Робин попытался подать другую версию.
– Возможно, синьор Варци напал на своего слугу, а женщина увидела это и в ужасе убежала. Иностранцы, – добавил он в своей самой галльской манере, – итальянцы известны своей жестокостью.
Хозяин гостиницы кивнул:
– Это точно, это точно.
Куда она могла побежать? В «Лисицу»? Но не тогда, когда ее утащили оттуда. Она больше ничего не знала в Булони.
– Позвали стражу, – сказал хозяин гостиницы, и как будто в ответ на его слова с улицы послышался маршевый шаг и приказ остановиться. Робин проскользнул во внутренний двор, чтобы смешаться с толпой. Ему не пришлось спрашивать о леди в зеленом, потому что все говорили о ней. К счастью, версий было много.
В синем. Нет в зеленом. В шляпке. Нет в чепце. С кошкой. Нет, с крысой. Красивая. Ведьма. Испуганная. Сумасшедшая. Злобно хихикающая.
Никто, похоже, точно не знал, куда она делась. Одна женщина была убеждена, что она превратилась в ворону и улетела.
Робин пошел прочь. «Петра, ты всегда удивляешь меня. Но черт возьми, где ты?»
Он вышел на улицу, готовый услышать новые сплетни, но замер на месте. У дверей «Серой овцы» хозяин гостиницы, бурно жестикулируя, разговаривал со смуглым мужчиной средних лет. Неброско одетый мужчина выглядел озабоченным и встревоженным – именно так и должен выглядеть человек, узнавший, что на его слугу жестоко напали.
Как говорила Петра, у синьора Варци была весьма заурядная внешность. Он был смуглым, а смуглые, особенно в Англии, ассоциируются со злодеями. Его полнота и второй подбородок наводили на мысль о преуспевающем торговце. У него даже были печальные глаза бладхаунда.
Однако он был гончей с острыми, как бритва, зубами, и часть его зубов стояла за ним – худой, скромно одетый фехтовальщик. Робин коснулся своей шпаги. Этот человек угрожал Пауику. На это нет времени – пока, по крайней мере. Он должен найти Петру раньше их.
Робин отправился в «Лисицу» в надежде узнать новости, осматривая по дороге каждый уголок. Он увидел магазин одежды. На пороге сидела пожилая женщина и вязала, она улыбнулась ему беззубой улыбкой:
– Заходите, заходите, милорд! У меня есть отличные вещи, некоторые можно надеть хоть ко двору!
Робин вошел в грязную, вонючую лавку. Петре понадобится плащ для маскировки. Женщины в Булони носили шали и плащи, так что Петра не выделялась бы на их фоне.
Он нашел темно-красный. Плащ был с пятном с одной стороны, но хорошего качества и с капюшоном.
– Сколько? – спросил он женщину. – Только не надо завышать цену, у меня нет времени торговаться.
Женщина оскорбилась, однако назвала вполне разумную цену. Робин заплатил, свернул плащ и вышел.
Он решил рискнуть задать кое-какие вопросы и спросил двух судачивших женщин, не видели ли они собачку его сестры.
– Глупое маленькое создание. Белая и пушистая, в красивом ошейнике.
Нет, они не видели.
Потом торговка фруктами вспомнила собачку с огромными пушистыми ушами.
– У нее был красивый ошейник, сэр, она украла его. И побежала вон туда.
Робин дал ей монету и поспешил в указанном направлении. «Вон туда» оказалось не в сторону «Лисицы».
Потом ребятишки рассказали ему о красивой собачке, которая не стала играть с ними и которую забрала злая женщина. Она спрашивала, как пройти к «Золотому петуху».
Ну конечно. Единственное место, кроме «Лисицы», которое Петра знала. Значит, Петра жива и здорова, и Кокетка тоже. Но обе наверняка напуганы до смерти.
В гостинице было полно народу. Робин вошел не через парадный вход, а через черный. Там суетились только что прибывшие, тревожась, удастся ли попасть на сегодняшний рейс, поэтому никто не обратил на него внимания. Однако ни Петры, ни Кокетки Робин здесь не увидел.
