- И вы товарищи, все здесь сидящие, насчет леса подняли шум и, наверное, будете еще отстаивать каждый кубометр, нужный для дела, а почему же вы забыли о людях? Николай Иванович,-обратился Трофимов к Орехову,-вы еще не забыли фронтовой жизни?
      - Да вряд ли ее кто забудет.
      - А окопных буржуек?
      - О, они нас здорово выручали.
      - А теперь вы должны жителей Ситцевого городка выручить.
      - Железными печками?
      - Да. Что смеетесь?
      - Смешно: век атомной энергии и жестяная буржуйка.
      - Пожалуй, смешно. Товарищ Плюев, договаритесь о срочной выгрузке Дона Вы, товарищ Худояров, немедленно выпишите круглого леса, сколько надо, и организуйте распиловку его на дрова. Выпишите также тес и в каждой палатке настелите пол. Остальной лес, товарищ Плюев, отдайте изоляционникам. А вы, Николай Иванович, помогите. товарищу Худоярову утеплить палатки.
      - Будет сделано.
      В палатку вошли Байрамов и секретарь обкома партии Орлов. В это время вспыхнула красная лампочка радиотелефона.
      Трофимов повернул регулятор:
      - Ледяной остров слушает.
      - Говорит управление метеослужбы,- раздалось из репродуктора.-Завтра к утру ожидается сильный шторм; ветер северный, до двадцати пяти метров в секунду. Кто принял?
      - Трофимов.
      - Все ясно? Вопросов нет?
      - Нет.-Трофимов выключил аппарат.
      Поздоровавшись, Орлов и Байрамов прошли к столу. Совещание было непродолжительным. По подсчетам Тоофимова и Рассказова, для окончания изоляционных работ первой очереди требовалось еще несколько дней. Однако надвигавшийся шторм менял положение. Надо было что-то предпринять, чтобы ускорить все работы.
      - Если бы людей побольше! - повернулся к Орлову Трофимов.
      - Надо поговорить с коммунистами насчет работы в две смены подряд,-предложил Орлов.
      - Воронин нам поможет,- сказал Байрамов.
      Трофимов по радиотелефону соединился с Ворониным.
      - Что случилось, Алексей Петрович?-услышали все приглушенный голос Воронина,
      -Шторм надвигается. Ледяной массив мы наморозили, а вот закончить своими силами изоляционные работы не успеем. Нужны люди.
      - Сколько?
      - Чем больше, тем лучше. Хотя бы две-три тысячи.
      - Ты что, шутишь, Алексей Петрович?! Не могу столько.
      - Иван Николаевич, Орлов говорит,- вмешался в разговор секретарь обкома,- не скупись. Попроси коммунистов поработать две смены подряд. Не откажутся, только объясни им все как следует.
      - Маловато у нас цемента,- продолжал Трофимов.- В пути или в порту под разгрузкой у тебя ничего нет?
      - Сколько тонн надо?
      - Тысяч десять-пятнадцать.
      - У меня всего тринадцать тысяч, из них пять тысяч в порту ожидают разгрузки, а остальной цемент еще в море.
      - Прошу тебя, Иван Николаевич, не разгружай, направь сюда. И то, что в пути, переадресуй.
      - Да вы же меня зарежете! С чем я сам останусь?
      - Давай, давай, Иван Николаевич,-снова придвинул к себе микрофон Орлов,- Да сам сюда прилетай. От каждого треста людей пусть возглавляют сами управляющие или главные инженеры.
      И борьба со стихией началась.
      Самолеты непрерывно высаживали все новые и новые группы людей, которые тут же с забетонированного участка, приcпособленного под аэродром, отправлялись на работу.
      К ночи прибыли воинские части и моряки.
      С высоты полета Ледяной остров в эту ночь был похож на гигантский муравейник. В неровном свете прожекторов поток людей и машин перемещался все дальше и дальше на восток, к последнему участку свежего дымящегося льда, оставляя позади себя еще не совсем затвердевший бетон, на который устремлялись потоки гидромассы морского грунта.
      К утру, когда порывистый северный ветер усилился, Байрамову позвонил Рассказов и сообщил, что цемент кончился.
