– Мария!
      Петра вздрогнула и обернулась. Робин стоял подбоченившись и смотрел на нее.
      Петра поспешила к карете. Теперь их стояло уже шесть.
      – Зачем кричать? Я не глухая.
      Робин взял собачку.
      – Залезайте внутрь. Мы можем ехать.
      Попавшие в аварию кареты оттащили к обочине, а их карета стояла на ровной дороге. Оказавшись внутри, Петра сказала:
      – Простите. Я не привыкла к этому имени. – Она хотела забрать у него собачку, но Робин сел в карету и захлопнул дверцу.
      – Мне показалось неразумным кричать «Петра».
      Значит, он тоже думал о том, что ее преследуют.
      Когда карета медленно двинулась вперед, Петра покачала головой, видя, что Робин весь в пыли. На нем по-прежнему была только рубашка. Ни сюртука, ни жилета.
      Кокетка спрыгнула вниз и встряхнулась.
      – Слишком пыльный на ее вкус, – сказал он с улыбкой. – Слишком грязный для вас, чтобы целоваться?
      – Грязь не имеет к этому никакого отношения.
      – И все же я должен вымыться. Скоро мы будем в Монтрё и там остановимся.
      – Нет необходимости…
      – Я должен принять ванну. И вы тоже, простите за неделикатность.
      – Я вымоюсь, но мне не во что переодеться, разве что в монашеское одеяние.
      – Ах да, одежда. Это тоже можно купить в Монтрё. Петра, нам все равно придется остановиться там. Это последний шанс нормально поесть до Булони.
      – А мы не можем что-нибудь купить по дороге?
      – По-вашему, мои люди должны есть прямо в седле? Они заслуживают отдых.
      Против этого невозможно было возразить, но сколько времени займет ванна и хорошая еда? Как далеко находятся леди Содуэрт и Варци? Стоило ли спешить, если они на несколько часов остановятся в претенциозном отеле «Французский двор»?
      – Посмотрите на Монтрё, – сказал он.
      Через переднее окно над движущимися крупами лошадей Петра увидела холм, увенчанный серыми крепостными стенами.
      – Нам придется подняться туда? Это займет целую вечность!
      – Не до самого верха, карета поедет не спеша, а мы пойдем, это займет гораздо меньше времени, а заодно полюбуемся городом, он необычайно красив.
      – Мистер Бончерч, мы не на увеселительной прогулке.
      – Я там был до того, как встретил вас. – Он улыбнулся. – Дело в том, что корабли из Булони отплывают во время прилива, поздним вечером. Так что спешить нет смысла. Все равно придется торчать в весьма неинтересном городе.
      – Вы не воспринимаете это всерьез.
      Он пожал плечами:
      – Такова моя натура. Но вы могли убедиться в том, что в случае необходимости я могу быть серьезным.
      Петра не могла этого отрицать.
      Робин с сочувствием смотрел на свою мрачную загадку. Его тон обидел ее, но это действительно было в его натуре – воспринимать все как можно легче. Петра же видела все в мрачном свете. Действительно ли ее преследует миланский любовник или это плод ее воображения? Она не выдумала опасность прошлой ночи, но он сказал правду. Спешка означала лишь больше времени, проведенного в Булони, а ей будет безопаснее здесь, в роскошном отеле «Французский двор».
      Лошади с усилием поднимались по склону к городу, пока им не встретилась более крутая, но быстрая тропа.
      – Отсюда мы пойдем пешком, – сказал Робин. Он достал из кармана тонкий кожаный поводок и прикрепил к ошейнику Кокетки.
      Робин вышел из экипажа и повернулся, чтобы предложить ей руку. Петра воспользовалась его помощью, но, едва оказавшись на земле, отпустила его руку, когда их пальцы соприкоснулись и между ними пробежала искра.
      Петра шла впереди, темный плащ скрывал ее кричащий провокационный наряд. Но одежда не имела к этому никакого отношения. Петра посылала в него молнии даже в своем унылом монашеском одеянии.
      Наконец Петра остановилась и с мрачным видом повернулась к нему:
      – Вы собираетесь так идти весь день?
      – А мне нравится. Полюбуйтесь, какой вид.
