- Прошу вас, Николай Дмитриевич, пройдемте на веранду, там прохладно.
      - Вряд ли. Держу пари, что в Приморске сегодня нигде нeт прохладного места, разве что в холодильнике. Я бы, знаете за настоящее прохладное место сейчас согласился неделю не есть и не пить,-пошутил профессор, следуя за Трофимовым и вытирая платком лицо и лысину.
      - Ну так считайте себя умершим с голоду,-рассмеялся инженер, пропуская Дубравина в дверь.
      - О, да тут настоящая оранжерея!-воскликнул профессор.
      - Это хозяйство моей матери.
      - А где же она сама? Отдыхает? Нет? Тогда что же вы меня с ней не знакомите?
      - Она, наверное, на кухне, сейчас придет. Познакомьтесь, Николай Дмитриевич, с нашим гостем, журналистом.
      - Зарубин.
      - Моя фамилия Дубравин. - Пррфессор в упор посмотрел на юное лицо корреспондента.- Не тот ли вы Павел Зарубин,-так, кажется, был подписан очерк о геологах,-который -в четвертичных отложениях открыл палеозой?-Из-под косматых бровей профессора сверкнули лукавые огоньки.
      Зарубин готов был провалиться сквозь землю. Не только лицо, но и по-девичьи тонкая шея юноши покрылись пунцовыми пятнами. От смущения он не мог вымолвить и слова. Сжалившись над ним, Трофимов вмешался в разговор:
      - А что вы скажете, Николаи Дмитриевич, насчет температуры?
      - Да, пари я, кажется, проиграл,-признался профессор и, посмотрев в сторону Трофимова смеющимися глазами, добавил: - И считайте, Алексей Петрович, что вы виновник моей голодной смерти. А только знаете что? Нельзя ли проигрыш заменить ужином?
      - Ничего нет проще, Николай Дмигриевич,-засмеялся Трофимов.-Мама не знает о вашем поражении и готовит ужин на всех.
      - А какая же все-таки здесь температура?-Дубравин серьезно посмотрел на Трофимова.
      - Двадцать выше нуля.
      - А снаружи?
      - Днем было сорок два, а сейчас, должно быть, не меньше тридцати.
      - Каким же колдовством вы добиваетесь такой прохлады? Не в цветах ли тут дело?
      - Нет. Да вы садитесь,-Трофимов указал на легкое плетеное кресло возле круглого столика.- Сейчас раскрою секрет колдовства, если это вас интересует.
      - Очень интересно,-вставил Зарубин.
      Вошла Надежда Ивановна с дымящимся блюдом.
      - Знаете что. Надежда Ивановна,- шутил профессор, познакомившись с ней,-вы мой ангел-хранитель. Алексей Петрович обрек меня на голодную смерть, а вы предлагаете такой чудный ужин! Мне уже не терпится отведать.
      - Не хвалите прежде времени. Как бы ругать не пришлось,-заулыбалась Надежда Ивановна.
      - Ну, нет. Я как вошел, сразу понял, какой ужин готовится в этом доме.
      Пока Надежда Ивановна хлопотала у стола, Алексей Петрович посвятил гостя в секрет искусственного климата комнаты.
      - Все мое колдовство заключается в использовании давно известных химических реакций, проходящих с поглощением тепла. Я только нашел способ регулировать скорость реакции с помощью вот этого реле,-Трофимов указал на небольшой, похожий на электросчетчик прибор на стене комнаты.
      - А где же самый холодильник?-Дубравин обвел глазами комнату.
      - Вот он,-Трофимов указал на потолок.
      - А каковы перспективы этого вашего огкрытия?-не отставал Дубравин.
      - Поживем-увидим,-уклончиво ответил Трофимов.