      - А много еще осталось чистого льда?
      - Весь вновь намороженный вчера участок.
      - Подожди минутку, Федор Иванович.- Байрамов сквозь шум штормующего моря и завываниу ветра услышал со стороны порта басистые гудки. Откинув полотнище, служившее дверью в палатке, Байрамов увидел, как, зарываясь в пенистые волны, к створам порта подходили корабли.
      - Будет цемент, Федор Иванович, через полчаса будет.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
      У Зарубина, не привыкшего к напряженному физическому труду, от. усталости ныли спина, руки и ноги. Лежа с открытыми глазами под теплым шерстяным одеялом, он с удовольствием затянулся крепкой папиросой.
      Сообщение о надвигающемся шторме застало его y бетонщиков. Перед этим он побывал в Ситцевом городке, посмогрел работу гудронщиков, побеседовал с трубопроводчиками и ждал окончания смены, чтобы поговорить с мастерами.
      Но говорить с ними ему так и не удалось. По окончании смены был объявлен митинг, который продолжался всего пять минут.
      Открыл митинг Байрамов.
      Он сообщил о надвигающейся буре и о необходимости как можно скорее завершить изоляционные работы. Парторг сообщил решение партийного комитета о мобилизации всех коммунистов. Секретарь комсомольского комитета объявила о мобилизации комсомольцев.
      - Я, товарищи, беспартийный,-сказал мастер Прохоров,-но считаю своим долгом последовать примеру коммунистов. Неужели мы допустим, чтобы наши труды пропали? Прохорова поддержали:
      - Не допустим!
      - Все остаемся!
      - Какой может быть разговор!
      - Не будем терять времени!
      - Идем работать...
      Все резервные машины и механизмы были пущены в ход, но их все равно не хватало, и часть людей была поставлена на ручные работы. Зарубин попал в бригаду по укладке арматуры на лед. Обменяв у одного из рабочих свои сапоги из искусственной кожи на горные ботинки, он вооружился стальным крючком. Работа была простая, но утомительная. Надо было стаскивать с бетона рулоны стальной сетки на лед и расстилать их там. В напарники ему попался крепкий, расторопный юноша. Он ловко цеплял очередной рулон крюком и, словно не чувствуя тяжести, один тащил его к ледяному полю. Растаскивать арматуру по льду было легче-стальные сетки легко скользили по нему. Однако Зарубин, как ни старался, не поспевал за своим напарником. На льду у бетонной кромки то и дело накапливалось до десятка рулонов. Тогда рабочий принимался сам растаскивать и укладывать их на место.
      - Отдохните немного,-сочувственно говорил он журналисту.
      - Ничего, это с непривычки,- виновато улыбался тот.
      К утру Зарубин совершенно измучился, и его все чаще и чаще тянуло сесть все равно где, хоть прямо тут, на льду, но было стыдно перед напарником.
      -Ну, как дела, Миша?-спросил рабочего подошедший мастер Прохоров.
      Миша что-то сказал мастеру, кивнув в сторону Зарубина. Мастер подошел к журналисту:
      - Здорово устали, товарищ корреспондент?
      - Немного,-но голос выдавал крайнюю усталость.
      - Идите отдохните. Что? Идите, идите. Вы работаете уже одиннадцать часов, а с непривычки это трудно. Вон там поставили новые палатки, вам дадут койку.
      Как ни стыдно было признать свое поражение, но Зарубин вынужден был уйти. Он отказался от предложенного завтрака и с наслаждением выпил стакан горячего чая.
      И вот он лежит, ощущая во всем теле приятную истому.
      Сон долго не шел к нему: сказалось переутомление. Порывы ветра трепали палатку, в которой, кроме корреспондента, никого не было. Тяжело стонало море, где-то рядом тарахтел трактор.
      Наконец Зарубин забылся тяжелым беспокойным сном.
      Ему снилась Москва. Мать, ласковая и совсем-совсем маленькая, угощала его вкусными горячими пирогами.
      - Ешь, Паша, ешь.
      И Паша ел. Горка пирогов таяла на глазах, но он никак не мог насытиться. Ах, это кот ворует пироги. Павел замахивается на него, а это совсем не кот. Мастер Прохоров ест пироги и ухмыляется.