      – Великолепный, – равнодушно произнесла она, – но у нас нет времени.
      Робин взял Кокетку и догнал Петру.
      – Тогда к делу. Какую одежду вы хотите?
      – У нас нет времени, – сказала она, не останавливаясь.
      – Мы покончили с этим. Неужели после ванны вы намерены снова надеть эти тряпки?
      – Я не буду принимать ванну.
      – А я буду и хочу надеть чистую одежду.
      – В сундуке у меня есть чистое платье.
      – В одеянии монашки вас сразу узнают ваши преследователи. Я куплю вам что-нибудь подходящее.
      – Я и без того у вас в долгу.
      – Это мелочи.
      – Я знаю, чего вы потребуете взамен.
      – То, о чем вы говорите, я никогда не требую.
      – Вы просто соблазняете, даря подарки вроде смешной собачки.
      Робин посмотрел на Кокетку:
      – Тебя только что оскорбили. Жаль, что ты не кусаешься. – Он посмотрел на Петру.
      – Простите, – сказала она. – Но вы всегда хотите, чтобы все было по-вашему, совершенно не считаясь со мной.
      – Я хочу вас в моей постели, Петра, но не надеюсь, что все будет по-моему. И не стану этого добиваться. Но если бы мое желание исполнилось по обоюдному согласию, был бы счастлив.
      Он коснулся ее локтя и почувствовал, что она дрожит.
      – Вы не можете снова надеть ваш монашеский наряд, вам нужна приличная одежда до того, как мы приедем в Англию.
      – Вот вы опять.
      – Но я прав.
      Она остановилась на мгновение и пошла дальше.
      – Несомненно, – прошептал Робин собаке, – я дурак.
      Робин позволял женщинам использовать его или обманывать, но лишь до тех пор, пока это его забавляло. Где лежит награда в этой напряженной, скрытной женщине? Будь у него здравый смысл, он отвез бы ее в Дувр, позволил ей сбежать и забыл о ней. Но он не мог. Как и Кокетка, Петра теперь нуждалась в его заботе, пока он не убедится, что она в безопасности.
      Они вошли в городские ворота, и Робин указал направление. Петра пошла в указанную им сторону, но сказала:
      – Я могла бы одеться юношей. Волосы у меня короткие, в этом случае меня бы тоже никто не узнал.
      – Господи, да никто, кроме слабоумного, не поверит, что вы мужчина. А если поверит, вам будет грозить опасность.
      – Я умею пользоваться пистолетом и шпагой. Вы это видели.
      – Некоторые мужчины вожделеют красивых молодых людей больше, чем красивых молодых женщин.
      Петра взглянула на него:
      – Тогда ваша жизнь, должно быть, полна опасностей.
      Он удивленно посмотрел на нее, потом рассмеялся и покачал головой:
      – Идемте внутрь. А то перегреетесь на солнце.
      Петра вошла в пугающе величественный отель, жалея о последних словах. Робин прав. Она, должно быть, потеряла разум. И все из-за него. Он красив. Когда они соприкасаются, летят искры.
      В отеле было полно людей. Элегантно одетые мужчины и женщины. Слуги хорошо вышколены. Вскоре Петра и Робин оказались в роскошном номере из нескольких комнат. На столе фрукты, вино, пирожные, через несколько секунд принесли кувшины с теплой водой для мытья. Робин заказал еду и две ванны.
      Петра хотела возразить из принципа, но если он собирается купаться, почему она должна отказываться от этого удовольствия? Он разговаривал со служанкой.
      – Вы видите, что моя сестра пострадала в пути. Ее сундук потерялся, а одежда, в которой она была, испортилась. Будет ли возможно подыскать для нее что-нибудь подходящее?
      Горничная краснела и волновалась под шармом его красоты.
      – Не знаю, монсеньор. Я бы хотела помочь, но у меня есть обязанности…
      – Я за все заплачу, включая плату хозяину гостиницы за ваше потерянное время.
      Она присела в реверансе:
      – Сейчас узнаю, монсеньор. Я постараюсь.
      Петра съела пирожное, и настроение ее улучшилось.
      – Спасибо. Прошу прощения, что надоедаю вам.
      – О, дорогая, вы, должно быть, в ужасном состоянии, если опустились до смирения.
