* * *

      Мужчина был друзом, неверным, но, несмотря на все это, его уважали. На его теле были шрамы, полученные в боях с сионистами. Он воевал и был награжден за храбрость. Бесчеловечное оружие израильтян лишило его матери. Наконец, всякий раз, когда к нему обращались за помощью, он поддерживал движение. Куати был человеком, никогда не терявшим связи с простым народом. Еще мальчишкой он прочел "Маленькую красную книгу" председателя Мао. Этот Мао был, вне всякого сомнения, неверным худшего сорта – он даже отказывался признать мысль о существовании Бога и преследовал верующих, – но это не имело значения. Революционер, учил Мао, словно рыба плавает в крестьянском море, а потому поддерживать хорошие отношения с крестьянами – или, как в данном случае, с торговцем – было необходимо для достижения успеха. Этот друз жертвовал деньги, если мог позволить себе такое, а один раз укрыл у себя дома раненого борца за свободу. Такие услуги не забывают. Куати поднялся из-за стола и приветствовал мужчину дружеским рукопожатием и небрежным поцелуем.
      – Добро пожаловать, друг мой.
      – Спасибо, что вы согласились принять меня, командир. – Торговец нервничал, и Куати подумал, что друз пришел к нему с просьбой.
      – Садитесь, пожалуйста. Абдулла, – позвал он, – принеси кофе нашему гостю.
      – Вы очень любезны, командир.
      – Глупости. Вы – наш товарищ. Сколько уже лет нашей прочной дружбе?
      Торговец пожал плечами, однако внутренне улыбнулся – теперь он получит сполна за оказанные им услуги. Он боялся Куати и его бойцов – именно поэтому никогда не переходил им дорогу. Кроме того, он сообщал сирийским властям о всех оказанных им услугах, потому что боялся и их. Чтобы выжить в этой части мира, нужно было возвести борьбу за существование в ранг искусства, и даже в этом случае жизнь оставалась азартной игрой.
      – Я пришел к вам за советом, – сказал он, отпив глоток кофе.
      – Буду только рад. – Куати наклонился вперед. – Для меня это большая честь. Итак, в чем заключается проблема?
      – Она касается моего отца.
      – Сколько ему сейчас лет? – спросил Куати. Крестьянин тоже время от времени жертвовал кое-что его людям – чаще всего это был ягненок. Всего лишь крестьянин – и неверный к тому же, – но у него с Куати был общий враг.
      – Шестьдесят шесть. Вы знаете, где находится его огород?
      – Да, я был там однажды, несколько лет назад, вскоре после того, как сионисты убили вашу мать, – напомнил Куати.
      – У него в огороде – израильская бомба.
      – Бомба? Вы хотите сказать – снаряд.
      – Нет, командир, бомба. Она зарылась в землю, но по той части, что видна, ее диаметр не меньше полуметра.
      – Понятно, и если об этом узнают сирийцы…
      – Да. Как вам известно, они взрывают такие штуки прямо на месте. При этом дом моего отца будет уничтожен. – Гость вытянул обрубок левой руки. – Я не могу оказать помощь отцу в строительстве нового дома, а сам он слишком стар для такой работы. Я пришел к вам с просьбой забрать эту проклятую бомбу.
      – Вы пришли именно туда, куда следовало. Сколько времени она пролежала в земле?
      – Отец говорит, что она лежит там с того самого дня, когда со мной случилось вот это. – Торговец снова поднял обрубок руки.
      – Значит, в тот день на вашу семью снизошло благословение Аллаха.
      Так уж и благословение, подумал торговец и кивнул.
      – Вы всегда были нашим преданным другом. Конечно, мы придем к вам на помощь. У меня есть специалист, отлично разбирающийся в деле обезвреживания и изъятия израильских бомб, – затем он вынимает их содержимое и готовит бомбы, которыми пользуемся мы сами. – Куати предостерегающе поднял палец. – Но вы никогда не должны говорить об этом.
      Гость выпрямился в своем кресле.