      - Слушай, корреспондент, пойдем на каток. Лед сегодня замечательный.
      Зарубин долго прикреплял на огромные валенки снегурочки.
      - Эх, ничего-то ты не умеешь делать. Давай помогу.- Прохоров нагибается к ногам Зарубина.-Ну вот и все.
      Почему он сказал, что лед гладкий? Вон какие на нем бугры, кучи земли. А зачем на катке столько бульдозеров?
      Павел разогнался и никак не мог остановиться. Ветер свистит в ушах, сдирает с него шапку, мешает дышать, а он все мчится. Навстречу ему катятся козлы с подвешенными на них трубами. Из открытой пасти трубы хлещет на лед жидкая грязь. Зарубин хочет затормозить, свернуть и не может. Прохоров!-зовет он. Но мастер исчез. До козел совсем близко, только из трубы уже не льется грязь, из нее торчат голова и плечи Прохорова. Он грозит корреспонденту пальцем. Голова мастера совсем рядом. Козлы опрокидываются, трба ударяет Зарубина по голове.
      От боли Зарубин вскрикнул и проснулся. Стойка палатки больно придавила голову, брезент накрыл лицо. Ветер забрался под брезент, надул его парусом и потащил по бетону.
      Следующий порыв сорвал одеяло.
      Дрожа от холода, ошеломленный представитель прессы бросился искать свою одежду, расшвырянную ураганом.
      С попутным грузовиком, растерзанный, без шляпы. Зарубин отправился в порт.
      Возле административной палатки корреспондент увидел Кириллову, Виктора Дубравина и, что самое страшное, Березину. Одна мысль, что Таня увидит его нелепый наряд, привела юношу в смятение. Он повернул обратно и юркнул за кузов автомашины. Но Кириллова заметила его. Сквозь шум шторма донесся ее голос:
      - Павел Константинович, куда же вы? Идите сюда. Вы хотели побывать на землесосах, а Виктор Николаевич как раз туда отправляется.
      Старательно пряча за спиной сверток, корреспондент подошел к палатке. Под обращенными на него смеющимися взглядами он неловко переступал с ноги на ногу и, забыв поздороваться, умоляюще смотрел то на Таню, то на Ольгу.
      - Что это ты от нас прячешь? - Таня бесцеремонно дернула сверток.-Ах, это твой купальный костюм. Мне Оля уже все рассказала. Дай сюда, я приведу его в порядок.
      И Таня, смеясь, отобрала у Зарубина сверток.
      - Ну что же, Павел Константинович, пойдемте,-пригласил Дубравин.
      - Но у меня нет ни блокнота, ни карандаша.
      Таня молча вынула из сумочки записную книжку и автоматическую ручку и протянула их все еще не пришедшему в себя от смущения журналисту.
      Зарубин и Виктор Дубравин спустились по крутому трапу и направились к причалу, у которого стоял небольшой подводный корабль. Над корпусом корабля, ближе к его носовой части, слегка выступала обтекаемой формы рубка. Входной люк, расположенный в задней части этой рубки, был открыт. С деревянных мостков Дубравин с журналистом перепрыгнули на корабль и спустились в открытый люк.
      - А теперь мы пройдем вниз, в пассажирскую каюту,- и Дубравин открыл люк в наклонной задней стенке. Зарубин, оглядывая все кругом, последовал за ним.
      Помещение пассажирской каюты было сравнительно вместительным и, пожалуй, даже комфортабельным. В два ряда располагались мягкие диваны. Зарубин насчитал тридцать шесть мест для сидения. Справа и слева через иллюминаторы с толстым стеклом была видна мутноватая вода, через которую проникал слабый дневной свет.
      Приглушенно загудели электромоторы, корабль содрогнулся и двинулся вперед. Мутноватые потоки воды, видимые через стекло иллюминаторов, уходили назад. Постепенно свет в иллюминаторе стал слабеть. Опускаемся,-подумал Зарубин.
      - Это корабль вашей конструкции?
      - Да, мы создали этот автобус специально для обслуживания подводных промыслов. Товарищ старшина,- крикнул наверх Дубравин,- погасите свет в пассажирской каюте и включите боковые фары!