      – Я не…
      – Мир! – Он налил золотого вина в два бокала и протянул один ей. – Петра, прошло меньше суток с того момента, как мы встретились. Учитывая все, что случилось за это время, я восхищаюсь вашей стойкостью.
      Она глотнула сладкого вина и вдруг в полном изнеможении опустилась в кресло у окна.
      Двустворчатое окно было открытым. Дул легкий ветерок, вид из окна был прекрасным. Она видела дорогу, по которой они ехали, по дороге двигались в обоих направлениях экипажи. Она поискала глазами Варци и его людей, хотя знала, что на таком расстоянии ничего невозможно разглядеть.
      Робин подошел и сел рядом с ней, солнце играло в его пыльных волосах, глаза стали еще синее на грязном лице.
      – Расскажите мне о ваших преследователях.
      Петра сделала глоток вина. Ей следовало рассказать, но это была такая безумная история, и это значило, что ей придется рассказать ему о ее глупости и грехе с Лудо.
      – Кое-кто не хотел, чтобы я покидала Милан.
      – Мужчина, вы сказали. У вас был любовник?
      Ей хотелось отрицать это, но правда должна разрушить любые романтические идеи, которые он мог иметь. Она посмотрела ему в глаза и ответила:
      – Да.
      Никакой видимой реакции.
      – И что он теперь? В отчаянии? Хочет отомстить? Злится?
      – Считает себя собственником.
      – А-а.
      – Я рада, что вы понимаете это, потому что я не понимаю, особенно теперь, когда он женат.
      – Это не имеет значения. Хотя его жена не может быть счастлива, поскольку он гоняется за вами по всей Европе. Он не боится ее гнева?
      – Он никого не боится.
      – Его имя?
      – Лудовико.
      – Лудовико, а дальше?
      В дверь постучали.
      – Войдите, – крикнул Робин.
      Слуга объявил, что ванны готовы. Робин встал и отблагодарил его мелкой монетой. Затем повернулся к ней, чтобы предложить руку, как джентльмен, ведущий даму танцевать. Петра вложила свою руку в его. Неразумно. Он шагнул ближе и поднес ее руку к своим губам.
      Она выдернула руку.
      – То, что у меня был любовник, – резко сказала она, – не делает меня легкой добычей.
      Его глаза сверкнули весельем.
      – Моя дражайшая Петра, только болван вообразил бы вас легкой добычей. Вам очень подходит ваше имя – «камень».
      – Петронилла. Камушек.
      – Маленький камушек в туфле может быть пыткой.
      – Я не хочу причинять вам боль.
      Он рассмеялся:
      – Петра, Петра, я пошутил. Вы не сделаете мне больно.
      – Вы доводите меня до бешенства. Самодовольный, беззаботный англичанин со своей глупой собачкой и нелепыми поводками, который ничего не знает о мире. Вы представить себе не можете, что опасность когда-нибудь коснется и вас!
      – Прошлой ночью опасность коснулась нас обоих.
      – Крестьянки, – презрительно бросила она. – И мы были хорошо вооружены, в то время как у них был только кухонный нож.
      – И яд, – добавил Робин. – Никогда, никогда не забывайте о яде. Короли и могучие воины были повержены при помощи яда. И красивых женщин, которым они слишком доверяли.
      Петра пристально смотрела на него, уязвленная этой правдой. Он открыл дверь в ее спальню, где поднимался пар над застеленной простынями ванной и ждала горничная в чепце.
      – В данный момент наша единственная опасность – это упустить наслаждение. Идем, дорогая сестра, и погрузимся в него.
      Петра вошла в комнату, закрыла дверь перед его носом и прислонилась к ней спиной. Ей не следовало поддаваться слабости и признаваться в преследовании и опасности. Но она должна была предотвратить задержку и попытаться предостеречь его. Она подвергала невинного, очаровательного Робина Бончерча опасности…
      – Мадам? – напомнила озадаченная горничная. Петра выпрямилась, ванна влекла ее, как сирена. Она пошла вперед, снимая чепец и развязывая корсаж.
      – Луиза пошла искать вам одежду получше, мадам, – сказала горничная, с любопытством глядя на волосы Петры. – С разрешения месье Белмартена, конечно.
