Она положила пирог Аниске на колени и встала. Во двор вошла Катя.
      - Аниска пришла? Больше не уйдёшь?
      Аниска не ответила и не подняла глаз. Катя поглядела на одну, поглядела на другую.
      - Поругались, да? Всё, как петухи.
      - Ничего не поругались, - оттопырив маленькие губы, ответила Светлана, - а просто я с ней больше не вожусь...
      - А почему же?
      - А потому же. Сами потом скажете, что я с жульницей вожусь.
      - Аниска, - сказала Катя, - а ты разве жульница?
      - Да, - сказала Аниска и ещё ниже опустила голову.
      Катя удивлённо посмотрела на неё:
      - Как это?
      - А так, - подхватила Светлана, - у тётки пироги утащила.
      Катя немножко помедлила, подумала. И вдруг рассердилась и всё её ленивое спокойствие исчезло.
      - Она же для тебя принесла! А если бы не ты, то и не взяла бы их никогда! А уж ты скорей "жульница"! Тоже слово какое нашла! Да я бы на Анискином месте и водиться-то с тобой ни одного дня не стала бы, даже ни одной минуточки!
      Катя круто повернулась и пошла прочь. Светлана вскочила и побежала за ней - она вовсе не хотела ссориться с Катей. Аниска глядела им вслед, не трогаясь с места.
      Возле пруда, в большой тёплой луже Танюшка, Верка и белобрысый Прошка делали мельницу. Катя и Светлана вошли в лужу. Танюшка и Верка поднялись им навстречу. И Прошка присунулся. Стоят всей кучкой, говорят что-то и поглядывают в Анискину сторону.
      Аниска медленно завернула в фартук пироги с морковью, встала и, не оглядываясь, пошла домой. Ей хотелось спрятаться где-нибудь на задворках, лечь, закрыть глаза и забыть всё так, чтоб совсем отняло память.
      Мать увидела её в окно.
      - Что это Лиза про пироги говорит? - закричала было она. Но поглядела в туманные Анискины глаза и сразу сбавила голос. - Ты что? Ай, заболела? Ступай-ка на печку, прогрейся хорошенько!
      Аниска молча положила на лавку надкусанные пироги и залезла на печку. Она долго смотрела в потолок. Мать расспрашивала про тётку Анну, про Гришутку, про харчи. Аниска отвечала односложно, думая о своём. Потом вдруг заплакала.
      - Ты о чём? - встревожилась мать. - Тётка Анна обижает, что ли?
      - Нет.
      - А чего ж тогда?
      - Я ведь не украла пироги-то... Я взяла просто - их ведь там было много...
      - Ах, вон что! Ну, а зачем взяла-то, разве тебе их не дали?
      - Нужно мне было.
      - Попросить надо. Кто ж так-то берёт? Разве можно?
      - Да она не дала бы.
      - А может, и дала бы. А раз не дала - самой брать нельзя! Хоть бы и не для себя...
      Аниска, наклонясь с печки, поглядела на мать:
      - Мамка... А тебе кто сказал, что я не для себя?
      - Ну, кто сказал - сама вижу. Подружке небось принесла. А ей-то наши пироги не больно нужны! Глупая ты у меня, Аниска! Трудно тебе будет на свете жить. Э-эх! Сердце у тебя всё наружу - кто захочет, тот и поранит. И тут же прервала себя: - Ну, не в этом дело. Нужны или не нужны ей пироги, а без спросу брать ничего нельзя. Придёшь к тётке Анне - скажи, что взяла. А ругаться будет - ну что ж, терпи. За дело. Вперёд умнее будешь. Скажи непременно, слышишь?
      Аниска ответила со вздохом:
      - Скажу.
      Теплота приятно размаривала и нежила. Но лишь только Аниска начинала дремать - воспоминание о том, что случилось, как булавкой кололо в сердце. И она снова открывала глаза.
      "Жульница!"
      12. КУДА ПЛЫВУТ ОБЛАКА
      Дни в Корешках жаркие, медленные, как смола, текущая по стволу, как облака, идущие по небу...
