот.
А мне ведь муж такой не нужен,
Который бабам всем даёт.
 
 
Прощай и, слушай, вытри слёзы.
Пойду-ка я, махну стакан…».
Я лепетал: «А как же розы?
Выходит, это был обман?».
 
 
К себе в квартиру я пробрался,
А ты ушла с ухмылкой прочь.
Обманутый, я разрыдался,
В подушки плакал я всю ночь.
 
 
Сказали утром мама с папой:
«Ты что ж, сынок, позоришь нас?
Смотри в глаза! И в суп не капай
Слезами из бесстыжих глаз.
 
 
Все говорят, что ты гулящий,
Что ты не девственник уже,
Что с каждой дрянью завалящей
На нашем куришь этаже.
 
 
Кроме любви и модных тряпок,
О чём ты думаешь, дебил?» -
Взревел отец и, снявши тапок,
В меня им ловко запустил.
 
 
Я тут же из квартиры смылся,
Побрёл куда глаза глядят.
Зачем так папа рассердился?
Ну в чём же, в чём я виноват?
 
 
Сравню любовь с хрустальной чашей.
Зачем в любовь мою плевать?
Кто на двери железной нашей
Писал смолой: «Живёт здесь блядь»?
 
 
Не та ль, что хвалится подругам
Победой быстрой надо мной?
Теперь я убегу с испугом
От их компании хмельной.
 
 
И пусть они мне вслед гогочут,
И пусть подстилкою зовут,
Моё сердечко всё же хочет
Любовь дарить и там, и тут.
 
 
Но опозорен, смят и брошен,
Бреду один через пустырь.
Мне этот мир жестокий тошен,
Уйду я нынче в монастырь.
 
 
Средь позолоты и лампадок
Забудусь, успокоюсь я,
И станет дорог мне порядок
Расчисленного бытия.
 
 
Мне мудрые там скажут речи,
Мне поднесут Христову кровь,
И пусть оплакивают свечи
Мою разбитую любовь.
 
 
Пусть вспомнит злая та девчонка
Моё паденье, мой позор,
И то, как я смеялся звонко,
И светлый мой лучистый взор.
 

 
Не кончились мои страданья –
Куда мне деться от себя?
Смотрю я на мосты и зданья,
По-прежнему весь мир любя.
 
 
Стерпев от жизни оплеуху,
Домой иду через пустырь.
Мне как-то не хватило духу
Уйти внезапно в монастырь.
 
 
Я опыт поимел печальный,
Но не могу забросить я
Кружок любимый танцевальный
И курсы кройки и шитья.
 
 
Хочу я танцевать ламбаду
И ловко бёдрами водить.
Приду домой и в ванну сяду,
Чтоб о проблемах позабыть.
 
 
Вот я и дома. «Что, придурок,
Вернулся?» - папа говорит,
И, запустив в меня окурок,
Меня чуть слышно материт.
 
 
Мать спрашивает: «Ну, где шлялся?
Эх, как же ты позоришь нас…
Пожри. Вон, холодец остался.
И спать ложись, уж первый час.
 
 
Мы дверь с большим трудом отмыли,
Поэтому пойми отца,
Учили мы тебя, растили…
Так перестань позориться!».
 
 
Я грустно ем без аппетита,
Посуду мою, как всегда,
Шепчу себе: «Пусть жизнь разбита,
А всё же горе – не беда».
 
 
Попивши после ванны чаю,
Я в комнату свою вхожу,
Там сразу мамин фен включаю
И им по волосам вожу.
 
 
Всё в комнате моей опрятно –
Вот икебана, вот шитьё,
Вот косметичка. Мне приятно
Порой перебирать её.
 
 
Вот кактус, вот мои тетрадки,
Вот Майкла Джексона портрет.
Всё аккуратно, всё в порядке –
И пряжа, и китайский плед.
 
 
Как жаль, что из-за драмы личной,
Пока я бегал и грустил,
Все-все о жизни заграничной
Я сериалы пропустил.
 
 
Ну ладно, повяжу на спицах –
Мне так сподручней, чем крючком.
А о чудесных заграницах
Я помечтаю перед сном.
 