Робин обошел двор, заглянул в конюшню и каретные сараи, комнаты конюхов и зернохранилище. Может, расспросить людей? Скоро здесь будут солдаты, так что это опасно.
Могла ли Петра попросить убежища у той французской пары, с которой они ехали? Он уже хотел войти в гостиницу, когда заметил в арке деревянную калитку. Открыл ее и обнаружил маленький, обнесенный стеной садик, видимо, предназначенный для гостей. В данный момент он был пуст, но хорошо просматривался из гостиницы.
Робин решил, что ему надо найти укрытие. Во дворе была небольшая лужайка с широкой белой дорожкой вокруг. Между дорожкой и стеной росли кустарники и небольшие деревья.
Вдруг Робин услышал повизгивание.
Он пошел по дорожке, прислушиваясь, стараясь не скрипеть сапогами по гравию. Затем что-то зашелестело. Из того угла, где лавровый куст приютился под невысоким деревом. Дрогнула ветка. Он пошел туда, тихо повторяя «Кокетка». Собачка выскочила из кустов и прыгнула ему на руки. Робин ощутил что-то липкое. Кровь. Бормоча слова утешения, Робин решил, что рана у Кокетки не тяжелая, раз она побежала к нему, но Варци придется оплатить еще один счет.
– Но где же Петра? Моя милая Петра, – тихонько позвал он. Могла ли собачка быть здесь одна? А может быть, Петра ранена?
Кокетка стала вырываться, и Робин опустит ее на землю. Она побежала назад к неподвижному кусту. Робин пошел за ней и, проскользнув за него, увидел Петру, съежившуюся у самой стены. На щеке – кровь. На мгновение она сжалась и отпрянула, как если бы не узнала его, но потом вскочила и бросилась ему в объятия.
Робин крепко обнял ее.
– Какое изобилие развлечений вы дарите мне, моя дорогая. Не пора ли остановиться?
Она рассмеялась сквозь слезы.
Когда Петра немного успокоилась, он коснулся ее лица.
– Варци ранил вас?
Она покачала головой. Робин нежно поцеловал ее в лоб, его захлестнула волна нежности. Это было опаснее, чем возбуждение или вожделение.
Петра прижалась к Робину, чудесному Робину, ее душили слезы. Она была счастлива видеть его. Все случилось по ее вине, и она опасалась последствий.
– Я убила того человека?
– Не думаю.
– Слава Богу, слава Богу. – Она подняла на него глаза. – Мне пришлось сделать это. Я вынуждена была бежать!
– Разумеется. Спокойнее, спокойнее… Это кровь? – спросил он, снова коснувшись ее лица.
– О! – Она посмотрела на свою правую руку. – Я вытерла ее, как могла…
– Тени Макбета, – сказал он и, смочив слюной платок, вытер ей лицо. – Вот и все. – Он поцеловал Петру. Она прижалась к нему и обвила рукой его шею.
Робин крепко обнял ее и ответил на поцелуй, но как-то сдержанно. Ну конечно, подумала Петра. Теперь он понял, какую опасность она представляет. Его люди и его собака пострадали из-за нее.
Петра отстранилась.
– Простите…
– Больше никаких извинений. Но Кокетка определенно мешает.
Собачка крутилась у их ног, требуя его внимания. Робин взял ее на руки, чтобы осмотреть рану.
– Это не ее кровь. Моя рука. Простите. Фонтейн и Пауик в порядке?
– Думаю, они выживут, но вы, возможно, сломали Фонтейну нос.
– Я сожалею. Но он не выпускал меня!
Робин усадил собачку в карман.
– Вопрос в том, почему вы этого хотели?
– Чтобы они не кастрировали Пауика.
Не веря своим ушам, Робин уставился на нее:
– Варци действительно сделал бы это?
– Конечно. А потом перешел бы к другим частям.
– Верно.
– Теперь вы видите, какому риску я вас подвергаю. Мне ни в коем случае не следовало…
Он взял ее руки в свои.
