– И не надо. Сделай так, чтобы это было послание к ней, и попроси ее дать тебе знать, все ли с ней в порядке.
– Каковы шансы, что она прочтет это? Ты читаешь такие вещи?
– Множество людей говорили об объявлении о Варци. Тебе нужно сделать его необычным, чтобы о нем заговорили, и написать в нем нечто такое, что привлечет ее внимание.
– Это по крайней мере развлечение.
С помощью Кристиана и распитой на двоих бутылки кларета Робин написал следующее: «Кто убил Кок-Робина? Нет, не воробей луком и стрелами, а камнем из рогатки птичка, которая улетела. Новости об этой птичке будут великодушно приняты мистером… – Робин улыбнулся. – Добрым малым в арабской кофейне, Фернли-стрит, Лондон».
– Это немного рискованно, – сказал Кристиан.
– Почему? Я хочу, чтобы Петра знала, что я приложил руку к смерти Варци, и мне нужен адрес, куда она может послать сообщение. А самое главное, – сказал он, допивая вино, – мне нужно получить это сообщение.
– Ты видела это? – спросила Порция, входя в четверг в гобеленную комнату с газетой в руке.
Петра сидела с Роуз, вышивая рубашку для Дженни, дочери Роуз. Порция стала просто одержима объявлениями и заметками, ища скрытый подтекст в самых простых словах людей, ищущих работу или пропавшую собаку. Но когда Порция прочла странное объявление вслух, Петра едва сдержалась, чтобы не вскочить и не выхватить газету у нее из рук.
«Кто убил Кок-Робина? Нет, не воробей луком и стрелами, а камнем из рогатки птичка, которая улетела. Новости об этой птичке будут великодушно приняты мистером Добрым малым в арабской кофейне, Фернли-стрит, Лондон».
Это была просьба, и к тому же Петра поняла, что Робин имел отношение к смерти Варци.
Конечно, имел. Она знала, что, несмотря на ее письмо, он не перестанет пытаться обеспечить ее безопасность, и ее снедало чувство вины за свое молчание. Но у нее не было возможности тайно послать письмо. Она никуда не ходила, потому что ее присутствие держалось в секрете до маскарада, и она почти никогда не оставалась одна.
– Ну разве это не загадочно? – сказала Порция. – Ты помнишь, Петра? Твой синьор Варци был убит в арабской кофейне.
– Думаете, здесь есть связь? – произнесла Петра.
– Трудно сказать, – ответила Роуз. – Твой Варци давно мертв, и он не имел ничего общего с птицами, не так ли?
– Не имел, – сказала Петра. – Уверена, это какая-то приватная шутка, а кофейня просто совпадение.
Смерть Варци, конечно, живо обсуждалась здесь, и с большим удовлетворением. Лорд Брайт подозревал, что это работа его брата, но Ротгар все отрицал. Петра верила отцу. Во всяком случае, он был раздосадован тем, что его опередили. Все, похоже, смирились с мыслью, что Варци одновременно с поисками Петры занимался шпионажем в пользу Австрии и что это стало его погибелью.
Петра не находила тут никакой связи с Робином.
Варци убили солдаты, которыми командовал майор Грандистон. Небольшое окольное расследование выявило, что Грандистон был опытным офицером Королевской гвардии, который в последнее время служил при дворе, так что он не мог путешествовать по северной Франции под именем Робина Бончерча.
В одном докладе высказывалось предположение, что Варци планировал убить герцога, возможно, одного из братьев короля. Робин определенно не был одним из них.
В конце концов она смирилась с тем, что это совпадение, но теперь все предстало в другом свете.
– Почему добрый малый? – пробормотала Порция, все еще пытаясь разгадать загадку. – Второе имя Пака?
– Робин добрый малый! – объявила Порция. – Да, конечно. Это подходит к упоминанию о Кок-Робине. Это стишок о птицах. Но мне интересен смысл.
«Робин, – подумала Петра. – Прямое доказательство».
