Петра повернулась так быстро, что растянула шею, и оказалась лицом к лицу с еще одним высоким темноволосым джентльменом, но этот был другим. Черты его лица были резче. Он был старше. Что-то шевельнулось в глубине ее души. Маркиз Ротгар внимательно смотрел на нее.
      Почему он так смотрит на нее?
      Он попрощался со своими собеседниками и пошел к Петре и ее сопровождающему. Как и его брат, он был одет просто, темные волосы завязаны сзади. Он не произнес ни слова, и лорд Брайт объяснил:
      – Я нашел эту леди, когда на нее набросилась назойливая миссис Дигби, и она сказала, что хочет поговорить с тобой. Я не обыскивал ее на предмет оружия.
      – Мы здесь никого не обыскиваем на предмет оружия. Было бы несправедливо выделять кого-то одного, и я уверен, что никто не попытается убить меня, по крайней мере в течение года. – Он слегка поклонился. – Мэм?
      Петра не могла говорить. Его взгляд заворожил ее.
      – Возможно, вы хотели посетить дом? – спросил он, жестом приглашая ее войти. – У меня есть множество предметов, которые могли бы вас заинтересовать.
      – Бей, – с беспокойством произнесла леди Брайт. Маркиз слегка улыбнулся:
      – Я вас пугаю? Я вовсе не имел в виду ничего плохого, моя дорогая, но, если хотите, леди Брайт может сопровождать нас. Forse dovremmo andare in un luogo un po' piu appartato per discuterne.
      От итальянского у Петры перехватило дыхание. Он сказал, что им следует поговорить наедине, но это показывало, что он знает или по меньшей мере подозревает, кто она такая. Она не могла разгадать его чувства, но не видела ни гнева, ни страха, и это была встреча, к которой она так стремилась, поэтому, когда он протянул руку, она вложила в нее свою и позволила ему вести себя.
      Робин оделся роскошно, Тереза Корнелис ценила такие вещи, а носильщики принесли его прямо в богато украшенный холл, поэтому никто не мог увидеть его в столь пышном наряде в это время дня. Робин выбрался из портшеза и огляделся. Он много раз бывал в Карлайл-Хаусе на приемах, но сейчас это место казалось странным, пустое и с гулким эхом, как в театре.
      Тереза Корнелис спорхнула по лестнице, чтобы приветствовать его, одетая как герцогиня и с такой же величественностью, но ее глаза были проницательны, как у ястреба. Если Петра нашла убежище здесь, Робин постарается как можно скорее забрать ее отсюда. Он прошел вслед за женщиной в приемную и отказался от предложенного угощения, задав вопрос, ответ на который его больше всего интересовал.
      – Петра д'Аверио, милорд? – переспросила она, накрашенные брови взметнулись вверх. Ее итальянский акцент был сильнее, чем у Петры. – Я не видела ее с тех пор, как она была ребенком.
      – Но вы знаете ее?
      Она пожала плечами и развела руками, точь-в-точь как Петра.
      – Разве можно не знать дочь своей покровительницы? Я видела ее играющей в куклы. Очаровательное дитя. Темноволосая. – Она лукаво добавила: – Ни граф, ни ее мать не были такими темными.
      Робин остолбенел. Эта женщина подтвердила историю Петры. Она была контессина Петра д'Аверио, и он с благоговейным трепетом думал о ее отваге и силе духа, когда она оказалась выброшена в жестокий мир.
      – Насколько мне известно, вы хорошо знали ее мать, – сказал Робин.
      Она снова пожала плечами:
      – Она хотела улучшить свой голос и была достаточно добра, чтобы нанять меня, а потом между нами установились теплые отношения. Мы были почти ровесницы.
      – Сожалею, мадам, но вынужден сообщить вам, что она недавно скончалась.
      – А-а. – Она изменилась в лице и сказала: – Все это было очень давно, и я не видела ее больше десяти лет.
      – Вы переписывались?
      – Время от времени. Мне некогда, милорд. У меня полно дел.
      Несмотря на популярность ее развлечений и высокие цены, которые она назначала, она постоянно балансировала на грани банкротства.
      – Контессина на самом деле не была дочерью ее мужа, – сказал Робин.
