затем, прокомандовав успешно этой частью, производился за отличие в полковники, зачислялся в кандидаты на полк, на получение которого не мог скоро рассчитывать, так как из числа кандидатов по Высочайше утвержденной в то время очереди полковые командиры назначались один из гвардии и один из прочих родов войск, хотя последние превышали своей численностью первых в пять, шесть и более раз; так, например, в феврале 1871 года на 108 всех кандидатов в полковые командиры было назначенных: из гвардии - 14; из Генерального штаба - 31; из армии - 54 из других родов войск - 9. Нелишне припомнить, что самое зачисление в кандидаты доставалось в других родах войск гораздо легче, чем в армии; так, офицер, имевший счастье попасть в гвардию, получал все чины по линии, нередко достигал чина полковника в 15 лет службы и зачислялся в кандидаты прямо на полк только один раз, после двухлетнего командования батальоном в полку. <...>:
      Выработка и введение общей воинской повинности, а вслед затем Русско-турецкая война отвлекли надолго внимание военного министерства от вопросов, относящихся до чинопроизводства; только уже ныне благополучно царствующий Государь Император "во изъявление своего высокого благоволения к армии, за неизменную преданность ее долгу и доблестные заслуги в боях", Всемилостивейше повелел соизволить: офицеров армейских войск сравнять в преимуществах с офицерами специальных частей, что выразилось исключением из разряда штаб-офицерских чинов чина майора и производством вперед капитанов армии прямо в подполковники; вслед затем воспоследовала новая монаршая милость к начинающим службу офицерам: исключен из ряда чинов постоянной службы чин прапорщика, с оставлением вперед этого чина только в запасе армейских войск всех родов оружия, не исключая и кавалерии; чин корнета в кавалерии приравнен к чину подпоручика прочих войск. А с 1 января 1885 года прежнее ваканционное производство в чин поручика заменено производством за выслугу в чине подпоручика и корнета четырех лет; наконец, соответственно этим изменениям в системе младших обер-офицерских чинов, видоизменены и существовавшие правила о выпуске в офицеры воспитанников военно-учебных заведений, причем в основу принято, чтобы во всех родах войск воспитанники всех заведений начинали службу офицерскую с одного и того же чина, видоизменяя только их старшинство в оном сообразно их успехам при выпуске.
      Единовременно с этими важными установлениями Государем Императором утверждены временные правила о производстве как капитанов в первый штаб-офицерский чин, так и подполковников пехоты и кавалерии в полковники. В этих правилах производство капитанов в подполковники обусловлено старшинством и избранием начальства, причем установлены общие линии производства по всем пехотным частям в трех различных регионах, а не по дивизиям, как было прежде. Единовременно с этим обстоятельно установлены предельный возраст, выше которого нельзя оставаться на службе в чинах капитана и подполковника, и определены сроки обязательной выслуги в этих чинах для повышения в следующие.
      Вообще все законоположения за последние три года составляют чрезвычайно важный шаг в ряду наших военных преобразований; законоположения эти выводят наше чинопроизводство из ряда прежних многочисленных и крайне запутанных положений на более прямую и справедливую дорогу.
      Число чинов уменьшено, вследствие чего установилось более соответствия между чинами и строевыми должностями:
      офицерская служба начинается одним и тем же чином подпоручика или равносильного ему корнета в кавалерии; это младший субалтерн-офицерский чин, продолжительность пребывания в котором четыре года - одинакова для всех, но уменьшается соответственно еще успехам, получаемым на школьной скамье; для должности старшего субалтерна - тоже один чин. Далее, для ротных командиров - опять два чина: младший и старший, штабс-капитана и капитана, из которых последний служит переходной ступенью к чинам штаб-офицерским, предназначаемым для командования более значительными, даже самостоятельными частями. Здесь уже производство в чины усложняется: до сих пор оно шло по полковым линиям, зависело только от одного старшинства выслуги; теперь же для перехода в первый штаб-офицерский чин требуются: выслуга в чине определенных лет, обязательное командование ротою два года подряд, возраст не свыше 50-ти лет, общей службы не менее 12-ти лет, да еще и сложная аттестация, удостоверяемая не только начальником дивизии, но и корпусным командиром, и представляемая военному министру через главных начальников военных округов.