      - С какой скоростью мы идем?-спросил Зарубин, глядя на быстро мелькавшие за стеклом иллюминаторов стайки рыб.
      - Сейчас с небольшой. Километров десять-двенадцать в час. А вообще крейсерская скорость этого автобуса тридцать километров под водой и до пятидесяти на поверхности.
      И как бы в подтверждение слов Дубравина подводный автобус пошел быстрее. Проплывавших за бортом рыбок уже нельзя было различить. Они мелькали сплошными серебриcтыми полосками.
      Старшина снова включил внутренний свет.
      - Он один управляет кораблем?-Зарубин кивнул в сторону кабины старшины.
      - Да.
      - А кто же обслуживает дизели?
      - Вы думаете, что, кроме электромоторов, на автобусе есть двигатели внутреннего сгорания?
      -Да.
      - Нет. Мы обошлись одними электромоторами.
      Зарубин вопросительно посмотрел на Дубравина.
      - Видите ли, наши электротехники нашли способ аккумулировать огромные количества электроэнергии в небольших по размерам аккумуляторах. Например, на этом кораблике можно совершить кругосветное подводное путешествие без зарядки аккумуляторов...
      - Подходим к первому землесосу,- раздался голос старшины в репродукторе.
      - Подымемся туда.-Виктор Дубравин показал наверх.
      Кабина управления была слабо освещена. Старшина, держа руки на рычагах управления, следил за экраном, на котором было видно все, что находилось впереди судна. Зарубин с интересом всматривался в землесос, похожий на громадное чудовище с горбатой спиной. Было видно, как фреза землесоса вгрызлась в грунт. Медленно двигались гусеницы. Землесос постепенно увеличивался в размерах, занимая все большую и большую часть экрана.
      Подводный автобус зашел с задней стороны землесоса и, медленно приблизившись к нему почти вплотную, опустился на его направляющие фермы.
      Зарубин почувствовал легкий толчок: автобус своей носовой частью уперся в корпус землесоса.
      - Есть,-сказал старшина.
      - Сейчас мы соединимся с землесосом,-сказал Зарубину Дубравин..
      Старшина переключил сначала один, затем второй рычаг и, когда на щитке зажглась зеленая лампочка, сказал:
      - Готово.
      Все трое спустились в пассажирскую каюту. Виктор Дубравин, пройдя в носовую часть, толкнул круглый люк, который плавно открылся. Вслед за Дубравиным Зарубин вошел в цилиндрический переходный тамбур, кончавшийся вторым люком. Под ногами было сыро: еще минуту назад здесь была вода. Дубравин потянул скобу люка. Вход в землесос был открыт.
      В небольшом, темноватом от машин помещении землесоса ровно гудели электромоторы. Дубравина, Зарубина и сопровождавшего их старшину встретили два человека, одетые в чистые синие комбинезоны. Это был экипаж землесоса.
      - Ну как, товарищ Дерябин, дела? - Дубравин протянул руку начальнику смены.
      - Все в порядке, Виктор Николаевич,-Дерябин быстрым взглядом окинул Зарубина.- Грунт мягкий. Подаем в час пятьсот кубометров породы.
      - А не закупорите трубопровод?
      - Это исключено. Гидромассу хорошо перемешиваем, а вязкость держим не выше предела.
      - Коля, скажи насчет обязательств,- подтолкнул Дерябина стоявший сзади рабочий.
      - Что такое, товарищи?
      - Неправильно организовано у нас соревнование, Виктор Николаевич.
      Дерябин вытащил из кармана в несколько раз сложенную газету, развернул:
      - Вот здесь объявлены условия соревнования Экипажей землесосов. Вот видите, и заголовок дан: За один миллион кубометров гидромассы в месяц.
      - Ну и что же тут плохого? - спросил Дубравин.
      - Как что! Допустим, наш землесос дает девятьсот тысяч, а соседний-миллион. Выходит, что они лучше работали. А если в наших девятистах тысячах чистой породы двести тысяч, а в их миллионе только сто тысяч, тогда как? Кто лучше работал? - Дерябин выжидательно посмотрел сначала на Дубравина, потом на Зарубина.