– Теперь все будет хорошо.
– О, вы!
– Да, я. – Он сжал ее руки, улыбаясь, но потом отступил, оглядывая землю вокруг. – А-а, вот он. – Робин поднял с земли сверток и встряхнул темно-красный плащ. – Заметьте, я в кои-то веки оказался предусмотрительным. – Он завернул ее в плащ и завязал шнурок на шее. – Он распахивается. Вы можете надеть нижнюю юбку сверху платья?
Его легкомысленная манера, так раньше раздражавшая ее, теперь успокаивала, как бальзам.
– Да-да, конечно. – Она отвернулась, развязала кремовую юбку, потом завязала ее поверх платья.
Когда она снова повернулась к нему, он сказал:
– Так лучше.
Он снял ее забытую шляпку, вынул камею и отдал ей.
– Спрячьте это куда-нибудь и накиньте капюшон. – Он отступил на шаг, чтобы осмотреть ее. – Думаю, сойдет. Давайте выбираться отсюда.
Петра заколебалась, но, набравшись смелости, вышла из кустов на дорожку. Робин пошел следом за ней.
– Кокетка наверняка выдаст нас. – Он сунул собачку под сюртук и сказал: – Цыц. Будучи дрессированной, она иногда слушается.
– Меня она послушалась. Возможно, это спасло ей жизнь.
– Варци действительно придется оплатить много долгов, – сказал Робин. Он предложил ей руку, и они направились к калитке.
Петра молилась, чтобы Робин никогда не встретился с Варци. Она нервно оглянулась на окна гостиницы:
– Если кто-нибудь увидит нас из окна, подумают, будто у нас тайное свидание.
– Конечно. Каким образом ранили Кокетку?
– Это из-за меня.
– Из-за вас?
– Все из-за меня, – пылко ответила Петра. – Пауик, Фонтейн… Кокетка залаяла на Варци, и он ударил ее тростью.
– Неужели у тебя не хватило ума понять, что ты всего лишь украшение?
– Что? – задохнулась Петра.
– Кокетка, не вы.
– Она маленький боец. Она пыталась укусить другого. Того, кто меня охранял. Он так испугался, что мне удалось его ударить.
– Бриллианты на твой следующий ошейник, моя отважная бабочка, но, пожалуйста, не рискуй больше.
Петре показалось, что эти слова относятся и к ней. Еще одна обуза, которую нужно защищать, ласкать и терпеть, потому что Робин Бончерч – человек ответственный.
Он отпустил ее руку и открыл калитку. Они вошли во двор гостиницы, но тут Петра остановилась.
– Там солдаты, задают вопросы.
– Мы просто уважаемая пара, совершаем вечернюю прогулку.
Когда они проходили мимо, Петра слышала, как один из солдат спрашивал о женщине в зеленом с белой кошкой. Другой искал ее глазами. Робин пожелал им доброго вечера, добавив что-то о спокойной переправе. Солдат согласился и переключился на что-то другое.
Сердце Петры громко стучало, ноги были ватными, но она изо всех сил старалась играть свою роль. Когда Робин начал лениво болтать о путешествии и о том, как все будут рады видеть ее дома, Петра отвечала невпопад.
Она ожидала, что они вернутся в «Лисицу», но шум, суета и запах водорослей свидетельствовали о том, что они где-то около кораблей.
– Постарайтесь выглядеть совершенно непринужденно, – обратился к ней Робин с улыбкой. – Благодаря моим стараниям на любую женщину, которую силой ведут на корабль, будут обращать внимание.
Петра рассмеялась, как будто Робин сострил. Он привел ее на одномачтовый корабль, где мужчина с обветренным лицом и большим носом сказал:
– Вот и вы, монсеньор. Значит, не передумали?
– Я оказался замешан в одном происшествии, – ответил Робин.
– Тот человек, которому порезали яйца? Он ваш друг?
– Я вообще его не знаю. – Робин помог Петре подняться на корабль и в нечто вроде домика посередине и вошел следом за ней, закрыв дверь. – Вы должны оставаться внутри, не привлекая внимания.