      – Это очень мило с ее стороны. – Петра сбросила корсаж и развязала юбку. – А вы?
      Девушка еще раз поклонилась.
      – Нанетт, мадам.
      Ванны в монастыре были редким удовольствием, и их принимали в рубашке. Петра д'Аверио наслаждалась роскошными ваннами, и всегда нагишом. Но к бедру у нее был привязан нож.
      – Пожалуйста, – сказала она, – уберите эту одежду.
      Горничная собрала юбку, корсаж и чепец.
      – Что я должна сделать с ними, мадам?
      – Все, что хотите.
      Горничная вышла. Петра быстро отвязала нож, потом сняла рубашку и завернула в нее нож. Она надеялась, что горничная принесет чистое нижнее белье, потому что она вряд ли сможет снова надеть эту рубашку.
      Петра вошла в ванну. Не очень горячая вода слабо пахла успокаивающим розмарином. Петра со вздохом откинулась на спину. Какое это было наслаждение!
      Так же как и он, предположила Петра, лежит обнаженный в ванне в соседней комнате. Как он без одежды? Петра думала о нем как об Аполлоне, стоявшем в лоджии их дома. Лудовико был красивым, но холеным. У него уже появился животик. У Робина его наверняка нет. Петра видела его в действии прошлой ночью, часть его груди сегодня утром. Особенно после того, как он сражался с тем колесом, закатав рукава.
      Он напоминал статую святого Михаила. Широкие плечи, узкие бедра, выпуклые мускулы на животе. Святой был одет в римские военные доспехи, облегающие каждый контур, но скрывающие неуказанные места. Но все равно шли религиозные дебаты о том, имеют ли ангелы эти места или эти потребности.
      Что только доказывало, что Робин Бончерч совсем не ангел.
      – Мыло, сестра?
      Петра вздрогнула и села. Она даже не слышала, как горничная вернулась.
      – Я что, заснула? Вы правы, на это нет времени.
      Она взяла мочалку и мыло и принялась скрести каждый дюйм, избавляясь от грязи Гуларов. Вода скоро стала грязной и покрылась пеной, но она сможет ополоснуться. Во всяком случае, грязи на ней больше нет. Она попросила служанку потереть ей спину, а потом вымыть ей голову в тазу с чистой водой. Когда Петра легла на спину, она вспомнила, как ее горничная, Мария-Роза, это делала. Тогда это занимало много времени, когда ее густые длинные волосы доставали до бедер.
      Милая Мария-Роза. Она была не только служанкой, но и подругой. Как они болтали и смеялись. Она действовала как подруга или думала, что действует, когда устраивала ее встречи с Лудовико.
      Восхитительное тайное ухаживание, как тогда на это смотрела Петра. Умное тайное соблазнение с его точки зрения. Предупреждения ее матери оказались правдой – мужчины все обманщики и как только добьются своего, бросают женщину. Она должна помнить об этом. Даже ее английский отец, который, как считала ее матушка, поможет своей незаконнорожденной дочери, был соблазнителем и дезертиром.
      Горничная замотала голову Петры полотенцем.
      – Вот, мадам. Если вы встанете, я ополосну вас.
      Петра поднялась, служанка взяла большой кувшин и встала на табурет, чтобы вылить тепловатую воду и смыть оставшуюся пену. После чего Петра вышла из ванны и завернулась в большое полотенце. Она вытиралась, когда кто-то постучал в дверь. Она не могла не вздрогнуть от тревоги и не бросить взгляд на свою рубашку и завернутый в нее нож.
      Перед входной дверью была поставлена ширма, и Нанетт исчезла за ней. Она быстро и тихо переговорила с кем-то, потом вернулась, улыбаясь, со свертком в руках.
      – Одежда, мадам. Я волновалась, что вам придется есть, завернувшись в простыню!
      Она разложила чистую рубашку, бледную нижнюю юбку и платье из зеленой ткани, украшенной цветочками. Петра сразу же подумала, что все слишком красиво. Было ли это чувство вины, что она бросила монашеское одеяние, или тревога о реакции Робина? Как бы то ни было, у нее нет выбора.
      Она надела рубашку и нижнюю юбку.