      Штаб-офицерских чинов также два для всех родов войск, кроме гвардии, где по-прежнему имеется только один штаб-офицерский чин полковника; здесь старший чин предоставлен для лиц, самостоятельно командующих отдельными частями, почему младший штаб-офицерский чин подполковника служит подготовительною ступенью для перехода в полковники, а потому самые правила производства в этот последний чин обставлены крайне обстоятельно и подробно; здесь опять определены предельные лета возраста, общей службы в чине подполковника, а самое производство совершается не иначе, как по наградным правилам.
      Таким образом, ныне установились определенно две категории обер-офицерских чинов и одна категория штаб-офицерских; в каждой категории есть младший и старший чин, а именно: субалтерн-офицер - подпоручик и поручик, ротный командир - штабс-капитан и капитан, штабс-офицер подполковник и полковник.
      Упрощение чинов значительно облегчает всякого рода переводы из одного рода войск в другой, когда в них неодинаковое число чинов. В то же время правила, определяющие порядок перехода от одних чинов в другие, так выработаны, что самые условия этого перехода усложняются по мере повышения чинов: чин поручика приобретается простою выслугою лет;
      следующие два чина даются уже труднее, и для находящихся в этих чинах являются уже условия, невыполнение которых закрывает им дальнейшее повышение в чинах; то же самое и в штаб-офицерских чинах, где условия повышения еще более осложнены; отсюда является точно определенное положение, что высшие чины, ведущие к самостоятельному командованию отдельными частями, будут доступны только для тех наиболее способных лиц, которые благополучно пройдут через все инстанции чинов и не застрянут на чинах капитанских и подполковничьих. При этом следует напомнить, что Монаршая милость не оставила и тех, кто по состоянию ли здоровья, по своему возрасту или, наконец, по способностям не может исполнять обязанности ротного или батальонного командира: для них установлены особые льготные правила, по которым они повышаются в следующие чины подполковника или полковника, но с увольнением от действительной службы.
      Введение всех этих новых законоположений составляет радостное и крупное событие для нашей доблестной армии, хотя, к сожалению, от них предвидится более последствий в будущем, чем в настоящем. Подобные явления весьма обычны: почти всякое нововведение обильно своими последствиями в будущем, нередко нанося явный ущерб настоящему, подобно тому пахарю, который бросает семя в землю для того, чтобы со временем собрать плоды своих затрат. Так и в настоящем случае: новые правила производства неблагоприятно отозвались на многих личностях, особенно в капитанских чинах; но эти невыгоды чисто личные, одиночные, не должны быть принимаемы в расчет там, где дело идет об общей пользе, особенно о пользе дорогой для всех нас русской армии.
      Н. Морозов
      Воспитание генерала и офицера как основа побед и поражений
      Введение
      Первая половина XIX столетия ознаменовалась крупным переломом в жизни нашей армии, переломом, быстро и неожиданно приведшим ее от великой эпохи побед и славы к тяжелым временам поражений и упадка.
      Блестяще и счастливо начался для нас прошлый век. Победоносная французская армия, предводимая Величайшим Полководцем мира, обойдя с громом побед всю Европу, нашла себе достойную соперницу лишь в лице тогдашней русской армии, которая, не имея на своей стороне ни гениального вождя, ни численного превосходства, тем не менее оказалась победительницей Великой Армии Наполеона.
      Еще в то время, когда Австрия и Пруссия видели лишь одни жестокие поражения, когда их армии совершенно разваливались от первого же столкновения с французами, русская армия одна умела выдерживать бурный натиск наполеоновских войск и давать им жестокий отпор.
      В то самое время, когда Франция занесла на славные страницы своей истории Вальми, Джемапп, блестящий Итальянский поход Бонапарта, Маренго, Ульм, Аустерлиц, Йену и Ауарштедт, Россия украсила свою историю Итальянским и Швейцарским походами Суворова, Пултуском, Прейсиш-Эйлау и Гейльсбергом и только, как бы в наказание за недоверие Императора к испытанным Екатерининским вождям и пристрастие к иноземцам, потерпела поражения под Аустерлицем и Фридландом, в первом из которых взялись заправлять австрийские стратеги, а во втором положительно сыграл в поддавки иностранец-главнокомандующий, заведший свою армию в роковую ловушку.
