* * *

      От Кларка потребовалось безграничное терпение, но он не звонил Хольцману почти три дня, полагая, что у журналиста могут оказаться неотложные дела и он не сможет сразу заняться этой проблемой. В половине девятого вечера Джон выехал из дома и отправился на заправочную станцию. Там он оставил машину рабочему, чтобы тот заправил ее, – сам Кларк не любил заниматься этим – и подошел к телефону-автомату.
      – Слушаю, – ответил Хольцман, сняв трубку телефона с номером, не занесенным в справочники. Кларк не назвал себя.
      – Вам удалось проверить упомянутые мной факты"?
      – В общем да. По крайней мере большинство. Похоже, вы правы. Очень неприятно, когда тебя обманывают, правда?
      – Кто?
      – Я зову ее Лиз. Президент зовет ее Элизабет. Хотите нечто интересное? – добавил Хольцман.
      – Конечно.
      – Пусть это будет доказательством моей доброй воли. Фаулер ее любовник. Об этом не сообщалось в прессе, потому что, по нашему мнению, это не должно стать достоянием общественности.
      – Вот и хорошо, – заметил Кларк. – Спасибо. За мной не пропадет.
      – Через пять лет, приятель.
      – Уговор есть уговор. – Кларк повесил трубку. Так, подумал он, именно ее я и имел в виду. Он достал из кармана еще одну монету и набрал другой номер. Ему повезло. Ответил женский голос:
      – Алло?
      – Доктор Кэролайн Райан?
      – Да. Кто это?
      – Вы хотели узнать имя, мадам. Элизабет Эллиот, советник президента по национальной безопасности. – Кларк решил не говорить Кэти о дополнительной информации, которую он получил от Хольцмана. Да и к делу она не имела отношения.
      – Вы уверены?
      – Да.
      – Спасибо. – Линия разъединилась.
      Кэти снова отправила Джека спать пораньше. Он вел себя разумно. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. В конце концов, разве он уже не продемонстрировал это, женившись на ней?
      Можно было выбрать время и получше. Несколько дней назад она собиралась отказаться от официального приема, сославшись на усталость после работы, но теперь…
      Как все это устроить?..

* * *

      – Доброе утро, Берни, – сказала Кэти Райан, как всегда намыливая руки до локтей.
      – Привет, Кэти. Ну, как дела?
      – Намного лучше, чем раньше, Берни.
      – В самом деле? – Доктор Катц принялся за свои руки с мылом и щеткой.
      – В самом деле.
      – Очень рад этому. – В голосе Катца звучало сомнение. Кэти вымыла руки и закрыла краны локтем.
      – Понимаешь, Берни, в прошлый раз я оказалась не права.
      – А тот парень, что приходил поговорить со мной? – спросил Катц, не поднимая голову.
      – Все оказалось не правдой. Не могу рассказать сейчас, может быть, в следующий раз. Но мне нужна твоя помощь.
      – Какая именно?
      – В среду я должна делать операцию по пересадке роговицы. Не мог бы ты заменить меня? – – Что-нибудь случилось?
      – Нам с Джеком нужно быть на официальном ужине в Белом доме завтра вечером. Прием в честь премьер-министра Финляндии, представляешь? Операция простая, должна обойтись без осложнений. Я могла бы оформить тебя сегодня после обеда. Вообще-то хирургом будет Дженкинс – я должна всего лишь присутствовать, на всякий случай. – Дженкинс был молодым, но уже многообещающим хирургом-офтальмологом.
      – Конечно, Кэти.
      – Спасибо, Берни. Я у тебя в долгу, – "сказала Кэти, направляясь к выходу.

