Все рассмеялись, и как бы в ответ ва эту шутку в передней колокольчиком рассыпался девичий смех.
      - О! Так может смеяться только Таня Березина,- сказал Воронин.-Так и есть!
      - Ну да, это я, Иван Николаевич,- вбежала в комнату смеющаяся девушка.
      Вместе с Таней вошли Ольга Кириллова и палеонтолог Костерин.
      Не сдержав душившего ее смеха, Таня крикнула: - Ой, не могу!-и засмеялась еще более заразительно. Присутствовавшие, глядя на девушку, не выдержали и тоже расхохотались.
      Когда взрыв смеха стих, Воронин спросил Березину:
      - Над чем же вы, Таня, так смеялись?
      - Это она надо мной, стариком, потешается,-сказал Костерин.- Был со мной в жизни один веселый случай.
      - Расскажите, Афанасий Евграфович,-попросил Воронин.
      - Расскажите!
      - И нам интересно послушать.
      - Просим, Афанасий Евграфович!
      Старик, очевидно, не прочь был рассказать присутствовавшим случай, над которым так весело смеялась Таня, и уже стал усаживаться на предложенный стул.
      - О, нет!-сказала Таня.-Вы, Афанасий Евграфович обязательно утаите самое интересное. Лучше я сама.
      - Давай, Таня, начинай.
      - Сейчас, только дайте поздравить Николая Дмитриевича,-она передала корзину с цветами Кирилловой, крепко пожала руку профессору и неожиданно для всех поцеловала его в щеку.-Желаю вам, Николай Дмитриевич, еще сто лет жизни и приглашаю вас на свой семидесятилетний юбилей.
      - Молодец, Таня!-засмеялись вокруг.
      - Ну, а теперь слушайте,- заглушая остальные голоса, сказала Таня.Итак... Только, чур, внимательно слушать! Жил в Москве один очень рассеянный ученый.
      - Таня, садись,- сказал Воронин, ставя для девушки стул рядом со стулом Ольги Кирилловой.- В ногах правды нет.
      - Спасибо, Иван Николаевич. Ну так вот, жил этот ученый, жил и дожил до шестидесяти лет. Но хоть и было ему шестьдесят, а влюблен он был, как Ромео в Джульетту...
      - Кто же была его возлюбленная?
      - О! Их было много! -с комической серьезностью отвечала Таня.-Это были... остракоды от девонских и карбонских времен до четвертичного периода. В среднем этим юным красавицам было по пятьдесят миллионов лет. Одни из них очаровали нашего ученого необыкновенной архитектурой брюшка, другие живописным рисунком хвостового оперения...
      -Таня! - простонал Костерин.-У остракод же нет хвостового оперения.
      -Ну все равно, каждая остракода пленяла ученого какими-нибудь особенно привлекательными линиями. Одним словом, они были неотразимо прекрасны. И вот решил наш ученый один раз в жизни изменить своим возлюбленным и отпраздновать свое шестидесятилетие. За это коварство он был жестоко наказан.
      Объявив своим остракодам, что у него должно состояться важное совещание и что он, к своему величайшему огорчению, вынужден их покинуть (вы заметьте, какое коварство!), наш ученый отправился домой, куда уже пригласил своих наземных друзей.
      Выйдя на площадь, он заметил у газетного киоска очередь за Вечерней Москвой. И тут его попутал лукавый. Он встал в очередь и, вспомнив, что в портфеле у него лежит журнал с непрочитанной статьей об остракодах палеозоя, извлек журнал, стал читать и не заметил, как отбился от очереди за Вечеркой и по своей великой рассеянности пристал к очереди на автобус Москва - Кашира. Следом за всеми он спокойно вошел в автобус и сел на место, которое ему любезно уступил один пионер. Забыв обо всем на свете, он продолжал читать статью о любимых созданиях. -Вам до Каширы? - спросила кондукторша.-Да, да,-рассеянно ответил он.- Платите.- И он уплатил, продолжая читать.
      - Так и уехал в Каширу?-смеясь, спросил Воронин.