      - Вот мы и предлагаем соревноваться не за миллион кубометров гидромассы, а за двести пятьдесят тысяч чистой породы,-сказал рабочий.
      Дерябин подал Дубравину листок бумаги, сложенный вчетверо:
      - Передайте, пожалуйста, в редакцию, пусть напечатают.
      Виктор пробежал глазами по листку:
      - Правильное предложение.
      "Как он свободно здесь себя чувствует,"-подумал Зарубин, наблюдая, как Дубравин, деловито осмотрев все механизмы, заглянул в вахтенный журнал. О себе он этого сказать не мог. Сознание, что небольшой мирок находится под двухсотметровой толщей воды, угнетало его. Такое же чувство он испытал, когда впервые спустился в угольную шахту. Тогда ему казалось, что миллионы тонн породы, смяв крепление, безжалостно раздавят его. И сейчас он недоверчиво, со страхом смотрел на ребристые станки цилиндрического корпуса землесоса.
      Зарубин в душе обрадовался, когда Виктор Дубравин сказал ему: - Ну что ж, двинулись дальше.
      Один за другим объехали все землесосы северной стороны. В последнем, спущенном на дно только вчера, Дубравин немного задержался. Делались последние приготовления к пуску.
      Где-то вверху бушевал шторм, здесь же, на глубине, было тихо. Зарубин все чаще посматривал на часы.
      - Спешите?-Дубравин заметил нетерпение корреспондента.-Что же нам придумать? Отвезти вас обратно в порт?
      - Не надо, Виктор Николаевич. Зачем же вам терять время!
      - Знаете что? Сейчас половина третьего. В три вахта меняется. Закончим опробование, и я поеду на южную сторону, а вы оставайтесь здесь, ждите смены.
      Зарубин остался. В ожидании подводного автобуса он разговорился с начальником смены Горячевым. Это был крепкий молодой человек с копной рыжих волос. Комбинезона он не признавал: на нем была матросская тельняшка и брюкиклеш.
      - Вы моряк?-спросил Зарубин.
      - Да. Служил в подводном флоте,- с гордостью ответил Горячев.
      - Ну, так вы в родной стихии!
      - Да как вам сказать... Не совсем. Я люблю, как поется в песне: Нынче - здесь, завтра - там, а тут вот сиди на месте,-сказал Горячев.
      - Вася, подай вперед фрезу, фрезу! - вдруг крикнул он своему помощнику, сидевшему у пульта управления. - Разве не видишь, что насос подает одну воду?-и, обернувшись к Зарубину, сказал:-Это мой помощник, Вася Сыров. Хороший парень, но неопытный еще, первый день работает, да, кажется, еще и боится. Ничего, привыкнет. Я тоже труса праздновал, когда первый раз попал на подводную лодку.
      Зарубин чуть было не признался, что и ему страшно, но Горячев встал и подошел к пульту управления.
      - Вася, пусти-ка,- сказал он.- Вот видишь, ты подал фрезу вперед, а козырек карьера забыл обработать. Он может обрушиться и смять приемную трубу. Потом движения фрезы надо сочетать...
      Тяжелый удар потряс землесос, заскрежетал металл по металлу. Погас свет. Плавно затих шум двигателей. Наступила мертвая тишина.
      - Что это? - испуганным голосом спросил помощник Горячева.
      - Спокойно, Вася. Не надо паники. Сейчас узнаем.
      Горячев, стараясь быть спокойным, сказал:
      - Принеси-ка мне, Вася, фонарик. Он там, в носовом отделении, под бушлатом.
      - У меня есть спички.- Зарубин потряс коробкой.
      - Отставить спички! Каждый лишний грамм кислорода нам может пригодиться.
      - Я не нашел, Ваня,-тихо сказал вернувшийся Сыров.
      - Эх ты! Ладно, я сам. Ты садись.- Горячев, найдя руками Сырова, усадил его рядом с Зарубиным.
      Томительно тянулось время. Зарубин слышал, как в носовой части Горячев шаркал ногами, постукивал, но больше всего он слышал удары собственного сердца, которое, казалось, готово было выпрыгнуть.