      Аниска сидела на бугорке над рекой. Гришутка играл на песке, у самой воды. Он отыскивал в песке крошечные раковины, гладкие камушки, чёртовы пальцы и складывал всё это на круглом глянцевитом листе кувшинки.
      Аниска сушила мокрые от купания волосы. Они очень отросли за лето и крупными завитками лежали по плечам.
      Отсюда, с бугорка, далеко видно. На том берегу кусты растут островками, а между кустов, на солнечных полянках, корешковские колхозники сушат сено. Аниска никого не знает, даже девчонок не знает. В первый же день, когда она только что появилась в Корешках и пришла на колодец, одна корешковская девочка сразу высмеяла её:
      - Ты куда глядишь - на меня или на тётку Марью?
      Стоявшая тут суровая тётка Марья осадила девчонку:
      - Эко, язык-то у тебя вредный!
      Девчонка застеснялась:
      - Да ведь я так, я шуткой!
      Но Аниска уже больше ни разу не пошла на колодец в то время, когда там был народ.
      Она считала дни. Оставалось немного - последний лужок за рекой, вот этот самый. Аниске видно было, как вдали по ровному лугу ходили конные грабли, загребая длинные пушистые валы. Ближе к берегу, где росли кусты, колхозницы таскали сено охапками. Вон в синем платке тётка Анна. Высокая, худощавая, она широко взмахивает граблями. Вон набрала охапку, потащила. Ну и охапка - с полвоза будет! И откуда у неё сила такая?
      Аниска мельком взглянула на Гришутку. Гришутка втыкал в песок зелёные ветки - может быть, устраивал сад. Солнце припекало, размаривало. Аниска подняла глаза к белым облакам, и сразу её мысли потекли куда-то далеко от Корешков, от покоса, от Гришутки, - вслед за белыми холмистыми облаками... Куда они идут? Куда плывут они, словно большие гуси-лебеди по глубокой голубой воде?
      Учительница рассказывала, что иногда облака идут низко, даже садятся на верхушки гор. А на горах домики. Вот сядет облако возле домика. Люди утром проснутся - что такое? Солнца не видно. Открыли окно - а в окно облако лезет...
      Неожиданно резкий крик прозвенел над рекой. Аниска вскочила, взглянула вниз - Гришутки на песке не было. А на том берегу маленькая черноволосая женщина кричала, хватаясь за щёки:
      - Ой, утонул! Ой, утонул!
      Аниска скатилась с бугорка. Гришутка барахтался в осоке. Он не кричал, а только кряхтел с испуга. Аниска вытащила его на берег. Руки у неё дрожали, когда она снимала с него мокрую, с налипшей тиной, рубашку.
      На крик со всех покосных полянок бежали женщины. Впереди - тётка Анна.
      - Где? Где? - хрипло кричала она.
      И едва поверила своим глазам, когда увидела на том берегу своего толстого Гришутку, который голышом сидел в траве и даже не плакал.
      - В воде был! Сама видела - разрази меня гроза! - тараторила чёрненькая женщина. - Уже нырял, уж совсем воду хлебал, вот разбей меня гром!
      - Иди домой! - крикнула тётка Анна Аниске. - Чтоб ноги твоей не было у речки!
      Женщины вернулись на покос. Тётка Анна тоже ушла, но, уходя, погрозилась граблями.
      - Пойдём! Скорей! - торопила Аниска.
      Но Гришутка упирался:
      - А что я, голый пойду, да?
      - Ну и что же? Не замёрзнешь.
      - А вороны утащат!
      Но Аниска уговорила его. Они шли рядышком. Гришутка скоро и позабыл совсем, что он голый, - бегал за бабочками, ловил кузнечиков, разглядывал мышиные норки...
      Аниска сушила на ветру его рубашку, неся её над головой. А когда подошли к усадьбам, рубашка уже высохла и Гришутка оделся.
      Аниска с трепетом ждала, когда придёт тётка Анна.
