* * *

      На базе ВВС Эндрюз "Боинг-747" – Летающий командный пункт при чрезвычайных ситуациях – стоял на взлетной полосе с двумя включенными турбинами из четырех.

* * *

      Капитан первого ранга Джим Росселли заступил на дежурство всего за час до того, как начался этот кошмар. Он находился в зале управления кризисными ситуациями, и ему страшно хотелось, чтобы здесь появился кто-нибудь в адмиральском – или генеральском – звании. Но его надежды были напрасными. Одно время в Национальном военном командном центре всегда находился адмирал или генерал, но после наступления оттепели между Востоком и Западом и в результате сокращения Пентагона создалась ситуация, при которой офицера такого высокого ранга всегда можно вызвать, а повседневную административную работу исполняли капитаны первого ранга и полковники. Впрочем, положение могло быть еще хуже, подумал Росселли. По крайней мере он знал, что значит иметь в своем распоряжении огромное количество ядерного оружия.
      – Что за чертовщина там происходит? – спросил подполковник Ричард Барнс, обращаясь к стене. Он понимал, что Росселли не знал ответа.
      – Рокки, давай отложим это до следующего раза? – спокойно заметил Росселли. Его голос звучал совершенно бесстрастно. Глядя на капитана первого ранга или слушая его голос, никто не смог бы догадаться, какое волнение испытывает он, но бывший командир подводной лодки был вынужден то и дело вытирать о брюки свои влажные от пота ладони, так что по бокам появились мокрые пятна, правда незаметные на темно-синей ткани мундира.
      – Хорошо, Джим.
      – Позвони генералу Уилксу и вызови его сюда.
      – Сейчас.
      Барнс нажал кнопку на телефоне, защищенном от прослушивания, и вызвал бригадного генерала Пола Уилкса, бывшего пилота бомбардировщика, который жил в служебной квартире на базе ВВС Боллинг, на другом берегу Потомака, напротив Национального аэропорта.
      – Слушаю, – проворчал Уилкс.
      – Говорит Барнс, сэр. Необходимо ваше присутствие в Национальном командном центре, немедленно. – Больше от подполковника ничего не требовалось. Слово "немедленно" имеет особый смысл для летчика.
      – Выезжаю.
      Уилкс положил трубку и пробормотал:
      – Слава Богу, что на свете существуют автомобили с приводом на обе оси. – Он натянул на себя зимнюю парку оливкового цвета и вышел на улицу, даже не подумав надеть сапоги. Его личным автомобилем была "Тойота Лэнд Крузер", она нравилась ему потому, что позволяла ездить по бездорожью. Двигатель заработал сразу, и генерал подал машину назад, развернулся и пошел пахать по дорогам, за очистку которых еще не принимались.

* * *

      Кризисная комната президента в Кэмп-Дэвиде была анахронизмом, оставшимся от былых черных дней, или по крайней мере так подумал Боб Фаулер, когда впервые увидел ее чуть больше года назад. Ее построили еще во времена администрации Эйзенхауэра, и она была предназначена выдержать ядерное нападение тогда, когда точность ракет с ядерными боеголовками измерялась не ярдами, как сейчас, а милями. Подземный бункер президента США был создан с помощью взрывов в сплошном гранитном массиве горы Катоктин в западном Мэриленде. Над бункером была крыша толщиной в шестьдесят футов цельного гранита, и до 1975 года президентское укрытие считалось вполне надежным и способным обеспечить безопасность президента и его сотрудников при любых обстоятельствах. Подземная комната была сорока футов в длину и тридцати – в ширину, с десятифутовым потолком. Ее обслуживал персонал из двенадцати человек, главным образом специалисты связи из морской пехоты, шестеро из них были офицерами. Оборудование кризисной комнаты президента уступало аппаратуре Летающего командного пункта или других убежищ, которыми мог воспользоваться президент в случае необходимости. Сейчас Фаулер сидел перед консолью, которая походила на панель управления НАСА периода шестидесятых годов. В верхнюю часть стола даже была встроена пепельница. Перед ним находился ряд экранов. Кресло было очень удобным, хотя ситуация оставалась крайне тревожной. Элизабет Эллиот села рядом.
      – Ну хорошо, – произнес Дж. Роберт Фаулер, – может быть, черт побери, кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
      Президент заметил, что старшим по званию в подземном убежище был капитан-лейтенант ВМС США. Это выглядело не очень многообещающе.