      Война 1812 г., в которой русским талантам удалось исправить даже ошибки неудачного первоначального развертывания и в ряде боев не дать Великому Полководцу ни одной решительной победы, является величайшей гордостью нашей армии.
      Наконец, походы 1813-1814 гг. окончательно упрочили за русскими славу победителей Наполеона и отвели армии первое место в Европе. Казалось, что отныне уже нет в мире силы, которая могла бы противиться русским...
      Но вот прошло всего 13 лет и уже в походе 1828-1829 гг. русская армия далеко не оказалась на прежней высоте, далеко не проявила своей былой мощи; после ряда грубейших ошибок и промахов едва-едва удалось ей справиться с самой отсталой армией Европы.
      Таких же недостатков и промахов с нашей стороны полон и 1831 год.
      Наконец, Севастопольская кампания окончательно подорвала былую славу армии и показала наше полное бессилие бороться даже с такими отсталыми, кое-как собранными и плохо организованными европейскими армиями, как английская и французская того времени.
      Таким образом, от сладкого увлечения блестящим прошлым пришла армия к горькой действительности настоящего.
      В чем же причины этого печального явления? В чем корень зла? Отчего так быстро и внезапно разрушилась мощь той армии, выдающуюся силу и упорство которой в начале века признал даже наш достойный противник?
      Ответы на эти вопросы для нас, военных, имеют не одно только историческое, но и громадное практическое значение.
      Давно уже известно, что победа или поражение армии на полях сражений вовсе не является делом случая, не приходит извне, а лежит в самой армии, подготовляется всей ее жизнью в период мира.
      И в зависимости от того пути, по которому идет воспитание армии в мирное время, ждут ее на войне или блестящие победы, или позорные неудачи.
      Рассмотрев и сравнив состояние армии в период побед и блеска с состоянием ее в период поражений и упадка, указав, таким образом, на причины мощи армии в один период и ее слабости - в другой, можно этим способом указать и тот единственный, настоящий путь, по которому еще в мирное время должна идти жизнь армии, желающей быть победоносной на полях сражений. [...]
      Русская армия эпохи наполеоновских войн
      Наследие екатерининского века
      Русская армия начала XIX столетия по многим сторонам своей жизни еще была армией Великой Екатерины, хранила в себе многие заветы славных вождей этого царствования, жила, даже, если можно так выразиться, бредила славными Румянцевскими и Суворовскими победами. И поэтому, чтобы полнее обрисовать армию начала царствования Александра, нельзя не обратиться несколько назад и бросить хотя бы самый беглый взгляд на армию Великой Государыни.
      При этом оговорюсь прежде всего, что дать общую и полную характеристику Екатерининской армии есть задача положительно для меня невозможная как по недостатку места, так и по разнохарактерности этой армии, в которой даже отдельные полки зачастую самым противоположным образом различались между собою, давая картины самых резких и неожиданных контрастов.
      Подобное положение дел в армии являлось следствием того, что самыми яркими и типичными чертами Екатерининской армии, чертами, унаследованными еще от Елизаветы, являлись громадная самостоятельность начальников и почти полное отсутствие контроля. Дух времени был таков, что даже командир полка являлся неограниченным и бесконтрольным хозяином в деле обучения и хозяйства полка. Боевая же подготовка войск того времени по самому закону всецело зависела от личности их начальника. Устав касался только обучения, "экзерциции", но в производстве маневров и учений допускалась громадная свобода начальников. Они сами вырабатывали для этого свои инструкции, от чего, конечно, происходило сильное разнообразие в обучении войск, но зато, с другой стороны, достигалось и соревнование начальников между собою{1}.