      "Может, она до вечера-то забудет, - думалось ей, - а хоть и не забудет - всё-таки не так уж будет злиться!"
      Но тётка Анна, хоть и вернулась домой очень поздно, всё-таки ничего не забыла.
      - Завтра же домой отправляйся! - сурово сказала она. - Завтра же! - И пробормотала вполголоса: - С дураками свяжешься - только горя наживёшь.
      Утром Аниска ушла домой. Как она ждала этого дня! А день-то этот получился грустный. Даже спасибо ей не сказали за все эти долгие томительные часы, за то, что потешала Гришутку, за то, что убиралась в избе, за то, что так молчаливо тосковала по дому... Ни одного хорошего словечка ей не сказали!
      Только одно порадовало: Гришутка догнал её и сунул ей в руку обсосанную конфетку. И пробурчал на прощание:
      - Как вырасту большой, так и я к тебе в царство-государство приду!
      Аниска улыбнулась ему:
      - Ладно. Обязательно приходи. Я ждать буду!
      И пошла. Хотела ещё что-нибудь сказать милому светлоглазому парнишке, но только махнула рукой и торопливо зашагала по тропинке.
      Сухая жёлтая рожь кланялась ей налитым колосом.
      "Скоро жниво... - подумала Аниска. - Малина поспела... Теперь на Ясной вырубке что делается! Если б не пироги эти!.."
      Воспоминание о пирогах вызвало снова чувство тоски и недоумения хотела порадовать Светлану, а только рассердила и сама оказалась жульницей... Но за эти пироги она уж расплатилась ещё раз - тётка Анна тогда целых полдня ругала и стыдила её. Неужели и этого ещё мало?
      13. ТРУДНАЯ ДРУЖБА
      Аниска не знала, какой разговор произошёл возле большой тёплой лужи, в которой торчали крупные стебли золотого, уже отцветшего чистяка. А разговор был такой. Первой начала Светлана, потому что Катя молчала и глядела в сторону.
      - Вы подумайте, девочки! Украла пироги и принесла мне. Ну, я и откусила - я же ведь не знала, что они утащенные!
      Танюшка всплеснула руками:
      - Украла! Воровка! Надо смотреть за ней, а то придёт да чего-нибудь украдёт!
      - Она не воровка, - сказала Катя, - и ничего не украдёт. Не придумывай.
      Это неожиданное возражение сбило Танюшку, и она умолкла.
      Светлана обиделась:
      - А ты что думаешь - я неправду говорю, да? Она же при тебе созналась, что жульница!
      Но Катя, не отвечая, повернулась и пошла - пошлёпала по тёплой луже.
      - Теперь Косуле попадёт!.. - сунулся было Прошка.
      Но Верка оборвала его:
      - Смотри, как бы тебе самому от Косули не попало.
      Друг за другом побрели по воде. Снимали с чистяка коричневые коробочки с семенами. Потом собрались в кружок и стали считать, у кого этих коробочек больше. Светлана тоже ходила с ними и тоже собирала коробочки... Почему это никто не возмутился вместе с нею, как будто она зря наговорила на Аниску? А может, и правда зря?
      Скорее всего, поэтому и случилось так, что когда Аниска вошла в свою деревню - ей пришлось и удивиться и обрадоваться: Светлана встретила её с улыбкой.
      - Совсем пришла, да? Вот и хорошо! Теперь пойдём за малиной помнишь, ты меня в какое-то местечко отвести собиралась?
      Есть в лесу потаённый уголок. Туда ведёт только узенькая, полузаросшая тропочка, да и ту мало кто знает.
      Идти туда надо сумрачным ельником, пробираться сквозь заросли можжевеловых кустов, прокладывать путь среди густых спесивых папоротников. Светлана шла следом за Аниской, поторапливаясь, чтобы не отстать, и в то же время робко поглядывала кругом. Ей казалось, что лес становится всё угрюмей, какие-то сухие ёлки - снизу совсем нет ни веток, ни зелени, только лохматая макушка темнеет где-то наверху. И так они густо растут, что и неба не видно.