– Разумеется.
Пространство было примерно восемь футов в длину и шесть в ширину, с широкими деревянными скамейками, накрытыми тонкой подстилкой. Петра подумала, что при необходимости на них можно спать. Робин и она будут спать здесь ночью? Маленькие окошки все еще не были закрыты и пропускали немного света, но не давали уединения. Это хорошо.
Робин стал раздеваться. Снял сюртук, жилет, галстук и перевязь.
– Что вы делаете? – возмутилась Петра.
– Пойду на палубу поговорить с Мерьеном, меня не должны узнать. Сойду я за простого матроса?
Петра улыбнулась:
– Нет, но Варци ведь не знает, как вы выглядите.
– Будем молиться, чтобы это было так. Главное, чтобы вас никто не увидел, и крепко держите Кокетку. Я попрошу Мерьена отплыть, как только начнется прилив.
Петра крепко держала собачку, свою спасительницу, пока не закрылась дверь.
Воспоминания о недавних событиях нахлынули на Петру. Варци оказался таким же беспощадным, как всегда. Ему не удалось захватить ее. Но он не оставит своих попыток.
Когда дверь открылась, Петра вздрогнула, но это вернулся Робин. Длинная вязаная шапка скрывала его волосы, вокруг шеи повязан сине-желтый шарф.
– Морская вода, – сказал он, протягивая ей оловянную миску. – Лучшее, что я могу сделать в данный момент.
Петра взяла ее, готовая разрыдаться.
– Вы самый чудесный человек.
Он покачал головой.
– Вам удивительно легко доставить удовольствие. В отличие от неё. – Он взял на руки тявкающую собачку. – Тихо. – Кокетка замолчала, но смотрела на него укоризненно. – Прости, малышка, – сказал он, отдал собачку Петре и вышел.
Петра терла руки в холодной соленой воде, пока не осталось и следа крови. Но она не могла стереть воспоминания о ее кинжале, врезающемся в плоть, и о хлынувшей горячей крови. И о сдавленном крике раненого.
Она не хотела этого делать. Он был крупным мужчиной, и, когда Кокетка отвлекла его, просто ткнула кинжалом вперед и попала именно туда. Она забыла о ноже и жертве, схватила Кокетку и убежала.
Она вспомнила о пустых ножнах для кинжала и сняла их. Теперь они бесполезны и могут стать уликой. Петра засунула их под одно из сидений и осмотрела свое платье под кремовой нижней юбкой. Кровь на нем не была видна на фоне цветочного рисунка.
Но в ее памяти эти пятна останутся навсегда. Шекспир знал, о чем писал.
Глава 16
Робин помогал готовить корабль, не переставая высматривать Варци и его людей. Ему очень не хотелось оставлять Петру одну в ее нынешнем состоянии, но он не мог рассчитывать на наблюдательность матросов. В любом случае чем меньше они проводят времени наедине, тем лучше. Напряжение, опасность и необходимость действовать создавали странные импульсы и разрушали самоконтроль.
Солнце почти село, и вода начала подниматься. Пассажиры спокойно садились на пакетбот, но ящики, сундуки и другой багаж все еще загружали в трюм. Поблизости люди садились на небольшие, лично нанятые суда. Робин увидел одно, в котором уже сидели люди, и другое, на которое под тщательным присмотром грузили ящики. Бургундское? Портвейн? Коньяк?
– Вы убегаете от злодеев, монсеньор?
Робин обернулся и увидел парнишку. Длинное лицо и нос говорили о том, что он сын капитана.
– Можно и так сказать, – ответил Робин. – Ты свободен? Если да, то помоги мне посторожить.
– Хорошо, монсеньор!
– Тогда заберись повыше и высматривай любого, кто ведет себя странно. Не садится на корабль, например.
Мальчишка проворно забрался на паруса, охотно выполняя поручение. Парнишка был Робину по душе, но, увы, это не игра. Так же как его чувства к Петре д'Аверио. Они могли изменить, а возможно, и разрушить его жизнь.