      – С чего вы взяли?
      – Вы намекали на это, мадам, а ее брат подтвердил это теперь, когда его мать мертва.
      Тереза Корнелис поморщилась, но промолчала.
      – Контесса говорила вам, кто отец Петры?
      – Почему это заботит вас, лорд Хантерсдаун?
      – У меня есть на то причины.
      Он почти видел, как она высчитывает свои выгоды и потери.
      – Амалия никогда не упоминала его имени, говорила только, что он англичанин и молод. Ну и конечно же, верх совершенства. Она безрассудно влюбилась, милорд, печальная напасть молодых. Ей повезло, что все не закончилось несчастьем.
      Похоже, в этих словах была некая нежность, поэтому Робин решил приоткрыть ей правду.
      – Это все еще может повредить Петре. Сейчас, когда мать контессины умерла, а брат опозорил ее, она сбежала в Англию. Я надеялся, что она связалась с вами.
      – Со мной? Конечно, я бы с радостью приняла дочь моей давней подруги, если бы она приехала ко мне, но… но это экстраординарно.
      Робин понял, что Петры здесь нет, и встал.
      – Если она появится у вас, мадам, я был бы благодарен, если бы вы известили меня об этом.
      Она тоже встала, внимательно глядя на него.
      – Простите меня, милорд Хантерсдаун, но какое вы имеете отношение к малышке Петре?
      – Я встретил ее во Франции и оказал ей небольшую услугу. Меня тревожило отсутствие у нее четких планов, и я надеялся услышать о ней хорошие новости.
      – Она обещала стать очень красивой женщиной, – заметила Тереза.
      – И она выполнила это обещание, но я не желаю ей зла, мадам.
      – Молодые джентльмены вроде вас, милорд, бесчестят женщин, не видя в этом никакого зла.
      – Госпожа Корнелис, вы же не хотите сделать меня своим врагом.
      Ее щеки покраснели под слоем румян, но она сказала:
      – Вы женитесь на ней?
      – Это вас не касается.
      – Поскольку я должна заменить ей мать, очень даже касается.
      Возможно, у этой женщины все-таки добрые намерения.
      – Я рад, что вы станете ее другом, мадам. Если она появится у вас, вы пришлете мне весточку?
      Леди до мозга костей, она ответила:
      – Это, милорд, будет зависеть от нее.
      Робин стиснул зубы.
      – Я буду щедр к любому, кто сообщит мне о ее местонахождении.
      В глазах Терезы Корнелис вспыхнула алчность, но она погасила ее и проводила Робина до его портшеза. Когда один из его слуг открыл дверцу, она сказала:
      – Я видела объявления о человеке по имени Варци.
      Робин замер.
      – Да?
      – Он приходил сюда. Он, видимо, тоже думал, что Петра может искать убежища у меня.
      – Вы дали ему такой же ответ?
      – Это правда, милорд.
      Робин уселся в портшез, и его вынесли на улицу. История Петры была правдой, и Варци был в Лондоне, разыскивая ее. Он должен поймать этого человека, но объявления не принесли никакой пользы. Он вернулся домой и пошел в свой кабинет, чтобы составить новый план.
      Он оставил коряво написанное письмо Петры на столе и теперь взял его, чтобы перечитать, наверное, уже в десятый раз. Теперь он заметил на грубой сургучной печати отпечаток пальца и долго рассматривал его. Контессина Петра д'Аверио. Незаконнорожденная дочь беспечного англичанина. Нищая и безрассудная, она не могла стать хорошей женой, но Робин не мог жить без нее.
      Его мать будет в ярости, но по крайней мере Петра была рождена и воспитана в аристократических кругах. Он был уверен, что она прекрасно освоится в гостиной и в бальном зале и с легкостью исполнит сложный придворный реверанс.
      Но представят ли ее ко двору?
      Должны представить, раз она его жена, его графиня.
      Криво улыбаясь своей глупости, он поцеловал сломанную печать и сунул письмо под жилет, поближе к сердцу. Впервые за долгое время одна часть его пути была ясна. Он остановит Варци, найдет Петру и уговорит ее дать ему еще один шанс.