      Иногда путь преграждала валежина - рыжая, суковатая, с торчащими корнями... А то возвышался на пути огромный муравейник. Светлана обегала далеко стороной, потому что боялась муравьев, и тогда Аниска ждала её.
      - Ой, этому лесу конца нет! - крикнула Светлана, уморившись. - Ты заблудилась, наверно!
      - Лесу конца нет, - ответила Аниска, - а нашей дороге конец есть. Видишь - светлеет?
      Лес расступился как-то внезапно и встал по сторонам со своим сумраком, холодком и сырыми травами. Щедрое солнце заливало вырубку, полную пней и малиновых зарослей. Малинник пышно заполнил поляну, и даже издали было видно, что тонкие белёсые ветки гнутся от красных ягод. Светлана захлопала в ладоши:
      - Ой, сколько! Ой, я с ума сойду!
      Девочки приподнимали ветки, прозрачные алые ягоды сами ложились в руку. А тёмные, перезрелые - не успеешь подхватить, только дотронешься, а уж они падают вниз, в спутанную траву. Очень скоро кринки стали полны, а на языке появилась оскомина. Но сладкие ягоды манили и не отпускали и не давали уйти...
      Всё шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула - чуть не из-под руки порскнула эта птичка.
      - Тут, значит, гнёздышко есть, - сказала Аниска, - отойди.
      - Почему же - отойди? - возразила Светлана. - Я хочу посмотреть!
      - Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые...
      - А я хочу!
      - Ну ведь она может совсем гнёздышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнёздышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.
      - А я посмотрю!
      Аниска встала между кустом и Светланой.
      - А! Не даёшь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!
      - И я пойду...
      - Нет! Я одна пойду!
      У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным - для чего здесь родилось столько малины, если её и собирать некому?..
      Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздёрнув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж - значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза её блестели от удержанных слёз. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Всё равно Аниска больше не знает, что ещё для неё сделать.
      Обратный путь показался ещё длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пёнышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.
      Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:
      - Давай, я твою малину понесу?
      Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.
      Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник... Сквозь деревья замелькало светло-жёлтое поле.
      - А хочешь, я тебе свою малину отдам? - сказала Аниска. - Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!
      Светлана потрясла косичками:
      - Нет, спасибо.
      Хоть и скупо она разговаривала, но всё же Аниска заметила, что голос её стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.
      У околицы Светлана повернулась к ней:
      - Ну, теперь давай. Сама донесу.
      Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдёт её капризная подружка, как тогда с ней помириться?
      - А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?
      Светлана с усмешкой покосилась на неё:
      - Утащишь?
      - Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмёшь?
      - Не возьму. Это нищие выпрашивают.
      Несколько шагов прошли молча.
      - А если я ронжу поймаю, - вдруг сказала Аниска, - возьмёшь?
      Светлана фыркнула:
      - Так и поймала!
      - А если поймаю?
      - Ну поймай.
      - А возьмёшь?
      - Возьму.
      - Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!
      14. РОНЖА
      В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце - волчье лыко - украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду - на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше - то замучаешься и умрёшь. Среди вершин ещё порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит...
      Но где же эта краснокрылая ронжа вьёт своё гнездо? Там, где глухо и сыро и подальше от людей, - вот где она вьёт гнездо и выводит деток.
      Аниска ходила по лесу каждый день. С утра работала с девочками в поле - подтаскивала снопы, подгребала солому... А когда кончали работу и девочки бежали на речку - Аниска молча замедляла шаг и поворачивалась к лесу.
      Как-то раз Танюшка пристала к ней:
      - Чего ты всё ходишь туда, ну скажи? Ну чего ты всё одна ходишь?
      Аниска упёрлась взглядом в землю:
      - Хожу - значит, надо.
      - Да чего тебе там надо? Клад, что ли, ищешь?
      Аниска повторила упрямо:
      - Надо мне. Надо. И не лезь.