      – О, мадам, мы забыли про корсет!
      – Не важно, – сказала Петра, беря платье. В нем были два кармана, в которые можно было проникать сквозь прорези. Это хорошо, очень хорошо. Она сможет носить в них ее драгоценный молитвенник. Петра сожалела, что оставила его в карете.
      Петра быстро оделась. Платье плотно облегало грудь, но это компенсировалось отсутствием корсета. Оно сидело достаточно хорошо и было почти нужной длины.
      Но когда Петра повернулась к зеркалу, то поняла, что не зря беспокоилась. Платье было слишком красиво, с довольно низким корсажем. Цвет ей очень шел. Прошло много лет с тех пор, когда она носила что-то, кроме монашеского платья, – если не считать одежду Гулар. К своему удивлению, она почувствовала себя уязвимой.
      – Что-то не так, мадам? – спросила горничная.
      – Мои волосы. – Петра использовала это как отговорку, касаясь их.
      Они действительно выглядели своеобразно. Короткие, они после мытья превратились в буйство кудряшек. На херувиме это было бы очаровательно; на взрослой женщине выглядело нелепо.
      – Это необычно, мадам, но красиво. Так модно там, откуда вы приехали?
      Петра ответила, что модно. Другого объяснения она не могла придумать.
      – Вместе с платьем принесли чепчик, мэм.
      Петра схватила его, удивленная, какой действующей на нервы оказалась эта смена одежды. Чепец был похож на тот, что она носила с монашеским платьем, но свободнее и более легкомысленный. Оборка впереди была широкой, кружевной, без вдовьего выступа. Он завязывался под подбородком, но широкой шелковой лентой. Петра увидела и шляпку, если диск из соломы заслуживал такого названия. Ленты в тон платью образовывали узел на верху шляпки, а в добавление к ним сзади свисал еще целый ярд ткани.
      – Это, наверное, был чей-то любимый наряд, – сказала Петра, гадая, не стоит ли за этим трагедия.
      – Луизиной сестры, мадам. Она очень гордилась им, но сейчас она носит второго ребенка, так что вряд ли он ей понадобится после родов, не беспокойтесь, мадам. Ваш брат хорошо заплатил.
      – И тем не менее я благодарна. – Петра нервно разгладила платье на бедрах. Никаких обручей или крахмальных нижних юбок. – Я пока не надену шляпку, но есть ли у меня туфли?
      – О! Простите. Луиза взяла те странные сандалии, чтобы знать размер. Пойду посмотрю, что она нашла. И чулки тоже. Как она могла забыть о них?
      «Обычная женщина носила бы свои собственные», – подумала Петра.
      Раздался стук в дверь гостиной, и из-за нее донесся голос Робина:
      – Ты готова, Мария? Еду уже подали.
      – Иду! – крикнула Петра, жестом отпустив служанку. Она вытащила нож из рубашки, снова привязала его к бедру и пошла к двери. Однако открыв, осознала, что она босиком.
      Он смотрел, но не на ее ноги.
      – Мои извинения. Я не видел вас одетой во что-то подобное… Так давно, – добавил он, вспомнив об их отношениях брата и сестры. Потом он увидел ее ноги и улыбнулся так, что ее пальцы на ногах, наверное, покраснели. Она поспешила в гостиную, где был накрыт стол.
      – Ах, – сказал он, – наконец-то я могу удовлетворить некоторые из ваших желаний.
      Запах теплого хрустящего хлеба дразнил ее ноздри. От вида масла, вина и корзины фруктов ее рот наполнился слюной. Слуга стоял, готовый разливать суп в тарелки, запах от супа шел превосходный. Петра села и принялась за еду.
      – О, это очень хорошо. – Она вздохнула и улыбнулась Робину прежде, чем вспомнила, что сказала.
      У него на щеках появились ямочки.
      – Вы во всей красе, – сказала она, чтобы сгладить неловкость. – Полагаю, карета уже прибыла.
      Он налил белого вина в ее бокал.
      – Всего через четверть часа после нас.
      Дорогие кружева ниспадали на его руки с длинными пальцами. Пена таких же кружев украшала шею. В первый раз с момента ее знакомства с ним он был в галстуке, к тому же очень красивом.
