е. если во главе их стоят неподготовленные к современному бою начальники... Начальникам всех степеней необходима наука. Наука заменяет опыт, подсказывает решения, ограждает от грубых ошибок, поддерживает характер и волю. "На себя надежность - основание храбрости" (Суворов). Но в нее надо верить. Все великие полководцы ей обязаны славой своей; все настаивают на знакомстве с нею офицеров и генералов. "Генералу необходимо непрерывное образование себя науками с помощью чтениев" (Суворов).., Суворов указывал даже метод самообразования: сначала устав, затем принципы, потом ближайшие войны (особенно свои); после этого - для довершения образования - и древнейшие{491}.
      Формируя общий военный кругозор, широкое понимание дела, уясняя метод получения необходимых для военного дела знаний, выявляя сущность, уроки и заключения из предшествующей военной истории, офицер не должен забывать о первооснове своего профессионализма:
      больше заниматься своей специальностью, совершенствоваться в ней.
      Д. Баланин: Военное дело в настоящее время разрослось до таких обширных размеров, что нельзя требовать от офицеров одинакового знания всех его обширных отраслей. Нельзя разбрасываться и быть дилетантами; необходимо специализироваться в своем деле, но зато знать его твердо, на совесть. Лучше меньше знаний, но прочно усвоенных!..
      Для пользы военного дела, в самом широком смысле, следует вообще поднять образование в армии и, кроме того, направить работу офицерского состава так, чтобы каждый служащий не только был в курсе главнейших новостей военного дела, но особенно основательно изучал бы свою специальность, только при этом условии человек может быть мастером своего дела и быть в состоянии выполнить его наилучшим образом...
      Необходимо твердо усвоить, что всякий шаг по службе налагает на начальника нравственную обязанность расширять круг своих знаний, чтобы сделаться настоящим мастером своего дела, быть способным руководить и учить других, а также служить для них примером ревностного исполнения служебных обязанностей, солидной подготовки и любви к своему делу. Любовь же к службе должна быть неразрывно связана с желанием знать ее на совесть, стремлением изучить свое дело до тонкости. Вот идеал, к которому следует стремиться! Отсюда вытекает необходимость принять все меры к тому, чтобы приохотить офицеров больше интересоваться своим делом и предоставить им возможность лучше его изучить и чаще в нем практиковаться{492}.
      Офицерский корпус создавался изначально практической боевой школой и прежде всего службой в гвардейских частях. При Петре 1 именно гвардия выпускала в армию своих питомцев офицерами, давая широкую практику на войне и в мирное время. Она прививала им правильные взгляды на обучение и воспитание войск, знакомила с основами военного искусства, была источником свежих культурных сил для армии и государства. В гвардии начальствующие лица готовились из лучшего служилого элемента - дворянства. Позднее при гвардейских полках появились специальные школы, дававшие определенную теоретическую подготовку будущим офицерам. Несмотря на учреждение в 1732 году Сухопутного шляхетского корпуса, главная масса офицерства продолжала готовиться в гвардейских полках: в идеальной боевой школе, военно-учебном заведении особого типа, имевшем значительные преимущества перед возникающими кадетскими корпусами, в которых преобладала теоретическая подготовка{493}. Впоследствии, однако, гвардия, образцовая в бою и воспитывавшая офицерскую элиту, превратилась в привилегированное учреждение, стала "выпускать" в войска в большей степени плац-парадных деятелей. Офицеры гвардии получили много преимуществ, но истинного отбора командного состава практически не произошло.
      В период "военного ренессанса", а затем и в эмиграции, не раз предлагалось вернуться к заветам Петра Великого, возродить гвардию как отборное войско и боевую школу, готовить при ее полках если не весь, то хотя бы старший командный состав армии и тем самым вырабатывать корпус офицеров с высоким кодексом понятий, традиций, нравственно-служебной этикой.