      - Ну ищи, ищи, - засмеялась Танюшка. - Может, найдёшь сундук с золотом!
      - Она мне ронжу ловит! - объяснила Светлана девочкам.
      Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.
      Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:
      - Ну, что же? Всё ещё не поймала ронжу? А я жду!
      И при этом незаметно подмаргивала девочкам.
      Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.
      Аниска становилась всё угрюмее. Она обошла лес и рощу, заглянула во все овраги, и ближние и дальние, лазила в чащобу молодого ельника, вязла в болоте... Каждый вечер она, не дождавшись ужина, засыпала от усталости. Лиза жаловалась на неё, сонную. Мать грозилась по утрам, что если Аниска опять после работы убежит в лес, то она не даст ей обеда... Аниска всё терпела, и всё напрасно. Ронжи не было.
      В сырой пасмурный день, когда можно было поспать подольше, Аниску разбудила одна острая мысль:
      "А Лощины! Дальние Лощины - что же я туда-то не сходила?! Там глухо и сыро и от людей далеко!"
      Аниска бесшумно соскользнула с кровати.
      Лиза, уверенная, что уж сегодня-то ей ни в коем случае не придётся сидеть с Николькой, сладко спала, приоткрыв рот.
      Улучив минутку, когда мать вышла в сени, Аниска вылезла в окно и скрылась.
      Ольховые кусты под росой сверкали, будто отделанные серебром. Острые горьковатые запахи стояли в прохладной чаще. Иногда на пути попадалась осинка, тронутая красной краской. И тогда Аниске хотелось остановиться и смотреть на неё неизвестно сколько времени...
      Аниска долго шла по лесной дороге. Потом дорога пропала в сырых овражках, в густом папоротнике. Вот и Лощины - глухое место. Высокие старые ёлки верхушками глядели в небо. А внизу под ёлками было тихо и сумрачно.
      Аниска вышла на полянку, заросшую жёстким голубым цикорием, похожую на голубой прудок, затаившийся в лесу. Она присела на сухую валежину и упёрлась лбом в свои шершавые ладони. Где-то высоко над головой лепетала осина, пинькали синицы... Аниска вдруг почувствовала, что она очень устала.
      "Не буду больше искать ронжу, - решила она. - Ну что ж, пусть не дружится. Не буду".
      Она встала и медленно пошла через полянку. Лесная трава стояла по пояс.
      Вдруг шевельнулась, закачалась еловая ветка. Аниска подняла глаза: на большом старом дереве, покрытом волокнистыми голубыми лишаями, сидела необыкновенная птица. Она, словно большой яркий цветок, как-то боком висела на суку и поглядывала на Аниску. Чёрная как бархат шапочка, светло-зеленоватая грудка, красное перо в крыле...
      Аниска перестала дышать.
      "Ронжа?"
      Птица, легко вспорхнув, развернула крылья, и Аниске показалось, что она сейчас ослепнет от этой красоты. Красные, как огонь, были у этой птицы крылья, красный, как огонь, был у неё хвост! Она тихо, бесшумно скользнула над полянкой и скрылась в густой древесной листве.
      "Ронжа!"
      Аниске хотелось кричать от радости. Но она затаила дух и крадучись подошла к дереву, покрытому лишаями. Прижавшись к стволу, она долго глядела вверх, разглядывая старые сучья. Не здесь ли спрятала ронжа своё гнездо?
      И Аниска увидела это гнездо. Оно чернело вверху среди густых веток, прижатое к самому стволу. Там должны быть детки. Большие уже должны быть детки - лето на исходе!
      Аниска подобрала подол, заткнула за пояс и полезла на корявую смолистую ёлку. Обдираясь о сучья, морщась от сухой хвои, которая набивалась ей в волосы и сыпалась в глаза, Аниска упрямо лезла всё выше и выше. Она карабкалась трудно, долго. А когда уселась на большом суку передохнуть и подняла глаза, то увидела, что гнездо уже совсем близко, над самой её головой. Она перебралась повыше и заглянула в гнездо.