      - Истории об этом умалчивает. Только поздно ночью собравшиеся гости получили от него молнию: "Ввиду особо важных дел празднике быть не могу празднуйте без меня мысленно с вами ваш Остракода."
      - Это телеграф перепутал: не писал я слова Оcтракода,- под общий хохот сказал Костерин.
      Пока все смеялись, Воронин куда-то вышел. Вскоре он вернулся, нeся на маленьком подносе кучу самых разнообразных по форме трубок Остановившись на середине комнаты, сказал:
      - Товарищи мужчины, я должен, к своему великому сожалению, вас огорчить. Не богатая у нас фантазия. Эти восемнадцать трубок Николаю Дмитриевичу подарили мы.
      В это время дверь из передней открылась, и на пороге появился Трофимов. Увидев поднос с трубками, быстро спрятал в карман небольшую коробку.
      Навстречу Трофимову вышел Дубравия с женой.
      - Поздравляю вас, Николай Дмитриевич, и вас, Елена Николаевна.
      - Э, нет так не годится, Алексей Петрович! Что у тебя тaм в кармане, выкладывай сюда,-и Воронин подставил Трофимову поднос.
      Алексею Петровичу ничего не оставалось делать, как под общий смех положить на поднос девятнадцатую трубку.
      Не успел улечься смех, как появился секретарь обкома Орлов и вручил юбиляру еще одну трубку.
      - Двадцатая,-прокатился по комнате новый взрыв смеха.
      - Что случилось? - обратился Орлов к Трофимову.- тоже хочу посмеяться.
      - Двадцатая! Ваша трубка двадцатая по счету.
      - Правильно. Партийный руководитель не может отрываться от масс,-нашелся Орлов.
      Алексей Петрович, поздоровавшись с гостями, отыскал глазами Ольгу. Она сидела с Люсей Дубравиной, и Трофимов постеснялся подойти к ней. Он подсел к Виктору Дубравину, с которым его познакомила Елена Николаевна. Виктор был кораблестроителем-подводником и сразу заинтересовался делами Морнефти. Завязалась непринужденная беседа. Время.от времени Алексей Петрович бросал взгляд в сторону Ольги. Она тоже издали наблюдала за ним, и ей показалось, что он чем-то озабочен.
      К Алексею Петровичу и Виктору Дубравину подсел Орлов.
      - Как дела?
      - Ничего, Петр Петрович.
      - Ничего-это плохр. Чем вы озабочены?
      - Да вот агитирую Виктора Николаевича помочь нам с морской нефтью.
      - Ну и как, успешно?
      -Видите ли, Петр Петрович,-серьезно начал Трофимов,- добывать нефть из-под больших морских глубин вдали от берега дело трудное, дорогое и рискованное. Если мы не можем нефтяные месторождения перенести на сушу или хотя бы приблизить к берегу, то будем пытаться берег приблизить к нефтяным залежам. Тут большие надежды я возлагаю на экспедицию Кирилловой. Но эта экспедиция при лучших ее результатах не решит нам всей проблемы морской нефти. Уже сейчас появилась необходимость лезть под воду. Иначе нас застигнут осенние штормы, и к первому ноября мы разведку не закончим. Надо думать и о подводных промыслах, о подводном хозяйстве этих промыслов. Тут, мне кажется, сил одних нефтяников недостаточно. Нужна их помощь, - Трофимов кивнул в сторону Виктора,- помощь подводников. Мы уже написали об этом в Москву.
      - А что вы скажете, Виктор Николаевич?
      Но Виктор Дубрааин уклонился от прямого ответа.
      - Вы в отпуске? - не отставал Орлов.
      - Да.
      - Не могли бы вы завтра прийти на заседание обкома. Мы как раз будем обсуждать работу Морнефти.
      - Хорошо.
      - Ольга Петровна, Людмила Сергеевна,- крикнул Орлов через комнату,-что вы там сидите одни? Идите к нам.
      - Что, соскучились без дамского общества? - шутливо спросила Люся, подходя с Ольгой.