      А. Геруа: Гвардейские части по преимуществу являются отборными, но отборными не в том смысле, в каком это слово было приложимо к наполеоновской гвардии, отборной не на театре войны и в бою, где она излишне ревниво оберегалась, а в том смысле, что русская гвардия является отборным войском по своему личному составу, к которому могут быть смело применимы повышенные требования, необходимые для выработки войсковых начальников, командиров отдельных частей прежде всего, а также для достижения других целей... Весь вопрос только в том, чтобы русская гвардия не отходила от заветов своего Основателя, заветов боевой и серьезно-служебной школы отборного личного состава...{494}
      А. Керсновский: При организации военной семьи Российского служилого сословия нам надо взять за образец птенцов гнезда Петрова - петровский гвардейский обычай. Всех, готовящихся к офицерскому служению, писать юнкерами в гвардейские полки, где учредить юнкерские батальоны. Будет покончено с милютинской училищной системой и ее разделением на белую и черную кость. Все офицеры получат однородную гвардейскую шлифовку, единый, крепкий и добрый гвардейский дух. Для специальных войск и авиации оставить училища и школы.
      Эта система Петра Великого - система гвардейской шлифовки всего офицерства - действовала у нас целое столетие и действовала на славу. Таким путем удастся создать монолит, не создавая противоестественной русским условиям и русским понятиям касты. Главным устоем офицерского корпуса должна быть крепко спаянная и тесно сплоченная офицерская полковая семья... Следует знать и помнить, что рота - административная единица, батальон тактическая, а полк - духовная... В полках создается дух Армии, как на кораблях куется дух флота{495}.
      Следует отметить, что в военно-учебных заведениях императорской России: кадетских корпусах, юнкерских и военных училищах, военных академиях - петровская идея практической подготовки офицеров, получающих и солидные теоретические знания, всегда существовала. Учебные заведения стремились не терять связь с войсками, поддерживать военный дух и режим, смещая центр тяжести с теории на практическую почву. Среди них так и не прижились военные гимназии, военные университеты, Академия военных наук{496}. Военному воспитанию уделялось значительное внимание, дисциплины изучались в основном военные, специальные (стратегия, тактика, огневая подготовка, фортификация, военная история и т.д.), т.е. из сферы военного искусства, возродить которое призваны были даже военные библиотеки.
      Существование кадетских корпусов стало доброй и полезной традицией. До появления военных и юнкерских училищ в 1863 году в основном они готовили офицеров с военным образованием. На 1917 год в России насчитывалось 29 кадетских корпусов, в которых обучалось 15 тысяч воспитанников. За все годы существования на военную и гражданскую службы были выпущены 96,5 тыс. человек. Со второй половины XIX века средние военно-учебные заведения закрытого типа имели целью облегчить военнослужащим воспитание и образование их детей и быть первоначальной ступенью в подготовке офицеров, "доставлять малолетним, предназначенным к военной службе в офицерском звании, и преимущественно сыновьям заслуженных офицеров общее образование и соответствующее их предназначению воспитание", для того чтобы "всесторонне развить физические и душевные способности, правильно образовать характер, глубоко укоренить благочестие и верноподданнический долг и твердо упрочить те нравственные качества, кои имеют первенствующее значение для офицеров"{497}.
      В кадетских корпусах действительно готовились верные слуги России, с достаточно развитым национальным чувством, любящие свою будущую офицерскую профессию, способные к корпоративному единению и товарищеской поддержке, стоящие в интеллектуальном отношении на уровне современных требований военного дела. Вопросам воспитания, образования и приучения кадет к серьезному труду придавалось чрезвычайно важное значение ("только широко образованный и серьезно работающий офицер будет полезным слугой царя и родины"){498}.
      В военных училищах, а их (без морских) насчитывалось на 1911 год двадцать одно, исходя из уроков Русско-японской войны, предполагалось готовить юнкеров с основательным практическим уклоном. В учебных программах главное внимание было обращено на военные предметы и военную историю, вообще на практическую работу вместо господствовавшего до тех пор теоретического обучения военному делу{499}. В этой связи вновь предлагалось готовить офицеров с "фундамента солдатского", установить обязательный срок пребывания будущего офицера в строевой части для ознакомления с бытом, условиями службы и распорядка войсковой жизни данного рода войск{500}.