      - Страшно,-шепотом сказал Сыров.
      - Чего это ты, Вася, вдруг испугался? - голос Горячева прозвучал где-то совсем рядом.- И я, брат, не нашел своего фонарика.
      Горячев долго ходил по землесосу, ощупывая окружающие предметы, постукивая по ним чем-то металлическим. Потом, вернувшись к Зарубину и Сырову, тихо сказал:
      - Электролиния повреждена, аккумуляторы не работают, телефонная связь прервана, подачи воздуха нет. Аварийная гондола, кажется, в исправности, но воспользоваться ею мы не сможем. Наверху шторм, и если после, первых же ударов о ледяную стену острова она не пойдет ко дну, то все равно нас превратит в отбивные котлеты. Потом нас трое, а она рассчитана только на двести килограммов. В тебе какой вес, Вася?
      - Во мне? Шестьдесят шесть.
      - А в вас, товарищ корреспондент?
      - Шестьдесят четыре.
      - Ну вот, видите, уже сто тридцать, да мне бог послал девяносто два килограмма. Итого: двести двадцать два.
      - Значит, это конец, Ваня? - еле вымолвил Сыров.
      - Зачем же так мрачно смотреть на жизнь? Нас не оставят без помощи. Кроме того, есть еще одна возможность выбраться отсюда.
      - Какая? - спросил Зарубив.
      - Обычным путем, через переходной тамбур. В четыре часа к нам придет автобус, и мы поедем обедать.
      - Но сейчас уже четверть пятого,-сказал Зарубин, посмотрев на светящийся циферблат часов.
      - Да, пора бы уже,-в голосе Горячева Зарубин уловил тревогу.- А ну-ка тише. Вы ничего не слышите?
      - Нет.
      - И я ничего.
      - Мне кажется, я слышу шум винтов. Да, совершенно верно... Слышите?
      Сейчас и Зарубин с Сыровым слышали за стенкой еле уловимый шум, который постепенно усиливался.
      - Значит, мы спасены! - радостно крикнул Сыров.- Правда, Ваня?
      - Да, конечно,- неуверенно ответил Горячев, прислушиваясь.
      Шум винтов то усиливался, то затихал, то был слышен справа, то слева, то спереди, то сзади, то над землесосом.
      - Почему же он не соединяется с нами? Почему?
      - Не знаю, Вася. Значит, не может.
      Наступила гнетущая тишина. Был слышен только затихающий шум винтов удаляющегося автобуса...
      ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
      Сражение людей со стихией приближалось к концу. Лишь небольшой пятачок чистого льда сверкал на северо-восточной оконечности острова. Наступление на этот пятачок шло с трех сторон. Прохоров весело ободрял товарищей, стараясь перекричать шум бушующего моря и завывание ветра. Старый мастер поспевал всюду.
      - Что здесь у вас случилось? - подбежал он к работающим на береговом участке.
      - Арматуру не подвезли.
      Оглянувшись на штабели рулонов металлических сеток, возле которых стоял трактор, мастер кинулся туда.
      - Что такое? - спросил он у тракториста.
      - Прокладку пробило.
      - Эх, некстати! -огорчился мастер, оглядываясь по сторонам, словно ища помощи.- Сейчас...
      - Что сейчас? - спросил тракторист.
      Но Прохоров уже не слышал вопроса: он бежал к бульдозерам, стоявшим невдалеке.
      - Ребята, выручите,- взмолился он,- перебросьте мне вон ту арматуру на лед, а то работа стоит.
      - У нас не транспортные машины,-сказал черный от загара, похожий на цыгана юноша.
      - Обращайтесь к бригадиру,- сказал другой.
      - А где бригадир?
      - Вон идет.
      - Копылов ваш бригадир?
      - Да.
      Прохоров кинулся навстречу Копылову:
      - Слушай, Борис, будь другом, выручи. Дай мне одну машину арматуру перебросить вон туда.
      - Не могу, Егор Егорович, сейчас Горячев зернил с семнадцатого землесоса. Начнут подавать грунт-только успевай поворачиваться.
      - Ну, дай хоть на пару рейсов, а там я какой-нибудь выход найду.