      - Да, забавная штука! - заговорил профессор, поднимаясь из-за стола. Когда он говорил о чем-либо серьезном, он непременно должен был ходить.-Между прочим, я сегодня уже перестаю поражаться. Это был действительно удивительный для меня день. Я побывал на Песчаной косе. Туда я ехал через Белые камни, а обратно-вдоль побережья Приморские нефтяные промыслы я знал хорошо. Именно знал: Здесь я начинал свою, так сказать, геологическую карьеру еще до революции, здесь же работал в двадцатых годах, не раз бывал в этом районе и после. И вот, этих знакомых промыслов и, можно сказать, родных мест я не узнал. Ведь вы же, Алексей Петрович, не только оживили мертвые и омолодили старые промыслы, но и сказочно изменили их внешний вид. Кто бы мог подумать, что на этих голых камнях, покрытых грязью, будут цвести виноградники, лимоны, апельсины...
      Зарубин, занявшийся ужином, теперь прислушивался к каждому слову Дубравина. Профессор все больше заинтересовывал корреспондента. Отложив вилку, журналист вооружился блокнотом и карандашом. А Дубравин говорил и говорил. Он шагал по комнате то быстро, то медленно, останавливаясь, трогая что-нибудь руками, и снова шагал.
      - Что случилось, Алексей Петрович? - прервал себя профессор, заглядывая за диван, которым был отгорожен Атаман. Трофимов коротко рассказал о происшедшем.
      - Н-да,- задумчиво вымолвил профессор, но тут же встрепенулся: - А вы знаете, что про ваши дела пишут американцы?
      - Что оживление промыслов - это советская пропаганда? Чтож, они, пожалуй, правы. Мы не такие уж заурядные пропагандисты, ведь самый лучший вид пропаганды это дела, а дела у нас неплохие.
      - Да, я также полагаю, что у нас еще будет немало случаев для подобной пропаганды. Вот об одном таком возможном случае я и хотел с вами поговорить. - Дубравин замолчал и задумался.
      -Я вас слушаю, Николай Дмитриевич.-Трофимов поудобнее устроился в кресле, откинувшись на плетеную спинку. Помолчав немного, профессор начал:
      - Приморские месторождения, как вам известно, находятся на линии Снежных гор, идущих к Приморску с северо-запада. Вдоль этой горной цепи повсюду нефть. Из всех месторождений, расположенных в полосе Снежных гор, Приморские-самые значительные. Снежные горы у Приморска не кончаются. Они лишь опускаются под море и уходят дальше, на юго-восток. По ту сторону моря цепь гор вновь поднимается, но уже не столь значительно, как здесь. Вдоль невысоких гор по ту сторону моря расположены нефтяные месторождения Кзыл-даг, Небитдаг, Султан-даг и многие другие. Нефтеносен и полуостров Асфальтовый.
      Теперь давайте горную цепь мысленно разделим на три части: западную-по эту сторону моря, центральную-под морем и восточную - по ту сторону моря. Каждая часть длиной в несколько сот километров. Нефтеносность западной части возрастает по направлению к морю. По ту сторону моря нефтеносность горной полосы увеличивается с востока на запад, то есть тоже по направлению к морю, и самыми богатыми являются промыслы, расположенные на восточном побережьеморя. Теперь, что вы скажете о центральной части Mopской?-Николай Дмитриевич, опершись на спинку кресла, смотрел на Трофимова хитроватыми глазами.
      Алексей Петрович молчал, пораженный. Он был удивлен не тем, что морское дно нефтеносно,-об этом он знал, к тому же мелководная прибрежная часть морского дна уже разрабатывалась и давала много нефти,- его поразил напрашивавшийся сам собою логический вывод: под морем скрыты наиболее богатые месторождения нефти. Алексей Петрович уже не раз задумывался, как добраться до нефти, скрытой многокилометровой толщей морского дна и мощным слоем воды.
      Наконец инженер спросил:
      - Значит, вы, Николай Дмитриевич, считаете, что наиболее, богатые залежи нефти находятся под морем?
      - Я в этом совершенно уверен! Правда, мы еще плохо знаем геологическое строение морского дна. Однако факты, о которых я говорил, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что под морем хранятся огромные богатства. Настало время позаботиться об этих богатствах.
      - А какова глубина в этой части моря?-вставил Зарубин.
      Дубравин, недовольный вмешательством корреспондента в разговор, всем корпусом повернулся в сторону Зарубина и ответил с иронией:
      - Сущие пустяки, молодой человек. Каких-нибудь триста-четыреста метров. Можете перейти вброд.