      Полагаю, что, готовя офицеров, надо заставить каждого имеющего стремление к офицерскому званию побывать сначала в положении солдата и, независимо от окончания кадетского корпуса или гражданского заведения, направлять их сначала вольноопределяющимися в войска, хотя на небольшой срок, примерно на полгода. Находясь в войсках, эти молодые люди должны быть предметом особого внимания войскового начальства и стоять в непосредственной близости в солдату. В конце своего срока пребывания в войсках на них должны возлагаться ответственные обязанности. Особенно полезно назначать их к концу полугодичной службы отделенными командирами, где само положение ставит в непосредственное общение молодого человека с его подчиненными. После этого, с соответственной аттестацией своих ближайших строевых начальников, вольноопределяющийся принимается в училище{501}.
      Предлагались и более радикальные меры, в частности, переименование военных училищ в военно-учебные батальоны, их включение в состав армейских корпусов и подчинение командиру корпуса в лагерное время и в случаях несения службы для практики{502}.
      Во всех этих мерах совершенно очевидно просматривалось стремление возвратиться к петровской традиции, к его гвардейскому обычаю, к тому, "чтоб никакого человека ни в какой офицерский чин не допускать из офицерских детей и дворян, которые не будут в солдатах в гвардии, включая тех, которые из простых выходить в офицеры станут по полкам"{503}.
      С 1909 года Академия Генерального штаба стала именоваться Императорской Николаевской Военной академией, но свою "генштабовскую" сущность по-прежнему сохранила (осталась прежде всего специальной школой Генерального штаба, а не военным университетом, хотя и занималась военной наукой и готовила офицеров с высшим военным образованием для всей армии). Несмотря на споры о предназначении военных академий, продолжал действовать милютинский еще завет, что они "должны прекратить свое значение в смысле университетских факультетов военного образования и сделаться аппликационными школами каждого из специальных ведомств". Другими словами, академии должны быть максимально приближены к потребностям боевой подготовки войск, к войсковой практике. Армии необходимы были офицеры, хорошо знающие не только теорию военного дела, но умеющие практически решать сложные вопросы управления войсками{504}. Только сверх этого военные академии могли позволить себе быть "военными университетами", т.е. центрами военной науки и распространения военного знания. Но в любом случае тесная связь с "Наукой побеждать", армейской жизнью должна быть безусловной.
      К. Дружинин: 1. Академия не есть только школа - "фабрика" - для выпуска из нее ежегодно определенного количества офицеров, получивших высшее военное образование, а ее общею или специальною задачей должны быть прежде всего разработка и усовершенствование военного искусства во всех его областях. 2. Главными военными науками должны быть стратегия и тактика, так как в них сосредотачиваются все высшие военные знания... 3. Военная академия должна быть особенно тесно связана с армией, потому что без этого условия военные науки и составят безжизненную доктрину, которая перестанет отвечать современным требованиям военного искусства. Представители академической деятельности должны быть людьми, знающими армию, в ней служившими и постигшими военное дело на основании опыта (предпочтительно боевого); при постоянном прогрессе военного искусства, в зависимости от совершенствования его технической стороны, при академии должна существовать целая школа военных профессоров, одни члены которой заменяются другими, всегда готовыми преемственно продолжать то же дело, но с новым опытом, вынесенным из армии, и с новыми силами, применяя современные требования военного искусства и отбрасывая все устарелое и им не отвечающее{505}.
      Академия должна не просто развивать военное искусство, готовить офицеров с высшим военным образованием, своими трудами наставлять и просвещать всю военную среду. В ней офицеры призваны были изучить принципы и указания военной доктрины, выработать единое мировоззрение, на примере великих полководцев исследовать тайны военного искусства. Она должна была указать слушателям путь к сердцам солдат (подчиненных), который основывался на заботе о них, строгом наблюдении за собой, самоусовершенствовании во всех отраслях военных знаний. Следовало помнить, что уважение и доверие приобретаются знанием своего дела, умением не только рассказать, но и показать, стать примером в обучении и воспитании{506}.