      - Очень,- улыбнулся Орлов, уступая женщинам место.- Да, кстати, как ваша экспедиция, Ольга Петровна?
      - Через два дня выходим в море.
      - Ну, ну. Желаю удачи!
      - Петр Петрович,-раздалось с другого конца гостиной,-разрешите наш спор.
      - Иду. Извините, покидаю вас.
      К Люсе и Виктору подбежал сынишка и потащил их в другую комнату.
      Трофимов взял руку Ольги в свою и посмотрел девушке в глаза.
      - Прошу, дорогие гости, к столу,-громко обратилась Елена Николаевна к присутствующим.
      Ольга слегка сжала пальцы Алексея Петровича.
      - Пойдемте,- сказала она просто.
      Веселье продолжалось почти до утра. Только перед рассветом гости стали расходиться. Алексей Петрович с Ольгой, проводив Надежду Ивановну домой, ушли в Приморский парк. Долго бродили они по пустынным аллеям. А когда первые лучи солнца осветили верхушки пальм, Алексей Петрович проводил Ольгу домой.
      Войдя к себе, девушка достала дневник и написала в нем всего два слова:
      "Я счастлива!"
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
      Коля Муравьев, пониженный в разряде и переведенный на другой станок, тяжело переживал свою ошибку.
      Чувствуя настороженность, с которой относились к нему товарищи, он нервничaл и работал неуверенно. В первый же день испортил несколько деталей.
      Катя Грибанова, наоборот, вернувшись на прежнее место, к станку, было довольна своим положением, хотя переживала не меньше Муравьева.
      Она мучительно, вспоминала подробности приема деталей.
      Шаг за шагом восстановила в памяти всю картину и все-таки не могла понять, где же она напутала. Проверив очередную серию деталей, она каждый раз заглядывала в чертеж, сверяла размеры с установкой прибора и проверяла следующую серию. Но откуда же гогда взялась ошибка?
      Она допускала, что можно сделать один неверный замер, но ведь она проверяла установку прибора после каждой серии.
      Вдруг она вспомнила, что перед концом работы ее срочно позвали к начальнику цеха. Быстро сложив кальку в несколько раз, она сунула ее тогда в сумочку, собираясь потом отнести чертеж ла место, и пошла к начальнику цеха. Только вечером Катя вспомнила, что в нарушение всяких правил принесла чертеж домой. "Ничего, утром отнесу,-решила она, собираясь в кино, вынула чертеж и заложила его в книгу Джека Лондона "Сердца трeх". Как ни напрягала та свою память, не могла припомнить, возвратила она чертеж или нет. Но вчера она сама видела, калька была на месте. Только почему она не мятая? Ведь она сама сгибала ее несколько раз.
      В перерыв, чтобы проверить себя еще раз, она побежала в отдел технического контроля и попросила покaзать ей чертёж.
      Да, как будто нет никаких следов, что калька была смята. А это что за беловатые, еле заметные полосы? Две поперек и одна вдоль? Но почему же не заметно сгибов? He могла же калька так быстро отлежаться в куче чертежей. Нет, это не тот чертеж. "Ведь я его здорово помяла. Странно,"- подумала Катя.
      Вечером, после смены, она поделилась своими сомнениями с Колей Муравьевым.
      - Постой, Катя! Знаешь что? Идем в партком, к Шибанову.
      - Зачем?
      - Как зачем? Ты все это ему расскажешь.
      - Да, так он тебе и поверил. А где доказательства? Скажет, что мы выкручиваемся, хотим оправдаться.
      - Да, это верно. А что же делать?
      - Что? А вот что. Надо искать чертеж, который я потеряла. Если я сдала чертеж вместе с книгой, то надо искать его в библиотеке или у тех, кто читал книгу после меня.
      - Правильно.
      - Сейчас же иду в библиотеку.
      - Знаешь что, Катя, ты навела меня на одну мысль. Я в ней не сомневаюсь, но проверить надо.
      - Что такое?
      - Нет, нет. Потом. Иди в библиотеку, а я вернусь в цех. Я за тобой зайду, подожди меня там.- И Муравьев побежал обратно.