      Зарубин обиженно поджал губы.
      - Николай Дмитриевич, разрешите, я вам переменю чай, ваш совсем остыл,-снова выручил Алексей Петрович.
      - Что? Чай?- Хорошо, не возражаю.
      - А вам, Павел Константинович, налить?
      - Нет, нет, спасибо,- поспешно отказался Зарубин, хотя чаю ему хотелось.
      Подвинув профессору вазочку с сахаром, Алексей Петрович задумчиво сказал, ни к кому не обращаясь:
      - Да, задача трудная, но интересная и увлекательная. Есть над чем подумать.
      - Так, знадит, по рукам!-и Дубравин протянул инжеяеру руку.
      - Не понимаю, что значит-по рукам?
      - Это значит,-давайте вместе думать о том, как взять морскую нефть, и не просто взять, а взять скорее.
      Алексей Петрович недоуменно смотрел на профессора.
      - Чтобы вам все было ясно, дорогой Алексей Петрович, скажу больше. Вы, может быть, знаете, что последние два года я возглавлял геологическую экспедицию, работавшую на восточном побережье моря. Эта экспедиция была очень плодотдорной. И, в частности, одним из важнейших результатов ее следует считать вывод о том, что под морским дном, между Приморским и Асфальтовым полуостровом, находятся богатейшее в мире месторождения нефти. О результатах разведочный работ я докладывал правительству, и мне сказали:
      -А почему бы вам, товарищ Дубравин, не заняться этим делом?
      Дубравин замолчал и из-под седых бровей в упор смотрел на Трофимова. Алексей Петрович молча чертил ложечкой на белой скатерти. Не в его манере было отвечать с ходу, нe подумавши.
      Его лицо, казалось, не выражало ничего. Только шрам на левой щеке свидетельство о годах, проведенных на фронте,- стал заметно бледней. Мысли, вызванные словами профессора, сменяли одна другую. Он видел море, то бушующее и беспощадное, то безмятежности ласковое, но всегда щедрое к тем, кто умеет доставать его богатства. Трофимов почти физически ощущал нефтеносные песчаные массивы, придавленные многослойным пластом морского дна и тяжестью воды.
      Ожидая продолжения разговора, не шевелясь, сидел и Зарубин. Корреспонденту казалось, что Алексей Петрович вот-вот заговорит. Но нарушил молчание профессор:
      - Если вы, Алексей Петрович, согласны, то завтра вылетаем. Воронин все знает. Вот вызов.-И Дубравин передал Трофимову короткое письмо, подписанное министром.
      Трофимов продолжал молчать, держа в руках письмо и не заглядывая в него.
      - Ну, а если вы не согласны; то мне разрешено не вручать вам этот документ, и тогда вы о нем ничего не знаете.
      - Нет, дело тут не только в моем согласии,- тихо и раздельно произнес Алексей Петрович.
      - В чем же еще?
      - Вот мы говорили с вами об оживлении мертвых промыслов. Но ведь еще далеко не все промыслы оживлены. Есть еще богатейшие нефтяные месторождения и залежи, хищнически загубленные еще до революции. Нефти в них уйма. Но она почти мертвая. Взять ее трудно. Да вот хотя бы промыслы Белые камни...
      - Да, я помню. Когда-то там били тысячепудовые открытые фонтаны. А сколько газа зря выпустили!
      - Вот-вот. Газ выпустили - и вся пластовая энергия ушла. Нефти там много, а отбираем мы ее в час по чайной ложке. И все потому, что вновь сообщить энергию пластам не можем. Пытались нагнетать в нефтеносные пласты газ, чтобы восстановить давление. Ничего не выходит. Эти старые, худые скважины, с грехом пополам зацементированные при царе Горохе, превратили промысел в решето. А с созданием законтурного водяного подпора совсем ничего не получается. Вода идет куда угодно, только в нужных пластах не держится, заливает нефтяные поля и еще больше портит дело. Вот если бы удалось изолировать нефтеносные пласты от водоносных, тогда бы можно было закачать в нефтяные залежи газ, восстановить давление и дать залежам законтурный водяной подбор. Подготавливаем мы кое-какое оружие против этой беды, но оно еще не готово. И мне бы хотелось это дело закончить.