Робин прислонился к канату, наслаждаясь свежим ветром и золотистым вечерним светом, наблюдая за пустеющим причалом. Он думал о семье, долге и о матери, все еще горевавшей по своему мужу и ожидавшей, что Робин будет его копией, став графом Хантерсдаун.
Его родители, добрые и заботливые, все внимание сосредоточивали на том, чтобы подготовить его к его будущему. Его учителя и наставники тщательно отбирались, а его успехи отслеживались. Его так же тщательно тренировали в элегантности, остроумии и шарме, как в латыни, греческом и науках. Он знал музыку и все искусства, и с юности его поощряли быть покровителем согласно его вкусам. Он не обладал особыми талантами, но никто не может быть совершенством.
Его родители выполняли роль моделей, и он видел их именно такими – люди интеллекта, изящества и любезности. Ничто не было менее элегантным, чем излишнее проявление эмоций, особенно тех, что связаны с романтической любовью, а романтической любви не было места в вопросе брака, особенно для будущего графа. Нужно было выбрать невесту, близкую по характеру, образцового поведения, из подходящей семьи и с хорошим приданым. Родители Робина собирались подобрать ему идеальную невесту, и Робин не возражал, полностью доверяя их выбору. Он просил только подождать, пока ему не исполнится тридцать. Поскольку у него было два младших брата, родители согласились, взяв с него обещание не жениться без их согласия.
Он считал это обещание все еще имеющим силу, а его мать никогда не одобрит Петру д'Аверио. Робин знал ее всего несколько дней. Нищая незаконнорожденная дочь английского лорда, который, вполне возможно, откажется от нее.
Робин не думал, что Петра лжет, но ее мать могла быть не до конца искренна. Если у нее была связь с актером, наемным солдатом или даже с лакеем дворянина, она могла сказать, что это был дворянин.
Послала бы она после этого свою дочь искать его?
Увы, бывает, что ложь превращается в правду в головах некоторых людей, особенно через двадцать трудных лет.
Конечно, Петра была бы идеальной любовницей, возможно даже на всю жизнь, но она, подвергаясь огромному риску, бежала через всю Европу, чтобы избежать именно этого.
Поэтому Робин отпустит ее. Благополучно доставит ее куда-нибудь, даст ей денег, если она их возьмет, и забудет о ней.
Петра сидела на скамье, прислушиваясь к суете на пристани и наблюдая за заходом солнца. Корабль стал чуть сильнее покачиваться, что, видимо, означало начало прилива. Петра никогда не была на море, если не считать каналов и лагуны Венеции, и надеялась, что Господь избавит ее от морской болезни.
Потом она услышала визгливый крик. Леди Содуэрт! Петра выглянула наружу. Да, это была она. Леди Содуэрт, видимо, опаздывала и подгоняла своих детей к соседнему кораблю. Джорджи вырвался из рук, чтобы бежать – слишком близко к краю пристани. Петра готова была броситься ловить мальчишку, но его схватил матрос, сунул под мышку и понес на корабль.
Петра отпрянула. Будь у Лудо хоть капля ума, он бы оставил ее в покое. Она терпеливо вынесла бы путешествие вместе с леди Содуэрт и уже завтра прибыла бы в Дувр. Она никогда не встретилась бы с Робином Бончерчем и не познала бы серьезных мук.
Завтра она поехала бы с леди Содуэрт в Лондон и… и как-нибудь смогла бы двигаться дальше. В худшем случае она нашла бы убежище у Терезы Имер. Тереза наверняка не откажет дочери своей покровительницы.
Петра задумалась. Если Тереза стала теперь такой известной дамой, может быть, она знает ее отца? Когда она избавится от Робина, возможно, ей следует посетить ее дом в Сохо. Неразумно доверять такой женщине свой секрет, но до нее могли бы дойти слухи или сплетни. В конце концов, красивый нежный юный любовник ее матери с темными задумчивыми глазами был теперь влиятельным человеком. Настолько влиятельным, что его иногда называли Темным Маркизом или даже Черным Кардиналом – темной силой за троном.