      Гораздо худшее влияние имел недостаток контроля, породивший те колоссальные злоупотребления и ту распущенность, которые были присущи многим частям этой армии. Были полки, где вошло в обычай не исключать из списков бежавших и умерших, где распускали по домам часть нижних чинов и присваивали себе положенное на них довольствие. Некоторые полки простирали распущенность свою до самых невероятных пределов. Гвардия же до такой степени мало отвечала понятию "войск", что появился известный проект кн. Репнина - передать ее из военного ведомства в придворное.
      Протекция и фаворитизм тоже свили себе прочное гнездо в армии. Отмечу для примера, что тогда, в обход Петровского закона, по которому для производства в офицеры требовалось пройти тяжелую солдатскую лямку, люди с протекцией стали записывать детей рядовыми в гвардию еще в младенчестве; известен случай зачисления на службу нижним чином еще до рождения.
      Нахватав чинов с колыбели, молодые безусые юнцы чуть ли не сразу получали полки и являлись, таким образом, начальниками боевых, заслуженных ветеранов.
      Много, очень много темных сторон еще можно найти в жизни этой армии, и все-таки, несмотря на все эти пятна. Екатерининская армия имела за собою и так много хорошего, что с нею не могла и думать равняться ни одна из европейских армий того времени, за исключением революционной французской.
      Прежде всего следует отметить, что Императрица, вообще, сравнительно редко ошибалась в выборе своих помощников, а при этом условии ее система полного доверия и мощи исполнителю была как раз на руку талантливым людям, получавшим широкое поле для развития своих сил и способностей.
      Энергичным, независимым и кипучим натурам, не укладывавшимся в рамки обыденной жизни, это царствование, несмотря на фаворитизм и интриги, было более других по нутру; так, безошибочно можно сказать, что только при тогдашней системе мог у нас вырасти и развиться оригинальный Суворовский талант.
      Далее, сама Императрица всегда бодрая, живая, энергичная, не унывающая при самых тяжелых обстоятельствах, сумела и в армию влить тот же дух бодрости, энергии и веселья.
      "Римляне никогда не считали врагов, а только спрашивали, где они?" писала она Румянцеву в ответ на его донесение о превосходных силах турок, и результатом этих слов явилась блестящая Кагульская победа, одержанная 17-ю тысячами против полутораста.
      Благодаря достойным тогдашним вождям, дух беспримерной смелости и отваги, доходившей до дерзости, глубоко проник в армию; их же талантами русское военное искусство далеко опередило искусство соседей.
      Как раз в то время, когда на Западе военное искусство застыло в мертвых формах и свелось к исполнению хитроумных маршей и контрмаршей, которыми думали решать судьбу войны без помощи сражений, у нас Румянцев первый указал новый путь к победам - атаковать неприятеля, искать его в поле, причем весьма образно и рельефно изобразил выгоды наступления перед обороной. "Нападающий, - писал он, - до самого конца дела все думает выиграть, а обороняющийся оставляет в себе всегда страх, соразмерно сделанному на него стремлению"{2}.
      Следующим наивысшим выразителем этого же смелого наступательного духа тогдашней армии явился Суворов, как известно, вовсе не признававший ни отступления, ни обороны.
      "Шаг назад - смерть! Вперед два, три и десять - позволю".
      "Сикурс, опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупозрячим для подлой обороны, которая по конце, худая ли, добрая ли, рассказчиками также храброю называется".
      Обладая громадным военным и общим образованием, зная несколько языков, выписывая положительно все лучшие журналы Европы, этот Великий человек рекомендовал широкое военное образование и своим подчиненным. "Генералу, говорил он, - необходимо непрерывное образование себя науками с помощью чтения". "Читай Юлия Кесаря, Аннибала и Бонапарта", - отвечал он на вопрос, как сделаться хорошим полководцем, указав, таким образом, тот же путь к познанию военного дела, какой впоследствии указал и Наполеон. Замечательно при этом, что в Наполеоне прозрел он Великого Полководца только за один его поход 1796-1797 гг.
      Следом за Румянцевым и Суворовым тянется целая "стая славных Екатерининских орлов". Большой здравый смысл, верный взгляд, громадная независимая воля и энергия - общая печать этих личностей. Неудивительно, что часть армии, прошедшая серьезную боевую школу под руководством подобных начальников, действительно могла считать себя первой в Европе и с избытком искупала все недостатки и грехи другой части.