 
Усну средь плюшевых игрушек,
Которых много у меня.
А утром встану я с подушек,
Под душ скакну в начале дня.
 
 
Опять поверю в жизнь, как в сказку,
И, сильно удивив отца,
Вновь косметическую маску
На кожу нанесу лица.
 
 
И папа, недовольный мною,
Вновь поспешит на свой завод,
А я, окрасив кудри хною,
помчусь плясать – ламбада ждёт.
 
 
На конкурсе эстрадных танцев
Спляшу я лучше всех ребят,
Мне приз вручат от иностранцев
И на гастроли пригласят.
 
 
Девчонка встретится мне снова,
Что принесла мне столько бед,
И, сплюнув жвачку, как корова,
Мне захохочет громко вслед:
 
 
«Во, перекрасился, придурок!».
А я с достоинством скажу:
«Не красят вас манеры урок,
Я глупою вас нахожу.
 
 
Решили вы, что вам виднее,
Кто счастлив будет, но как раз
Причёска у меня моднее,
И серьги лучше, чем у вас.
 
 
У вас - морщины. Кто жениться
На вас захочет из мужчин?
Я привезу из-за границы
Крем дорогой вам от морщин.
 
 
Танцуйте, вот что! В танцах – сила.
Да, я сказать обязан вам -
Есть у меня теперь мобила,
Но я вам номера не дам.
 
 
Вам нужен лишь стаканчик с водкой,
А мне – мне за рубеж пора…
Адью!» – и плавною походкой
В подъезд войду я со двора.
 
 
А дома будет что твориться!
Узнав, что я такой танцор,
Родня на радостях напиться
Решит, забыв про мой позор.
 
 
Мать скажет: «Ах ты, наша лапа!»,
Мои кудряшки теребя,
И закричит мне пьяный папа:
«Сынок, мы верили в тебя!».
 
 
И я впервые выпью тоже,
Под крик соседей: «Пей до дна!»,
И будет, на медаль похожа,
Плясать в глазах и корчить рожи
Мне с неба пьяная луна.
 

 
Моя любимая прекрасна –
Два уха у неё, два глаза,
Нос между глаз, под носом – губы,
На голове есть волоса.
Она плечами водит страстно,
Грудями и частями таза,
Есть в ней и маточные трубы,
Есть и другие чудеса:
 
 
Вот яйцевод, предвестник счастья,
Вот кровь по венам к мозгу мчится,
Вот, крепко сшит и ладно скроен,
Скелет пленительный её.
Крестец на месте и запястья,
Лопатки, рёбра и ключицы,
Он из двухсот костей построен,
И всё это моё, моё!
 
 
Мои гортань и селезёнка,
Язык и ротовая полость,
Фолликулы, желудок, почки,
Трахея, бронхи, пищевод.
Как всё устроено в ней тонко,
И как ей свойственна весёлость!
Любимой я купил цветочки,
Она со мной гулять идёт.
 
 
Она щебечет что-то… Боже!
Соматотип долихоморфный
В любимой мне так симпатичен,
Что я целуюсь долго с ней.
Мы с нею разные, так что же?
Соматотип мой – брахиморфный,
Но то, что я гиперстеничен,
Любимой нравится моей.
 
 
К тому же я хорош собою:
Два уха у меня, бородка,
Нос посреди забавной рожи,
Очки надеты на глаза.
К любовному готов я бою –
В портфеле есть вино и водка,
Мой шланг со мной, и клубни - тоже,
И Куперова железа.
 
 
Сегодня мы с моей любимой
Весь день хотим совокупиться.
Так нам природа повелела,
Против природы не попрёшь.
Жизнь силою непобедимой
В экстазе нас заставит слиться,
Два наших, крайне сложных, тела
В одно вдруг превратятся. Что ж,
 
 
Не нам разгадывать загадки
Вселенского мироустройства
Займёмся лучше важным делом,
Что полюбил я всей душой.
Мы просто вместе ляжем спатки,
Чтоб изучать оргазма свойства.
Двум особям половозрелым
Сегодня будет хорошо.
 