– Там не только птицы, – заметила Роуз. – Бык звонит в колокол, а муха убивает его. По-моему, я где-то читала, что это нечто вроде аллегории о Уолполе.
– Политика? – сказала Порция. – Фу!
Пока эти двое разбирали по косточкам объявление и стишок о Кок-Робине, Петра пыталась придумать способ ответить на просьбу Робина. Она не успокоится, пока не сделает этого. Тут ей в голову пришла идея. Она спросила отца, как отправить благодарственное письмо миссис Уоддл.
– Она не умеет читать, но ее племянник в «Трех петухах» умеет. Думаю, она будет рада получить это письмо.
– Несомненно, – ответил отец с улыбкой. – Просто напиши письмо и положи в почтовую сумку в холле. Оно будет оплачено здесь, так что с нее не потребуют денег.
Он, казалось, ничего не заподозрил, но Петра все больше и больше убеждалась в том, что репутация лорда Ротгара как человека проницательного и всеведущего вполне заслуженна. Он тесно связан с государственными делами и держит целое управление только для того, чтобы его информировали обо всех внутренних и международных делах. Таких людей можно направить и на добычу другой информации.
Даже братья лорда Ротгара считали, что временами его трудно понять. Петра не обманывала себя, что сможет это сделать.
Но она не думала, что он вскроет ее письмо, поэтому решила рискнуть. Теперь у нее был письменный стол, снабженный всем необходимым, включая печать с буквами «П.М.» на ней. Она написала письмо, но добавила постскриптум, прося миссис Уоддл попросить мистера Хайта отправить прилагаемое письмо.
Потом она разрезала лист бумаги пополам и написала на половинке простое письмо Робину.
«У меня все хорошо, – написала она, – но я пока опасна для вас, даже несмотря на смерть Варци. Я благодарю вас за это, потому что уверена, что вы сыграли тут свою роль. Пожалуйста, летайте свободно, Кок-Робин, и избегайте всех воробьев, стрел и камней.
Петра».
Она сложила его и запечатала так же, как запечатала то последнее письмо, которое послала ему, прижав сургуч ручкой печати, а потом приложив к нему палец. Будучи одна, Петра поцеловала письмо.
Она вложила его в другое письмо и это запечатала уже должным образом. Конечно, это риск, но она надеялась, что отец подумает, будто она написала своей благодетельнице длинное письмо.
Но все-таки, держа письмо, Петра вздыхала.
Увидит ли она еще когда-нибудь Робина? Она надеялась, что ее чувства поблекнут, но они, подпитываемые надеждой, с каждым днем пускали корни все глубже. В конце концов, ей предстояло войти в светское общество, а каковы бы ни были его настоящие имя и титул, он был частью этого общества. Разве он не возвращался тогда из Версаля?
Возможно, что сон, приснившийся ей во дворе мамаши Гулар, сбудется. Возможно, однажды она сможет встретиться с ним на балу, и они будут должным образом представлены. Тогда они смогут танцевать и разговаривать, смотреть друг другу в глаза и флиртовать.
Если он чувствует к ней то же самое, что она чувствует к нему, если она для него не просто обуза, о которой надо заботиться, тогда, возможно, они смогут сделать что-то большее.
Ведь сны иногда сбываются.
– На третий день, – сказал Робин Фонтейну, – я поднимусь с постели. – Он сдержал обещание, данное матери, сегодня будет первый день после смерти Варци, когда он попытается нормально двигаться. Он прошелся по комнате, не ощутив острой боли.
– Видимо, новые швы помогли зажить старым. Но какие же они жесткие.
– Пожалуйста, осторожнее, сэр, – суетился Фонтейн. Он вернулся вчера и все еще не мог успокоиться. Кокетка тоже бегала вокруг Робина и суетилась, как будто могла чем-то помочь.
– Неужели не понимаешь, что ты кроха? – спросил Робин собаку.
Взгляд Кокетки явно говорил, что нет.