      - А кроме вас, Алексей Петрович, это дело некому возглавить?
      - Нет, почему же,- улыбнулся Алексей Петрович.- Незаменимых людей не бывает.
      - Ну вот и прекрасно! И министр мне сказал, что вы согласитесь.
      - Министр? Откуда он мог знать?-удивился Алексей Петрович.
      -На то он и министр, чтобы знать свои кадры.-Дубравин с отеческой теплотой посмотрел на Трофимова.
      ...Рассвет застал троих мужчин за беседой. Никто не мог сказать, когда ушла к себе Надежда Ивановна.
      До вылета московского самолета оставалось еще несколько часов; все решили немного отдохнуть.
      Но прежде чем лечь, Алексей Петрович сел за письменный стол и на чистом листке бумаги написал:
      "О. П. Кирилловой. Что нужно сделать в первую очередь."
      Алексей Петрович задумался. Сам не зная зачем, выдвинул средний ящик стола. Взгляд его остановился на лежавшей там, уже пожелтевшей, фотографии девушки с задорным взглядом. Он взял портрет и прислонил его к письменному прибору. Вот оно, невозвратное прошлое-и радостное и до боли тяжелое. Сразу стало душно. Алексей Петрович потянул за ворот, пуговица отлетела и скатилась на пол.
      Иру Коврову он встретил на школьном выпускном вечере.
      В тот день мать подарила ему новый светло-серый костюм и сама повязала галстук. Пройдя к зеркалу, он не узнал себя. Перед ним стоял совсем взрослый, смущенно улыбающийся молодой человек. Мать подошла и встала рядом, положив руку на его плечо. Так минуту стояли они молча. Потом он повернулся к ней и, слегка нагнувшись, поцеловал ее в шеку..
      Торопливо сбегая по широкой лестнице, он на площадке столкнулся с темноглазой девушкой. От толчка крохотная сумочка выскользнула из ее рук. Смутившись и покраснев до слез, он растерянно смотрел в смеющиеся глаза девушки, позабыв даже извиниться. Кто-то из ребят, пробегая мимо, случайно толкнул его, и он чуть снова не сбил девушку с ног. Она нагнулась за сумочкой, и только тут он догадался помочь ей. Тяжелая коса соскользнула с ее спины и коснулась щеки Алексея. Он окончательно растерялся и неожиданно сказал:
      - Я вас не знаю...
      Девушка улыбнулась ему и как ни в чем не бывало весело ответила:
      - А я вас знаю. Вы-Алеша Трофимов. Лучший ученик десятого А. Меня зовут Ира Коврова. Пришла к вам на вечер. Будем знакомы,- сказала она, первая протягивая руку.
      - Откуда вы меня...
      - Пойдемте, покажу.
      И она дотащила его наверх.
      В актовом зале у стены толпились ученики. Ира и Алексей втиснулись в толпу, рассматривавшую портреты выпускников. В центре красовалась фотография Алексея с надписью: Алеша Трофимов, лучший ученик десятого класса А.
      Вернувшись домой, Алексей долго не спал, лежа с открытыми глазами. В ушах еще звучал задорный смех Иры.
      Так началась их дружба.
      Ира Коврова окончила девятый класс и летние каникулы проводила в Приморске. Встречи с ней навсегда остались в памяти Трофимова.
      Расставаясь с Алексеем, уезжавшим в Москву держать приемные экзамены в институт, Ира подарила ему свою фотокарточку.
      В Москве он с нетерпением ждал ее писем. Из них он знал все о ней: о школе, о преподавателях, о ее мечте поступить в медицинский институт. Но ей не суждено было учиться в нем. Наступил июнь 1941 года.
      Не сдав последнего экзамена за первый курс, Алексей ушел добровольцем в действующую армию. Его направили в военную школу, и через несколько месяцев, в звании младшего лейтенанта, он попал на фронт. Связь с Ирой он потерял.
      Сколько он ей ни писал, ответа не было.