      – Сэр, ваш вертолет вышел из строя – у него возникли технические неполадки. Сейчас сюда летит второй вертолет морской пехоты, который доставит вас к ЛКП. У нас установлена связь с командующим стратегической авиацией и с командующим НОРАД. Нажав вот на эти кнопки, вы можете установить прямую связь с командующими всех остальных родов войск.
      Под этим морской офицер имел в виду командующих основными объединенными группами: адмирала Джошуа Пойнтера, командующего Атлантическим флотом, и такого же командующего силами в Тихом океане. По традиции оба поста занимали адмиралы Военно-морских сил США. Командующий южной группировкой находился в Панаме, командующий центральной – в Бахрейне, а командующий силами быстрого развертывания – в форт Макферсон в Атланте, штат Джорджия. Опять же по традиции это были должности армейских генералов. Кроме того, существовали и другие группировки, во главе которых стояли американские военные, например, верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО в Европе – в настоящее время этот пост занимал генерал ВВС США с четырьмя звездами на погонах, что являлось высшим воинским званием в Америке. В соответствии с существующей системой командования командующие родами войск фактически не имели права распоряжаться своими войсками. Практически они служили советниками министра обороны, который в свою очередь давал советы президенту. Президент США отдавал приказы через министра обороны непосредственно командующим группировками.
      Но министр обороны…
      Фаулер посмотрел на кнопку с надписью "НОРАД" и нажал ее.
      – Говорит президент. Я нахожусь сейчас в своем центре связи в Кэмп-Дэвиде.
      – Господин президент, это все еще генерал-майор Борштейн. Командующего НОРАД здесь нет. Он был в Денвере на матче на Суперкубок. Господин президент, считаю своим долгом сообщить вам, что, согласно показаниям наших приборов, эпицентр взрыва находится внутри стадиона "Скайдоум" в Денвере или совсем рядом с ним. Представляется весьма вероятным, что министр обороны Банкер и государственный секретарь Талбот погибли, как и , командующий НОРАД.
      – Да, – бесстрастно ответил Фаулер. Он уже сам пришел к такому же выводу.
      – Заместитель командующего НОРАД сейчас в пути. До его появления я буду старшим в системе противовоздушной обороны, пока сюда не приедет кто-то старше меня по званию.
      – Хорошо. Теперь сообщите: что за чертовщина происходит?
      – Сэр, мы не знаем этого. Перед взрывом не было замечено ничего необычного. До взрыва не было – подчеркиваю, не было – никакой баллистической траектории, ведущей к Денверу. Сейчас мы пытаемся связаться с диспетчерами аэропорта Стейплтон в Денвере и попросить их проверить радиолокационные записи, чтобы выяснить, не была ли бомба доставлена самолетом. На экранах наших радаров ничего подозрительного не обнаружено.
      – Вы сумели бы заметить приближающийся самолет?
      – Не обязательно, сэр, – – послышался ответ генерала Борштейна. – У нас надежная система предупреждения, но есть способы обмануть ее, особенно если речь идет об одном самолете. В любом случае, господин президент, есть мероприятия, которые следует осуществить немедленно. Можно обсудить их?
      – Да.
      – Сэр, я как исполняющий обязанности командующего НОРАД объявил в подчиненных мне частях боевую готовность номер один. Как вам известно, НОРАД имеет на это право так же, как и право на использование ядерного оружия в оборонительных целях.
      – Запрещаю применять любое ядерное оружие без моего разрешения, – резко бросил Фаулер.
      – Сэр, те виды ядерного оружия, которыми мы вооружены, находятся на складах, – произнес Борштейн. Его голос звучал удивительно похоже на механический, подумали остальные военные. – Предлагаю провести совместное совещание с командующим стратегической авиацией.
      – Согласен. Действуйте, – распорядился Фаулер. Это произошло немедленно.
      – Господин президент, говорит командующий стратегической авиацией, – послышался голос генерала Питера Фремонта. В нем были не только деловые интонации.
      – Может быть, вы скажете мне, что происходит, черт побери?
      – Нет, сэр, мы этого не знаем, но некоторые шаги следует осуществить без промедления.
      – Продолжайте.