Робин дохромал до окна, чувствуя себя относительно нормально. Потягиваясь, он посмотрел в окно. День выдался ясный и солнечный, что в Лондоне редко бывает.
– Я спущусь вниз к завтраку, – объявил он. Поскольку от этого ему не стало хуже, он пошел дальше и вывел Кокетку на короткую прогулку, забавляясь реакцией окружающих. Почти все, мимо кого он проходил, таращили глаза с немым вопросом «Что это такое?».
– Что же произойдет, когда я представлю тебя своим настоящим собакам в Истон-Корт? – спросил он, когда они вернулись. – Ты небось уверена, что будешь там всеми заправлять. – Он сел и вздохнул. – Все это очень хорошо, малышка, но я все еще ничего не знаю о Петре и пока не узнаю, не успокоюсь.
Он взял себя в руки и сосредоточился на выборе секретаря. Решив довериться интуиции, Робин остановился на молодом, полном энтузиазма, очень умном выпускнике Оксфорда по имени Нантвич, который готов был хоть сию минуту приступить к своим обязанностям. К тому же Нантвич был сыном викария, которому действительно было нужно хорошее место, и Робин знал, что это произведет на него впечатление. Он послал за ним и сообщил о его удаче.
После обеда Робин отправился в портшезе в клуб, где услышал, как множество людей говорят об объявлении о Кок-Робине, гадая, что это может означать, или ворча на людей, которые тратят чернила и бумагу на чепуху. Компания была решительно скучной, поэтому он отправился к Анджело посмотреть на фехтование.
Инструктор захотел узнать подробности его боя у Фолкстоуна. Робин рассказал всю историю и закончил показом некоторых приемов. Он остановился, ощутив боль в ноге, но чувствовал, что скоро придет в норму.
На следующий день он вскрыл письмо от Торна, надеясь на новую информацию. И когда увидел приложение, у него остановилось сердце. Письмо было адресовано точно так же, как предыдущее, и снова послано из Миклбери, но почерк был другой. Письмо было написано на превосходной бумаге хорошими чернилами, так что он мог увидеть истинный почерк Петры, легкий, с небольшим наклоном и замысловатыми завитками. Он перевернул его и увидел, что на воске опять нет печати. Как и в прошлый раз, он был прижат пальцем. Он ясно видел рисунок отпечатка.
Она все еще хранила свои тайны, потому что при такой хорошей бумаге и чернилах у нее должна была быть и какая-то печать.
Он прикоснулся к месту печати. И как будто почувствовал поцелуй.
Потом сломал печать, развернул плотную бумагу и прочел послание.
«У меня все хорошо, но я пока опасна для вас, даже несмотря на смерть Варци. Я благодарю вас за это, потому что уверена, что вы сыграли тут свою роль. Пожалуйста, летайте свободно, Кок-Робин, и избегайте всех воробьев, стрел и камней.
Петра».
Почему она думает, что все еще представляет для него опасность? Ясно, что она здорова и находится у людей, которые могут позволить себе хорошую бумагу и чернила. Ясно, что она хочет, чтобы он прекратил поиски. Он мог поехать в это Миклбери и попытаться взять ее след, но он не станет этого делать. Надо уважать ее желания.
Глава 30
Лорд Ротгар каждый день показывал Петре различные части Ротгар-Эбби. Однажды он сказал:
– Могу я показать тебе мою истинную страсть?
Разумеется, Петра сказала «да», но подумала, не придется ли ей наконец увидеть темную сторону этого мира. Она вошла вслед за ним в неразбериху тикающих звуков и увидела троих мужчин без пиджаков, поглощенных работой над часовыми механизмами.
Один молодой человек за длинным центральным столом поднял глаза и с улыбкой кивнул; другой даже не оторвался от того, что делал с крошечными кусочками сияющей латуни. Маленький пожилой мужчина, работавший над чем-то большим, сказал:
– Милорд, – и тут же вернулся к своей работе.