      - На пару рейсов, говоришь? Ну ладно.
      - Вот спасибо!
      - Костя! Иванцов!
      - Я слушаю,- подбежал юноша, похожий на цыгана.
      - Перевезешь Егору Егоровичу арматуру.
      - Хорошо.
      И через пять минут, взяв на буксир нагруженную тракторную тележку, Иеанцов на полной скорости ехал к кромке бетонного поля.
      - Костя, на лед не съезжай! - крикнул Иванцову тракториcт, оставшийся у неисправного трактора.
      Но Иванцов не расслышал предупреждения. Когда он подъехал к кромке бетона, Прохоров ему показал на лед:
      - Давай прямо туда.
      И Иванцов, не сбавляя скорости, помчался по льду. Лихо развернувшись, он собирался спрыгнуть на лед, но заметил, что бульдозер вместе с тяжело нагруженной тележкой боком с прежней скоростью продолжал скользить на ребристых гусеницах к крутому берегу. Иванцов растерялся. А когда он сообразил, что надо делать, было уже поздно. Тележка, докатившаяся первой до крутого спуска, потянула за собой бульдозер, Костя еле успел спрыгнуть на лед. Из-за шума волн, с грохотом разбивавшихся о крутой берег острова, он не услышал всплеска от упавшей маслины.
      Поднявшись со льда и чувствуя на себе взгляды десятков людей, Иванцов с виноватым видом побрел к себе. Он нашел Копылова в палатке. Бригадир, надрываясь, кричал в телефонную трубку:
      - Семнадцатый, семнадцатый! Горячев! Товариш Горячев!..
      Заметив Иванцова, Копылов спросил:
      - Ты что, уже приехал?
      - Нет... Я- я утопил его.
      - Кого?!
      - Бульдозер.
      - Какой бульдозер?
      - Свой, вместе с тележкой... Сорвался с берега и прямо в море.
      Лицо Копылова вдруг вытянулось. Он опустил руку с телефонной трубкой и изменившимся голосом сказал:
      - Да знаешь ли, что ты наделал? Вот почему не отвечает семнадцатый землесос.- Копылов, приложив трубку к уху, часго забарабанил по рычагу телефонного аппарата: - Девушка, дайте скорей Байрамова. Разъедините! Как не можете? Аварийно, понимаете, аварийно!
      А в это время Байрамов из административной палатки отчитывал по телефону Плюева:
      - Что ты мне голову морочишь. Я тебя спрашиваю: где цемент? Почему до сих пор не разгружен Енисей? Ну что ты мне заладил: Трубы, трубы? Зачем они мне, твои трубы? Что? Какой бульдозер? При чем тут семнадцатый землесос?
      Байрамов забарабанил по рычагу аппарата, переключаясь на громкоговоритель:
      - Зачем вы меня разъединили?
      - Вас просят аварийно,- раздался в репродукторе голос телефонистки.
      - Ну, давайте. Что еще? Кто говорит? Что случилось?
      - Али Гасанович, на семнадцатый землесос упал бульдозер. Землесос повредило, не отвечает,-торопливо рассказывал Копылов.
      - Так, так,-отвечал Байрамов на каждую фразу Копылова.- А почему вы думаете, что машина упала на него?
      - Семнадцатый землесос прекратил подачу грунта... и связь оборвалась.
      - Ну хорошо, сейчас выясним.
      - Алексей Петрович,-обратился Байрамов к вошедшему Трофимову,- а районе семнадцатого землесоса в море упал бульдозер с тракторной тележкой. После этого землесос прекратил подачу гидромассы, и связь с ним прервалась.
      - Туда отправился Виктор Николаевич. Надо его разыскать. Позвоните на шестнадцатый.
      Байрамов пододвинул к себе поближе микрофон и сказал:
      - Дайте шестнадцатый землесос да никуда не отходите.
      - Хорошо.
      - Шестнадцатый слушает.
      - Говорит Байрамов. У вас был Виктор Николаевич?
      - Да, недавно уехал на семнадцатый,
      Байрамов и Трофимов тревожно переглянулись.
      - Теперь соедините с восемнадцатым. Восемнадцатый!