      Торн приехал, не привезя никаких новостей. Похоже, никто не следил за Карлайл-Хаусом и никого не отправляли с сообщением. Он оставил одного человека следить просто на всякий случай.
      Робин сообщил, что сказала госпожа Корнелис.
      – Она говорила правду? – спросил Торн.
      – Думаю, да.
      – Значит, невероятная история твоей Петры – правда.
      – Я должен найти ее, но не знаю, с чего начать.
      – Почему не поместить еще одно объявление?
      – Последнее не принесло никакой пользы.
      Маркиз ничего не говорил, молчала и Петра. Как и его брат, он двигался неторопливо, обменивался словами с гостями. Однако он не представлял им Петру, что вызывало недоуменные взгляды. Тут Петра вспомнила, что не сказала лорду Брайту своего имени, а лорд Ротгар не спрашивал.
      Они вошли в дом из патио, ведущего в зимний сад, из сада можно было войти в зал, где стены были увешаны картинами с изображением вьющихся по решеткам растений, как будто перемещая внутрь то, что находится снаружи. Потом они прошли по обшитому деревянными панелями коридору внутрь величественного дома, где царила тишина. Петру била дрожь.
      – Вам нечего меня бояться, – сказал он, ведя ее по коридору в позолоченный мраморный холл с огромным пустым камином и широкой лестницей. Одинокий лакей невозмутимо стоял у закрытой парадной двери. – Но я действительно должен кое-что показать вам.
      Он провел ее по другому коридору в маленькую комнату, где вдоль стен стояли буфеты и комоды, а посередине стол и стулья.
      – Здесь мы храним наши личные украшения, – сказал он, выдвинув сначала один неглубокий ящик, потом другой. – А! – Он достал что-то и повернулся, чтобы показать ей.
      Петра взяла маленькую овальную миниатюру молодого человека на фоне схематично нарисованных итальянских развалин. Картина была выполнена не самым лучшим художником, но он уловил сияющую красоту, которой обладают некоторые юноши, прежде чем стать мужчинами. У него были темные глаза, а его темные волосы свободно ниспадали на воротник.
      Он был поразительно похож на нее.
      – Сядь, – сказал он, пододвигая ей стул.
      Петра села. Иначе она, наверное, упала бы на пол.
      – Так это правда.
      – Ты сомневалась? Я сожалею, если это маленькое представление шокировало тебя. У меня есть прискорбная склонность к театральности. Хочешь чего-нибудь? Чаю, вина?
      Петра несколько раз глубоко вдохнула.
      – Возможно, да. Не думаю, что в последнее время я ела досыта.
      Он вышел, а она внимательно рассмотрела портрет, видя молодого человека, который привел в восторг ее мать. Красивый, но очень молодой, но ведь тогда ее матери было всего двадцать, хотя она была замужем пять лет.
      Он вернулся и поставил стул так, чтобы сесть лицом к ней.
      – Не считай, что ты обязана говорить. У нас есть время.
      – У вас гости.
      – И семья, чтобы заполнить пустоту. Брайт и Порция, Бранд и Роуз, моя сестра Хильда и ее выводок. – Петра, должно быть, выглядела озадаченной, потому что он добавил: – Не считай, что должна всех запоминать. Я заполняю тишину из страха, что ты исчезнешь, как джинн из арабской сказки.
      Она внимательно посмотрела на него:
      – Не думаю, что вы чего-то боитесь.
      – Страх не трусость, его не надо стыдиться.
      Петра посмотрела на свои грязные руки, лежавшие на дешевой, покрытой пылью юбке, потом подняла на него глаза:
      – Вы знали?
      – О твоем существовании? Нет. С моей стороны было глупо не поинтересоваться, но я был очень молод. Полагаю, я решил, что Амалия сказала бы мне, но зачем ей это делать? Ее муж принял тебя?
      – Да, – ответила Петра, не желая пока вдаваться в подробности.
      – Твое имя? – спросил он. Она смущенно рассмеялась:
      – Петра Мария д'Аверио.
      Он кивнул, но тут в дверь постучали. Он пошел открыть ее и принял поднос. Предпочитает, чтобы слуга не видел ее? Но лакей уже видел. Темный Маркиз воспринимал все это очень спокойно, но она никак не могла разгадать его. Он поставил поднос на стол и стал наливать.