– Часовые механизмы, – сказал лорд Ротгар, – во всех их формах.
По тому, как он прикоснулся к механизму, Петра поняла, что это действительно его страсть, даже любовь.
– Раньше я никогда не думала о часах, – призналась Петра, – иначе как с раздражением, если кто-то забывал завести их.
– Механизм завораживает и постоянно совершенствуется. Хотел бы я жить через двести лет, чтобы увидеть, чего он достигнет к тому времени. – Он провел ее по комнате, показывая свои сокровища, но не слишком долго. Он понимал, что не все разделяют его пристрастие к колесикам, шестеренкам, пружинам и маятникам.
Петре стало интереснее, когда он перешел к механическим игрушкам. Он показал ей обезьянку, бьющую в барабан, и леди, танцующую под музыку из ящичка под ее ногами.
– У меня есть люди, которые ищут сломанные и заброшенные вещицы, и эти вещицы я потом чиню.
– Вы делаете это сами? – спросила она, уверенная, что ошибается.
– Когда есть время. Иногда мне требуется помощь, – добавил он, улыбаясь пожилому мужчине, который улыбнулся ему в ответ. – Я всего лишь любитель, но моей работе нужен дом.
Они пошли дальше и приблизились к птице на ветке дерева – птице, покрытой перьями так, что она казалась настоящей. Он нажал на рычажок, и птица ожила, стала поворачивать головку и петь, показывая красную грудку. Это была малиновка. Поблизости из дерева вылез червяк, и птица перестала петь, очевидно, чтобы проглотить его.
– Очаровательно, – сказала Петра, не выказывая особых эмоций, хотя знала, что всеведущий Темный Маркиз каким-то образом узнал слишком много.
Он бросил взгляд на ее корсаж, и Петра поняла, что к нему приколота камея, которую она носит слишком часто. Она говорила, что это память о ее матери, но у камеи был совершенно не итальянский стиль. Легкомысленная, легкомысленная, легкомысленная, но как можно жить в постоянном напряжении?
Отец взял в руки птицу.
– Можешь взять ее себе, если хочешь.
Петра поблагодарила его и отнесла игрушку к себе в комнату. Там она сняла брошь и убрала ее в шкатулку, где хранились безделушки, подарки ее отца. Теперь у нее были и дорогие украшения, которые для безопасности хранились в сейфе лорда Ротгара.
Ее отец был необычайно добр, он собирался представить ее свету и обеспечить ей богатое приданое. Петра понимала, что может сделать хорошую партию. Но ее не покидала мысль, что, возможно, Робин может оказаться подходящей партией и изъявит желание жениться на ней.
Она снова завела игрушку, и птица запела, но это не могло облегчить ее сердце.
Робин Бончерч единственный, за кого Петра хотела выйти замуж. Между тем месячные у нее задержались уже на неделю.
Она села и закрыла руками лицо. Как могло это случиться с ней? Она добралась так далеко, боролась так упорно и наконец нашла гавань, которую искала, и вдруг такой позор! Скоро ей придется признаться. Маркиз захочет узнать, кто отец, и ей придется сказать правду. Он найдет Робина, если уже этого не сделал, и заставит его пойти к алтарю или умереть.
Она умоляла Робина летать свободно, но это загонит его в клетку.
Робин никогда не переставал заботиться о ней, и между ними вспыхнула страсть. Возможно, он будет не против.
Но стоит ли ей признаваться до маскарада в Чейнингсе? Узнав, что она беременна, отец может передумать и не представлять свою незаконнорожденную дочь высшему обществу.
Робин мрачно посвятил себя своим графским обязанностям и возвращению прежней физической силы и подвижности. И то и другое было трудно. Снова и снова ему приходилось общаться с людьми, которые близко к сердцу принимали его интересы, но не могли полностью принять то, что он готов к ответственности. Он понимал, что все, от слуг до управляющих, а также его семья и, возможно, он сам не совсем смирились с тем, что его отец умер.