      – Что касается меня, командир, я буду счастлив, если вы убьете как можно больше. А если вам для этого понадобится бомба, которую эти свиньи сбросили в огород отца, я буду молиться за ваш успех.
      – Извините меня, мой друг. Я не хотел оскорбить вас. Но вы понимаете, я был обязан предостеречь вас о необходимости хранить все в тайне. – Торговец понял, что имел в виду Куати.
      – Я никогда не предам вас, – решительно заявил он.
      – Мне это известно. – Настало время поддержать свою популярность в крестьянском мире. – Завтра я пошлю своего человека к дому вашего отца. Иншалла, – добавил он, желая сказать "такова воля Бога".
      – Я – ваш вечный должник, командир. – Пошлет, подумал торговец, еще до Нового года.

      Переоборудованный "Боинг-747" взлетел с аэродрома военно-воздушной базы Эндрюз перед самым закатом. У президента Фаулера было полтора трудных дня – непрерывные инструктивные совещания и встречи, которые он не мог отменить. Но предстояло двое суток еще более трудных – даже президенты вынуждены подчиняться свойствам простой человеческой природы, а в данном случае восьмичасовой перелет до Рима совпадал с шестичасовой разницей во времени. Перелет из пояса в пояс, время между которыми отличается на шесть часов, исключительно труден. Фаулер был опытным путешественником и знал это. Желая смягчить воздействие смены поясов, он уже вчера и затем сегодня изменил время своего сна, дабы в течение полета оказаться настолько усталым, чтобы эти восемь часов проспать. Президентский самолет был снабжен всеми устройствами, какие только могли придумать компания "Боинг" и Военно-воздушные силы США. В этом тихом и плавно летящем самолете президент размещался в самом носу. Его кровать – в действительности ее заменял раскладной диван – была достаточно большой, а матрас выбрали по личному вкусу президента. Самолет был велик, что позволило оборудовать отдельные помещения для прессы и сотрудников аппарата президента. Если уж быть совсем точным, их отделяло почти двести футов. Журналисты находились в хвостовом отсеке, и пока пресс-секретарь Белого дома занимался ими, в президентскую спальню незаметно пробралась советник по национальной безопасности. Пит Коннор и Элен Д'Агустино обменялись при этом взглядом, который постороннему человеку показался бы бесстрастным, но в тесном сообществе Секретной службы был предельно красноречив. Сотрудник службы безопасности ВВС, приставленный охранять дверь, ведущую в президентскую спальню, уставился на переборку, стараясь удержать улыбку.

* * *

      – Итак, Ибрагим, что ты думаешь о нашем госте? – спросил Куати.
      – Он силен физически, бесстрашен и удивительно хитер, но я не знаю, где мы сможем использовать его, – ответил Ибрагим Госн. Он рассказал, что произошло с ними в Афинах.
      – Сломал шею греческому полицейскому? – По крайней мере американец не был подставным лицом – если полицейский действительно умер и все это не оказалось хитроумной уловкой американцев, греков, израильтян или один Бог знает кого.
      – Да, как спичку.
      – Его связи в Америке?
      – Крайне немногочисленны. Американская полиция охотится за ним. По его словам, группа, в которой он состоял, убила трех полицейских, а его брат недавно попал в засаду и погиб от их пуль.
      – Да, он умеет выбирать врагов. Образование?
      – Формально – никакого, но он умен.
      – Что умеет делать?
      – Почти ничего – из того, что могло бы нам пригодиться.
      – Зато он – американец, – напомнил ему Куати. – Сколько таких у нас в отряде? Госн кивнул.
      – Ты прав, командир.
      – Какова вероятность того, что он подослан к нам?
      – По моему мнению, очень невелика, но следует проявить осторожность.
      – Хорошо. А теперь вот что тебе нужно сделать. – Куати объяснил Ибрагиму ситуацию с израильской бомбой.
      – Еще одна? – Он был экспертом в таком деле, но нельзя сказать, чтобы поручение слишком уж ему понравилось. – Я знаю этого крестьянина – старый дурак. Знаю-знаю – его сын воевал против израильтян и тебе самому почему-то нравится этот калека.