      Через десять минут Муравьев пришел в библиотеку.
      - Ну, как? - спросил он Катю, разговаривавшую с библиотекаршей Лидой Журавлевой.
      - Здесь нет. Книга сейчас у Веры Прохоровой, а до нее книгу брали Миша Ершов и Аня Коробова, копировальщица из конструкторского отдела. Начну с нее.
      Но встреча с Коробовой не состоялась. Муравьева и Грибанову остановил запыхавшийся паренек.
      - Вас товарищ Шибанов вызывает,-сказал он на ходу.- Еле нашел.
      Муравьев и Грибанова удивленно переглянулись. Когда они, немного робея, вошли в партком. Шибанов сосредоточенно что-то писал. Не отрываясь от бумаги, он кивнул в сторожу свободных стульев.
      Муравьев долго прислушивался, как скрипело перо Шибанова. Наконец секретарь партийного комитета, уложив написанное в папку, обратился к Муравьеву.
      - Ну, рассказывай, как же это получилось, что ты столько браку наделал?
      - Не знаю, Иван Романович. Ничего не пойму. Знаю только, что на память я ничего не делал и не делаю. Всегда в чертеж смотрю. Затмение, что ли, на меня я то время нашло.
      - Так. Затмение, говоришь? А технический контролер что скажет? Может быть, тоже затмение нашло?
      - Нет, товарищ Шибанов...
      - Или, может, доверилась лучшему токарю цеха и поставила клеймо огулом?
      - Не было этого,- вспыхнула Катя.- Каждую деталь проверяла, все размеры сличала. А как все получилось, тоже не пойму. Не разобралась еще. Может быть, скоро разберусь. Что хотите со мной делайте, только не было халатности с моей стороны. Нет моей тут вины. Виновата я, да только в другом...
      Муравьев дёрнул ее за рукав, чтобы замолчала. Но ее oстановить было уже нельзя. Повернувшись к Муравьеву, она вспыхнула:
      - Нет, все скажу! Если уж наказывать, так пусть наказывают за дело...
      - А ну, выкладывай, товарищ Грибанова, не стесняйся, повинную голову меч не сечет,-ободряюще улыбнулся Шибанов.
      И Катя рассказала все, что знала.
      - Значит, в ОТК не тот чертеж, по которому вы работали?
      - Да.
      - А свой чертеж вы нашли?
      - Нет.
      - Ищите. Только вот что, никому ничего об этом не говорите. И у Коробовой спросите кгк бы невзначай, мимоходом. Поняли? Ну, хорошо, идите.
      Оставшись один, Шибанов задумался. Потом снял телефонную трубку:
      - Остап Федорович? Шибанов говорит. Работаешь? Дело есть. Заходи.
      Чтобы не вызывать ничьих подозрений, Штанько сам принес чертежи из цеха и ОТК. На чертеже из ОТК действительно не было никаких следов того, что он был сложен когда-то в несколько раз. Оба чертежа были подписаны Штанько, Сорокиным и копировальщицей Коробовой.
      - Твоя подпись? - спросил Шибанов.
      - Подлинная.
      - А в скольких экземплярах выполнялась калька?
      - В двух.
      - Что же тогда потеряла Грибанова?
      - Да, тут что-то не то. Возможно, она просто забыла, что вернула чертеж.
      - В каких размерах ошибка?-перебил Шибанов.
      - В этом и в этом.
      - Так. У вас есть лупа, Остап Федорович?
      - Я сейчас.- Штанько вышел и через минуту вернулся с лупой.- Вот, пожалуйста.
      - Так, на муравьевском чертеже обе цифры написаны заново, видите, восковка под цифрой зачищена. И на свет это видно. А что было написано раньше, непонятно.
      - Взгляните теперь на этот чертеж, Иван Романович.
      - Да, и тут то же.
      - Но ведь то могла быть и ошибка чертежницы, писавшей цифры. Она могла написать ошибочно не те цифры, потом подчистить и написать заново. Это всегда практикуется.