Тут Нантвич оказался благословением – настоящая новая метла. Робин предоставил ему свободу действий, несмотря на то, что его энтузиазм бывал утомительным. Секретарь решил, что Робин интересуется национальными и международными делами, и постоянно предоставлял ему статьи или очерки о последних событиях. Робин покорно читал их.
Он не мог не попросить Нантвича разузнать о Милане, в частности о семье д'Аверио. Через день он получил официальное письмо. Робин поблагодарил его, прочел бумагу и не нашел абсолютно ничего полезного, поэтому затребовал информацию о семье Морчини, и особенно о теперешнем графе ди Пуриери.
Это оказалось более интересное чтение, но Робин ненавидел Лудовико Морчини. К несчастью, ответ пришел вместе с книгой самых именитых семей в Милане, с пометкой на странице с портретом.
Любовник Петры был зловеще красивым парнем с элегантной фигурой и улыбкой. Однако улыбка не прятала его холодные глаза. Робин надеялся, что он удавится от гнева, когда узнает о смерти Варци и поймет, что Петра спасена.
Мысли о Пуриери и мести заставили его пойти к Анджело и заняться совершенствованием своего фехтования.
– Неплохо, – сказал Робин через некоторое время, но он взмок от пота, а его шрам горел огнем.
– Совсем неплохо, сэр, – сказал Анджело, – но чтобы достичь совершенства, вы должны относиться к этому более серьезно.
Робин криво усмехнулся:
– Похоже, это общее мнение. Но конечно, упорно трудясь, я со временем стану настоящим воплощением всего.
Но он также проводил время в турецких банях, просто чтобы прогревать и массировать ногу, а не для других доступных в них упражнений.
Он был странно целомудрен и не мог больше использовать свою ногу как отговорку. По какой-то причине в его мыслях маскарад Эшарта стал особенным днем. Итальянский маскарад, организуемый Терезой Корнелис, казался связанным с Петрой, хотя на самом деле ничего подобного не было.
После этого он полностью погрузится в свою новую жизнь. Он поедет на север, чтобы с усердием приняться за Истон-Корт, а потом и за другие свои поместья. Он вернется к своим обычным развлечениям. Возможно, заведет себе постоянную любовницу или выберет невесту.
Это ожидание тридцатилетия было юношеской глупостью, но он не даст ни пенни фонду Общества моральных реформ леди Фаулер. Он не одобрял многого, что было в обществе, но эта женщина была брюзгой с кислой рожей, которая хотела поставить всех на колени и с утра до ночи петь гимны. В конце концов, именно поэтому он, Кристиан и Торн выбрали ее бенефициарием – как мощное средство устрашения.
Он разберется со всем этим после маскарада.
Глава 31
Петра поехала в Чейнингс вместе с остальными Маллоренами, никому не открыв своей тайны, хотя уже не сомневалась в том, что беременна.
Она помнила слова Робина о том, что он может дать ребенку свое имя, и тогда он не будет бастардом. Он сказал это серьезно или для красного словца?
Ей придется найти его и сказать правду, прежде всего ради ребенка.
Приглашения на венецианский маскарад маркиза Эшарта гласили, что все должны прибыть, когда стемнеет, в маскарадных костюмах и что костюмы эти должны быть традиционными и скрывающими – большой плащ-домино и венецианская полумаска. Чтобы помочь скрыть личности гостей, до полуночи не будет ни вводной части, ни официальных приглашений, ни представлений.
В костюме могли быть некоторые вариации, и Петра проинструктировала Маллоренов. Вместо капюшона можно надеть шляпу, особенно если она почти полностью скрывает волосы, а волосы надо напудрить, чтобы замаскировать их цвет. Дамы, которые хотят быть наиболее загадочными, могут надеть темную вуаль, свисающую с нижнего края маски, полностью закрывая лицо. Не зря говорят, что на венецианском маскараде мужчина может сказаться в пикантной ситуации, соблазняя собственную жену.