 
Всё, всё в любимой интересно -
Живот, и груди, и ключицы,
Глаза, и ножки, и запястья,
а также тайна тайн её.
К любимой я прижмуся тесно,
Непоправимое случится,
И я вскричу тогда от счастья:
«Ах, это всё моё, моё!».
 

 
Гуляли мы с кузиною вдоль пруда,
а позже приютила нас беседка.
Подметила кузина очень метко,
что летней ночью ждёшь невольно чуда -
 
 
неведомо какого и откуда…
И, помолчав, спросила: «Слушай, детка,
зачем мы стали видеться так редко,
стесняться стал меня ты? Это худо».
 
 
Потом вдруг рассмеялась смехом струнным:
«Пьяна, мон шер, я этим светом лунным…
Одежды сброшу я! Ты тоже сбрось,
 
 
ну? Ну же?» – я, конечно, подчинился,
мы в пруд вошли, который весь искрился…
Купанье средь кувшинок началось.
 

 
Я на руки Вас поднял среди роз,
Вы рассердились и тряхнули бантом.
«Имею дело с половым гигантом?» –
в ночной тиши раздался Ваш вопрос.
 
 
Шепнул я в пряди вьющихся волос:
«Талант во всём является талантом…
Я одарю Вас крупным бриллиантом!» –
и на руках в беседку Вас понёс.
 
 
Там, наслаждаясь Вашими духами,
я разразился дерзкими стихами,
потом умолк, потом прильнул к устам –
 
 
нести вы прекратили Ваши бреды,
я Вами овладел, и в миг победы
стон жалобный вознёсся Ваш к звездам.
 

 
Стоят на задних лапах еноты в зоопарке,
а люди им бросают подачки с высоты,
и нравятся енотам их вкусные подарки…
А ты, поэт, чем хуже? Енот такой же ты.
 
 
Еноты столь забавны, смотреть на них умильно…
Но на тебя ведь тоже хотят все посмотреть –
людей ты забавляешь, они смеются сильно,
так есть, так раньше было, и так же будет впредь.
 
 
А что ж плохого в этом? Всем нужно развлеченье.
Так стой на задних лапах, передними маши.
Еноты ловко ловят конфеты и печенье –
и ты лови, что кинут, ведь кинут от души.
 
 
Посмотришь на енота – забудешь про заботы.
Посмотришь на поэта – почувствуешь любовь.
Еноты и поэты! Поэты и еноты!
Идя и к тем, и к этим, подарочки готовь…
 

 
В метро и на улице, всюду меж нами –
Люди в наушниках и с плеерами.
 
 
Вижу студенточек и ПТУ-шников,
Разные формы и типы наушников.
 
 
Придумал себе я простое занятие –
Я наблюдаю за всей этой братией,
 
 
Смотрю на их мимику и телодвижения,
Осторожно делаю предположения.
 
 
Вот идёт девушка с кульком зефиру –
Вероятно, сейчас она слушает Земфиру.
 
 
Другая девушка ковыряет в носу –
Эта, по-моему, слушает Алсу.
 
 
Идёт с безумным взглядом металлист,
В голове у него вопит «Джудас Прист».
 
 
Солдат в сапогах рядом с ним марширует –
Он слушает Маршала и дико кайфует.
 
 
Сложив губы трубочкой, тихо мыча,
Шагает поклонник певца Трубача.
 
 
Идёт не то мужик, не то баба,
Тихонько подпевает ансамблю «Абба».
 
 
Еле передвигает ноги мужик –
Курнул косячок и заслушал «Пикник».
 
 
Кавказец идёт, похож на Церетели,
Явно слушает Тамару Гвердцители.
 
 
Студентка идёт, чей объём груди вырос,
Трясёт головой в такт группе «Вирус».
 
 
Идёт паренёк в майке группы «Металлика»,
Думаю, он слушает группу «Металлика».
 
 
Стоит паренёк, и взгляд его ласков,
В голове у него заливается Басков.
 
 
Крадётся к нему, тоже с лаской во взоре,
Поклонник певца Моисеева Бори.
 
 
Обнявшись, стоят две девчонки в цвету,
Проникшись призывами группы «Тату».
 
 
Идут в наушниках гуси и утки,
Здесь помещённые боле для шутки.
 