      - Знаю. Но не кажется ли тебе, Остап Федорович, странным то обстоятельство, что именно эти два размера на обоих чертежах переписаны?
      - Да, конечно.
      - Мне кажется, Остап Федорович, что когда выполнялся заказ, здесь были другие цифры, написанные, может быть, ошибочно, может быть, умышленно.
      - Трудно-доверить в злой умысел. Все это не так просто.
      - А я это допускаю. Да, кстати, Остап Федорович, почему у нас вся эта документация хранится открыто? Приходи и бери.
      - Но кто же возьмет, Иван Романович? Ведь все свои люди.
      - Вот, вот. Этим и пользуется враг. И среди тысячи своих может оказаться один чужой. А вот результат. - Шибанов сунул чертеж в руки Штанько.
      - Ну, это ты слишком! Тут еще надо разобраться.
      - Буду рад, если я неправ.
      - А то, что у нас непорядок с этим хозяйством, верно.
      - Остап Федорович, оставь у меня чертежи, я попробую все-таки узнать, что тут было написано вначале.
      - Хорошо. Может быть, отменить приказ о наказании Муравьева и Грибановой?
      - Нет, нет. И вообще считайте, что всю эту историю мы давно забыли и ею не интересуемся.
      На другой день Шибанов отдал чертежи на экспертизу. Эксперты установили, что на чертеже когда-то были написаны размеры, точно соответствующие размерам дефектных деталей. Сомнений не было: Муравьев выточил детали правильно, по чертежу. Но кому и зачем потребовалось исправить чертеж потом?
      Через два дня к Шибанову снова пришла Грибанова и сообщила, что потерянный чертеж нашла копировальщица Коробова.
      - А где он сейчас? -Шибанов недоверчиво посмотрел на девушку.
      - В ОТК. Это тот самый, о котором я говорила.
      - Но ведь вы говорили, что в ОТК лежит чертеж не мятый, а у вас был сложен в несколько раз.
      - Правильно. Только Коробова выгладила его утюгом.
      Шибанов задумался. Потом тихо сказал:
      - Ну, хорошо. Катя, спасибо. Идите. Да, вот что. Скажите Коробовой, чтобы она зашла ко мне.
      - А ее нет.
      -- Где же она?
      - Вчера уехала в Ленинград, к родным.
      - В отпуск?
      - Нет, совсем. Уволилась и уехала. Ну, я пойду, Иван Романович, а то начальник цеха у нас строгий.
      - Не нравится? - улыбнулся Шибанов.
      -Что вы! Правильный человек.
      Днем Шибанов встретил Сорокина и вспомнил о копировальщице Коробовой. Вскользь, в равговоре он спросил:
      - Илья Тимофеевич, у теб людей в конструкторском отделе хватает?
      - Не могу пожаловаться. Справляемся. Инженеров достаточно. Народ хороший. Вот дня два назад неожиданно уволилась одна копировальщица, Коробова, да я нашел на ее место другую. Правда, эта не так опытна. Но не беда. Научится.
      - А почему ушла Коробова?
      - У нее с родителями что-то случилось. Поехала к ним в Ленинград. Получила от них телеграмму.
      - Ты видел телеграмму? - Шибанов в упор посмотрел в лицо Сорокину.
      - Нет, она мне только об этом сказала, когда просила ее освободить. А почему ты о ней cпрашиваешь? - заинтересовался, в свою очередь, Сорокин.
      - Да так. Никакой телеграммы она не получала.
      - Этого не может быть, Иван Романович! - горячо вступился за свою бывшую сотрудницу Сорокин.- Коробова не из тех людей, которые могут солгать. А потом, к чему ей говорить неправду? Если бы она захотела уйти от нас, то ушла бы и без телеграммы. Ей достаточно было бы предупредить меня за две-три недели.
      - Вот, вот. В этих-то двух-трех неделях и вся загвоздка. А уйти ей надо было немедленно.
      - Зачем? Не понимаю.
      - А вот зачем... Ты знаешь, кто виновник брака, который получился у нас при выполнении заказа Морнефти?
      - Ну кто-же не знает...