Гостей попросили прийти без оружия. Петра спросила почему.
– Мужчины входят в раж, – объяснила Диана, – и шуточная дуэль превращается в настоящую. Не говоря уже о том, что декоративные шпаги неудобны – они мешают. Именно из-за этого госпожа Корнелис запретила их на своих мероприятиях, поступив весьма мудро.
Петра поехала на маскарад вместе с отцом и Дианой. Когда они повернули на подъездную дорожку к дому, Петра застегнула свой темно-синий плащ, сделанный из такой же ткани, как и ее платье, и надела маску, закрывавшую все лицо, кроме узкой полоски от ноздрей до подбородка.
– Мне так нравится эта маска, – сказала Диана, надевая свою, украшенную перьями с намеком на клюв на носу.
Маска Петры просто повторяла форму лица, но она выкрасила половину ее в серебряный цвет, а другую – в полночно-синий вдоль волнистой линии, украшенной блестками.
– Я помню этот дизайн, – сухо произнес отец.
– Простите! – Петра прикусила губу. Как она могла совершить такую оплошность. – Моя матушка бережно хранила такую маску, и мне она всегда нравилась, но я должна была догадаться почему.
Он невесело улыбнулся:
– Думаю, ей понравится увидеть тебя сегодня в такой маске.
Ее мать была бы счастлива увидеть дочь в безопасности, под опекой отца, но если она видела все, она знала о грехе Петры и ее тайне. Петра подавила вздох, надевая традиционную треугольную шляпу.
Маска ее отца тоже была птичьей, самый распространенный стиль для венецианского карнавала, но у его маски был хищно изогнутый клюв, возможно орлиный. Его шляпа была с круглым краем и простая. Не специально ли она бросала зловещую тень на его спрятанные за маской глаза? Проведя несколько недель в его обществе, Петра знала, что он не отречется от нее за ее грех, и все же боялась открыть ему свою тайну.
Они влились в поток карет и всадников, все двигались медленно, чтобы проникнуться атмосферой праздника. На деревьях вдоль дорожки висели разноцветные фонарики, которые освещали фей, сидевших на ветках, или дриад, выглядывавших из-за деревьев.
– Восхитительно! – воскликнула Диана, застегивая гранатовый плащ, надетый поверх розового платья. – Скоро мы устроим для тебя бал, Петра, и должны придумать что-то столь же очаровательное. Жаль, что Эшарт украл венецианскую идею. В Милане есть что-либо подобное?
– Не совсем, – ответила Петра. – Опера, возможно.
– Вы можете заказать оперу, – сказала Диана мужу. – Например, о приключениях Петры «Странствующая монашка».
– Волнующе, – заметил лорд Ротгар, – но, полагаю, нам следует хранить ее в старом тайнике аббатства.
Петра подумала, что ничего подобного не произойдет, если она расскажет о своем положении. Карета остановилась у открытых парадных дверей.
Дом был тоже увешан фонариками, а большинство окон украшены цветами, так что свет изнутри сиял сквозь них, как сквозь витраж. Все вокруг Петры в масках и плащах плыли в дом, целая река веселой анонимности. У некоторых плащи были короче, но у большинства длинные, плотно застегнутые, так что трудно было бы отличить мужчину от женщины, если бы не широкие юбки дам.
Ее отец и Диана восхищались искусно украшенным холлом, напоминавшим итальянские руины, и строили планы превзойти их на большом балу в честь Петры. Теперь это уже никогда не случится. Толпа внесла Петру вверх по лестнице, через арку в большое пространство, изображающее итальянскую пьяццу. То тут, то там даже были сделаны маленькие балкончики.
– Это придумала мадам Корнелис, – сказал кто-то. – Она венецианка, вы знаете.
Петра проскользнула за гипсовые колонны и обнаружила сумрачную дорожку вокруг периметра комнаты, идеальную для флирта и даже поцелуев. Дорожка привела Петру к узкой лестнице, пристроенной к стене.