      Наряду с любовью к Отечеству русский офицерский корпус всегда отличался преданностью и любовью к своей профессии. Он посвящал себя военной службе и делу, воспитывая в себе на этой основе патриотические качества, вырабатывая возвышенные взгляды и понятия. Ко многим офицерам с полным основанием можно отнести слова, сказанные однажды о поручике Михаиле Юрьевиче Лермонтове (1814-1841): "Лермонтов глубоко любил Россию. Это был большой патриот в чисто военном смысле. Слава Родины была для него неразрывна со славою русского оружия"{507}. Русский офицер, преданный военному делу, избирал военную карьеру не из-за высоких окладов и личного благополучия. Им двигали идейное служение делу, офицерская доблесть, честь, достоинство, фанатизм.
      В. Райковский: Только тот достоин носить высокое звание офицера, кто при наличности полной преданности военному делу любит его всеми фибрами своей души и в чьем сердце горит тот священный огонь, который способен двинуть на великие подвиги верующего в свое дело и назначение человека. Не безвольным людям, больным душой, немощным, нервнорасслабленным и, наконец, людям, ищущим покойной жизни и жирных окладов, место в рядах командного состава армии: здесь нужны деятели и люди высшего порядка, типы душевного развития, а не пигмеи без воли, без характера, с узкоразвитым кругозором, с замашками и привычками людей, отдающих себя делу и работе только в известной доле, степени и пропорционально получаемому за то вознаграждению. Не спорю, что требование это очень сурово, но не я сгустил краски, характеризуя предъявляемые к офицеру требования, ибо служебный долг, сознание его, сознание священной миссии, исполняемой офицером, очень высоко и весьма почетно. Вполне справедливо, что это похоже на фанатизм, но без этого фанатизма немыслима офицерская работа, офицерский труд так же, как офицерское звание и достоинство{508}.
      Военный патриотизм требовал, чтобы армией управляли подготовленные, опытные, твердые начальники, идущие своей прямой дорогой, постоянно увеличивающие и совершенствующие свои познания, накапливающие опыт. Военная карьера должна быть закрыта для тех, кто уклоняется от исполнения своих обязанностей, избегает строя, стремится служить в гражданских учреждениях.
      Д. Баланин: Слабые, угодливые, колеблющиеся, слабоподготовленные и равнодушные к своему делу должны уступить свое место сильным, правдивым, решительным, знающим и увлекающимся делом. Только при этих условиях наступит снова золотой век для нашей доблестной армии, и ее победоносные знамена покроются свежими лаврами; только тогда наша вооруженная сила выкажет всю мощь, которую таит в себе и проявить которую так необходимо возможно скорее для подъема Родины во всех отношениях...
      Прочь слабость, равнодушие, колебание - да здравствует энергия, любовь к делу и бодрость!
      Меньше эгоизма и сделок с совестью, больше справедливости и неуклонного исполнения перед Родиной своего долга по чистой совести и присяге{509}.
      Русская история знает целую когорту беззаветно преданных делу морских и сухопутных офицеров. Простое перечисление их имен заняло бы многие страницы. Преданность своей профессии они сохранили и на службе советской власти, и в эмиграции, где многие годы продолжали заниматься идейной военной работой.
      Духа не угашайте!
      В идеале от командира (начальника) требуются многие качества: любовь к своему делу, доскональное знание его особенностей, увлеченность военным искусством, интеллигентность (способность к умственной работе), сильный характер, воля и мужество, почин и энергия, доверие со стороны подчиненных, которые должны признавать в нем полный авторитет, рыцарскую честность, абсолютную справедливость, умение вести к победам, "делать своих людей счастливыми". Командир, в свою очередь, должен понимать, что эти качества не могут проявиться при угнетенном состоянии духа, что все военное искусство, а тем более искусство командования, "состоит в том, чтобы развить духовные силы и, опираясь на них, добиваться победы"{510}, что вера в победу, дух и инициатива - выше всего{511}, они - основа подлинного профессионализма.