      – Этот калека спас жизнь нашего товарища. Фази истек бы кровью, если бы торговец не укрыл его в своей лавке. Никто не принуждал его. Это произошло в то время, когда у нас с сирийцами были натянутые отношения.
      – Ладно. Все равно мне нечего делать до самого вечера. Понадобится грузовик и несколько человек.
      – Наш новый друг, судя по твоим словам, силен физически. Возьми его с собой.
      – Слушаюсь, командир.
      – И не рискуй понапрасну.
      – Иншалла. – Госн сумел почти закончить Американский университет в Бейруте – почти, потому что одного из его преподавателей похитили, а два других воспользовались этим как предлогом, чтобы покинуть Ливан. В результате Госн не сдал последние экзамены и не получил диплом инженера. Правда, он был ему и не нужен. Во время учебы Госн был лучшим учеником в своем классе и узнал из учебников так много, что лекции преподавателей мало ему помогали. Массу времени он проводил в лабораториях, которые делал сам. В движении за освобождение Госн никогда не был активным бойцом и не участвовал в боевых действиях. Он умел пользоваться стрелковым оружием, однако его искусство в обращении с взрывчатыми веществами и электронными приборами было слишком ценным, чтобы рисковать им. Кроме того, Госн выглядел молодо, был привлекателен, кожа его казалась очень светлой, поэтому он много ездил, в том числе и за границу. Обычно его задачей было провести разведку, изучить место будущих операций, составить карту, в чем ему помогали инженерный опыт и отличная память, он принимал решения относительно необходимого снаряжения и обеспечивал техническую поддержку бойцов, которые относились к нему с глубоким уважением – гораздо большим, чем это могло показаться со стороны. Никто не сомневался в его храбрости. Госн доказал это не один раз, обезвреживая невзорвавшиеся снаряды и бомбы, оставленные израильтянами в Ливане, и затем используя полученную из них взрывчатку для изготовления своих собственных бомб. Ибрагим Госн был классным специалистом, и его с радостью приняли бы в любую из дюжины профессиональных террористических организаций в разных странах мира. Он вышел из семьи палестинцев, покинувшей Израиль с появлением еврейского государства в уверенности, что вернется назад, как только арабские армии того времени быстро и легко расправятся с захватчиками. Однако счастливое возвращение постоянно откладывалось, и воспоминания его детства были связаны с переполненными, грязными лагерями для беженцев, где ненависть к Израилю была не менее прочной, чем вера в ислам. По-другому и быть не могло. Израильтяне не обращали на палестинцев внимания потому, что те добровольно покинули свою страну, а другие арабские нации делали вид, что не замечают их, хотя вполне могли бы облегчить жизнь беженцев. Госн и ему подобные превратились в пешки в огромной игре, участники которой никак не могли договориться друг с другом относительно правил. Ненависть к Израилю и всем, кто поддерживает его, была для беженцев таким же естественным актом жизни, как дыхание, а их целью стало изыскать средства покончить с сионистами и их союзниками. Госну и в голову не приходило задуматься о причинах.
      Он взял ключи к грузовику "Газ-66", выпущенному в Чехословакии. Эта машина была менее надежна, чем "мерседес", зато достать ее удалось намного легче: несколько лет назад отряд Куати получил грузовик от сирийцев. В кузове была установлена А-образная опора, которую они соорудили сами. Госн сел вместе с американцем в кабину, а еще двое забрались в кузов. Водитель включил двигатель, и грузовик выехал из лагеря.
      Марвин Расселл осматривал окружающую местность с интересом охотника, попавшего в новый район. Было жарко, но в общем-то не хуже, чем в бедлендах особенно засушливым летом. Растительность – или скорее ее отсутствие – напоминала ему резервации, где он жил в юности. То, что казалось унылым и мрачным для других, для американца, выросшего в подобной местности, было просто очередной пыльной пустыней. Правда, здесь не возникали такие ужасные грозы и всесокрушающие торнадо, как на американских равнинах. Да и горы были выше, чем плавные холмы дома. Расселлу еще никогда не доводилось бывать в горах. Здесь он увидел их впервые: высокие, сухие и настолько раскаленные, что при подъеме на них трудно дышать. Не всем, тут же подумал Марвин Расселл. Он сумеет забраться на вершину, потому что сильнее и выносливее этих арабов.