* * *

      "Кармен Вита" вошла в гавань Хэмптон-Роудс с опозданием меньше чем на час. Она повернула налево и проследовала мимо пирсов военно-морской базы. Капитан и лоцман стояли на левом крыле мостика, обратив внимание на авианосец "Теодор Рузвельт", который выходил в море. Сотни жен и детей на берегу провожали корабль. Два крейсера, два эсминца и фрегат уже заняли позиции. Это, объяснил лоцман, корабли прикрытия для "Т.Р.". Индиец, капитан "Кармен Виты", что-то пробормотал и вернулся к своим обязанностям. Еще через полчаса судно подошло к причалу в конце Терминал-бульвар. Три буксира завели концы и поставили "Кармен Виту" на отведенное ей место. Едва закрепили швартовы, как портальные краны принялись разгружать контейнеры.
      – Рогген, Колорадо? – спросил шофер грузовика. Он раскрыл свою карту и в секторе "1-76" нашел нужное место. – Вот, нашел.
      – Сколько времени? – спросил Расселл.
      – С момента выезда отсюда? Тысяча восемьсот миль… Скажем, двое суток – сорок часов, если мне повезет. Но это вам недешево обойдется.
      – Сколько? – Шофер назвал сумму. – Возьмете наличными?
      – Почему нет? При уплате наличными сниму десять процентов, – ответил водитель. В этом случае налоговое ведомство не сможет ничего узнать о сделке.
      – Половину суммы платим вперед. – Расселл отсчитал банкноты. – Остальное после доставки груза. Если приедете быстрее сорока часов, тысяча долларов премиальных.
      – Это мне нравится. А как с контейнером?
      – Доставите его обратно в порт. Через месяц мы ждем новых поставок, – солгал Расселл. – Вы будете у нас вроде постоянного водителя.
      – Никаких возражений.
      Расселл вернулся к своим друзьям, и все вместе они следили за разгрузкой из окна теплого здания, сидя возле большой кофеварки.

* * *

      "Теодор Рузвельт" вышел из гавани в рекордно короткое время и набрал скорость в двадцать узлов еще до того, как авианосец достиг океанского буя. Над ним уже кружили самолеты, первыми среди них были истребители "Ф-14 Томкэт", поднявшиеся с военно-морской авиабазы в Оушеане. Выйдя на широкий простор, авианосец повернул навстречу северному ветру и начал принимать самолеты. Тут же совершил посадку истребитель с двумя нулями на борту – самолет командира авиагруппы капитана первого ранга Робби Джексона. Порыв ветра приподнял хвост его "Томкэта", в результате чего самолет захватил при посадке второй тормозной трос. Попал в ловушку, раздраженно подумал Джексон. Следующий истребитель под командой капитана третьего ранга Рафаэля Санчеса идеально коснулся палубы, захватив третий трос. Оба самолета сразу отрулили в сторону. Джексон выбрался на палубу и тут же побежал на свое место в "гнезде коршуна", высоко на корабельной надстройке, чтобы следить за посадкой остальных самолетов. Так началось прибытие истребителей на авианосец – командир группы и командиры эскадрилий наблюдали за их посадкой. Каждое касание палубы, каждый захват тормозного троса регистрировался на видеопленке для дальнейшего разбора. Плавание началось не слишком удачно, подумал Джексон, делая глоток кофе. На этот раз ему не удалось получить свою обычную высшую оценку за посадку, о чем сообщил с лукавой улыбкой руководитель посадочной команды.
      – Эй, шкипер, вы только посмотрите, как садятся мои мальчики! – заметил Санчес, опускаясь в кресло рядом с командиром авиагруппы.
      – Да, они у тебя молодцы, Бад. Я обратил внимание, что ты снова улучшил свой рекорд.
      – Это нетрудно, Робби. Нужно всего лишь следить за ветром, когда заходишь на посадку. Я заметил, как тебя подхватил порыв. Мне следовало бы предупредить тебя об этом.
      – Гордыня до добра не доводит, Бад. – заметил Робби. Санчес совершил уже семнадцать идеальных посадок подряд. Может быть, он и впрямь видит ветер, подумал Джексон. Через семьдесят минут, во время которых все прошло гладко, "Т.Р." повернул на восток и направился по дуге большого круга к Гибралтару.

* * *

      Водитель грузовика проверил, надежно ли закреплен контейнер в кузове, и забрался в кабину своего мощного дизеля "Кенуорт". Он включил двигатель и помахал рукой Расселлу, который в ответ тоже махнул рукой.
      – Я по-прежнему считаю, что нам следовало бы поехать за ним, – заметил Госн.
      – Он обязательно увидит нас и начнет думать, почему мы от него не отстаем, – ответил Марвин. – А если с бомбой что-нибудь случится, что ты сможешь сделать? Засыпаешь воронку, что появится на шоссе? Ведь тебе не пришло в голову следовать за судном, правда?
      – Это верно. – Госн посмотрел на Куати и пожал плечами. Затем они направились к автомобилю. Отсюда все трое поедут в Шарлотт, а в Денвер прибудут самолетом.