      Аниска не ошиблась - в гнезде сидели птенцы. Они уже оперились. Но что такое?
      Тускло-серые, чуть рыжеватые к хвосту, они вовсе не были красивы. У них не было красных перьев на крыльях, а хвостов и совсем ещё не было видно. Куцые глупые птенцы доверчиво и беспомощно глядели из гнезда на Аниску.
      - Бедненькие! Ну как же я возьму вас от матери? - сказала Аниска. Ой, как же мне быть?!
      У неё не поднималась рука взять птенца из гнезда. Вот, сколько она искала эту ронжу, сколько мучилась! А когда нашла - не может взять! Аниске хотелось плакать.
      "А зачем их ловить? Ронжа не может жить в неволе. Умрёт от тоски по лесу..."
      Это отец сказал Аниске. Но что же ей теперь делать, если она обещала Светлане?
      Аниска стиснула зубы и запустила руку в гнездо. Птенцы тревожно затрепетали крыльями, один вырвался из гнезда и взлетел. Аниска схватила его.
      Вдруг закачались ветки и красная птица с пронзительным криком кинулась к Аниске. Она кричала, словно звала на помощь. Она чуть не касалась крыльями Анискиных волос...
      Тёплое маленькое тельце птенца дрожало в руках, и в нём изо всех сил билось сердце. Аниска нежно коснулась губами бархатной головки.
      - Не бойся. Я тебя не обижу...
      Бережно завернув птенца в фартук, Аниска спустилась с дерева и пошла через высокие травы. А красная птица ещё долго кричала у своего гнезда. И от этого крика у Аниски всю дорогу острой болью болела душа.
      Домой Аниска пришла как раз к обеду. Мать, увидев её, всплеснула руками:
      - Ох, на кого ж ты похожа? И где это тебя угораздило?
      - А руки-то все в смоле! - подхватила Лиза. - И платье разорвано! А в фартуке что?
      Аниска посмотрела на мать, на Лизу, на свои чёрные от смолы руки, на порванное платье с мокрым подолом... И вдруг, заглянув в фартук, бегом бросилась из избы.
      - Совсем рехнулась, - сказала Лиза.
      Мать только вздохнула. Ну что ей делать с этой горе-головушкой Аниской?
      Аниска прибежала к Тумановым. Светлана стояла перед зеркалом и завязывала синий бант в косе. Она увидела Аниску в зеркало:
      - Фу, какая... испачканная!
      Но Аниска схватила своей чёрной от смолы рукой тонкую руку Светланы и прошептала:
      - Я тебе ронжу нашла! Я из гнезда достала! Теперь ты будешь со мной дружиться?
      Светлана встрепенулась:
      - Правда? Где она, покажи скорей!
      Аниска раскрыла фартук. Испуганный птенец сидел съёжившись и ни на кого не глядел.
      - Это и есть ронжа? - протянула Светлана. - Ну что же в ней хорошего?
      - Да ведь это ещё детка! - сказала Аниска задрожавшим голосом. - У него красные крылья потом вырастут! Ты увидишь, какой он красивый будет! Он скоро вырастет!
      Аниска говорила, стараясь убедить Светлану, но уже чувствовала, что всё это напрасно. Светлане не понравилась ронжа.
      - Я не виновата... - пробурчала наконец Аниска. - Если бы большую ронжу можно было поймать - я бы поймала. Ну ведь эта тоже красивая будет!
      Светлана засмеялась. Но обернулась к ней, увидела её жалкие косые глаза и вдруг обняла за плечи.
      - Да ну ладно! Ронжа-ронжа! А на что она мне? Пойдём к нам в огород, горошку поедим. Я ведь сказала, что буду с тобой дружить - значит, буду!
      И, схватив Аниску за руку, потащила её в огород.
      - Подожди! - ответила сразу утешенная Аниска. - Я сейчас. Птенчика в лукошко посажу. А завтра отнесу обратно, на ёлку. Пусть его мать выкормит!