      В начале XX века стало ясно, что множество бед проистекает от бездушной и бездарной системы командования, основанной на выколачивании офицерской энергии, придирчивости, разносах, непомерных взысканиях, хамстве, холопстве, несправедливости и других явлениях, угашающих дух офицерства. В противовес этому предлагалось поощрять все, что развивает, одухотворяет, систематично втягивает в самостоятельную и ответственную работу, укрепляет личную инициативу, расширяет служебный горизонт, что способствует выработке здоровых волевых и сильных характеров, сплачивает командный состав в одну идейную рабочую артель. А для этого необходимо было двинуть на верхи армии "людей настоящего, широкого дела, личной инициативы и вдумчивой работы", сделать офицерский труд "осмысленным, деловитым, прогрессивным, сердечно оборудованным"{512}, а офицерскую службу привлекательной, "столь же приятной, как у японцев, без германской суровости и оскорбительных служебных отношений". Из военных рядов следовало удалить все то, что портит, унижает и оскорбляет достоинство офицера, не способствует развитию его самостоятельности и творчества, неприятно действует на душу армии{513}.
      После Русско-японской войны "офицеры бежали из армии" или "мечтали об отставке" большей частью не из-за материальных неудобств, а по причинам исключительно духовного свойства. Было "тошно служить", так как в жизнь проводились разрушительные реформы, не прививавшие полезного нового. Службою перестали дорожить, ибо она перестала ценить настоящего офицера, поставила его в такие атмосферу и условия, которые порождали неуверенность в себе, в своем дальнейшем существовании, нервировали, множили ряды забытых, обиженных, недовольных. Между тем дворянские традиции, уровень культуры (начало XX века!) требовали отношений, основанных на особой воинской этике, одновременно свидетельствующей о достоинствах как отдающего приказания, так и исполняющего их. Плохо будет, если наш офицерский состав будет ради своих материальных интересов подавлять в себе самолюбие и не оберегать свое личное достоинство, хотя бы бегством из армии. Непрерывное приспособление и подавление своего самолюбия уже принесло плоды на поле Маньчжурии.
      Не покладистых и угодливых начальников надо иметь и поощрять, ибо не они нам дело сделают в военное время. Люди храбрые и решительные всегда горды, они не любят грубого и даже неловкого дерганья. Этим людям свойственны откровенность и независимость.
      Это все качества, которые требуют большой осторожности и сдержанности со стороны начальников, но люди этих же качеств неоценимы в военное время. Таких-то людей твердого закала, с сильно развитым чувством собственного достоинства и удержите на службе.
      Итак, мало подобрать командный состав. До подбора нужно надлежаще подготовить его, а затем, подготовив и подобрав, - удержать на службе тою прочно установленною и всюду проводимою особою воинскою вежливостью и поддержкою, которая затем на поле брани выльется в победное боевое товарищество{514}.
      Решению офицерского вопроса должны бы способствовать и другие меры: искусное командование, достойные условия материальной, служебной и духовной жизни, хорошее содержание, справедливое движение по службе, возвышение достойных и прежде всего строевых офицеров, предоставление им в определенных пределах самостоятельности, благоприятное решение пенсионного вопроса.
      И. Злобин: Что же нужно нашей армии? Необходимо строй поощрять предпочтительно перед всякими другими родами военной деятельности, тогда все будут стремиться в строй; надо, чтобы строевые офицеры были не пасынками, а Вениаминами русской армии; тогда будут любить строй, будут знать друг друга, явится общность интересов, товарищество, словом, те краеугольные камни, которые составляют главный фундамент армии - дух ее{515}.
      Только в этом случае армия могла освободиться от негодных кадров и собрать здоровые силы, способных, энергичных, образованных, лучших. Ведь ее заветным идеалом призван был быть уравновешенный офицер, над которым "не висит Дамоклов меч, всеминутно грозящий его самолюбию и праву на уважение и постоянно держащий его в беспокойстве за завтрашний день. Только такой офицер мог широко раскрыть клапаны своего ума и сердца для восприятия науки, искусства и долга"{516}. Главное: "Духа не угашайте!"