      – Я на свой риск заказал кофе, ведь мало кто из итальянцев любит чай. Не так ли?
      – Да, это так, – ответила она, ощутив восхитительный аромат. Как давно это было?
      В Монтрё. Она отбросила эту мысль. Ее отец никогда не должен узнать о Монтрё, особенно о том, что случилось на «Кулике». Если у нее появилась хоть какая-то надежда, ей нужна ее добродетель.
      – Сливки, сахар? – спросил он.
      – И то и другое, пожалуйста. И побольше.
      Он улыбнулся и вложил чашку и блюдце ей в руки. Она сделала глоток и вдохнула аромат, потом выпила еще, наслаждаясь вкусом. Но она знала, что он ждет ее рассказа.
      – Я… я не знаю, с чего начать, милорд.
      – Не торопись. – Он поставил перед ней маленькую тарелку, предлагая мясо между кусочками хлеба. – Это называется сандвичи в честь графа Сандвича, который придумал их, потому что не хотел оставлять игорный стол, чтобы поесть. Очень удобно в такие моменты, как сейчас. – Когда она взяла один, он улыбнулся: – Как это восхитительно ново, кормить своего собственного голодного ребенка.
      – У вас нет других детей? – Петра покраснела и торопливо откусила кусочек. Он женился лишь в прошлом году, о бастардах она не говорила, потому что сама была незаконнорожденной.
      – Никого.
      Сандвич оказался вкусным, а она была голодна, но все-таки отложила его.
      – Я должна вам сказать, что могу принести сюда опасность, милорд.
      Он вскинул брови, но не выглядел встревоженным.
      – Опасность от кого?
      Она не хотела рассказывать ему о том, что совершила глупость, но не могла допустить, чтобы кто-то еще пострадал из-за нее.
      – От человека по имени Варци, который работает на графа ди Пуриери. Лудовико – граф – хочет меня, и послал Варци притащить меня обратно.
      Он щелкнул пальцами.
      – Хорошо, что ты мне рассказала. Что он совершил на данный момент? Он причинил тебе зло?
      Он говорил без гнева, но Петра чувствовала, будто ее вдруг окружила высокая стена и армия. Она едва не расплакалась от облегчения, но и от страха тоже. Это были холодные стены и безжалостная армия. Ее отец не должен узнать о Робине, потому что может повернуть свою армию против него, поскольку посчитает, что этот мужчина изнасиловал его дочь.
      Неужели он ее отец?
      Мать была права, говоря, что они похожи.
      – Варци схватил меня в Булони, – начала она, тщательно подбирая каждое слово. – Я сбежала, но он ранил двух человек, которые пытались помочь мне. Я должна признаться, что ранила одного из людей Варци, когда убегала. Из-за этого могут быть проблемы.
      – Здесь французское правосудие никак не может повлиять на тебя. Что же до этого Варци, теперь, когда я знаю, он больше никогда не потревожит тебя.
      «Неужели все англичане считают себя неуязвимыми?»
      – Вы недооцениваете его, милорд.
      – Я знаю цену людям, особенно врагам. Ты думаешь, он последовал за тобой сюда?
      – Я старалась отделаться от любых преследователей.
      – Хорошо. Пусть он больше не тревожит тебя, моя дорогая.
      В ней вспыхнула искра раздражения.
      Словно прочитав ее мысли, он улыбнулся:
      – Я – твой отец, и ты должна позволить мне защищать тебя.
      Именно этого Петра и боялась.
      Он встал.
      – Я очень рад, что ты нашла меня, Петра, но я должен вернуться к гостям. Ты, вероятно, хочешь отдохнуть, принять ванну, переодеться?
      Петра тоже встала.
      – Простите. Но у меня нет другой одежды.
      – Не важно. Одежду можно найти. Полагаю, у тебя такой же размер, как у моей жены.
      Петра совсем забыла о его жене.
      – Она не будет возражать?
      – Одолжить тебе платье? Нет.
      – Против моего существования.