      - Ты думаешь, Муравьев и Грибанова?
      - Известно, Иван Романович.
      - Нет.
      - А кто же? - Сорокин в недоумении посмотрел на Шибанова.
      - Твоя Коробова. Это она написала на чертежах неправильные размеры.
      - Ерунда, Иван Романович,-возмутился Сорокин.- Размеры нa чертежах правильные. Тебя неверно информировали. На чертежах размеры точные.
      - Эти потом oни появились, когда Коробова испугалась ответственности.
      - А я знаю Коробову и поэтому не верю.
      Шибанов неожиданно хлопнул Сорокина по плечу и рассмеялся:
      - Фома ты неверующий. Лучше надо знать людей.- А сам о Коробовой подумал: Испугалась ответственности. Не хватило мужества и сбежала. Хорошо, что все кончилось благополучно!
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      Вопрос об откомандировании кораблестроителей-подводников был решен неожиданно быстро. Виктор Дубравин, не дожидаясь конца отпуска, приступил к работе. Из Ленинграда приехала группа конструкторов, в большинстве своем работавших в прошлом вместе с Виктором, в его подчинении. Это были энергичные и способные молодые люди, имеющие уже достаточный опыт работы.
      Трофимов и Байрамов, посоветовавшись, решили во главе разросшегося проектного отдела вместо инженера Комолова поставить Виктора Дубравина. Комолов был хорошим инженером-проектировщиком, но из той породы специалистов, которые чувствуют себя как рыба в воде лишь в хорошо знакомой им области Такие люди сразу же становятся беспомощными, когда нужно перешагнуть привычные границы. А тут требовались не только знания, но и смелость, дерзание. К тому же Комолов жаловался на плохое здоровье и не раз просил освободить его от руководства проектным отделом.
      Виктор Дубравин согласился возглавить проектный отдел, но, желая присмотреться к людям и к установившимся порядкам, которые, возможно, пришлось бы менять, он попросил пoдождать с приказом неделю-другую.
      - Хорошо, Виктор Николаевич,-сказал Байрамов,-это дело терпит. Но зато есть другое, не терпящее никаких отлагательств.
      - Я слушаю.
      - Наступает пора осенних штормов, а у разведчиков еще много работы. Министр разрешил нам перевести морскую разведку под воду. Мы получаем подводные лодки. Вот их-то и надо приспособить для разведочных работ. В первую очередь следует перевести под воду отряды структурной, геохимической и радиоспектральной разведки. Судоверфь в вашем распоряжении. Кто из людей будет нужен - берите.
      И Виктор согласился.
      Комолов не вмешивался в работу группы Виктора Дубравина, в подчинении которого была теперь почти половина людей отдела.
      Остальные специалисты, исключая группу Родионова, работали разрозненно, кто над деталью бурового агрегата, кто над усовершенствованием эксплуатационного оборудования, кто над подводной геофизической аппаратурой, кто над телемеханическим управлением механизмами. Словом, ничего специфически морского в их деятельности не было. Да никто себе и не представлял еще, как же будет выглядеть будущий морской промысел. Не знал этого и сам Комолов. И это его очень тяготило.
      Алексею Петровичу было известно о положение в отделе, но до поры до времени он сознательно не вмешивался. Да и что он мог предложить? Обнадежить людей, ориентируя их на благополучный исход экспедиции Кирилловой, он не решался. "А вдруг,-думал он,-какая-нибудь неудача затянет экспериментирование на бесконечно долгий срок."
      Правда, он гнал эту мысль от себя. Только случайный просчет или какая-нибудь никем не замеченная ошибка могли подвести. Поэтому он дал задание Комолову еще раз проверить математическую часть расчетов.
      - Людей Виктора Николаевича не трогайте,- предупредил Трофимов.
      Бесшумно работали электроинтеграторы, шуршали электрические счетные машины. Сама Кириллова с частью своих людей еще и еще раз проверяла правильность формул и выводов.