      Осенью 1943 года его часть была отведена в ближний тыл на кратковременный отдых. Когда батальон, которым он командовал, готовился к выступлению, его вызвали в штаб полка. Шагая по заснеженной улице полуразрушенной деревушки, он услышал знакомый голос. Ошибиться он не мог. Это был ее голос! Он обернулся и с трудом поверил своим глазам. К нему бежала Ира. На ней ладно сидела серая шинель с погонами сержанта. Солдатский ремень туго перетягивал тонкую талию. Из-под ушанки выбивались завитки коротко остриженных темных волос. От легкого мороза алели щеки.
      В ее улыбке, во взгляде было столько искренней радости, что Алексей, забыв обо всем, не обращая внимания на проходивших мимо солдат его батальона, кинулся к ней. Еще сейчас, после стольких лет, он снова ощутил холодную влажность ее губ.
      Слегка отстранив от себя девушку, он долго смотрел в ее лицо. Это была та же Ира и в то же время другая. Она заметно повзрослела, возмужала. Только темные глаза смотрели задорно, как прежде.
      Он узнал, что она с первых дней войны в армии. Не раз переходила линию фронта, налаживая связь с партизанами, с коммунистами-подпольщиками, оставшимися в тылу врага.
      И этой ночью ей снова предстояло прыгнуть с парашютом за линией фронта.
      За несколько часов, проведенных вместе, они успели сфотографироваться у корреспондента армейской газеты. Фотокарточка и сейчас висит в комнате Надежды Ивановны.
      Это была их последняя встреча... Ира уходила на задание...
      Батальон Трофимова уже несколько дней не выходил из боя, преследуя противника. Немцы не успевали закрепиться на очередном рубеже и снова и снова откатывались на запад. Наконец под деревней Большие Бугры батальон попал под сильный огонь, залегли стал окапываться. Трофимов несколько раз поднимал солдат в атаку, но каждый раз приходилось отступать на прежние позиции, оставляя в неглубоком снегу павших товарищей. Огонь фашистов, засевших на господствовавших высотах, усиливался с каждым часом - враг непрерывно получал подкрепление. Советская артиллерия безуспешно пыталась нащупать и разрушить мост, по которому подходили фашистские резервы.
      К вечеру бой стих.
      Поредевший батальон Трофимова, как и его соседи справа и слева, готовился к ночному штурму. А перед рассветом партизаны взорвали мост и ударили немцам в спину. В совместном с партизанами штурме Большие Бугры были взяты.
      ...Иру хоронили за околицей деревни. Она погибла, прикрывая отход своей группы партизан-подрывников, уничтожившей мост.
      Когда над могилой вырос холмик талой земли, минуту все стояли в тишине. Затем раздался троекратный залп солдатского салюта.
      Окаменевший Трофимов вздрогнул. Не в воздух стреляли солдаты. Нет! Пули трижды прошли через его, Трофимова, сердце. А он все стоял, ничего не видя перед собой.
      Пожилой усатый солдат, случайный свидетель недавней встречи Трофимова с Ирой, тронул его за плечо:
      - Товарищ гвардии старший лейтенант, пора идти.
      ...Сколько времени простоял он одиноко над могилой? Минуту, час, два? Взгляд его упал на сиротливую, по-зимнему голую молодую березку. Саперной лопатой он осторожно очистил от снега землю вокруг тонкого ствола и стал окапывать шакные корни...
      Последний раз Алексей Петрович был на могиле Ирины прошлым летом; Чьи-то добрые руки положили в тот день на заросшую травой могилу, к самому стволу зеленокудрой берёзы, полевые цветы.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      От удара кулаком по столу зазвенела посуда. Хрустальный бокал, стоявший на краю стола, упал на пол и разбился. От второго удара перевернулась пепельница, и на залитую вином скатерть высыпались изжеванные окурки. Гул голосов оборвался, и все находившиеся в ресторане обернулись в сторону столика, за которым сидели трое мужчин - инженеры Родионов и Белоцерковский и геолог Ветров. Белоцерковский заискивающе успокаивал захмелевшего приятеля:
      - Ну зачем так, Александр Емельянович! Никто не спорит. Конечно, кроме тебя, некому быть главным инженером. Тебя и назначат. Это определенно. А о Трофимове ты забудь..