 
Идёт человек и пьёт пиво «Миллер»,
Слушает группу «Нож для фрау Мюллер».
 
 
Идут хип-хопперы, светлы их лица,
Они, разумеется, слушают Дэцла.
 
 
Глазами сверкая, гитарой мерцая,
Подросток идёт и слушает Цоя.
 
 
Приплясывает то ли араб, то ли перс,
Похоже, под новый диск Бритни Спирс.
 
 
Идёт мой знакомый Лёня Бернштейн,
Он дико торчит от команды «Раммштайн».
 
 
Словно обваренная кипятком,
Слушает тётка, что спел ей Петкун.
 
 
Идёт альбинос, изюм кушает,
В наушниках гигантских что-то там слушает.
 
 
Идёт человек с внешностью бандита,
Ничего не слушает, смотрит сердито.
 
 
Поэтому, закончив свои наблюденья
И рифмы собрав для стихотворенья,
 
 
Домой возвращаюсь, писать начинаю –
Выходит прутковщина. Ладно, я знаю.
 
 
Да, завтра мне плеер в дорогу взять нужно –
С толпой меломанов сольюсь я, и дружно
 
 
Мы двинем под музыку нового века
Туда, куда песня зовёт человека.
 
 
Пусть каждый торчит от любимого трека,
А тот, кто не с нами – духовный калека.
 

 
Мне постоянно люди говорят,
Что я на сцене весь преображаюсь,
Что становлюсь безумно энергичен
И что самоирония моя
Безмерно обаятельна. Всё верно.
Но в жизни я, конечно же, другой.
Энергию свою разумно трачу,
Коплю её для новых выступлений
И для великих дел, что ждут меня.
Лежу я апатично на боку
В квартирке и лениво размышляю –
Когда на полной скорости бежит
Гепард за антилопой, он сжигает
Буквально всю энергию, что есть,
В последнем и рещающем броске,
Зато он антилопу догоняет.
Потом лежит и дышит тяжело,
Не в силах встать и даже шевельнутся.
Вот так же поступает и творец.
Валяется он часто на диване,
Листает книжки, смотрит телевизор,
Энергию не тратит нифига.
И вдруг звонок в квартире раздаётся –
Друзья зовут творца затусоваться,
И должен он немедленно бежать
Туда, где скоро всё съедят и выпьют.
Ну что ж, переключается творец
На скорость максимальную и мчится
Туда, где будут тётки и фуршет.
Там скорость он снижает до нуля,
Расслабленно тусуется с друзьями,
Вдруг видит тётку всей своей мечты
И снова скорость полную включает,
Чтоб ночью поиметь сегодня секс.
Короче, есть коробка скоростей
В любом из нас, о чём я и толкую.
Вот я на малой скорости сейчас
Закончил сочинять стихотворенье,
И, скорость максимальную включив,
Мчусь за бутылкой водки в супермаркет,
На максимальной скорости её
Я выпиваю, с лязгом отключаюсь,
Хотя потом средь ночи я встаю,
Иду на средней скорости за пивом,
И пью его, и снова засыпаю,
И долго без движения лежу.
Энергию во сне скопив большую,
Я утром встану, сделаю зарядку,
И по делам, пускай и с бодунища,
На скорости предельной поскачу.
 

 
Мне говорят, что груб я и циничен,
Ликующе бездушен и жесток,
Что к сексу абсолютно безразличен,
Что сломан человечности росток
 
 
В моей душе…Неправда! Человечность
Из всех моих стихов буквально прёт,
Лиричность прёт из них, ещё сердечность
И искренность чарующая. Вот.
 
 
И вовсе я не груб и не циничен –
Нежны мои стиховные миры.
И вовсе к сексу я не безразличен,
Пока водярой не залью шары.
 
 
От красоты слабею я и таю –
Я чую красоту сквозь жизни мхи.
И лапочкам изящным я читаю
Изящнейшие самые стихи.
 
 
Но зрители с читателями сами
Ждут от меня приколов, чтобы ржать,
И вот пишу стихи я с матюками,
Сам не желая это продолжать.
 