      Создавшейся в отделе обстановкой постарался воспользоваться Родионов, чтобы, как он выражался в кругу своих интимных друзей, дать реванш Трофимову. Ловко используя любой благоприятный для него случай, он всячески старался показать, что из всех людей, работавших в отделе, лишь деятельность его группы была целеустремленной, направленной на решение проблемы морских промыслов. Его группа занималась изучением стальных башенных конструкций. Когда ему говорили, что буровые вышки отжили свой век, он отвечал:
      - На суше - да, а на море их жизнь только начинается. А иначе как вы доберетесь до морских залежей? Ну как?
      - Не знаю,-обычно следовал в таких случаях ответ.
      - А я знаю. Мы создадим в море скелетные металлические основания и с них доберемся до морской нефти.
      - Но ведь глубина-то моря какая, вы знаете? До трехсот метров и больше.
      - Да, знаю. Ну и что же? Неужели вы думаете, что во второй половине двадцатого века так уж трудно создать такую вышку?
      - Пожалуй, он прав,-в ответ на это говорили многие.
      В шутку группу Родионова прозвали в отделе скелетной. И когда по распоряжению Трофимова инженеров отдела оторвали от своих занятий и заставили проверять математические расчеты для экспедиции Кирилловой, скелетная группа выразила этим наибольшее недовольство. А Родионов все это воспринял как личную обиду.
      Однажды после работы, когда почти все инженеры отдела, кроме товарищей Виктора Дубравина, собрались в комнате скелетной группы, разговор зашел о Комолове.
      - Размазня, а не начальник отдела,- сказал Родионов. Завтра кому-нибудь захочется, чтобы мы двор подметали, а он и слова не скажет.
      - А разве Комолов еще начальник? - с ехидной усмешкой спросил Осипов из скелетной группы.- А я-то, по своему невежеству, считал, что начальник-Виктор Николаевич Дубравин.
      - Да, этот новоиспеченный нефтяник,-сказал Родионов, с первых дней невзлюбивший Виктора Дубравина,-распоряжается в отделе так, как его левая нога захочет.
      - Ну как же,- снова съехидничал Осипов,- сын профессора, главного геолога треста.
      Кроме стремления дать реванш, у Родионова была и другая цель. Как-то Комолов сказал ему, что Байрамов и Трофимов обещали удовлетворить его, Комолова, просьбу оьдосвобождении от обязанностей начальника отдела и что он рекомендовал им на свое место Родионова. И сейчас Родионову нужно было восстановить людей против Дубравина.
      Отряды морской разведки переходили на подводные корабли. Уже несколько подводных лодок, оборудованных по проектам Виктора Дубравина для структурной съемки морского дна, проходили испытания. Сам Виктор добрую половину рабочего дня проводил на судоверфи. Его группа продолжала напряженно работать. Привыкшие к воинской дисциплине, кораблестроители-подводники задавали тон работе всего коллектива.
      Байрамов и Трофимов часто заглядывали к проектировщикам и видели разницу в порядках, установившихся у Дубравина и в других группах отделa. Видели они и растерянность Комолова.
      - Надо освобождать старика,- сказал как-то Байрамов.- А ты знаешь, Алексей Петрович, Комолов рекомендует на свое место Родионова. Как ты считаешь?
      -А что, вы против Виктора Николаевича?
      - Нет! Я за. Но Родионов опять мутит воду. Зря мы его взяли.
      - Мне кажется, он переменился и сейчас работает хорошо.
      - Какое там хорошо! Разлагает отдел. От него за версту несет гнилью. Знаешь, что он мне вчера сказал? Если,-говорит,- главный инженер захочет, то мы для Кирилловой и палубу "Океана" пойдем драить. Как это тебе нравится?
      Трофимов промолчал. Только по побледневшему шраму можно было догадаться, как внутренне вскипел он при этих словах.
      Байрамов продолжал:
      - И по тому, что недобрым смешком часть инженеров поддержала его, можно думать, что подобные разговоры он ведет не впервые. А ты говоришь переменился.
      - Ну что ж. Давай приказ о назначении Дубравина.
      - А я думаю сначала поговорить с людьми.