      Насколько же идеи лучших вождей Екатерининского царствования опередили не только свою эпоху, но во многом и нынешнее время, можно видеть из следующих заметок. Требуя еще тогда широкой инициативы от подчиненных, Суворов в Польскую войну писал: "Спрашиваться старших накрепко воспрещаю, но каждому командиру в его окружности делать мятежникам самому собою скорый и крепкий удар, под взысканием за малую деятельность". В то время, когда на Западе солдат гоняли в бой, как стадо баранов, когда ныне выражение "они не знали" стало эпитетом минувшей войны, Суворов еще тогда требовал и добивался, чтобы "всякий воин понимал свой маневр". В то время, когда на Западе все обучение войск сводилось к параду и исполнению тех замысловатых построений, которыми Фридрих на закате своих дней морочил Европу, у нас еще Устав 1763 г. постановил "учить войска только тому, что им придется делать на войне".
      После минувшей войны мы открыли Америку в виде применения войск к местности и приписали необходимость этого исключительно новым условиям боя, а между тем у нас же правила для обучения егерей 1789 г. гласили: "Приучать к проворному беганью, подпалзывать скрытыми местами, скрываться в ямах и впадинах, прятаться за камни и кусты возвышенные, укрывшись стрелять и, ложась на спину, заряжать ружье..."{3}.
      "Наставление же господам пехотным офицерам в день сражения" (1812 года), проникнутое Суворовским духом, прямо требует от начальников применять к местности свои части, причем только воспрещает отводить их для этого назад{4}.
      До самого последнего времени у нас не сознавали значение огня в бою и осмеливались даже ссылаться при этом на авторитет Суворова, цепляясь за одну его фразу и не понимая его духа; а на самом деле - как бы в насмешку над своими мнимыми последователями - Великий Полководец как раз требовал от своих войск, и весьма настойчиво, хорошей и меткой стрельбы, причем добивался, чтобы на каждого солдата в бою было не менее 100 патронов количество по тогдашнему времени колоссальное.
      Дальше же всего шагнули Екатерининские генералы в деле воспитания войск и истинной дисциплины.
      В то самое время, когда на Западе личность подчиненного унижалась всеми способами, а солдат третировался как существо низшее, когда вся дисциплина была построена на палке капрала, которой, по выражению Фридриха, солдат должен был бояться больше, чем пули неприятеля, у нас еще Потемкин, будучи президентом военной коллегии, требовал самого внимательного отношения начальников к подчиненным и, в частности, относительно нижних чинов напоминал, что "солдат есть название честное, коим и первые чины именуются".
      Еще дальше пошел Румянцев, совершенно уничтоживший в своей армии побои.
      "Однако же, - пишет по этому поводу удивленный современник, - при всем том дисциплина и чиноначалие в должном уважении оставались".
      В это же время Суворов допускал и возражения низшего высшему с тем только, чтобы оно делалось пристойно, наедине, а не во многолюдстве, иначе будет буйством.
      Даже вопроса о форме одежды коснулись вожди того времени, и взгляд Потемкина по этому поводу обличает в нем большой здравый смысл и верный, чисто практический военный взгляд. В то время, когда вся Европа занималась перешиванием своих форм на прусский образец, видя спасение в этишкетах, петлицах, клапанах прусского покроя, Потемкин, добиваясь отмены в армии прусского костюма, введенного Петром III, писал: "В России, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством того времени, а наши, не зная прямой цели вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах и прочем. Занимая же себя таковою дрянью, и до сего времени не знают еще самых важных вещей... Словом, одежда войск наших и амуниция такова, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата; тем паче, что он взят будучи из крестьян (в тридцать лет почти), узнает уже узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокрушающих. Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их, употреблением. Платье - чтобы было солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может".