Петра осторожно прошла по ней и оказалась в таком же узком проходе, окружавшем комнату на более высоком уровне. Пол был сделан из простых дощечек, и она шла по нему осторожно, но он оказался крепким. Проход не был освещен, но свет то тут, то там просачивался сквозь хитроумно устроенные балкончики.
Петра осторожно прошла к ближайшему балкону и посмотрела вниз. На нее нахлынули воспоминания. Петра словно вернулась в прошлое, когда впервые была на маскараде.
Ей было семнадцать, и она считала себя очень взрослой. Это было начало ее флирта с Лудо, поддразнивания и поцелуев. Петра не сомневалась, что выйдет за него замуж. Она даже могла представить, что вон тот или этот мужчина – это он, разыскивающий ее, пока она игриво прячется, чтобы ее нашли.
– Петра д'Аверио! – Петра резко обернулась, но, конечно, это был не Лудо. Это была женщина в плаще и маске.
– Синьора? – спросила Петра.
– Ты не узнаешь меня. Это неудивительно. Но я Тереза Корнелис, моя дорогая. Раньше Тереза Имер.
– Как вы узнали меня, мадам?
– По маске. На мгновение мне показалось, что это Амалия. Она тоже носила синий плащ.
Еще одна ошибка? Нет, госпожа Корнелис не представляла никакой опасности, и в этом совпадении не было ничего зловещего. Синий цвет подходил к маске.
– Конечно, – добавила госпожа Корнелис. – я знала, что ты в Англии, и это мне помогло.
Петра вдруг пожалела, что находится в таком уединенном месте.
– Я не желаю тебе зла, – сказала женщина со странной улыбкой.
Она приказала себе успокоиться. Ей нужно всего лишь сделать один шаг на фальшивый балкон и позвать на помощь.
– Я просто удивилась. Я очень рада встретить вас, мадам. Моя матушка очень тепло говорила о вас.
– Дорогая Амалия. Она умерла в монастыре, насколько мне известно.
– Я удивлена, что новости об этом уже достигли Англии.
– Тобою интересовались.
– Кто? – спросила Петра, стараясь не выдать своего волнения. Должно быть, это был Робин. Эта женщина должна знать, кто он.
– Синьор Варци. Теперь он, к счастью, мертв. Отправлен в ад лордом Грандистоном.
Лорд Грандистон? Петра узнала имя офицера, упомянутого в газетах. Честно говоря, эта женщина ей совсем чужая, хотя и была когда-то подругой ее матери. Мать предупреждала ее, что Терезе Имер нельзя полностью доверять.
– Вы чего-то хотите, мадам? Я должна вернуться к своим друзьям.
Женщина отошла в сторону.
– Конечно. Я просто хотела познакомиться. Здесь сегодня я буду занята, потому что все это придумано мной, и я должна проследить, чтобы не возникло проблем, но, возможно, когда-нибудь в Лондоне у нас будет время для более обстоятельного разговора.
Петра поклонилась и протиснулась мимо нее, чтобы уйти. Спускаясь с лестницы, она вспоминала их разговор, ища ловушки. Вдруг она остановилась. Тереза Имер, видимо, думала, что у нее есть основания для вымогательства. Если она собиралась потребовать денег за то, что не откроет правду о рождении Петры, то будет разочарована, поскольку этот план провалился.
* * *
Робин приехал в Чейнингс с Торном, Кристианом и еще одним другом, лордом Данкортом. Прошлым вечером они собрались в доме Данкорта, недалеко от Лезерхеда, и устроили там веселую вечеринку. Робин только жалел, что не может быть таким же веселым, как раньше. Друзья приписывали его настроение попыткам вплотную заняться графскими делами. Это была не совсем правда. Неудача в поисках Петры оставалась как инфекция в ране.