Ходили о нем и другие слухи. Якобы он убил на дуэли человека, оскорбившего его сестру, и его мать тронулась умом. Мать Петры отрицала такую возможность, но…
Петра обещала матери отправиться прямо к отцу, но не могла отдать себя во власть грозному маркизу Ротгару до тех пор, пока не убедится, что это безопасно.
Робин увидел, как Пауик и Фонтейн садятся на пакетбот вместе с мужчиной и женщиной в плащах. Он поискал Варци, но не увидел его. Мерьен начал выкрикивать приказы, и команда бросилась их исполнять. То же самое происходило и на других кораблях. Прилив был в разгаре, и путешествие началось.
Может быть, Варци решил не продолжать свое преследование в Англии?
Робин повернулся, чтобы уйти в «каюту», но парнишка окликнул его. Робин обернулся и увидел человека, бегущего по пристани вдоль готовящихся к отплытию кораблей. Фехтовальщик Варци.
Проклятие!
Робин нырнул в каюту, бросился на пустую скамью и сказал Петре:
– Пригнитесь.
Кокетка, черт ее возьми, прыгнула на него с радостным тявканьем. Он сказал «цыц», накрывая ее мордочку рукой, и собачка затихла.
Бегущий человек что-то спрашивал на каждом корабле. Топот сапог стих напротив «Кулика».
– Капитан! – Итальянский акцент. – Я потерял своих друзей. Молодая пара, он с золотисто-каштановыми волосами, она с темными, очень короткими. У них маленькая белая собачка.
Петра открыла рот, и Робин покачал головой.
– Не здесь, месье, – крикнул в ответ Мерьен. – У нас два занудных старика со слугами, которых, похоже, стошнит еще до того, как мы отплывем.
Человек побежал дальше.
– Варци знает! – выдохнула Петра.
Робин перекатился на бок и попытался улыбнуться.
– Я, конечно, надеялся, что они не узнают чуть дольше, но это не имеет значения. Мы отплываем и свободны от них. Нет-нет, пока не выглядывайте.
Она снова легла, глядя вверх, и он увидел четки, двигающиеся в ее пальцах.
Монашка. Теперь, когда она была без своего облачения, он постоянно забывал об этом. Быть может, его мать-католичка одобрит монашку? В качестве невесты? «Не будь идиотом».
– Варци не остановится, – прошептала она.
– Не беспокойтесь. В Англии он будет на моей территории.
– Вы что, переодетый король Георг?
Он сел, чувствуя крен, когда «Кулик» поймал ветер. Робин вытащил монету и протянул ей:
– Ничуть не похож.
Она внимательно осмотрела профиль в тающем свете.
– Тут я вам верю, тем более, почему вы считаете себя там неуязвимым для Варци?
– Доверьтесь мне. Если он в Англии попытается нарушить закон, я просто уничтожу его.
Она вздохнула, и он понял, что опять рассердил ее. Возможно, ему следовало сказать ей о своем ранге, но он предпочел сохранить свою личность в тайне. Он может ее где-нибудь устроить, и Робин Бончерч благополучно исчезнет.
– Робин, – сказала Петра, – Варци проследит за вашими людьми до Лондона. И если не найдет меня, схватит их и будет пытать.
– Он не сможет. Они поедут почтовым дилижансом, а потом сразу в мой дом. Там они поставят в известность моего друга, майора Королевской конной гвардии, который позаботится, чтобы никто не смог даже приблизиться к ним. А мы с вами из Фолкстоуна поедем к другу по соседству, где тоже будем в безопасности.
«И это раскроет все секреты, – подумал Робин, – если я не смогу предупредить Торна». Почему все так сложно?
– Или где мы подвергнем вашего друга опасности, – возразила Петра. – Неужели не понимаете?
Робин отодвинул Кокетку и соскользнул со скамьи, чтобы сесть, скрестив ноги, на пол возле нее, и увидел на ее лице следы слез.
– Почему вы не можете довериться мне? Я смогу защитить вас.
– Я знаю, что вы попытаетесь.