      С другой стороны, арабы, по-видимому, полагались главным образом на оружие. Тут было столько оружия – сначала он увидел лишь русские АК-47, но вскоре заметил тяжелую зенитную артиллерию, батареи ракет "земля – воздух", танки и самоходные артиллерийские установки, принадлежащие сирийской армии. Госн заметил его интерес и начал объяснять.
      – Все это для того, чтобы отразить нападение израильтян, – сказал он, основывая объяснения на том, во что верил сам. – Твоя страна вооружает израильтян, а русские вооружают нас. – Госн решил не говорить о том, сколь ненадежной стала эта помощь.
      – На вас нападали, Ибрагим?
      – Не раз, Марвин. Они посылают сюда свои бомбардировщики, диверсионные группы. Погибли тысячи моих соотечественников. Понимаешь, нас выгнали с нашей родины. Мы вынуждены жить в лагерях и…
      – Понятно, приятель. Там, откуда я приехал, их называют резервациями. – Этого Госн не знал. – Белые вторглись на наши земли, земли наших предков, истребили буйволов, затем послали армию и уничтожили нас. Нападали главным образом на лагеря, где оставались одни женщины и дети. Мы пытались сопротивляться. Даже уничтожили целый полк под командованием генерала Кастора в окрестностях Литл-Биг-Хорн – это название реки, – тогда нами командовал вождь Безумная Лошадь. Но они продолжали теснить нас. Их было слишком много, слишком велик перевес в воинах, оружии. Они отобрали нашу землю, забрали у нас все и оставили ни с чем. Заставили нас жить подобно нищим. Нет, не нищим – подобно животным, словно мы даже не люди, потому что выглядим по-другому, по-другому говорим и у нас другая религия. Все произошло потому, что мы жили на земле, которая была им нужна, и они выбросили нас, словно вымели мусор.
      – Я не знал этого, – произнес Госн, потрясенный тем, что палестинцы оказались не единственным народом, с которым американцы и их израильские вассалы так обошлись. – Когда это произошло?
      – Сто лет назад, году в 1865-м. Мы сражались, приятель, делали все, что могли, но это было безнадежно. Понимаешь, у нас не было союзников. А у вас есть. Никто не поставлял нам пушки и танки. Поэтому они убили самых храбрых воинов, заманивали в ловушки и убивали – так погибли вожди Безумная Лошадь и Сидящий Бык. Затем нас окружили и голодом принудили к повиновению. Оставили нам пыльные, никуда не годные местности и заставили там жить. Посылали пищу – столько, чтобы не дать нам умереть с голоду, но и чтобы не окрепнуть. Когда некоторые из нас пытаются сопротивляться, пытаются стать мужчинами – я ведь тебе уже говорил, что они сделали с моим братом. Застрелили его из засады, будто дикого зверя. И даже засняли все это для телевидения, чтобы продемонстрировать, как поступают с индейцем, который становится независимым.
      Да, этот человек действительно наш товарищ, понял Госн. Не подосланный агент, нет, и то, что он рассказал, ничем не отличается от судьбы любого палестинца. Поразительно.
      – Зачем ты приехал к нам, Марвин?
      – Мне нужно было скрыться, чтобы меня не арестовали, приятель. Понимаю, тут нечем гордиться, но что оставалось – ждать, пока меня тоже заманят в ловушку? – Расселл пожал плечами. – Вот я и решил, что поеду куда-нибудь, найду людей вроде себя, может быть, научусь чему-нибудь, узнаю, как вернуться обратно, помогу своему народу сражаться за свободу. – Он покачал головой. – Черт побери, это скорее всего безнадежно, но я не собираюсь сдаваться – ты понимаешь меня?