      – Предлагаю, сэр, перевести все войска стратегического назначения на более высокий уровень боевой готовности, а именно готовность номер два. Если мы имеем дело с ядерным нападением, нужно объявить высшую боевую готовность. Это позволит нанести ответный удар с наибольшей эффективностью, кроме того, даст возможность тому, кто предпринял нападение, задуматься над тем, стоит ли ему продолжать (если мы дадим ему такой шанс) дальнейшие действия или воздержаться от них.
      Если позволите добавить, сэр, нам следует привести в повышенную боевую готовность все наши вооруженные силы. Это будет полезным хотя бы по той причине, что воинские части будут готовы оказать помощь мирному населению и предупредить возможную панику среди гражданских лиц. Для воинских частей, не относящихся к войскам стратегического назначения, я предложил бы боевую готовность номер три.
      – Это лучше осуществить избирательно, Роберт, – заметила Лиз Эллиот.
      – Я слышал это – кто это сказал? – донесся вопрос Борштейна.
      – Советник по национальной безопасности, – произнесла Лиз, может быть, чуть громче, чем требовалось. Ее лицо было бледным, как одетая на ней белая шелковая блузка. Фаулер все еще держал себя в руках. Эллиот постаралась последовать его примеру.
      – Нам не довелось встречаться, доктор Эллиот. К сожалению, наша система командования и контроля за выполнением приказов не позволяет нам делать это избирательно – по крайней мере с достаточной быстротой. Если мы сейчас же отдадим распоряжение о приведении войск в повышенную боевую готовность, то мы повысим готовность всех воинских частей и уже потом сможем выбрать те части, которые требуются нам для достижения наших целей. Таким образом, мы сэкономим не меньше часа.
      – Поддерживаю такое предложение, – тут же раздался голос генерала Фремонта.
      – Отлично, выполняйте, – согласился Фаулер. Это звучало достаточно разумно.

* * *

      Связь осуществлялась по раздельным каналам. Командующий стратегической авиацией взял на себя силы стратегического назначения. Первое сообщение, касающееся объявления боевой готовности, было произнесено тем же механическим голосом робота, который уже послал в воздух дежурные авиакрылья стратегических бомбардировщиков. Хотя на базах стратегической авиации было известно о том, что объявлена тревога, официальное сообщение подтвердило это известие и сделало атмосферу куда более напряженной. Такой же приказ был передан по наземному кабелю из световодов и поступил на радиостанцию Военно-морского флота, ведущую передачи на исключительно низких частотах (ИНЧ); расположенную в районе Аппер-Пенинсьюла, штат Мичиган. Такая передача может быть послана лишь сигналами Морзе. Сама природа этой радиосистемы была такова, что сообщения могли передаваться очень медленно, со скоростью неумелой машинистки, и их назначением являлось всего лишь предупредить подводные лодки о необходимости подняться на поверхность и принять более подробную информацию, передаваемую через систему космической связи.
      В Кингс-Бэй, Джорджия, Чарлстоне, Южная Каролина, Гротоне, Коннектикут, и на трех других военно-морских базах на Тихоокеанском побережье сообщения, переданные по линии наземной связи и через спутники, были приняты вахтенными офицерами соединений подводных ракетоносцев, большинство которых находилось на кораблях-базах. Из тридцати шести подводных ракетоносцев, находящихся в строю ВМС США, девятнадцать исполняло свои обязанности в море, в качестве, как их называли, "патрулей сдерживания". Два ракетоносца ремонтировались на верфях и нести боевую службу были не в состоянии. Остальные были пришвартованы к плавучим базам, за исключением "Огайо", находящегося в бетонном доке в Бангоре. На всех ракетоносцах, стоящих в гаванях, на борту несли вахту уменьшенные экипажи, и ни на одном из них в этот воскресный вечер не было командира. Впрочем, это не имело значения. У каждого подводного ракетоносца были две команды, и потому один из командиров всегда находился на расстоянии, не превышающем тридцати минут езды от своей подлодки. У всех были с собой сигнальные устройства, которые загудели одновременно. Вахты на каждом ракетоносце начали подготовку к немедленному выходу в море. Вахтенные офицеры всех ракетоносцев назначались на самостоятельную вахту лишь после того, как успешно выдерживали серьезные экзамены на самостоятельное управление подлодкой. Каждый из них помнил четкий приказ: после объявления боевой тревоги следовало принять все меры, чтобы выйти в море как можно быстрее. Большинство офицеров сочли тревогу учебной, однако учебная тревога для стратегических сил – дело очень серьезное. Буксиры уже прогревали свои дизельные установки, чтобы оттащить огромные серые корпуса от плавучих баз. Палубные команды убирали швартовы и отключали линии наземного снабжения, а личный состав, находившийся в этот момент на плавучих базах, торопливо спускался по трапам на свои лодки. На борту ракетоносцев командиры боевых частей проверяли по спискам, кто успел вернуться на корабль, а кого не было. Предусмотрительность военно-морских сил проявлялась и в том, что все ракетоносцы, подобно остальным боевым судам, имели экипажи с избыточным личным составом. При необходимости они могли выйти в море и выполнять поставленные задачи с половиной экипажа на борту. Боевая готовность номер два означала, что такая необходимость возникла.