      В. Тимошенко: Армия без самоуверенности, армия без веры в вождей - не армия.. Самодеятельность есть главное качество военного человека... Довольно с нас реформ, и не лучше ли вернуться попросту и без затей к старине, к тем временам, когда дух Петра и орлы Екатерины раздвинули наши пределы до степени величайшего в свете государства... Меняйте оружие, меняйте строй, но ради Бога - духа не угашайте!{517}
      Д. Баланин: "Не угашайте духа", а всеми силами укрепляйте его и тогда дерзайте требовать от отдельных воинов и целых войсковых частей проявления такой доблести, которая в суете будничной, мелкой и пошлой жизни кажется близоруким людям только безумием! А между тем это безумие часто приводит к подвигам, которые перерождают отдельных людей и воспитывают целые нации! Это безумие нередко легко разрешает тяжелые, наболевшие, проклятые вопросы и дает не только славу, но и благоденствие народам!{518}
      Воодушевленные петровские, суворовские, скобелевские войска творили историю, создавали воинскую славу России. Дух великих полководцев обеспечивал победы. Бездуховные войска и униженные офицеры могли привести только к поражениям. Следует заметить, что длительное угнетение духа российского офицерства, пренебрежительное и оскорбительное отношение к нему руководства и различных слоев общества, а в конечном итоге и враждебность со стороны солдатской массы, дорого обошлись России.
      Русское офицерство было оскорблено павловско-николаевской военной системой, изначально направленной против всего талантливого, даровитого, сильного, самостоятельного. Первым против нее восстал Суворов, угодивший за это дважды в опалу и пророчески заявивший в 1798 г.: "Всемогущий Боже, даруй, чтоб зло для России не открылось прежде 100 лет, но и тогда основание к сему будет вредно"{519}.
      Более века система эта приводила к неудачам, выдвигая Аракчеевых, Дибичей, Паскевичей, Ванновских, Янушкевичей и "задвигая" Суворовых, Кутузовых, Ермоловых, Скобелевых, Милютиных, Мартыновых, Свечиных, вынужденно и в значительной степени формально пользуясь талантами последних (при жизни) и их духовным наследием (после смерти). Пока Шамиль создавал на Кавказе мюридистское государство, Ермолов все это время (1827-1853 гг.) в расцвете сил оставался не у дел. На этом бездушном фоне даже милютинская военная реформа 1862-1874 гг. оказалась инородной. Сам ее организатор граф генерал-фельдмаршал (с 1898 г.) Дмитрий Алексеевич Милютин (1816-1912) в 1880 году был отстранен от дальнейшего реформирования, более тридцати лет пребывал в забвении, пережив еще и позор Русско-японской войны. Система вызывала вполне законное негодование и определенную оппозиционность в среде думающих офицеров Генерального штаба.
      Е. Мартынов: Управление войсками давно уже было самой слабой стороной русской армии. В ее обширной боевой работе за последние сто лет было обнаружено много храбрости и весьма мало военного искусства...
      Начиная со второй половины царствования императора Александра 1, в армии устанавливаются порядки, не благоприятствовавшие выдвижению способных самостоятельных людей, проникнутых духом широкой инициативы; наоборот, на подобных начальников обыкновенно смотрели как на элемент опасный, который нужно по возможности устранять от дела. Примерами являются: отставка знаменитого Ермолова в самый разгар его завоевательной и административной деятельности на Кавказе; увольнение покорителя Ташкента Черняева, которого, несмотря на все его хлопоты, не допустили даже к участию в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг.; долгое бойкотирование во времена той же кампании Скобелева, что довело этого столь прославившегося впоследствии генерала до покушения на самоубийство (так в тексте, - А.С.) и многое другое.
      После Русско-турецкой войны фельдмаршал Гурко писал своему начальнику штаба Нагловскому: "Об исправлении ошибок и недостатков нашего военного строя нечего и помышлять. Ничего в армии не будет изменено. Опять в начале кампании мы будем бродить в потемках и стукаться лбом о неспособности, коими кишит наша армия"{520}.
      Система, существовавшая в армии, способствовала не развитию, а подавлению таких моральных качеств, как решительность, предприимчивость, готовность брать на себя ответственность, - наиболее важных для войны, отмечал генерал-лейтенант Евгений Иванович Мартынов (1864-1937) в одном из дореволюционных своих трудов. Им приводятся слова военного министра генерала Алексея Николаевича Куропаткина (1848-1925), сказанные при прощании с офицерами 1-й Маньчжурской армии: "Люди с сильным характером, люди самостоятельные, к сожалению, во многих случаях в России не только не выдвигались вперед, а преследовались; в мирное время такие люди для многих начальников казались беспокойными, казались людьми с тяжелым характером и таковыми и аттестовались. В результате такие люди часто оставляли службу. Наоборот, люди без характера, без убеждений, но покладистые, всегда готовые во всем соглашаться с мнением своих начальников, выдвигались вперед"{521}.