      – Да, друг, понимаю. То же самое происходило и с моим народом – еще до моего рождения. Но тебе нужно понять – это не безнадежно. Пока ты стоишь на ногах и борешься, надежда жива. Именно поэтому они охотятся за тобой – тебя боятся!
      – Надеюсь, ты прав, приятель. – Расселл смотрел в открытое окно, и пыль резала ему глаза в семи тысячах миль от дома. – А куда мы сейчас едем?
      – Когда вы воевали с американцами, где брали оружие ваши воины?
      – Главным образом подбирали брошенное ими.
      – Вот и мы поступаем так же, Марвин.

* * *

      Фаулер проснулся, когда самолет был на середине Атлантики. Ну что ж, подумал он, всегда что-то происходит впервые. Он еще никогда не занимался этим в самолете. Интересно, а кто-нибудь из американских президентов проделывал такое по пути в Рим для встречи с папой римским, и к тому же со своим советником по национальной безопасности? Он посмотрел в иллюминатор. Самолет летел недалеко от Гренландии, в высоких северных широтах, и за окном было светло. На мгновение он задумался – что сейчас, утро или все еще ночь? На борту самолета такой вопрос был почти метафизическим, конечно, здесь время изменялось куда быстрее, чем на часах.
      Да и миссия его тоже была метафизической. Ее запомнят. Фаулер разбирался в истории. Событие было уникальным. Никогда раньше не происходило ничего подобного. Может быть, это было началом процесса или его концом, но его задача была простой и ясной. Он положит конец войнам. Имя Дж. Роберта Фаулера будет навсегда связано с этим договором. Все началось по инициативе его администрации. Его речь в ООН собрала нации мира в Ватикане. Подчиненные президента вели переговоры. Его имя будет стоять первым на документах. Его вооруженные силы станут гарантом мира. Он действительно завоевал место в истории. Это и есть бессмертие, то, к чему стремятся все, но добиваются единицы. Что удивительного, если он взволнован? – спросил он себя в бесстрастной задумчивости.
      Теперь исчез страх, преследовавший президента. С самого начала он задавал себе этот вопрос – первая промелькнувшая в голове мысль еще в то время, когда он был прокурором и преследовал главу кливлендской семьи синдиката "Коза Ностра": если ты станешь президентом, вдруг понадобится нажать на кнопку? Сможет ли он сделать это? Сумеет ли решить, что безопасность его страны требует гибели тысяч – миллионов – других людей? Наверно, нет, подумал он. Для принятия такого решения он был слишком хорошим человеком. Его обязанности заключались в том, чтобы защищать людей, показывать им дорогу, вести по благотворному пути. Люди не всегда понимают, что его видение будущего единственно верное и логичное. Фаулер знал, что он холоден и бесстрастен при рассмотрении подобных вопросов, зато всегда принимает верное решение. В этом он был уверен. Ему нужно быть уверенным в себе, равно как и в причинах своих поступков. Если он когда-нибудь ошибется, он знал, что его убежденность окажется простым высокомерием, и подобное обвинение вставало перед ним часто. Единственное, в чем он не был уверен, это в своей способности столкнуться с ядерной войной.
      Однако такой вопрос снят с повестки дня, не правда ли? Хотя он никогда не признается в этом во всеуслышание, ликвидировали эту проблему Рейган и Буш, потому что это они заставили Советы заняться своими собственными проблемами и противоречиями и в результате изменить поведение. И все это произошло в мирное время, потому что люди все-таки логичнее животных. Разумеется, конфликты еще будут возникать, но пока он правильно выполняет свои обязанности, они не выйдут из-под контроля. А то путешествие, в которое он отправился, покончит с наиболее опасным конфликтом, еще существующим в мире, с той проблемой, которую не сумела решить ни одна предыдущая администрация. То, чего не смогли добиться Никсон и Киссинджер, что не подчинилось отчаянным усилиям Картера, нерешительным попыткам Рейгана или Буша и его собственному предшественнику, действовавшим из лучших побуждений, – короче говоря, в чем все потерпели неудачу, теперь удалось Бобу Фаулеру. Сердце всякого теплеет при мысли о таком успехе. Он не только навсегда войдет в учебники истории, но и оставшиеся годы его пребывания на посту президента пройдут намного спокойнее. Это сделает бесспорным избрание на второй срок, гарантирует поддержку сорока пяти штатов, поддержку конгресса, а также осуществление широких социальных программ. Вместе с такими историческими достижениями завоевываются колоссальный международный престиж и безграничное влияние внутри страны. Это самая лучшая, самая надежная власть, достигнутая самым благородным способом, власть, которую можно использовать в самых лучших целях. Одним росчерком пера – в действительности несколькими перьями, ибо таков теперь обычай, – Фаулер станет великим, превратится в гиганта среди людей доброй воли и в человека доброй воли среди сильных мира сего. И никто не сумеет отобрать у него этот миг славы.