      Капитан первого ранга Росселли и остальные офицеры Национального военного командного центра занимались в это время обычными войсками, перед которыми не стояли стратегические задачи. Заранее подготовленные приказы поступили непосредственно в каждую воинскую часть. Это означало в армии уровень дивизии, в ВВС – авиакрыло, а в ВМС – соединение. Обычные войска переводились на боевую готовность номер три. Капитан первого ранга Росселли и подполковник Барнс передавали поступившие приказы устно на более высокие командные уровни. Даже когда им приходилось говорить с генералами, у которых на погонах красовалось по три звезды, а за спиной было более двадцати пяти лет службы, они были вынуждены повторять каждому из них: "Нет, сэр, это не учебная, повторяю, не учебная тревога".
      Все американские воинские части в разных частях земного шара были немедленно приведены в боевую готовность. Как и следовало ожидать, те подразделения, которые и в обычной ситуации поддерживали высокий уровень готовности, отреагировали быстрее всех. Одним из таких подразделений была Берлинская бригада.

      – Капитан, поступило срочное сообщение на ИНЧ.
      – Что? – спросил Рикс, поворачиваясь от прокладочного стола.
      – Срочное сообщение, капитан. – Связист протянул командиру листок с небольшой группой кодированных цифр.
      – Не нашли лучшего времени для учебной тревоги, – покачал головой Рикс и скомандовал:
      – Боевая тревога! Всем занять места по расписанию!
      Старшина тут же включил бортовую трансляцию.
      – Боевая тревога! Боевая тревога! – разнеслось по кораблю. – Занять места согласно боевому расписанию! – И тут же загремели колокола громкого боя, способные прервать самый крепкий сон.
      – Мистер Питни, – произнес Рикс, пытаясь перекричать шум. – Всплыть на глубину действия антенны.
      – Слушаюсь, капитан. Всплыть на глубину шесть ноль футов!
      – Всплыть на глубину шесть ноль футов. Рулевой, горизонтальные рули поднять на десять градусов.
      – Десять градусов вверх на горизонтальных рулях. – Молодой матрос – управление рулями поручается, как правило, самым молодым матросам – потянул на себя руль, похожий на самолетный. – Сэр, плоскости рулей подняты вверх на десять градусов.
      – Хорошо.
      Не успел закончиться этот маневр, как рубка управления заполнилась людьми. Боцман – самый старший среди рядового и старшинского состава ракетоносца "Мэн" – занял пост у панели управления рулями. Он был старшим рулевым управления глубиной. Капитан третьего ранга Клаггетт вошел в рубку, чтобы подменить – в случае необходимости – командира. Корабельный штурман Питни уже занял свой пост. Матросы и старшины расположились у консолей различных видов оружия. В кормовой части подлодки офицеры и матросы заняли свои места, как в центре управления запуском ракет – ЦУР, – который занимался двадцатью четырьмя ракетами "Трайдент", находящимися на борту ракетоносца "Мэн", так и во вспомогательном машинном отделении, главной заботой которого был резервный дизельный двигатель.
      В рубке управления старшина, ответственный за бортовую связь, получил сообщения о готовности из всех отсеков и боевых частей – личный состав находился на местах и был готов действовать.
      – Что случилось? – спросил Клаггетт. Капитан молча передал ему краткий текст экстренного сообщения.
      – Учение?
      – По-видимому. Почему бы и нет? – спросил Рикс. – Ведь сегодня воскресенье, правда?
      – На поверхности по-прежнему штормит?