* * *

      Как и обычно, Джек был готов раньше – Кэти потребовалось больше времени. Для нее необычно было, посмотрев в зеркало, увидеть настоящую женщину с красивой прической, а не хирурга, не обращающего на свои волосы никакого внимания. На это ушло целых два часа, но результат оказался достоин затраченных усилий. Прежде чем спуститься вниз, Кэти достала из шкафа два заранее уложенных чемодана и поставила их посреди спальни. Потом спустилась в гостиную.
      – Помоги мне, Джек, – обратилась она к мужу.
      – Сейчас, милая. – Райан застегнул на ее шее золотое колье. Это был его подарок на Рождество перед рождением маленького Джека. Сколько приятных воспоминаний связано с этим украшением, подумал Райан.
      – Повернись, – сказал он, отступив назад.
      Кэти исполнила его просьбу. Ее вечернее платье было из переливающегося синего шелка. Джек Райан плохо разбирался в женской моде – ему было намного легче разгадать замыслы русских, – но этот образец ему явно понравился. Темно-синее платье и золото украшений подчеркивали светлую кожу и платиновые волосы Кэти.
      – Очень красиво, – кивнул Джек. – Ну, можем отправляться?
      – Конечно, – улыбнулась она. – Заводи машину. Когда он вышел из дома и направился к гаражу, Кэти дала последние наставления няне, а затем надела меховое манто – хирурги, как правило, не обращают особого внимания на требования защитников животных, – и последовала за Джеком. Он вывел автомобиль из гаража, развернулся и выехал на шоссе.
      Кларк не мог не улыбнуться. Райан никогда не обращал внимания на возможность слежки. Как только габаритные огни машины Райана скрылись за поворотом, Кларк въехал во двор.
      – Это вы, мистер Кларк? – спросила няня.
      – Совершенно верно.
      – Они в спальне, – и девушка показала в сторону двери.
      – Спасибо. – Кларк вернулся через минуту. Типичная женщина, подумал он, все они берут с собой слишком много вещей. Даже Кэролайн Райан не составляла исключения.
      – Спокойной ночи.
      – Спокойной, – и няня снова повернулась к экрану телевизора.
      На дорогу от Аннаполиса, Мэриленд, до центральной части Вашингтона ехать чуть меньше часа. Райан пожалел, что не вызвал служебный автомобиль, однако Кэти настояла на поездке в своей машине. С Пенсильвания-авеню они свернули через ворота на Ист-Экзекьютив-драйв. Там полицейский показал им, где поставить машину. Среди "кадиллаков" и "линкольнов" их автомобиль выглядел весьма скромно, но Джек не обращал внимания на такие мелочи. Они поднялись к Восточному входу, где сотрудники Секретной службы проверяли гостей по списку. Их пропустили, хотя ключи в кармане у Джека заставили сработать металл-детектор, и ему пришлось сконфуженно улыбнуться.
      Сколько бы ни приходилось бывать в Белом доме, в посещении его всегда есть что-то волшебное, особенно вечером. Райан повел жену в Западное крыло. Они оставили свои пальто в гардеробе рядом с собственным маленьким театром Белого дома, получили номерки и пошли дальше. Как обычно, в коридоре у поворота стояли репортеры, ведущие великосветскую хронику, – три женщины за шестьдесят, они пристально вглядывались в лица проходящих мимо гостей и делали пометки в своих блокнотах. Приоткрытые рты и слащавые улыбки делали их похожими на ведьм из "Макбета". Вдоль коридора выстроились офицеры всех родов войск в парадной форме – Райан называл ее униформой швейцаров, – чтобы провожать гостей. Как всегда, лучше других выглядели офицеры корпуса морской пехоты со своими алыми поясами, и невероятно красивый капитан сделал Райанам знак, приглашая их подняться по лестнице к входу в зал. Джек обратил внимание, с каким восхищением капитан взглянул на его жену.
      На верхней площадке мраморной лестницы стоял еще один офицер – на этот раз женщина в форме армейского лейтенанта. Она направила их в Восточную комнату. При входе громко объявили их имя – словно кто-то прислушивался к этому, – и слуга в ливрее тут же приблизился к ним, держа в руках серебряный поднос с бокалами.
      – Ты сегодня за рулем, Джек, – шепнула ему Кэти, и он взял бокал минеральной воды с ломтиком лимона. Кэти выбрала шампанское.