– У меня это получается все лучше и лучше, – пошутил он. – Вы же знаете, я новичок в делах спасения барышень.
– Пожалуйста, перестаньте шутить! – Она посмотрела ему в глаза. – Вы еще не поняли Варци? Его дьявольскую способность знать все, его безжалостность?
– А вы не поняли меня? – парировал Робин. – Я по натуре шутник, Петра, но могу действовать решительно в случае необходимости. В «Лисице» я недооценил ситуацию, но теперь знаю, что к чему. Разве мы не здесь? Разве мы не убежали?
– Хотелось бы в это верить.
– Верьте.
На благословенное мгновение она прижалась щекой к его руке, но потом отстранилась.
– Если он спросит о других портах, разве кто-нибудь не расскажет ему о Фолкстоуне?
– Но есть еще другие гавани. Хайд, Дил, Рамсгейт и Гастингс. Ему придется следить за моими людьми, а мы будем в безопасности, хотя… – Ему не хотелось признаваться в еще одной ошибке. – Не думаю, что у вас есть деньги, не так ли?
– А у вас нет? – спросила она, округлив глаза.
– Небольшое упущение в плане, признаюсь. Во время путешествия я делю наличные между нами тремя. Остальные спрятаны в различных местах, но весь багаж на пакетботе. У вас в одежде не зашито сколько-нибудь дукатов, моя милая?
– Вся одежда на мне новая…
– Это верно. Ну что ж, у меня достаточно денег, чтобы заплатить капитану Мерьену и контрабандистам…
– Контрабандистам?
Он объяснил необходимость высадки в Фолкстоуне.
– Когда обыкновенные крестьянки оказываются убийцами, а злодеи преследуют нас, вы хотите довериться известным преступникам?
Робин взял ее руку и, обнаружив, что она холодная, стал греть ее.
– Большинство контрабандистов обычные рыбаки и фермеры, подрабатывающие по ночам. До недавнего времени вы, вероятно, вели добродетельную жизнь.
– Напротив, я была сумасбродной и своевольной девицей.
– Ах да, со вшивым Лудовико.
Она повернула голову и, хмурясь, посмотрела на него:
– У него не было вшей.
– «Вшивый» также означает «отвратительный».
– Таким он тоже не был. Не забудьте, я собиралась выйти за него замуж.
Копье, пронзившее Робина, несомненно, было ревностью, самым запретным из запретных чувств. Он встал:
– Пойду опять на палубу.
– Не надо, – прошептала Петра. Робин остановился как вкопанный.
– У вас это вызывает отвращение? – спросила она, глядя в потолок. – Я просто пытаюсь быть правдивой. Неужели вы думаете, что я могла выйти замуж за подонка? Пожалуйста. Я так боюсь…
На ее темных ресницах блестели слезы, губы дрожали. Поколебавшись, Робин лег рядом с ней и обнял ее.
– Просто лекарство от страха. Разве в темноте нам всем не нужно утешение?
– Еще не совсем темно, – возразила она.
Робин молчал. Ему не хотелось рассказывать ей о себе, поэтому казалось несправедливым пытаться выудить у нее ее секреты. Пока они качались на морских волнах, наступила ночь и взошла луна. Робин тоже расслабился, уверенный в своей цели и способности достичь ее.
Он обеспечит безопасность Петры.
Петра впитывала его тепло и вдыхала его запах, к которому теперь примешивался запах моря и дегтя. Она знала, что не может позволить себе эту близость, но было так трудно отказаться от нее. Его рубашка была расстегнута, а закатанные рукава открывали мускулистые руки. Только бриджи покрывали нижнюю часть его тела, и она сожалела, что ее юбки добавляют там лишние слои ткани.
Это могло быть только сейчас, потому что скоро она собиралась покинуть его.
Это будет самый трудный поступок в ее жизни. В мгновение ока ее сердце попало в капкан. Попытки матери объяснить свою связь казались бессмысленными, но теперь Петра ее поняла.
Даже сейчас просто лежать вот так было опасно.