      Его камзол не подходил для двора, но был весьма изыскан, из темно-синей ткани, с позолоченными пуговицами, надетый поверх жилета из бежевой парчи. Однако никаких драгоценностей, но тут она заметила жемчужную булавку, приколотую к галстуку. Белое на белом. Это выглядело идеально.
      – Я рад, что мое облачение вам понравилось, – сказал он с улыбкой.
      Застигнутая врасплох, Петра покраснела и снова занялась супом.
      Когда она доела суп, ей пришлось снова посмотреть на него. Его волосы были завязаны на затылке узлом. Они были все еще влажные. Он встретился с ней взглядом и вопросительно поднял брови.
      – Волосы, – сказала она. – Они у вас еще мокрые.
      – А у вас нет?
      – Короткие волосы высыхают быстро.
      – Даже если так, разве следовало накрывать их влажными? Это вредно для здоровья.
      Он опять поддразнивал ее, и тогда Петра сказала:
      – Они достаточно сухие, – и добавила «брат», чтобы напомнить ему об их обмане. Гостиничные слуги здесь, так близко к побережью, могли немного понимать по-английски, но в любом случае язык флирта универсален.
      Петра сосредоточилась на блюдах, поставленных между ними. Все они пахли восхитительно. Робин сказал слуге, что они справятся сами и позовут его позже.
      Вдруг они оказались наедине, а его волосы высыхали, вырываясь на свободу и ловя солнечные лучи. Чистый белый галстук почему-то усиливал его сияющую красоту.
      Он положил еду на ее тарелку.
      – Морской язык, я думаю, с грибами. Не вижу никаких причин, чтобы в этом отеле хотели нас отравить.
      – О том вы тоже так думали, – возразила она, пробуя кусочек. Приготовлено было отменно. – Как по-вашему, что сделала мамаша Гулар?
      – Сбежала, если у нее есть хоть капля ума.
      – Ее мать умерла. Она могла обвинить нас. – В ответ на его скептический слишком самоуверенный взгляд Петра сказала: – Это еще одна причина спешить к побережью. Нам не стоит задерживаться здесь.
      – Нам нужно поесть, людям нужно поесть и отдохнуть, а у вас, хочу заметить, нет даже туфель. Но как я сказал, спешно уехав отсюда, мы только будем пинать пятки в Булони.
      – Пинать пятки? – переспросила она. – Танцевать?
      Он рассмеялся:
      – Маяться от безделья. Я буду с удовольствием учить вас идиомам. Ешьте.
      Петра ела с большим удовольствием. Все было необычайно вкусно.
      – Теперь, пока мы едим, расскажите, кто возражал, чтобы вы покидали Милан, и почему.
      Аппетит у Петры мигом исчез, но она понимала, что надо что-то ему рассказать.

      – Его имя граф ди Пуриери, и он желает меня.
      – Мужчина с хорошим вкусом. Граф. Богатый и могущественный человек?
      – Очень.
      – И ваш любовник? – Он как ни в чем не бывало отправил в рот кусок рыбы.
      Петра возмущенно на него посмотрела:
      – Да.
      – Это случилось после того, как вы стали монахиней? – спросил он.
      – Разумеется, нет.
      – Это вполне возможно. Но в таком случае вы должны были быть очень молоды для такой связи.
      – Вы можете забыть о своих инквизиторских инструментах, сэр. Я готова рассказать все. По крайней мере столько, сколько вам нужно знать. Чему вы улыбаетесь?
      – Ваши руки, – ответил он. – Вы много жестикулируете. Раньше вы не делали это так часто.
      – В монастыре это не одобрялось.
      – Но теперь появляется настоящая Петра д'Аверио. Как бабочка. – Он щелкнул пальцами, и его маленькая собачка подбежала, чтобы получить свой кусочек. – Эту породу называют бабочкой из-за больших ушей и отметины на мордочке.
      – Я не бабочка, – возразила Петра.
      – Но вы и не камень. Ешьте. Если вы в опасности, вам понадобятся силы.
      Петра повиновалась, пораженная его способностью раздражать ее даже во время еды. Но еда была очень хороша, а Петра очень проголодалась. Она и не заметила, как съела всю рыбу.