      Восточная комната Белого дома была размером с небольшой спортивный зал. Цвета слоновой кости стены, колонны, увитые золотыми гирляндами. В одном углу расположился струнный квартет с роялем, на котором играл – причем превосходно – армейский сержант. Половина приглашенных уже была здесь: мужчины – в смокингах, женщины – в вечерних туалетах. Кому-то, может быть, и нравится такая одежда, подумал Райан, но не мне. Джек и Кэти решили прогуляться по залу и почти сразу встретили министра обороны Банкера и его жену Шарлотту.
      – Привет, Джек.
      – Здравствуй, Деннис. Ты знаком с моей женой?
      – Кэролайн, – улыбнулась Кэти и протянула руку.
      – Ну, что ты думаешь о розыгрыше? Джек засмеялся.
      – Я знаю, сэр, как вы с Брентом Талботом спорите по этому поводу. Я уроженец Балтимора. Кто-то украл нашу команду.
      – Ты ничего не потерял. Это – наш год.
      – Но "Викинги" утверждают то же самое.
      – Им повезло, что удалось одержать победу в Нью-Йорке.
      – Насколько я помню, "Рейдеры" тоже едва вас не напугали.
      – Просто везение, – пробормотал Банкер. – Во втором тайме мы их похоронили.
      Кэролайн Райан и Шарлотта Банкер обменялись красноречивыми взглядами: ох уж эти мужчины! Футбол! Кэти обернулась и.., увидела ее совсем рядом. Миссис Банкер предпочла скрыться, пока "мальчишки" разговаривали о мальчишеских делах.
      Кэти сделала глубокий вдох. Она не была уверена, подходящее ли это место и подходящий ли момент, однако остановить сейчас себя ей было так же трудно, как прекратить операцию. Она заметила, что Джек смотрит в другую сторону, и, подобно ястребу, устремилась через зал прямо к цели.
      Доктор Элизабет Эллиот была одета почти так же, как и доктор Кэролайн Райан. Узор на ткани и покрой немного разнились, но дорогие платья выглядели так похоже, что редактор отдела мод мог подумать, что они куплены в одном магазине. Шею советника по национальной безопасности украшала тройная нить жемчуга. Она беседовала с двумя гостями. Заметив, что кто-то направляется к ней, доктор Эллиот обернулась.
      – Здравствуйте, доктор Эллиот. Вы помните меня? – спросила Кэти с теплой улыбкой.
      – Нет. Мы разве встречались?
      – Меня зовут Кэролайн Райан. Не припоминаете?
      – Извините, – ответила Лиз, мгновенно опознав, кто перед ней, но все еще не понимая, что общего может быть между ними. – Вы знакомы с Бобом и Либби Хольцман?
      – Я слежу за вашими материалами, – любезно сказала Кэти, пожимая протянутую руку Хольцмана.
      . – Это всегда приятно слышать. – Хольцман почувствовал нежность ее руки, и его пронзило чувство вины. Неужели это та самая женщина, чью семейную жизнь он пытался разрушить? – Это моя жена, Либби.
      – Я знаю, вы тоже репортер.
      Либби Хольцман была выше Кэти, платье подчеркивало ее пышную грудь. Одна из ее грудей стоит моих двух, подумала Кэти, едва удержавшись от вздоха. У Либби был бюст, о котором говорят: есть на что приклонить голову.
      – Около года назад вы оперировали мою кузину, – сказала Либби Хольцман. – Ее мама утверждает, что вы – лучший в мире хирург.
      – Каждому врачу приятно это услышать. – Кэти пришла к выводу, что Либби симпатична ей, несмотря на очевидное физическое превосходство.
      – Я знаю, что вы хирург, но где мы могли встречаться? – небрежно поинтересовалась Лиз Эллиот тоном, каким обычно говорят с прислугой.
      – В Беннингтоне. Я была на первом курсе, а вы преподавали политологию.
      – Вот как? Удивительно, как вы это помните. – Лиз дала понять, что столь малозначащие подробности не для нее.
      – Такое было время, – улыбнулась Кэти. – Фундаментальные дисциплины в медицине – дело нелегкое. Нам приходилось главное внимание уделять основным курсам. А все второстепенное – побоку, тем более что отличные отметки были гарантированы.
      Выражение лица Эллиот не изменилось.
      – Не помню, чтобы я просто так раздавала хорошие отметки.
      – Ну, почти просто так. Достаточно было запомнить, что вы говорили на лекциях, и затем повторить слово в слово. – Улыбка Кэти стала еще приветливее.
      Бобу Хольцману хотелось отступить назад, но он удержал себя. Глаза его жены расширились – она быстрее мужа поняла происходящее. Была объявлена война, и битва обещала быть весьма жестокой.
      – А что случилось с доктором Бруксом?
      – С кем? – спросила Лиз. Кэти повернулась к Хольцманам.