      15. ГУСИ-ЛЕБЕДИ
      Так и прошло лето - с дождями и солнцем, с грозами и алым сиянием зорь...
      Аниска не заметила, как дни полетели один за другим вместе с золотой осенней листвой.
      Дружила или нет с ней Светлана? Трудно было Аниске понять. Нынче дружила, а завтра обижала. Правда, Аниска никогда не говорила о своих обидах, хотя эти обиды каждый раз всё тяжелей ложились ей на сердце. Но стоило Светлане кликнуть её, Аниска бежала к ней полная радости.
      В этот ясный осенний день Светлана позвала Аниску к старой, поваленной бурей рябине:
      - Пойдём на рябине покачаемся!
      Девочки взобрались на большой сук, тихонько покачивались и смеялись им казалось, что они птицы.
      - Давай петь! - сказала Светлана. И запела тоненьким голоском:
      - Жили у бабуси
      Два весёлых гуся
      Один серый, другой белый,
      Два весёлых гуся!
      Аниска стала ей подтягивать. Но голос у неё был неверный, и песня не получалась, только получалось очень смешно - кто в лес, кто по дрова.
      Посмеявшись, они снова запели. И снова рассмеялись.
      - Ой, падаю! - вдруг закричала Аниска. И свалилась в мягкую рябиновую листву.
      Хохот поднялся ещё громче. Аниска думала, что сейчас умрёт от смеха, и она никак не могла встать и вылезти из рябиновых веток.
      А Светлана наверху смеялась, повизгивала и сквозь смех кричала:
      - Ой, и я сейчас! Ой, и я сейчас!..
      В разгар этого веселья неожиданно явился белобрысый Прошка. Он подошёл и сказал басом:
      - Светлана! Эй!
      - Что тебе ещё? - крикнула Светлана.
      - Иди. Бабушка домой велела.
      - Ну вот ещё! Зачем такое?
      Аниска выбралась из листвы и помогла Светлане слезть с ветки.
      - Сейчас сбегаем и опять придём, ладно? - сказала Светлана. - Ты, пожалуйста, не уходи домой, ты со мной!..
      Девочки побежали. Ещё издали Аниска увидела во дворе у Тумановых какую-то женщину в белой кофточке. Она приостановилась и неизвестно почему встревожилась.
      - А у вас кто-то...
      - Где?
      - А вон... У калитки с бабушкой стоят...
      Светлана пригляделась. И вдруг взвизгнула, бросила Анискину руку и припустилась к дому.
      - Мама! Мамочка приехала!
      Аниска не знала, что же ей делать теперь? Бежать за Светланой? А Светлана уже и забыла про неё. Она повисла на шее у своей мамы, целовала её, что-то быстро рассказывала...
      Потом все пошли в избу - бабушка, мама, Светлана... Но тут Светлана вспомнила про Аниску.
      - Что же ты стоишь? Иди сюда! Сейчас вещи собирать будем - я уезжаю!
      Аниска медленно подошла к Светлане, у неё ноги почему-то стали очень тяжёлыми.
      - Да не бойся, иди! - нетерпеливо кричала Светлана. - Я уж маме рассказала, что ты мне ронжу принесла! А знаешь, она мне новую игру купила!..
      Быстрые Светланины слова кружились где-то возле уха, как летняя мошкара. А в сознании осталось только одно:
      "Уезжает"...
      Аниска вошла вслед за Светланой в избу. Бабушка Туманова торопливо собирала на стол. Светланина мама - вся какая-то чистенькая, беленькая, приглаженная - укладывала в чемодан знакомые платья: красное тоненькое, в котором Светлана появилась впервые, розовое в полоску, вышитый фартучек, испачканный малиной...
      - Уезжаешь...
      - Ну да! Уезжаю! Ведь первое сентября скоро! А у мамы сегодня выходной - вот она за мной и приехала. Сейчас лошадь запрягут - мама наняла в колхозе лошадь! И папа пишет из командировки, что скоро домой приедет. А потом, у нас комнату в Москве новыми обоями оклеили... Сейчас пообедаем и поедем!