 
Однако, вы ведь этого хотели?
Вы сделали чудовищем меня,
И в толстеньком моём лиричном теле
Зачахли все былые зеленя.
 
 
Кривляться я иду на сцену клуба,
Метаю в зал словесную пращу,
Потом кривитесь вы – мол, очень грубо…
Но я вам всем за это отомщу!
 
 
Теперь я, избалованный успехом,
Ликующе рифмуя матюки,
К вам в души заползу и с диким смехом
Сломаю человечности ростки.
 

 
Я к дому Вашему примчал автомобильно –
На день рожденья Ваш я прибыл пунктуально,
И торт вручил Вам, улыбаясь инфантильно,
И в зал прошёл, где всё шумело карнавально.
 
 
Я сел за стол, где было людно и бутыльно,
И всё глазел на Вас – смеялись вы хрустально,
В колье из жемчуга Вы выглядели стильно,
И вдруг я понял, что влюбляюсь в Вас тотально.
 
 
Мои соседи гоготали так дебильно,
Так безобразно ели, так шутили сально,
Что посуровел я, напрягся очень сильно,
Но Вы сказали через стол мне: «Всё нормально!».
 
 
Потом спросили: «Как Вам пишется? Стабильно?
А не хотите почитать нам музыкально?».
И я кивнул, и стал читать стихи обильно,
Жестикулируя эффектно-театрально.
 
 
Иные гости сразу замерли субтильно,
Другие кушать продолжали машинально.
Сосед мой справа ухал как-то замогильно,
Сосед мой слева заорал: «Конгениально!».
 
 
Вы подошли ко мне, шепнули сексапильно:
«Не уходите, я сегодня уникальна…»,
Когда же ночью гости расползлись рептильно,
Вдвоём остались мы, нам стало сексуально.
 
 
Вдвоём остались мы – и вспыхнули фитильно,
И зарычал тогда от страсти я брутально,
И обхватил я Вас за талию горилльно,
И потоптались мы с минуту вертикально,
 
 
Потом упали за тахту, где было пыльно,
И очень скоро осмелели максимально:
Я совершал движенья сладкие бурильно,
Вы удовлетворить смогли меня орально.
 
 
Потом мы в ванную пошли, где стало мыльно,
Потом, обнявшись, мы уснули моментально…
А утром Вам я заявил: «Люблю Вас сильно,
И это чувство, уверяю Вас, кристально!
 
 
Я не хочу умчать от Вас автомобильно,
Давным-давно я не влюблялся так тотально!
Давайте вместе жить спокойно и цивильно?
Жить хорошо мы будем, даже процветально!».
 
 
В колье из жемчуга лежали вы умильно,
И вдруг кивнули мне смущённо-улыбально…
И вновь мы вспыхнули – светло и ювенильно,
И счастья крик вдвоём издали эпохально!
 

 
Изящным слогом Вы меня очаровали –
Обычно дамы изъясняются не так;
Когда все в зале с громким смехом пировали,
Вы любовались мной и подали мне знак,
 
 
Чтоб я на кухню шёл сейчас за Вами следом.
Конечно, встал я, хоть и был изрядно пьян,
И там, на кухне, приступили мы к беседам
Философическим, куря «Классик-Житан».
 
 
Смеясь красиво, Вы мне пальчиком грозили:
- Так, значит, что, вся философия - фигня?
- Конечно, да! – Ах, Константэн, Вы много пили
Хотя я – тоже… Поцелуйте же меня!
 
 
- Мари, Вы - ангел! Я молить хотел об этом!
- Стоп, Константэн, я дверь запру на ключ,
Чтоб насладиться тесной близостью с поэтом,
Что так хорош в любви - по слухам - и могуч…
 
 
- Мари-прелестница, как ваша грудь упруга,
Как ваши губки от шампанского сладки,
А как чулочек облегает ножку туго!
А вот и тайна тайн, чьи тайны глубоки…
 
 
Да, помогите мне, сорвите к чёрту брюки
С меня скорей и вот он ваш - любви солдат!
О, как приятно! Ваши волосы и руки
Там, где живот мой, упоительно скользят…
 
 
Но кто ключом дверь этой кухни отворяет?
Как, ваша дочь Аннет? О, Боже мой!