      При подобных взглядах и направлении, царившем в среде главных руководителей армии, нечего удивляться, что 34-летнее царствование Екатерины оставило глубокий след в нашей армии; в ней воспиталось целое поколение, всецело проникнутое здравыми, чисто военными взглядами. Бурное четырехлетнее царствование Павла пронеслось, как вихрь, над Екатерининской армией, многое переломало и испортило, но не могло вырвать с корнем тех добрых задатков, которые внедрились за предыдущую эпоху, и, как увидим ниже, эти добрые задатки не раз проявляли себя в тяжелую годину наполеоновских войн.
      Вожди нашей армии в наполеоновскую эпоху
      Теперь, дав посильную характеристику Екатерининской армии, перейду к ее наследнице - к армии начала царствования Императора Александра, чтобы рассмотрением последней отметить, в чем же заключался остаток мощи, таившийся в русской армии в эту эпоху и давший возможность ей одной из всех европейских армий тягаться с дотоле непобедимой армией Наполеона.
      Прежде всего остановлюсь на командном составе армии и постараюсь обрисовать те личности, в руках которых находилась судьба ее в эту годину и высокими качествами которых не раз спасалась она.
      Из ряда блестящих имен эпохи прежде всего выделяется имя героя Отечественной войны, Главнокомандующего кн. Голенищева-Кутузова Смоленского, слишком хорошо известного всякому русскому.
      Ученик и любимец Суворова, этот, как его называет Д. Давыдов, Фабий наполеоновских войн впервые прославил имя свое в штурме Измаила, после которого Суворов сказал: "Мы с Кутузовым хорошо понимаем друг друга. Если бы Измаил не был взят, ни меня, ни его не было бы в живых".
      Еще в 1805 г., поставленный в критическое положение после сдачи Макка под Ульмом и захвата французами Вены, Кутузов не только ловко уводит свою 40 тыс. армию от удара 200 тыс. армии Наполеона, но еще успевает нанести поражение отделившемуся корпусу Мортье. Перед Аустерлицем он с бессмертным кн. Багратионом видел, куда ведут армию австрийские стратеги и молодые русские флигель-адъютанты, и не его вина, что на представления об этом Император ответил словами: "Это вас не касается".
      И вот, по меткому выражению Шильдера, в наказание за то, что "молодые флигель-адъютанты назло ему проиграли сражение", Кутузов находится в опале до 1812 г., когда по желанию общества и вопреки отношению Императора он вновь становится во главе армии и делается победителем Наполеона.
      В Кутузове нет, конечно, ни гения, ни энергии Суворова. Но зато в нем налицо громадный ум, здравый взгляд, отличное образование, колоссальная опытность и хладнокровие. Его ни в чем не мог провести сам Наполеон, звавший с досадой своего опытного противника "старой лисицей". Приблизительно так же охарактеризовал его и Суворов словами: "Хитер, хитер. Его и Рибас не обманет". И нельзя не сказать, что именно такой вождь, проницательный и спокойный, и нужен был для борьбы с Наполеоном в той армии, где уже не было гения.
      Нелюбимый Императором, преследуемый бездной интриг и сплетен со стороны Беннигсена и Барклая, восстановивших против него даже рыцарски благородного и открытого Ермолова{5}, Кутузов удержался среди всего этого и сумел остаться обаятельным и великим. Это был воистину народный вождь, сильный неограниченным доверием и беспредельной любовью войск и народа.
      Следующей звездой первой величины является бессмертный км. Багратион. Лучшей его характеристикой может служить следующая характеристика, данная князю его подчиненным{6}.
      "Князь Петр Иванович Багратион, столь знаменитый по своему изумительному мужеству, высокому бескорыстию, решительности и деятельности, не получил, к несчастью, никакого образования... Высокие природные его дарования, мужество, деятельность и неподражаемая бдительность, заменившие ему сведения, обратили на него внимание Великого Суворова, которого он, можно сказать, был правою рукою в бессмертной Итальянской кампании... Он почерпнул в этой бессмертной войне ту быстроту в действиях, то искусство в изворотах, ту внезапность в нападениях, то единство в натиске, которые приобрели ему полную доверенность, неограниченную любовь и глубокое уважение всей армии.
      В течение пятилетней моей службы при кн. Багратионе в качестве адъютанта его я во время военных действий не видел его иначе, как одетым днем и ночью. Сон его был весьма короткий - три, много четыре часа в сутки и то с пробудами, - ибо каждый приезжий с аванпостов должен был будить его, если известие, им привезенное, того стоило...