      Аниска неподвижными глазами смотрела на Светлану и ничего не говорила. Светлана даже обиделась немножко.
      - А тебе даже всё равно, что я уезжаю!
      Но, взглянув на Аниску, примолкла, словно поняла, что большое горе слов не имеет.
      Светлане стало неприятно. Анискина тоска мешала её радостному настроению. И она с нетерпением обратилась к матери:
      - Мама, ну когда же мы поедем?!
      - Всё готово, - ответила мама, - пообедаем и поедем.
      Мама закрыла чемодан, вымыла свои белые руки.
      - Девочки, за стол! Живо-живо!
      Аниску рядом со Светланой усадили за стол. Мама привезла из Москвы колбасы - поджаренная с яйцами, она пахла остро и горячо. Аниска молча съела кусочек, но не почувствовала вкуса.
      Светланина бабушка внимательно поглядела на Аниску.
      - Ты что это уж очень загоревала-то? Полно, полно. Стоит того!
      Аниска не отвечала, но глаза её налились слезами.
      - Да и не стоит, - продолжала бабушка, - наша-то барышня про тебя тотчас забудет. Только за порог!
      - Нет, - глухо, но твёрдо возразила Аниска и вскинула на Светлану блестящие от слёз глаза.
      Она ждала, она требовала, чтобы Светлана немедленно вмешалась и сказала бы, что это не так, что это бабушка так думает, а Светлана никогда не забудет Аниску, что ей никак нельзя забыть Аниску.
      Но Светлана, увидев этот взгляд, чуть-чуть сморщила свой защипнутый носик и нетерпеливо заболтала ногой.
      - Ну, что вы всё... Забудет - не забудет!
      - Не болтай ногами, - сказала мама, - ешь. - А потом повернулась к Аниске, положила ей на голову свою белую тёплую руку и заглянула в лицо. Ты что так расстроилась, девочка? Ведь и горя-то никакого нет. На будущий год Светлана опять приедет. Ну, давай-ка улыбнёмся!
      Но Аниска не могла улыбнуться. Она хмурилась и сжимала губы, стараясь удержаться и не заплакать.
      - И ты не сердись на Светлану, - продолжала Светланина мама, - ведь она городская. Ведь там её дом. А здесь она чужая всё-таки. И не обижайся, ладно? Ведь каждому домой хочется!.. И тебе хотелось бы, ведь правда?
      Тут за окном послышались голоса девчонок. Светлана живо выскочила из-за стола и подбежала к окну.
      - Ой как хорошо! - весело закричала она. - Девочки меня проводить пришли!
      Аниска молча сползла с лавки и пошла из избы.
      Вскоре вышли на улицу и Светлана, и её мама, и бабушка. Ребятишки уже глазели у ворот, шныряли возле лошади - интересно же посмотреть, какая у Светланы мать, и какой у них чемодан, и как они будут прощаться...
      Катя, Верка и Танюшка окружили Светлану. Светлана обнимала их по очереди. Она очень любила их всех в эту минуту.
      - До свиданья, до свиданья! - повторяла она, и в голубеньких глазках её бегали слезинки. - Я всё время буду вас вспоминать.
      А когда чемодан уже поставили в телегу, она вдруг оглянулась:
      - А где же Аниса?
      Катя молча отвела глаза и стала глядеть куда-то в сторону. Она всегда так делала, когда должна была сказать что-то неприятное человеку и не хотела сказать. Но зато Верка и Танюшка тотчас всё объяснили.
      - Она от вас как вышла, так и ушла, - торопилась Танюшка, - прямо будто её выгнали!
      - А мы кричим, куда же ты? А провожать-то? - перебила Верка. - А она...
      - А она губы зажала, и ничего!
      Светлана обиженно обернулась к бабушке:
      - Вот видишь, бабушка! А ты всё на меня. - И сердито добавила, влезая в тележку: - Я тебе говорила, что она чудная!
      Бабушка покачала головой и ничего не ответила. Зато мама нахмурилась.