      – Возражать против романа, случившегося больше двадцати лет назад? Она слишком мудра для этого, и, честно говоря, ты принесла драгоценный дар. Но это тоже пусть подождет. – Он помедлил в нерешительности, что было совсем не похоже на него. – Я не буду давить на тебя, но мне было бы приятно, если бы ты когда-нибудь смогла называть меня отец или папа.
      Она удивленно посмотрела на него:
      – Вы хотите открыто признать меня?
      – При таком поразительном сходстве, – весело ответил он, – я не вижу другого выхода.
      Он пошел к двери, чтобы снова поговорить с лакеем, потом вернулся, чтобы отвести ее из комнаты вверх по лестнице и по лабиринту коридоров. Какую отдаленную комнату отвели незаконнорожденной дочери?
      – Этот дом настоящий лабиринт, – сказал он. – Слишком много перестроек за столько столетий. Зови лакея, чтобы сопровождал тебя, если не хочешь заблудиться. В большинстве комнат есть звонки.
      Он открыл дверь в очаровательную, залитую солнцем спальню, отделанную в темно-розовых и кремовых тонах.
      – Позже ты можешь выбрать другую, но пока оставайся в этой. Звонок вот здесь, у камина. Проси всего, что пожелаешь, моя дорогая. Теперь это твой дом. Я поставлю у твоей двери лакея, чтобы служил тебе проводником и на случай, если ты не ошибаешься насчет синьора Варци. Сегодня Эбби более уязвимо, чем обычно.
      Уязвимо. Петра выглянула наружу, увидев переполненное народом поместье.
      – Варци беспощаден, – предупредила Петра. – В Булони он взял верх над одним из охранявших меня и угрожал изувечить его, если я не пойду с ним. Но тогда у него было двое подручных.
      – Сколько у него их сейчас?
      – Ни одного из тех. Одного я ранила. Другой… был убит контрабандистом.
      – Я восхищен. Но не бойся. Мое положение и деятельность требуют определенной степени безопасности. Здесь он не будет угрожать тебе.
      Он ушел, а Петра села в кресло, обитое розовым бархатом, ослабевшая от облегчения, смущения, усталости и страха, особенно за Робина. Слава Богу, она не позволила ему привезти ее сюда. Она с первого взгляда поняла, какой он человек. Маркиз Ротгар, несомненно, сделал бы то же самое. Он не будет благосклонно смотреть на негодяя, который прелюбодействовал с его дочерью, не важно, как он ее защищал.
      Конечно, ей не нужно было об этом рассказывать. Если только не окажется, что она беременна. Это было несчастье, о котором она отказывалась даже думать.
      Но многие отцы стали бы настаивать на браке, даже если их дочь просто была наедине с мужчиной в интимной обстановке, не важно, делила ли она с этим мужчиной постель. Три раза, если считать карету.
      Вынужденный брак. Было бы ужасно поступить так с Робином, и она не хотела этого. Сейчас она была в смятении, слишком ранима и неустроенна в этой жизни, чтобы предпринимать шаги, которые нельзя исправить. Ей нужно время, чтобы привыкнуть, понять, узнать, какие возможности у нее есть и чего она хочет.
      Ей придется логично объяснить свою историю, не упоминая Робина.
      Нет, это невозможно.
      Тогда она придумает кого-то, кто сыграет его роль. Ей ужасно не хотелось начинать новую жизнь со лжи, но она должна. Она вытерла слезы. Во-первых, ей нужно имя.
      Она оставит «Робина», потому что знала, что иначе рано или поздно ошибется. Или… Роберт. Это имя более распространенное, подумала она. Если что-нибудь из того, что он говорил ей, было правдой. Смешно после их приключений, но она не могла быть уверена даже в «Робине». Она попыталась в подробностях вспомнить их первый день, когда они играли в ту правдивую игру, и она скрывала факты. Нет сомнений, что и он тоже, и по-крупному, потому что он не хотел, чтобы авантюристка узнала слишком много. Хотела бы она, чтобы он рассказал ей правду до того, как они расстались… Но зачем ему это? Она же не открыла ему свои секреты. Но «Робин». Ей придется верить в это, иначе у нее не было ничего, вообще ничего. Ей нужно было придумать фамилию, которая звучала бы достаточно правдоподобно для англичанина, а она знала, что такие вещи в чужом языке полны ловушек. Она вспомнила Могучего Майка Коккрофта. Значит Роберт Коккрофт. Да, это должно сработать. Что с остальными деталями? Дербишир мог быть правдой. По правде говоря, Хантингдоншир, вероятно, тоже, поэтому Роберт Коккрофт должен быть откуда-то издалека. Она представила карту Англии и выбрала мыс, выпирающий в Атлантику. Корнуолл. Роберт Коккрофт, спокойный джентльмен безупречной добродетели. Старше, но не слишком стар для приключений. Около сорока. Да, это подойдет. Воображение нарисовало ей Роберта Коккрофта – немного седоват, немного плотноват. Добрый и надежный, без малейшего намека на самонадеянность.