      Невзирая на свое невежество, этот Ахилл наполеоновских войн постиг силою одного своего гения основные правила военного искусства; несмотря на значительное превосходство в сведениях своих подчиненных, он умел всегда сохранить преимущество своего сана, без оскорбления чьего бы то ни было самолюбия. Величественная поступь и осанка князя, орлиный взгляд его, производили обаятельное на всех действие". Жестоко заблуждается тот, кто видит в князе Багратионе только храброго генерала, простого рубаку. Всей своей боевой карьерой опровергает он это в высшей степени несправедливое и ошибочное мнение.
      Для того чтобы составить себе славу на тяжелой, ответственной должности авангардного, или арьергардного, начальника, мало одной личной храбрости, недостаточно и умения разбираться на небольшом поле сражения; для этого в каждый момент надо уметь понять и оценить всю стратегическую обстановку, быстро найтись и принять верное решение, без всякой указки старшего начальника. И этим умением в высокой степени отличался кн. Багратион, ведь недаром же его оценил сам Суворов, которого не удивить было одной храбростью. К сожалению, однако, личность Багратиона с этой точки зрения до сей поры не разобрана и не оценена по достоинству.
      Все мы знаем Шенграбен как образец упорства Багратиона в бою, но мало кому известен гораздо более великий его подвиг, спасший армию в 1807г. и в полном блеске обнаруживший талант князя как военачальника.
      В январе 1807 г. неудачные распоряжения Беннигсена ставят русскую армию в опасное положение: она разбросана и сообщения отходят от фланга. Пользуясь этим, Наполеон готовит свой гениальный план, грозящий нам полной гибелью. Главнокомандующий не подозревает опасности и не обращает внимания на донесения шпионов о передвижениях французов. Наполеон уже готовит свой удар, и в тот момент, когда, по выражению Леттов-Форбека, "корсиканский лев уже готовился сделать прыжок", кавалерия кн. Багратиона перехватывает два приказания Бертье. По отрывочным данным этих приказаний князь сумел сразу разгадать весь план Наполеона и, будучи младшим из всех начальников отрядов, помимо Главнокомандующего решился распорядиться сосредоточением армии, причем своими действиями не только расстроил весь план Наполеона, но и лишил Императора содействия целого корпуса на все время Эйлауской операции.
      Не менее велик Багратион и в операциях 2-й армии в первую половину 1812 года, когда он не исполняет троекратного, письменно повторенного повеления Императора и, действуя по обстановке на свой страх, спасает армию и уводит ее из ловушки, приготовленной Наполеоном.
      Будем надеяться, что когда-нибудь этот бессмертный витязь получит наконец верную оценку своей боевой деятельности и своего таланта как один из тех удивительнейших самородков, которые и без широкого образования могут быть выдающимися военачальниками.
      Следующей не менее крупной величиной в среде командного состава армии, бесспорно, является Ермолов.
      "Он представлял редкое сочетание высокого мужества и энергии с большою проницательностью, неутомимою деятельностью и непоколебимым бескорыстием; замечательный дар слова, гигантская память и неимоверное упрямство составляли также его отличительные свойства"{7}.
      Будучи весьма образованным человеком, Ермолов обладал очень острым языком, который доставил ему массу неприятностей. Как горячий патриот, он вместе с кн. Багратионом являлся одним из главных сторонников русской партии и горячо боролся против иноземцев, пользовавшихся таким влиянием при дворе Императора. Известна его просьба о производстве в "немцы", его язвительный вопрос в приемной Императора: "Простите, господа, не говорит ли здесь хоть кто-нибудь по-русски?" Но поразительно при этом, что язык Ермолова, весьма колкий в разговоре со старшими, совершенно изменялся по отношению к младшим, которые всегда находили в нем самого ревностного, смелого и правдивого защитника своих прав. Характерно, что он не только никогда не позволял себе ни малейшей дерзости или невнимания относительно младших (особенно провинившихся), но выслушивал все справедливые возражения своих подчиненных.