      - Плевать мне на вашего Трофимова!-крикнул Родионов, и новый удар потряс столик.
      Подбежавшие официанты стали успокаивать скандалиста.
      Ветров пожалел, что принял предложение посидеть часок за дружеской, беседой. Он с нескрываемым отвращением смотрел на перекошенное злобой длинное лицо Родионова с дергающимися побелевшими губами. От его обычной холодной надменности не осталось и следа.
      Белоцерковский не скупился на лесть, чтобы угодить будущему главному инженеру.
      Родионов потребовал еще вина.
      Ветров решительно встал, собираясь уходить. Заметив это, Родионов зло сказал:
      - Тебе что, наше общество не нравится?
      - Ну что вы? Общество изысканное!
      Ветров повернулся, направляясь к выходу. Почти у самой двери его догнал Родионов:
      - Постой!
      - Что вы от меня хотите?-с неприязнью спросил Ветров.
      Родионов, притянув Ветрова за борта пиджака, дохнул водочным перегаром:
      - За Трофимова обиделся?
      - Оставьте вы в покое Трофимова! И уберите руки.
      -. Не пущу! - упрямо мотнул головой Родионов, крепче сжимая кулаки.
      Ветров спокойно взял Родионова за кисти рук и сжал их, словно железными тисками. Ослабевшие пальцы Родионова. разжались сами собой. Слегка оттолкнув его от себя, Ветров быстро вышел.
      - Трофимовский прихвостень! - бросил ему вслед Родионов. С мрачным лицом, пошатываясь, он вернулся к столику. Белоцерковский наклонился к самому уху Родионова и быстро зашептал:
      - Ты будешь главным инженером объединения. Только нельзя сидеть и ждать. Надо положить на обе лопатки Трофимова. И это должен сделать ты. У меня есть план.
      - Ну? - тупо уставился на приятеля Родионов.
      - Всю eго работу надо представить в соответствующем свете. Необходимо доказать, что Трофимов авантюрист. А это -сделать нетрудно.
      - Ерунда! Я с самого начала был против всех его мероприятий и погорел.
      - Нет, не ерунда, Александр Емельянович. Сейчас ты все поймешь. Трофимов заслужил славу талантливого инженера на контурном заводнении? Да? Ты был против перенесения опыта восточных районов сюда, в Приморск. Почему? Потому что там нефть залегает в спокойных складках и условия для наводнения идеальные. Здесь совсем другое дело. Каждая складка похожа на перевернутую тарелку, разбитую на мелкие куски. К тому же месторождения здесь старые. Ты, Александр Емельянович, предупреждал, что возможно обводнение и гибель залежей нефти?
      - Предупреждал и был разбит.
      - Совершенно верно. А сейчас что оказалось? Ты оказался прав, а действия Трофимова-чистейший авантюризм.
      - Как так?
      - Очень просто. Законтурное заводнение мы применили почти на всех промыслах. Да? А что мы имеем в Белых камнях? Что?
      - Ну, обводнение саой залежи.
      - Вот именно, обводнение. И вместо нефти добываем почти чистую воду. Холодную балку тоже обводнили. А Черную речку? А Кирьяновскую долину? Кто был прав: ты или Трофимов?
      - Да, но на других промыслах, где применено законтурное завадиейие, мы сейчас добываем нефти в полтора раза больше, чем раньше.
      - Это ничего не значит. Добыча повышается лишь вначале. Вперед надо смотреть, Александр Емельяновяч. Под угрозой обводнения находится еще много промыслов. Что хотят сделать Воронин с Трофимовым? Ускорить заводнение Светлоозерского месторождения и других промыслов. А добыча нефти уже сейчас начинает падать. План ведь не выполняем. Задолжали целых полмиллиона тонн. А дальше что? Полный крах!
      Белоцерковский замолчал, выжидающе глядя на отупевшего от водки Родионова. Родионов некоторое время смотрел на приятеля, стараясь вникнуть в смысл его слов. Потом лицо его перекосилось в нехорошей улыбке. Он сказал:
      - Ты, Борис, хоть и подлец, а светлая у тебя голова. Давай выпьем.