      Самолет летел на высоте сорока трех тысяч футов со скоростью 633 узла. Спальня президента была размещена так, что он мог смотреть вперед, как и подобает президенту, а также вниз – на тот мир, проблемы которого он решает так успешно. Полет проходил тихо и плавно, и Боб Фаулер приближался к цели, которая внесет его имя в анналы истории. Он посмотрел на Элизабет. Она лежала на спине, правая рука под головой. Одеяло и простыни сползли до поясницы, обнажив ее прелестную грудь. Большинство пассажиров самолета не находили покоя в своих креслах, пытаясь уснуть, а он любовался женской грудью. Фаулеру больше не хотелось спать. Еще никогда он не чувствовал себя таким мужчиной – великим мужчиной, разумеется, но в этот момент он чувствовал себя просто мужчиной. Его рука опустилась на ее грудь. Глаза Элизабет открылись, и она улыбнулась, словно прочитав в сновидениях его мысли.

* * *

      Совсем как дома, подумал Расселл. Только хижина была не из камней, а из блоков и крыша плоская, а не остроконечная, однако пыль точно такая же и унылый маленький огород ничем не отличался. И старик вполне мог быть из племени сиу, с усталостью во взгляде, сутулой спиной, изуродованными работой пальцами человека, побежденного другими.
      – Это, должно быть, и есть то место, – сказал он, когда грузовик остановился.
      – Сын старика воевал с израильтянами и получил тяжелые раны. Они оба наши друзья.
      – Друзьям нужно помогать, – согласился Марвин. Ему пришлось выпрыгнуть из кабины, чтобы Госн смог спуститься на землю.
      – Пошли, я познакомлю тебя со стариком.
      К изумлению американца, все проходило очень официально. Он, разумеется, не понимал ни единого слова, но этого и не требовалось. Он с удовлетворением заметил, с каким уважением разговаривал его друг Госн со старым крестьянином. После нескольких фраз старик посмотрел на Расселла и поклонился, чем изрядно смутил его. Марвин пожал протянутую руку, как это принято у американцев, и пробормотал слова приветствия. Госн перевел, затем старый крестьянин проводил их в огород.
      – Черт побери, – заметил Расселл при виде бомбы.
      – Американская, марки 84, вес две тысячи фунтов, по-видимому, – сказал Госн и тут же понял, что ошибся: нос бомбы был каким-то другим.., разумеется, он смялся при падении.., но как-то странно… Он поблагодарил старика и знаком попросил его отойти к грузовику. – Сначала нужно откопать ее. Но осторожно, очень осторожно.
      – Позволь мне, – попросил Расселл. Он сходил к грузовику и выбрал складную саперную лопатку.
      – У нас есть люди… Американец оборвал Госна:
      – Разреши, прошу тебя. Я буду осторожен.
      – Не прикасайся к бомбе. Обкопай вокруг, а землю, прилегающую к ней, удали руками. Марвин, предупреждаю тебя, это очень опасно.
      – Тогда отойди к грузовику. – Расселл посмотрел на него и усмехнулся. Ему нужно было показать Госну, что он не боится. Убить полицейского оказалось легко и не потребовало усилий. Здесь все было по-другому.