      Словно отвечая на этот вопрос, "Мэн" начал раскачиваться. Указатель глубины показывал двести девяносто футов, и массивная подлодка внезапно накренилась на десять градусов вправо. Члены команды покачали головами и принялись ворчать. Вряд ли на борту ракетоносца был хотя бы один человек, которого никогда бы не тошнило. Условия для морской болезни были идеальными. При отсутствии всяких наружных ориентировок – а подводные лодки отличаются тем, что у них нет окон и иллюминаторов, – глаза не замечали никакого движения, тогда как внутреннее ухо сообщало, что изменялось равновесие. Аналогичное явление, влиявшее почти на всех астронавтов "Аполло", начало оказывать воздействие и на этих моряков. Бессознательно они встряхивали головами, словно пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Все до единого надеялись, что после осуществления этого непонятного маневра – никто, кроме Рикса, пока не догадывался, в чем он заключался, – подводная лодка скоро вернется в родную стихию, на глубину в четыреста футов, где качка практически отсутствует.
      – Корабль выровнялся на глубине шесть ноль футов, сэр.
      – Хорошо, – ответил Рикс.
      – Мостик, говорит акустик. Контакт с Сьеррой-16 утерян. Поверхностный шум лишил нас возможности прослушивать.
      – Какими были последние координаты цели? – спросил капитан.
      – Перед утратой контакта пеленг был двести семьдесят градусов, дистанция сорок девять тысяч ярдов, – ответил младший лейтенант Шоу.
      – О'кей. Поднять перископ на антенну УВЧ, – скомандовал Рикс мичману, находящемуся на вахте. Сильная бортовая качка бросала "Мэн" то на один борт, то на другой, и крен достигал двадцати градусов, поэтому Риксу хотелось скорее узнать, почему ему пришлось подняться на поверхность. Мичман начал вращать бело-красное колесо управления, сверкающий смазкой цилиндр пополз вверх, выталкиваемый гидравликой.
      – Вот это да! – пробормотал капитан, держась руками за рукоятки управления перископом. Он чувствовал, с какой силой били волны по кончику перископа, едва поднявшегося над поверхностью.
      – Принимаем сигнал по УВЧ, сэр, – доложил офицер связи.
      – Приятно слышать, – заметил Рикс. – Мне кажется, что волны достигают тридцати футов, главным образом зыбь, но с некоторых ветер срывает пену. Ничего страшного, если понадобится, мы и в такую погоду можем осуществить запуск, – добавил он словно в шутку. В конце концов, это всего лишь учение.
      – Как небо? – спросил Клаггетт.
      – Затянуто облаками – звезд не видно. – Рикс сделал шаг назад и сложил рукоятки вверх, прижав их к корпусу перископа. – Опустить перископ. – Он повернулся к Клаггетту. – Помощник, мы должны снова взяться за слежение, как только представится возможность.
      – Слушаюсь, капитан.
      Рикс протянул руку к телефону. Он собирался передать в центр управления запуском ракет, что нужно как можно быстрее заканчивать учение, но связист вошел в рубку еще до того, как Рикс успел нажать на кнопку.
      – Капитан, это не учение..
      – Что вы хотите этим сказать? – Рикс заметил, как побледнело лицо лейтенанта.
      – Боевая готовность номер два, сэр. – И лейтенант протянул Риксу текст шифровки.
      – Что? – Капитан быстро прочитал текст, написанный коротко и с предельно холодной ясностью. – Что происходит, черт побери?
      Он протянул шифровку Клаггетту.
      – Боевая готовность номер два? Я никогда не слышал, чтобы объявлялась такая высокая степень боевой готовности с того самого момента, как… Помню, один раз объявили боевую готовность три, но в то время я был еще курсантом…
      Находящиеся в рубке обменялись взглядами. В американских вооруженных силах существует пять уровней боевой готовности, от пятого до первого. Боевая готовность номер пять означала обычные операции, проводимые в мирное время. При четвертой уровень готовности был несколько выше, на некоторых постах постоянно находились команды, большая часть личного состава – в первую очередь летчики, армейские солдаты и офицеры – не уходила далеко от своих самолетов и танков. А вот боевая готовность номер три была намного серьезнее. Все воинские части были полностью укомплектованы и готовы к оперативному развертыванию. При боевой готовности номер два части начинали развертывание, и такая боевая готовность объявлялась только при непосредственной угрозе войны. Наконец, боевая готовность номер один еще никогда не объявлялась в американских вооруженных силах. Это означало, что война становилась чем-то более серьезным, чем просто угрозой. Все боевые системы были заряжены и нацелены в направлении противника, ожидая команды открыть огонь.