      - Подожди, Александр Емельянович.- Белоцерковский, заискивающе улыбаясь, старался поймать взгляд Родионова.- Слушай дальше. Кто предложил забойный депарафинизатор? Кто?
      - Ну, Трофимов.
      - Кто был против?
      - Я.
      - И ты тоже считаешь, что потерпел поражение?
      - А, по-твоему, я выиграл?
      - Вот именно!
      - Что?
      - Ты был прав, дорогой Александр Емельянович Вот послушай. Кде применили забойный депарафинизатор? На месторождениях Зеленого мыса. Больше нефти стали давать скважины? Нет. Меньше. В чем причина? Конечно, в этом пресловутом забойном депарафинизаторе, благодаря которому Трофимов приобрел еще больший авторитет. Сейчас вся призабойная зона закупорена парафином, и нефть к скважинам почти не поступает.
      - Ты, Борис, что-то путаешь,- пьяным голосом возразил Родионов.- Там это дурачье подключили де... депарафинизаторы, знаешь как? А на других промыслах депарафинизатор дал хорошие результаты.
      - Какое нам дело до других промыслов! Зеленый мыс это наш козырь. Депарафинизаторы там выкинули, и никто, кроме нас с тобой, не знает, почему они не дали результатов. И не надо, чтобы знали. Мы закачаем в скважины горячий газ, очистим от парафина призабойную зону скважин и снова оживим промысел. Это будет наш актив. Слушай дальше. Ты, Александр Емельянович, знаешь, что Воронин по предложению Трофимова распорядился закачивать за нефтяной контур воду из Светлых озер. Ты был против, но тебя не послушались.
      - Я и сейчас против.
      -Вот, вот. Пока нет в Приморске Трофимова, иди к Зарубину и снова протестуй. Основание есть.
      - Ты имеешь в виду скважины Рыбацкой бухты?
      - Именно.
      - Ерунда. Дело там не в светлоозерской воде. Просто шторм разбил арматуру, и скважины забило песком и илом.
      - А кто это знает?
      - Я знаю.
      - Ну, а почему нельзя сказать, что там отложились соли и окислы железа из-за того, что эта вода не годится?
      Родионов с минуту тупо смотрел мутными глазами на Белоцерковского, потом, осмыслив его слова и погрозив пальцем, проговорил:
      - Ну и хитер же ты, Борька! Только в чем же твой план? Белоцерковский, приблизив губы вплотную к уху Родионова, что-то быстро зашептал.
      - А ты, пожалуй, прав,- сказал Родионов, выслушав приятеля.- Это здорово! Прямо министру!
      - А еще лучше в Цека.
      - Вот это здорово! Не умей работать - умей отчитываться. Ты все это сам напиши. У тебя это здорово получится, а я подпишу. А знаешь, Борька, этот Трофимов у меня давно вот здесь поперек стоит,- Родионов провел ребром ладони по горлу.- Как вернулся из армии, поступил к нам на второй курс. Сразу ему и то и се. И он первый студент! Ну как же, фронтовик! Боевой командир! Грудь в орденах! А еще неизвестно, что он там был за командир! зло выкрикивал Родионов.- Может быть, я...
      - Нет, это ты, Александр Емельянович, напрасно. Учился он хорошо. А вот только зря ты стерпел, когда он тебе за девчат челюсть набок свернул,умышленно напомнил Белоцерковский своему приятелю старую обиду.
      - Борька!-в голосе Родионова послышались угрожающие нотки.-Не говори мне об этом... Я еще с ним рассчитаюсь! За мной не пропадет!
      - Только ты не упускай момента. Сейчас ситуация самая подходящая. И тогда его песенка спета, а ты будешь первым заместителем у Воронина, главным инженером. А там, кто знает,-усидит ли на своем тепленьком местечке. Чем ты хуже его? Только ты, Александр Емельянович, меня не забудь.
      - О чем разговор! Конечно. Выбирай, что хочешь: хочешь, на мое теперешнее место, хочешь, главным инженером управляющим любого треста. А Трофимова я назначу дежурным слесарем на самый отстающий промысел. Ха-ха
      -И тогда посмотрим, чья будет Кириллова! А сейчас давай выпьем.