Он гладил ее по спине, без сомнения, так же неосознанно, как гладил Кокетку, но жар начал пробегать по ее коже и ниже, где ее бедра лежали открытые на его ноге. Она пульсировала от такого же голода, какой бывает при пустом желудке, и, возможно, так было с самого Монтрё. Ее тело помнило и желало завершить то, что было тогда прервано.
Нет, нет, нет. Это было бы настоящим несчастьем.
Но она не могла от него оторваться. Не могла попросить его прекратить это нежное, мучительное поглаживание ее плеча.
Внезапный резкий крен корабля заставил его напрячь руку и толкнул ее на его бедро.
– Мы идем полным ходом, – сказал он. Слишком далеко, слишком быстро.
– Сколько нам плыть? – спросила Петра.
– Возможно, к двум часам ночи мы прибудем на место.
– И сразу же сможем отправиться в дом вашего друга?
– Дорога есть всегда, и светит луна.
– Кто этот друг? – спросила Петра, накрыв ладонью его обнаженную руку, чтобы почувствовать его крепкие мускулы и тонкие упругие волоски.
– Капитан Роуз с «Черного лебедя». Что-то вроде контрабандиста.
Она приподнялась, чтобы посмотреть на него в сгущавшихся сумерках.
– Вот мы и добрались до правды. Вы тоже контрабандист. Ваше богатство основано на бренди и кружевах.
Он улыбнулся:
– Я – нет. Я уважаемый парень.
Она недоверчиво хмыкнула, и он сделал обиженное лицо.
– Я просто надеюсь, что капитан Роуз у себя дома в Стаутинге.
– А если нет?
– Я могу распоряжаться в его доме, как в своем собственном. Мы в некотором роде родственники. – Робин привлек ее к себе. – Оказавшись там, мы будем в безопасности.
– Надеюсь на это.
– Забудьте об ужасном Варци. – Петра почувствовала его дыхание в своих волосах. – Не знаю, стоит ли представлять вас Роузу. Он нравится женщинам, хотя вид у него довольно мрачный.
– Он богат? – спросила Петра.
– Вы корыстны?
– Леди без гроша в кармане должна думать о таких вещах, – пробормотала Петра.
– Он богат, – ответил Робин. – Это все контрабанда.
– Богаче вас?
– Увы, да.
– Тогда, возможно, я попытаюсь очаровать его.
– Тогда, возможно, я буду ревновать, – пробормотал Робин.
– Только не вы, – поддразнила его Петра.
Он поднял ее голову, так что ей пришлось посмотреть ему в глаза.
– Почему не я?
– Потому что у вас слишком много кур, и вы не знаете, что с ними делать, Кок-Робин.
– Петух? – Его глаза зажглись смехом. – Вы похожи на вашу матушку?
– А что? – испуганно спросила Петра.
– Потому что если да, то я прекрасно понимаю Ребуса. – Его губы встретились с ее губами, но лишь в дразнящем легком прикосновении. Но тут наружу выскочил ее язык, чтобы поиграть. Покалывание в теле превратилось в жар, груди напряглись. Она была влажная и жаждущая между бедер, но не могла зайти так далеко.
Они играли, поединок языков и горячих дыханий, а потом слились в неизбежном поцелуе. Петра погрузилась в него с отчаянным облегчением, как голодный набрасывается на отравленный хлеб, не думая ни о чем, пока ест. Корабль качался на волнах, добавляя смятения в бурное слияние ртов и не только ртов.
На палубе переговаривались матросы. Они могут услышать. Возможно, поэтому и она, и Робин вели себя очень тихо. Этот напряженный контроль сводил Петру с ума без надежды на сопротивление. Она стянула с него расстегнутую рубашку, чтобы исследовать его тело, такое стройное, такое сильное, такое идеально энергичное. Обняла ногой его ноги, желая, нуждаясь в нем.
Он схватил ее покрытую чулком лодыжку, потом обнаженное выше чулка бедро, раздвигая ее еще больше, чтобы он мог скользнуть пальцами на внутреннюю сторону и вверх.