      – Значит, мне уйти, оставив товарища в опасности? – риторически спросил Госн. Он понимал, что было бы разумно поступить именно так, и обязательно отошел бы в укрытие, если бы откапывали бомбу его люди, да и его, Госна, умелые руки были слишком ценными, чтобы подвергнуть их глупому риску, но в присутствии американца ему не хотелось показаться трусом. К тому же, стоя рядом, он мог следить за его действиями и убедиться, действительно ли американец был таким бесстрашным, как казался.
      Госн не был разочарован. Расселл разделся до пояса, опустился на колени и начал копать грунт вокруг бомбы. Он даже постарался нанести огороду как можно меньший ущерб, о чем люди Госна никогда не подумали бы. Понадобился час, чтобы прокопать неглубокую траншею вокруг бомбы; по сторонам появились четыре аккуратные кучки земли. И Госн уже понимал, что в бомбе есть что-то странное. Это явно не модель 84. Она была примерно того же размера, но вот форма была совсем иной, да и кожух выглядел.., как-то необычно. У модели 84 оболочка изготавливалась из литой стали, поэтому при взрыве заряда внутри она превращалась в миллион острых, как бритва, осколков, способных рвать людей на части. Но эта бомба была не такой. В двух местах кожух проломился, и его толщина была явно меньше, чем нужно для бомб такого типа. Так что это такое?
      Расселл подкопался вплотную к бомбе и теперь удалял грунт с ее корпуса. Он действовал умело и осторожно. Американец изрядно вспотел. Выпуклые мускулы играли у него на руках, и Госн смотрел на него с восхищением. Ему не приходилось встречать такого сильного человека. Даже израильские десантники проигрывали по сравнению с ним. Он уже перебросил две или три тонны грунта, но по-прежнему в нем не было видно признаков усталости, и он продолжал работать методично, словно машина.
      – Остановись на минуту, – произнес Госн. – Мне нужно принести инструменты.
      – Хорошо. – Расселл сел на землю и принялся рассматривать бомбу.
      Госн вернулся с рюкзаком и фляжкой, которую передал Расселлу.
      – Спасибо, дружище. Здесь действительно немного жарко. – Он выпил пол-литра воды. – Что теперь?
      Госн достал из рюкзака кисть и начал обметать остатки земли с поверхности бомбы.
      – Тебе лучше уйти, – предупредил он Расселла.
      – Не беспокойся, Ибрагим. Если ты не против, я хочу остаться.
      – Сейчас начинается самое опасное.
      – Но ведь ты не ушел, – напомнил ему Расселл.
      – Как хочешь. Я ищу взрыватель.
      – Разве он не в носовой части бомбы?
      – Там его нет. Обычно в носу находится один взрыватель – но здесь что-то не так. Вместо него заглушка. Второй устанавливается в середине и третий – в хвостовой части.
      – А почему у нее нет стабилизатора? – поинтересовался Расселл. – Разве у бомб нет стабилизаторов – как оперения у стрелы?
      – Его, наверно, срезало при падении. Мы часто находим бомбы именно в таком виде, потому что стабилизатор отваливается и остается на поверхности.
      – Хочешь, я очищу хвостовую часть?
      – Только осторожно, Марвин. Очень, очень осторожно.
      – Ладно, приятель. – Расселл обошел своего друга и продолжил извлекать грунт из ямы у хвоста бомбы. Он уже заметил, что Госн на удивление хладнокровен. Сам Марвин никогда раньше не испытывал такого страха, как сейчас, рядом с полутонной взрывчатки, но он готов был скорее умереть, чем показаться испуганным в компании Госна. Ибрагим выглядел пареньком с тонкой, как спичка, шеей, но чтобы вот так работать с бомбой, нужно иметь бесстрашное сердце. Он видел, как Госн сметает землю легкими, нежными движениями, словно касается груди девушки, и старался действовать так же. Через десять минут хвостовая часть бомбы обнажилась.
      – Ибрагим?
      – Что, Марвин? – Госн даже не повернул головы.
      – Здесь ничего нет. Одна дыра.
      Госн поднял кисть и повернулся к Расселлу. Действительно, странно. Но оставалось еще много работы.