В обществе друзей он испытал облегчение, но забыл, как близко Чейнингс к тому месту, где исчезла Петра. И когда приехал на маскарад, обнаружил, что продолжает искать ее. Он даже не узнал бы ее среди этих плащей и масок, но продолжал искать. Эта рука, эта спина, этот смех, эта легкая походка…
Эти духи?
Во время их приключений Петра не пользовалась духами, но он обернулся, гадая, какую из проходящих дам он отметил. Розовую, красную, белую или синюю? Робин схватил бокал вина с подноса и вместе с друзьями отправился дальше осматривать преобразившийся дом.
Тереза Имер обошла дом и была удовлетворена тем, что все идет как надо. У нее не было сомнений. Она имела большой опыт, организовывая такие события в своем собственном доме, а в этом случае ей даже не пришлось тратить свои деньги.
Деньги, деньги, деньги. Это всегда проблема. Она достигла того, чего не смог никто другой, – устраивала развлечения такие роскошные, такие занимательные, что весь модный свет умолял ее о билетах. А ведь она иностранка простого происхождения, приехавшая в Англию без гроша. Но нужно обеспечивать лучшее, чтобы привлекать лучших людей, и кредиторы требовали выплат, а торговцы представляли невероятные счета. Теперь еще этот «Олмак» пытался повторять ее ассамблеи и украсть ее клиентуру.
Она подумала о возможности, которую обнаружила, пожала плечами и пошла искать джентльмена в пурпурном плаще и узкой маске. Найдя его, она сказала:
– Пятьсот гиней, вы говорили?
Молодой человек повернулся к ней:
– Она здесь?
– Я говорила вам, что есть такая возможность. Темно-синяя, в сине-серебряной маске с блестками.
– Как мило с ее стороны быть такой заметной, – сказал граф ди Пуриери. – Приношу вам свою благодарность, синьора.
– Я бы предпочла оплату. Это кольцо подойдет.
Он посмотрел на золотое кольцо на своей правой руке, цинично улыбнулся и снял его.
– Верно, я очень скоро покину страну. – Он отдал ей кольцо и смешался с толпой.
Робин играл за карточным столом, что не доставляло никакого удовольствия, но помогало избежать других занятий. Даже при открытых дверях и окнах в помещении становилось все жарче, и он уже подумывал о том, чтобы выйти на воздух, когда кто-то коснулся его руки. Он обернулся и увидел женщину в алом плаще и пурпурной маске с перьями.
Он встал.
– Мадам?
– Вы не отойдете со мной на минутку, сэр?
Итальянский акцент. После одного резкого удара сердца он понял, что это не Петра.
– Мадам Корнелис. Маскарад удался на славу.
Она наклонила голову:
– Благодарю вас, лорд Хантерсдаун.
Он прошел с ней в тихий уголок.
– Вы умеете видеть сквозь маски, мадам?
– Нет, милорд, но у меня богатый опыт наблюдения за толпой в масках, чтобы не допустить появления тех, кто создает неприятности.
– Каковым я и являюсь?
Она со смехом отмахнулась:
– Когда трое высоких молодых людей входят вместе и одного называют Робин, а другого Кристиан, я знаю, что это должны быть герцог Иторн, граф Хантерсдаун и лихой майор лорд Грандистон.
– Как печально быть предсказуемым. Но чего вы хотите от меня, мадам?
– Вы приходили ко мне, не так ли?
Робин встрепенулся:
– У вас есть новости о Петре д'Аверио?
– Возможно.
Он сдержал нарастающее возбуждение.
– Чего вы хотите?
Хитрые глаза сверкнули сквозь прорези ее маски.
– Обещание благодарности, если я окажусь вам полезной.
Он хотел сказать, что за ценой не постоит, но знал, с кем имеет дело.
– Боюсь, это слишком неопределенно.
Она поморщилась.
– Если хотите как на рынке, я дам вам полезную информацию, милорд, за пятьсот гиней.
– Пятьсот гиней, если я смогу с ней поговорить.