      Следующей ее мыслью было защитить себя. Ей придется признать свою глупость с Лудо, чтобы попытаться объяснить его безумное преследование, но не степень этой глупости. Однажды сплетни из Милана могут добраться сюда, но сплетни можно отрицать.
      Или окажется, что она беременна, доказывая, что она совершила не одну ошибку, а две.
      Это снова вызвало у нее слезы, но она заставила себя собраться. Она здесь. Она выполнила обещание, данное матери, и предсказания матери оказались правдой. Ее отец был готов принять ее, обеспечивать ее и защищать, а если кто-нибудь и мог защитить ее, то это маркиз Ротгар.
      Он будет преследовать Варци, а это поможет безопасности Робина и его людей тоже.
      Возможно, если повезет и если у нее хватит ума, скоро у нее снова будет упорядоченная, безопасная жизнь. Но все равно ей придется рассказать свою историю, а она почувствует себя сильнее и смелее, если вымоется и будет прилично выглядеть.
      Она посмотрела на звонок, но вместо этого ее привлекла очаровательная постель. Она была занавешена кремовыми шторами, вышитыми цветами, матрас покрыт таким же покрывалом. Не сейчас. Может быть, позже, когда она будет чистой…
      Но тут она поняла, что не может сопротивляться. Она разделась до рубашки, сбросила рваные туфли, откинула покрывало и забралась по ступенькам на чистые белые простыни. Она натянула на себя одеяло, вдыхая аромат солнца, на котором эти простыни сушили, подняла глаза на шелковые складки с внутренней стороны балдахина. «Чистая, хорошо проветренная постель подойдет, в чистой комнате. В комнате, где я буду совершенно одна».
      «О, Робин. Надеюсь, тебе так же хорошо сейчас, как и мне».
      С этой мыслью Петра уснула.

      Петра открыла глаза в полумраке и потерла их. Может, все это сон? Может, она все еще в гостиничном номере? Нет. Сложенный складками шелк образовывал балдахин над ее кроватью, а когда она села, то увидела чудесную комнату, в которую ее привел маркиз Ротгар. Кто-то только задернул шелковые занавески, чтобы они не пропускали свет, но узкие полоски по обеим сторонам показывали, что за окном все еще день.
      Как могла она просто лечь в постель?
      Она поднялась с кровати и увидела кувшин с водой. Ее мучила жажда. Она налила чашку и выпила. Потом еще и еще, пока не опустошила весь кувшин. Тут ей захотелось сходить по малой нужде. Под кроватью она не обнаружила горшка, но нашла стул-туалет за шелковым экраном. На умывальнике не было воды для умывания, а она все еще была грязной. На белоснежных простынях остались следы ее ног.
      Петра заметила, что одежда ее исчезла. Она помнила, как снимала ее, оставила там, где она лежала, и поморщилась. Кто-то из слуг знает, что незаконнорожденная дочь маркиза – грязнуля.
      Останься она с леди Содуэрт, скорее всего прибыла бы сюда в монашеском одеянии. Не особенно чистом, но в этом было бы некоторое преимущество. Если не считать того, что англичане не любят папистов. Петра вспомнила, что оставила распятие и четки в кармане Робина, и покачала головой. Зачем они ему?
      Петра подняла шторы, чтобы впустить свет, но так и не увидела своей одежды. На кресле лежал коричневый халат. Петра сняла свою поношенную рубашку, надела его, подошла к камину и дернула шнурок звонка.