      * * *
      На сообщение о предстоящем производственном собрании проектного отдела инженеры реагировали по-разному. Одни его ждали с любопытством, как скучающий прохожий ждет уличного происшествия, другие - с желанием покритиковать начальство, тех и других было немного; основная же масса серьезно готовилась к деловому обсуждению давно наболевших вопросов. Ни к одной из этих групп не принадлежал Родионов. Но он также возлагал на собрание определенные надежды.
      Он прежде всего приступил к обработке своей скелетной группы.
      -- Слышали?-сказал он, войдя в комнату.-Завтра производственное собрание. Не поздоровится нашему Ивану Ивановичу. И Трофимову следовало бы показать, чего он стоит.
      -Не усидеть, пожалуй, Комолову на своем месте после завтрашнего собрания,-сказал Осипов.
      - А это будет зависеть от вас,- Родионов многозначительно улыбнулся.
      - А чего стесняться?-сказал кто-то.-Что правда, то правда. Об этом и надо сказать. Ведь всем ясно, что Комолов не может руководить отделом.
      - Человек он хороший и специалист знающий. Только очень мягкий характером.
      -Не мягкий, а мягкотелый,-вставил Родионов.
      - Поэтому-то он и держится так долго, что не мешает другим,-сказал Осипов, понимая, куда гнет Родионов.
      - А может быть, не стоит завтра поднимать этот вопрос?-схитрил Родионов, чувствуя настроение товарищей.- Еще не известно, кого поставят на его место, а мужик он хороший, работать не мешает.
      - Как это не стоит, Александр Емельянович? - разгадал хитрость Родионова Осипов.
      - Да очень просто. Поставят над нами человека, который и нефти-то не нюхал, тогда узнаешь.
      - А что, у нас нефтяников мало?
      - Конечно, найдутся.
      - Да вот хотя бы вы, Александр Емельянович.
      - Верно!
      - Ну что вы, товарищи! Какой я начальник!-ответил Родионов, пытаясь скрыть довольную улыбку.- Обо мне и речи быть не может.
      - Да почему?
      - Да хотя бы потому... Ну, да вы сами знаете, как ко мне относится Трофимов.
      - Ерунда!
      - Не будем об этом сегодня говорить, давайте работать,-сказал Родионов, довольный разговором.
      До конца дня он случайно побывал и в других группах.
      Когда Байрамоа, Трофимов и Комолов заняли свои места в президиуме, в зале заседаний наступила тишина.
      Во втором ряду сидел подтянутый, выбритый, в белом морском кителе с погонами инженер-капитана первого ранга Виктор Дубравин. Люди его группы расположились главным образом в передних рядах. Родионов, пришедший несколько позже, сел в том же ряду, что и Дубравин, только на другой стороне прохода.
      Байрамов постучал карандашом но графину. Открыв собрание, он зачитал собравшимся постановление правительства о конкурсе на лучший пройкт разработки морских месторождений.
      - Перед нами,-сказал управляющий,-поставлен вопрос: мы примем участие в конкурсе или нет. И двух мнений, мне кажется, тут быть не может. Весь смысл существования проектного отдела в том и состоит, чтобы составить такой Проект, отстоять его и реализовать. Но отстоять его мы сможем лишь в том случае, если он будет лучше других проектов.
      - Есть ли у нас силы,- продолжал Байрамов,- чтобы поднять это большое дело? Есть, товарищи. Коллектив отдела доказал это при переводе морской разведки под воду. Благодаря этой работе мы сможем выполнить часть постановления правительства-закончить первый этап разведки и собрать необходимые данные для проектирования. А сейчас прошу, товарищи, высказаться.
      Неожиданное начало собрания несколько озадачило людей: привыкли на всяком собрании выслушивать вначале более или менее длинный доклад. А тут речь управляющего заняла всего несколько минут.
      Наступила пауза. Никто не хотел начинать первым.
      - Разрешите мне,-раздался, наконец, голос из задних рядов.
      - Говори, товарищ Сабуров.
      - Что ж, я скажу. Хороший у нас коллектив, сильный. С первым этапом своей работы мы справились хорошо.