      Однако вся система боевой готовности была более беспорядочной, чем могло показаться. На подводных лодках уровень боевой готовности всегда был выше, чем в других родах войск. Ракетоносцы, постоянно готовые к запуску своих баллистических ракет через несколько минут после получения команды, фактически находились на уровне боевой готовности номер два непрерывно. Полученная шифровка только официально подтвердила это, придав ситуации намного более зловещую окраску.
      – Что-нибудь еще? – спросил Рикс офицера связи.
      – Нет, сэр.
      – Не поступало никаких новостей, никаких предупреждений?
      – Сэр, вчера мы приняли обычную сводку новостей. Я готовился получить следующую примерно через пять часов – понимаете, чтобы узнать, с каким счетом закончился матч на Суперкубок. – Лейтенант сделал короткую паузу. – Сэр, в новостях не было ничего, совершенно ничего официального относительно какого-либо кризиса.
      – Тогда что это за чертовщина? – задал риторический вопрос капитан. – Впрочем, какое это имеет значение?
      – Капитан, – произнес Клаггетт, – для начала нам следует оторваться от нашего "друга" на пеленге двести семьдесят.
      – Да. Сделайте поворот на северо-восток, помощник. В бли-жайИ1ее время он не должен совершать поворот, и мы сумеем оторваться от него очень быстро, затем еще больше увеличим дистанцию.
      Клаггетт взглянул на карту, больше в силу привычки, чтобы убедиться, что в этом районе достаточная глубина. Глубина была более чем достаточной. По сути дела "Мэн" находился на линии дуги большого круга, протянувшейся от Сиэттла до Японии. Клаггетт дал команду, и подводный ракетоносец "Мэн" повернул налево. Вполне можно было повернуть и направо, однако левый поворот позволял немедленно удалиться от "Акулы", которую они преследовали несколько дней. В следующую минуту подводная лодка повернулась бортом к гигантским тридцатифутовым волнам, бушующим всего в нескольких футах над головой, и выступающая над корпусом рубка, именуемая на американском флоте "парусом", превратилась именно в парус, игрушку сил природы. Подлодка накренилась на сорок градусов. Весь экипаж немедленно схватился кто за что смог, стараясь удержаться на ногах.
      – Может быть, опустимся поглубже, капитан? – спросил Клаггетт.
      – Подождем несколько минут. Может быть, по системе космической связи услышим что-нибудь еще.
      Три бревна, которые когда-то представляли собой одно из самых великолепных вечнозеленых деревьев в Орегоне, плавали в северной части Тихого океана уже несколько недель. В тот момент, когда их смыло волной с палубы лесовоза "Джордж Макриди", они были еще зелеными и тяжелыми. Превратившись в плавающий в океане мусор, бревна пропитались водой, и стальная цепь, соединяющая их, лишила бревна остатков положительной плавучести, придав им нейтральную. Они не могли всплыть на морскую поверхность – во всяком случае не в такую погоду. Бушующие волны лишали бревна возможности подняться вверх, под лучи солнца, которого сейчас все равно не было, и потому они плыли на некоторой глубине подобно дирижаблям, медленно поворачиваясь, в то время как море пыталось разорвать скрепляющую их стальную цепь.
      Младший акустик на борту "Мэна" услышал что-то на пеленге ноль сорок один, почти прямо по курсу. Это был странный звук, подумал матрос, металлический, похожий на звон, но более низкий. Это не корабль, решил он, но и не какое-то живое существо. Шум почти терялся в грохоте волн и никак не останавливался на определенном пеленге…
      – Черт побери! – Матрос включил стоящий перед ним микрофон. – Мостик, докладывает акустик – звуковой контакт рядом по борту!
      – Что? – Рикс бросился в гидроакустический отсек.
      – Не могу понять, что это, но совсем близко, сэр!
      – Где?
      – Не знаю, трудно определить, будто по обеим сторонам носовой части – это не корабль, не знаю, что это за чертовщина, сэр! – Матрос взглянул на точку, появившуюся на экране, напрягая слух, пытаясь опознать звук. – Это не точечный источник шума – он совсем близко, сэр!