      - Восемнадцатый слушает.
      - Байрамов говорит. Виктор Николаевич у вас был?
      - Он здесь, только что прибыл.
      - Дайте ему трубку.
      - Я слушаю.
      В палатку неслышно вошла Таня Березина с электронным газоанализатором в руках. Вошла и остановилась, прислушиваясь к разговору, который вел по аппарату Байрамов с Виктором Дубравиным. Сообщив Дубравину о случившемся, Байрамов спросил:
      - Вы не помните, кто работал на семнадцатом?
      - Если смены не было, то Горячев, а фамилию второго не помню. Он сегодня первый день на землесосе - только что окончил курсы. Потом там остался журналист Зарубин.
      У входа в палатку раздался звон разбитого стекла. Байрамов и Трофимов оглянулись. Таня, бледная, растерянная, широко открытыми глазами смотрела на тревожные лица Байрамова и Трофимова. Перед ней на дощатом настиле валялись осколки электронного газоанализатора.
      - Вы слышали, Таня?-спросил ее Байрамов.
      Таня трижды кивнула. Прикусив губу, она села на скамейку.
      - Виктор Николаевич,- Байрамов повернулся к микрофону,-немедленно отправляйтесь к семнадцатому. Узнайте, какое там положение, и позвоните с шестнадцатого.
      Байрамов выключил репродуктор и подошел к Тане.
      - Ну что ж ты, Танюша, плачешь? Пока ведь еще ничего не случилось.
      - Я лучше пойду,- сказала девушка.
      - О ком это она? - серьезно спросил Байрамов Трофимова, когда девушка вышла.
      - Должно быть, о Зарубине.
      - Да... Ты не знаешь, где может быть сейчас Корнев?
      - Видел его в порту.
      Байрамов разыскал Корнева и приказал немедленно подготовить к спуску с подводного корабля водолазов в жестких скафандрах.
      Вскоре позвонил Виктор Дубравин и подтвердил, что землесос поврежден при падении бульдозера.
      - Разбит переходный тамбур, нарушен кабель и, очевидно, повреждено аккумуляторное отделение. Света на землесосе нет. Боюсь, что и воздушная линия порвана.
      - А сами всплыть они не могут? -спросил Трофимов.
      - Это исключено: уравновешивающие цистерны пробиты.
      * * *
      Все трое долго молчали. Зарубин после первых страхов и волнений вдруг успокоился. Сначала он вспомнил Москву, свою мать. В темноте не надо было закрывать глаз, чтобы представить ее. Вот она стоит, глядя на него добрыми глазами. Потом перед ним промелькнуло смеющееся лицо Тани. Он посмопрел на слабо светящийся циферблат своих часов: было десять минут седьмого.
      - Сейчас в Москве на улицах людно. Кончился рабочий день. Все спешат.
      - А сколько времени? - спросил Горячев.
      - Седьмой час.
      - Уже третий час пошел.
      - А на сколько нам хватит воздуха?
      - Если лежать и не двигаться, то часов на десять. Вот если бы аккумуляторы были целы, тогда мы могли бы долго продержаться.
      - Где же помощь? -- уныло спросил Сыров.
      - Ничего, Вася, будет помощь, обязательно спасут,-успокоил товарища Горячев.-Только не надо много разговаривать, кислород беречь надо.
      Наступила долгая пауза.
      Вдруг о корпус что-то звякнуло.
      - Что это, Ваня?
      - Должно быть, водолазы,- ответил Горячев, вглядываясь в слабый свет за носовым иллюминатором.
      В это время по корпусу землесоса снаружи кто-то трижды ударил.
      Горячев, нащупав в темноте гаечный ключ, ответил.
      Снова послышались удары. На этот раз то частые, то с паузами.
      - Что передают?-спросил Зарубин.
      - Спрашивают, как мы себя чувствуем.
      Снова последовала серия частых и редких ударов.
      - А теперь что?
      - Спрашивают, сколько мы можем продержаться.
      Горячев долго что-то выстукивал.
      Наконец разговор прекратился.
      Горячев сказал:
      - Я им предложил свой план. Вы извините, что я с вами не посоветовался,- спешил.