      Победность - черта самостоятельная, явление искусства, следствие нешаблонных действий. Суворова, Кутузова, Ермолова, Скобелева и другие военные таланты не раз обвиняли в том, что они использовали собственную систему действий. В глазах врагов и "уставников" это выглядело как воевание не по правилам, вопреки общепринятым нормам. Приходилось защищать стремление к победе и право на военное творчество. "Бездарность скажет, что она соблюдала правила и нормы, но следовало их не соблюдать, а применять. В отличие от настоящей правильности (применения), я назвал эту правильность (соблюдения) пресловутой и сказал, что она всегда - удел бездарности и причина поражений и что бездарность надо искоренять из армии", - писал А. Шеманский{522}.
      Принцип самостоятельности и инициативы частных начальников - закон вооруженной борьбы, один из важнейших (наряду со знанием военного дела) факторов военного искусства, условие победоносности. Он завещан Петром Великим, который очень внимательно относился к развитию самодеятельности среди своего командного состава. Недаром Основатель регулярной армии "в приложение и противность Воинского устава" приписал своей рукой к нему пункт, где прежде всего отмечено, что офицер не имеет права оправдываться ссылками на устав, "ибо там порядки писаны, а времян и случаев нет, того ради ему необходимо рассуждение иметь" и "не держаться Воинско устава, яко слепой стены", опасаясь "жестокого истязания за нерассуждение"{523}. Известно, какое значение придавал самостоятельности действий офицеров Суворов ("местный в его близости, по обстоятельствам, лучше судит"), а Скобелев прямо говорил, что "в современном бою батальоны и роты приобрели, безусловно, право на самостоятельность-инициативу; значение гг. субалтерн-офицеров и унтер-офицеров, не говоря о батальонных и ротных командирах, стало слишком первенствующим... В бою необходимо, чтобы гг. офицеры сохранили полную энергию, самообладание и способность самостоятельно решаться при всяких обстоятельствах"{524}.
      А. Верховский: Всякий, кто становится к большой работе, знает, какое огромное значение имеет участие, активное сотрудничество всех коллективная работа. В нашем военном деле при строгом соблюдении дисциплины, при ясном сознании необходимости все усилия направлять к единой поставленной приказом цели, самодеятельность имеет решающее значение. Блестящим развитием самодеятельности объясняются успехи немцев в войнах последнего времени Армия, в которой развита и воспитана самодеятельность, может быть уподоблена живому организму, в то время как армия без самодеятельности - это лишь мертвый механизм, способный действовать лишь при особых искусственных условиях, которых на войне создать нельзя Это паровоз, выпущенный с рельс на вспаханное поле{525}.
      Как уже было отмечено, офицеры считали себя ответственными перед историей за будущее нации и армии, думали о грядущих войнах, готовились к ним Неоцененный до сих пор вклад в это дело внес генерал от инфантерии Карл-Август-Фридрих Маврикиевич Войде (1833-1905) В своих работах "Победы и поражения в войне 1870 года и действительные их причины", "Действительное значение самостоятельности в командной системе на войне", "Самостоятельность частных начальников на войне" и некоторых других ему удалось на конкретном опыте доказать, что "самостоятельность частных начальников" станет весьма широко использоваться в будущих войнах, что на ней должна строить свои расчеты победительная командная система. Ни величайший гений полководца, ни численное превосходство, ни образцовое общее командование, ни даже лучшая военная система не могут беспрерывно обеспечивать успехи. Немцы в войне с Францией (в 1870 году), как перед этим и с Австрией, наглядно показали, что можно успешно воевать и меньшими силами и далеко не при образцовом управлении, если в полной мере использовать такое эффективное средство, как самостоятельность частных начальников "Немцы, - отмечал Войде, - обладали этою силою с относительным совершенством.