      – Но… – Рикс замолчал, повернулся и скомандовал, руководствуясь рефлекторным чувством опасности:
      – Немедленное погружение!
      Он знал, что уже слишком поздно.
      Весь корпус подводного ракетоносца "Мэн" загудел, как гигантский барабан, когда одно из бревен ударило по фиберглассовому корпусу, закрывающему носовые датчики гидролокационной системы.
      Это были три бревна, три части одного дерева. Первое ударило вдоль своей оси по краю купола, почти не причинив ущерба, потому что субмарина двигалась с очень небольшой скоростью – всего несколько узлов, а все на подводной лодке строилось с максимальной прочностью. Однако грохот от удара был оглушительным. Первое бревно отскочило в сторону, однако оставались еще два, и центральное бревно ударило по корпусу как раз в том месте, где находился центр управления.
      Рулевой мгновенно отреагировал на команду капитана, до отказа оттолкнув от себя рычаг управления горизонтальными рулями. В результате корма субмарины резко поднялась вверх, прямо к тому пути, по которому двигались бревна. Рули на корме "Мэна" располагались крестообразно. Рули направления находились над винтом и под ним, а слева и справа были плоскости рулей глубины, действующие подобно стабилизаторам самолета. На наружной поверхности каждого находилась еще одна вертикальная плоскость, похожая внешне на вспомогательный руль, но являющаяся на самом деле арматурой акустических датчиков. Цепь, соединяющая два бревна, зацепилась за нее. Таким образом, одно бревно оказалось по правому борту, а два – по левому. То, что было на правом борту, вытянулось вдоль корпуса и коснулось вращающегося винта. Раздавшийся грохот еще никому из команды не приходилось слышать. Винт "Мэна" с его семью лопастями был изготовлен из марганцевой бронзы и обрабатывался, доводясь почти до совершенства, в течение семи месяцев. Он был исключительно прочен, но любая прочность имеет предел. Его лопасти в форме сабли начали бить по бревну одна за другой подобно циркульной, медленно работающей пиле. От каждого удара изгибались наружные края винта. Механик в кормовом отсеке еще до поступления команды принял решение остановить вращение вала. За пределами корпуса подводной лодки, меньше чем в сотне футов от того места, где находился офицер, слышался визг разрываемого металла, когда арматура акустических датчиков была сорвана с плоскости горизонтального руля правого борта вместе с дополнительной арматурой, удерживающей буксируемые пассивные датчики. В этот момент бревна, одно из которых почти совсем расщепилось, остались позади субмарины, попав в ее кормовую струю, и шум резко уменьшился.
      – Что произошло, черт побери? – почти вскрикнул Рикс.
      – Мы потеряли хвост, сэр. Оторвались буксируемые датчики, – ответил акустик. – Группа датчиков правого борта повреждена, сэр.
      Рикс уже выбежал из рубки, так что старшина разговаривал сам с собой.
      – Мостик, говорит центр управления, – донеслось из динамика. – Что-то повредило наш винт. Веду проверку вала.
      – Кормовые плоскости горизонтальных рулей повреждены, сэр. С трудом поддаются управлению, – произнес, рулевой.
      Боцман вытолкнул молодого матроса из высокого кресла и занял его место. Медленно и осторожно опытный моряк повернул руль управления.
      – По-видимому, вышла из строя гидравлика. Триммеры, – они управлялись электромоторами, – вроде в порядке. – Затем боцман повернул руль влево и вправо. – Вертикальные рули в порядке, сэр.
      – Закрепить кормовые плоскости в нейтральном положении. Десять градусов вверх на триммеры. – Это был голос помощника.
      – Слушаюсь, сэр.

* * *

      – Так что это? – спросил Дубинин.
      – Металлический звук – оглушительный грохот металлического происхождения на пеленге ноль пятьдесят один. – Офицер постучал пальцем по яркой точке на экране. – Вы сами видите, низкая частота, похоже на грохот барабана.., а вот этот шум – вот здесь – гораздо выше по частоте. Я слышал его в наушниках, вроде пулеметной стрельбы. Одну минуту… – Старший лейтенант Рыков на мгновение задумался. – Частота – я имею в виду интервалы между импульсами – соответствует скорости вращения винта корабля.., это единственное объяснение…