      - С удовольствием...
      На другой вечер Белоцерковский принес на квартиру Родионову длинную кляузу, которую тог подписал.
      - А ты знаешь, Борис, я говорил с Ворониным. Он приостановил закачку воды на Светлых озерах.- Родионов торжествующе посмотрел на Белоцерковского.
      - Мало. Надо добиться полной отмены приказа.
      - Постараюсь. Ну, вот что. Ты это отправь сегодня же.- Родионов указал на кляузу.- А мне сейчас некогда. Иду в театр. Знаешь с кем?
      - Неужели с Кирилловой?
      - Спрашиваешь!
      - Ну, поздравляю.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      В подавленном настроении вернулась домой Ольга. Швырнув на диван сумочку, она задернула штору на темном окне и, сбросив туфли, по привычке с ногами влезла в стоявшее у письменного стола широкое мягкое кресло. Машинально выдернула из головы шпильки. Тяжелый пучок развалился две большие косы скользнули на спину. Ольга почувствовала, как сильно устала за этот сумасшедший день. Девушка долго сидела в раздумье. Двигаться больше не хотелось, но мысль о завтрашнем дне волновала Ольгу. Все ли они подготовили к испытанию атомных холодильников? Еще и еще раз она пыталась продумать все от начала до конца, но не могла. Другие мысли не давали сосредоточиться на предстоящих испытаниях, вызывали злость и возмущение. Днем, в разгаре работы, Ольге позвонил председатель комиссии, приехавшей из Москвы по заявлению Родионова, и попросил зайти. Оторваться от дела она не сумела, но кляуза Родионова, о которой узнала из разговора с председателем комиссии, так возмутила и расстроила ее, что продолжать работу с прежним увлечением она уже не смогла. "Спасибо еще Тане и Ашурбеку,--думала Ольга,-прямо перед ними стыдно-они все сегодня сделали за меня. Но хорош же этот Родионов! До чего дошел!" Ольге было так тяжело, будто кляуза была написана не на Трофимова, а на нее.
      -Позвоню ему,-она протянула руку к телефону.
      - Что-нибудь случилось? - спросил Алексей Петрович после первых же ее тревожных слов.
      Ольга торопливо рассказала ему о беседе с председателем комиссии.
      - Все знаю, Ольга Петровна. Зря волнуетесь, к вам это не относится,и, почувствовав, должно быть, что сказал не то, Трофимов со смехом добавил: - Заявление пустое, разобраться в нем нетрудно. Чудак этот Родионов, должно быть, написал спьяну.- Голос Алексея Петровича казался спокойным. Но в сдержанности Ольга почувствовала тревогу.
      - Как он посмел?! - негодовала она.- Как можно быть таким непорядочным?
      - Вас это удивляет?-тихо, с грустью ответил Алексей Петрович.- А меня нет. И давно. Ну, да стоит ли об этом говорить. Вы очень устали, Ольга Петровна? - переменил он разговор.
      - По правде сказать, очень. А что?
      - Да ничего особенного. Вечер сегодня чудесный,-неуверенно, словно не зная, что сказать, промолвил Алексей Петрович. Что-то нежное и радостное шевельнулось в груди Ольги. Она уже собиралась с духом, чтобы сказать, что она совсем не устала, нокак-то растерялась, замешкалась, и Алексей Петрович, выждав немного, сказал: - Ну, ладно, желаю вам хорошо отдохнуть...
      В трубке послышались короткие гудки.
      "Что же это такое? - с досадой подумала Ольга, чувствуя, то краснеет,почему я так робею перед ним?"
      Немного успокоившись, она выдвинула верхний правый ящик и достала тетрадь в черном переплете. Подержавшее некоторое время в руках, наугад раскрыла на середине. Одну за другой стала читать густо исписанные страницы.
      19 м а я. Ох, как трудно нам будет без A.П. Мне даже страшно. И не чуточку, а очень. Не представляю, как мы будем готовить холодильники без него. И вообще мне без него как-то неуютно. Хоть бы два слова написал чего-нибудь такого... А то О. П. Кирилловой. Что нужно сделать в первую очередь. Дальше идет сухой перечень заданий. И ничего больше...