      Тут она увидела на каминной полке сложенный лист бумаги, на котором было написано «Петра».
      Она потянулась за ним, но увидела, что рядом лежит камея, ее молитвенник и несколько монет – все это находилось у нее в карманах. Что об этом подумал слуга?
      Петра развернула плотную бумагу. Робин должен был получить ее письмо вчера. Сделал ли он то, о чем она просила, прекратил ли поиски?
      Письмо было написано четким, уверенным почерком.
      «Моя дорогая дочь!
      В день праздника семья ест вечером и в неформальной обстановке, поскольку весь день все были заняты. Если почувствуешь, что в силах присоединиться к нам в половине седьмого, мы будем счастливы, но если предпочтешь провести вечер спокойно в своей комнате, мы послушаем о твоих приключениях завтра.
      Помни, ты можешь приказывать все, что пожелаешь. Тебе принесли кое-какую одежду, которой, мы надеемся, пока будет достаточно».
      Письмо было подписано просто «Ротгар».
      Петра снова перечитала его, ища какой-то подтекст. Половина седьмого. Она огляделась, но не увидела часов.
      В молитвеннике хранилось ее доказательство – рисунок глаза и письмо ее матери. Вряд ли они понадобятся, но она взяла книгу, оглядываясь в поисках того, чем можно разрезать бумагу.
      В дверь постучали.
      Петра едва успела положить книгу на место, как вошла служанка и поклонилась.
      – Который час? – спросила Петра.
      – Около шести вечера, мисс.
      У нее были румяные щеки и крепкий вид Гейнеров, но из-под аккуратного плоеного чепца спереди выглядывали светлые волосы. Петра ощупала свою голову. Ее чепец исчез, и поскольку волосы у Петры были короткие, служанка смотрела на нее с удивлением.
      – Мисс, – сказала она.
      Какое имя назвали слугам? Петра хотела спросить, но подумала, что это может показаться странным.
      – Мне нужно вымыться и переодеться. Ванну, если можно.
      – Да, мисс.
      – Быстро.
      – Да, мисс.
      Горничная вернулась через несколько минут, войдя в боковую дверь, которую Петра не заметила.
      – Ваша ванна готова, мисс.
      – Уже?
      – Да, мисс.
      – Как тебя зовут?
      – Сюзанна, мисс.
      – Тогда отведи меня к ванне.
      – Сюда, мисс.
      – Здесь рядом ванная комната?
      – Ваша гардеробная, мисс.
      Петра вошла в небольшую комнату, нагреваемую камином, где стоял гардероб и два комода. Ванна находилась в центре, но это была не переносная лохань, а роскошный предмет мебели в полированном деревянном коробе.
      Над ванной поднимался пар.
      – Как это сделали так быстро? – поинтересовалась Петра.
      – У нас всегда есть горячая вода, мисс, а маркиз придумал способ доставлять ее в гардеробные.
      Петра сняла халат, поднялась по ступенькам. И когда опустилась в воду, вздохнула от удовольствия.
      – Это чудесно!
      Внутри ванна была украшена узорами из цветов.
      Как в Монтрё.
      Робин, купающийся рядом. Она представила себе его обнаженное тело. Позже она стала его любовницей и до сих пор не забыла наслаждение, которое они испытали, и охватившую их безумную страсть.
      – Вам холодно, мисс? Добавить горячей воды?
      – Нет-нет, спасибо. Вымой мне, пожалуйста, голову. Волосы короткие, быстро высохнут.
      «Не вспоминай. Не вспоминай ничего. Роберт Коккрофт, серьезный человек из Корнуолла».
      Вскоре Петра вылезла из ванны и завернулась в подогретое полотенце, которое держала служанка.
      Она надела новую рубашку – из тончайшего батиста, отделанную кружевом. Привязала к ней новую пару карманов, после чего горничная затянула ее в корсет, который она уже много лет не носила. Тоже красивый, из полосатой ткани и отделанный кружевом. Чулки были простые, практичный хлопок, поддерживаемые простыми подвязками из коричневого шнура. Наконец она надела то, чего тоже давно не носила, – кринолин, чтобы поддерживать юбку.