      – Да, в семидесятые годы времена были действительно другие, правда? Доктор Эллиот только получила степень магистра, а кафедра политических наук – как это лучше сказать? – ну, увлекалась левыми взглядами. Тогда это казалось модным. – Она снова повернулась к Элизабет Эллиот. – Неужели вы забыли доктора Брукса и доктора Хеммингса? Запамятовали, где находился дом, в котором вы жили вместе с ними?
      – Не помню. – Лиз изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Этому скоро придет конец. Но сейчас она не могла повернуться и уйти.
      – Разве не на трех углах, в нескольких кварталах от кампуса?.. Мы звали их братьями Маркс, – хихикнула Кэти. – Брукс никогда не носил носков – и это в Вермонте! Должно быть, из-за этого у него всегда была капля на носу, а Хеммингс не мыл голову. Да, это была кафедра – только держись. Потом доктор Брукс перешел в Беркли, и вы, конечно, последовали за ним, чтобы защитить докторскую диссертацию. Вы, наверно, любили работать под его руководством. Скажите, а как сейчас жизнь в Беннингтоне?
      – Хорошая, как всегда.
      – Я так ни разу и не ездила на встречи выпускников, – заметила Кэти.
      – Да и я не была там в прошлом году, – ответила Лиз.
      – Так что же произошло с доктором Бруксом? – настаивала Кэти.
      – По-моему, он преподает в Вассаре.
      – А, вы поддерживаете с ним контакт? Готова поспорить, он все еще не пропускает ни одной юбки. Гордость радикала. Вы часто встречаетесь?
      – Ни разу за последние пару лет.
      – Мы так и не могли понять, что вы в нем нашли, – заметила Кэти.
      – Бросьте, Кэролайн, все мы не были в то время девственницами.
      Кэти отпила глоток шампанского.
      – Это верно, времена были другими, и мы совершали массу глупостей. Но мне повезло. Джек сделал меня порядочной женщиной.
      Началось! – подумала Либби Хольцман.
      – Не у всех есть на это время.
      – И как только вы обходитесь без семьи, не представляю. Я бы не вынесла одиночества.
      – По крайней мере мне не приходится беспокоиться о неверном муже, – ледяным тоном заметила Лиз, прибегая к испытанному оружию и не зная, что оно больше не заряжено.
      Кэти сочувственно улыбнулась.
      – Да, некоторым приходится беспокоиться об этом. К счастью, меня эта чаша миновала.
      – Разве какая-нибудь женщина может быть уверена в этом?
      – Только дура остается в неведении. Если знаешь своего мужа, – объяснила Кэти, – у тебя нет сомнений в том, на что он способен и на что – нет.
      – И вы действительно так уверены в себе? – спросила Лиз.
      – Конечно.
      – Считается, что жена узнает об измене мужа последней. Кэти слегка наклонила голову.
      – Это философская дискуссия или вы хотите сказать мне что-то в лицо вместо того, чтобы говорить за моей спиной?
      Господи! Боб Хольцман чувствовал себя зрителем на схватке боксеров-профессионалов.
      – Неужели у вас создалось такое впечатление? Прошу извинить меня, Кэролайн.
      – Ничего страшного, Лиз.
      – Извините, но я хотела бы, чтобы ко мне обращались…
      – Я тоже предпочитаю, чтобы ко мне обращались – "профессор", я ведь доктор медицины. Больница Джона Хопкинса, и все такое.
      – Мне казалось, вы адъюнкт-профессор. Доктор Райан кивнула.
      – Совершенно верно. Мне предложили должность профессора в Виргинском университете, однако тогда пришлось бы переехать из дома, в котором мы сейчас живем, перевести детей в другую школу и, разумеется, возник бы вопрос о карьере Джека. Поэтому я отклонила предложение.
      – Вы, наверно, очень заняты.
      – Да, у меня немало дел, к тому же я люблю свою работу в Больнице Хопкинса. Мы ведем сейчас перспективную исследовательскую работу, а мне нравится быть в гуще событий. Вам, наверно, было легче перебраться в Вашингтон – вас ничто не удерживало, да и к тому же что нового может быть в политических науках?
      – Жизнь, которую я веду, вполне меня устраивает.
      – Не сомневаюсь, – ответила Кэти, заметив слабое место и зная, как воспользоваться этой слабостью. – Всегда видно, когда человеку нравится работа.
      – А какова жизнь у вас, профессор?
      – Трудно желать лучшего. Между прочим, между нами только одно серьезное различие, – сказала Кэролайн Райан.
      – Какое именно?