Страх и отчаяние все глубже запускают когти в сердце Русова. Что же делать? Неважным выглядит этот проклятый секрет - готов все рассказать, лишь бы спасти Джанет. Но он не может надругаться над нею на черном алтаре! Она никогда не простит, и между ними будет все кончено… Нет, надо попытаться затянуть разговор. Может быть, придет помощь.
      – А почему вам не скажет Лик, обладающий высшим знанием? - Русов старается изобразить в голосе любопытство. - Мне он назвался Рарохом. Пусть оружие придумали люди, но ему должен быть известен секрет.
      При упоминании о Рарохе человек в балахоне вздрагивает и внимательно глядит на Русова. Довольно долго молчит.
      – Он предпочитает достойных, - наконец говорит он. - Мы должны постоянно доказывать, что достойны служить Ему. И вы должны доказать это тоже. Вы готовы к этому?
      Русов чувствует страшную усталость: что говорить дальше? Неужели никто не придет на помощь? Может быть, Болдуин успел оповестить полицию?.. Надежда на это невелика, и все же Русов в отчаянии пытается протянуть время.
      – Дайте подумать, - бормочет он.
      Словно темнота сгущается перед глазами. Странно, он по-прежнему видит Лилит - нагую и прекрасную, но справа проступает лик с парой огненно-желтых глаз, а рядом появляется мужчина в темной одежде и с мечом в руке.
      Голографическая проекция? Или что-то другое?..
      Лилит вдруг обращает чарующий взор на Русова и протягивает руку.
      – Дай это мне. - Голос звучит нежно и призывно. - Я подарю тебе все наслаждения Земли.
      Мужчина в черном поднимает меч, полоса бледной стали почти касается горла Русова.
      – Дай это мне, - говорит он властно. - Ты станешь великим воином Армагеддона. Все преклонятся перед тобой.
      Взор среднего лика обжигает будто пламенем.
      – Дай это мне. - Голос звучит как симфония, исполненная величия, страсти и печали. - Тебя будут славить, как избавителя человечества.
      Тьма углубляется, все ярче проступают Три лика. Русов будто растворяется в этой темноте: пропадают ощущения, чувства, мысли… Сквозь оцепенение доносится словно тень звука, проникает словно лучик света. Русов моргает - это дается с огромным трудом.
      На своем черном ложе привстает Джанет, печально глядя на Русова.
      – Ты все-таки оставляешь меня, Юджин, - тихо говорит она. - Так вот какой будет моя брачная ночь.
      Чувство горя пронзает Русова, словно в грудь воткнули раскаленный нож. Он мгновенно выходит из забытья и пытается вырваться.
      Но не может шелохнуться…
      В реальном мире ничего не изменилось: багровый занавес, неподвижно распростертая Джанет, фигуры в красных балахонах вокруг. Но другая горячая волна, на этот раз радости, проходит по телу Русова: он ощутил какой-то предмет в нагрудном кармане. Поклонники Трехликого не обратили внимания на футляр Сирина!
      Наверное, после поимки они проверили лишь обычные места, где держат оружие, не проведя тщательного обыска. Им было далеко до Морихеи: тот обыскал Русова быстро, но основательно.
      Но как добраться до футляра? Руки связаны, а собеседник не спускает глаз. В ответ на движение Русова он извлек из складок балахона парализатор, серебристый стержень больно уткнулся в бок. Страж наготове, одет в черное - значит, служит сейчас Темной Воинственности.
      Только спокойно! Что сделал бы на его месте Сирин?.. Может быть, тот трюк с портсигаром? Шериф попался на него, вдруг клюнет и этот? И хотя надежды было мало, Русов решается.
      «Мудрый солдат знает, как носить оружие, даже если нет оружия».
      Хотя зубы едва не стучат, а внутри все сжимается в комок, он по возможности беззаботно говорит:
      – Я подумал и решил, что все открою. Мне от этой тайны проку нет, а ваши предложения соблазнительны. Только скажу не вам, а самому магистру.
      Человек в черном медлит, а затем кивает. На лице мелькает тень удовлетворения: похоже, не сомневался в ответе Русова.
      Самомнение нас губит, вспоминает Русов чьи-то слова.
      – Это разумно, - отвечает он. - После приношения расскажете ему наедине.
      – А пока развяжите мне хотя бы руки, - просит Русов. - Они страшно затекли. Мне надо размять их, чтобы не опозориться во время ритуала. В конце концов, у вас есть парализатор, да и друзья рядом.
      Служитель Трехликого некоторое время думает, и опять становится похожим на черного кота. Коту скучно, игра с мышкой продолжалась слишком недолго.
      – Тут понадобятся не руки, а нечто иное, - говорит он с циничной усмешкой. - Но вы правы, кровообращение необходимо восстановить. Я развяжу руки, а потом подождем, пока закончится восхваление Лилит. Тогда вас подведут к алтарю. Время доверять вам полностью еще не пришло.
      Он встает, скрывается за спиной Русова, и тот ощущает на запястьях холодные ловкие пальцы. Руки освобождаются, хотя поясница и ноги по-прежнему привязаны. Русов расправляет затекшие руки и делает ими несколько движений.
      В церкви теперь мертвая тишина, красные фигуры неподвижны. Вдруг сердце Русова делает перебой: кажется, что Джанет пошевелилась… Нет, это просто дрожит пламя свечей. Но страх становится сильнее: от чего оно задрожало? Начинает чудиться, будто завеса медленно раздвигается, красные полотнища уползают в темноту возле стен…
      Красное и черное все впереди!
      Русов напрягается, наступает самая ответственная минута. Теперь все зависит от того, сколь много знают о нем поклонники Трехликого. Если изучили привычки, то все пропало!
      – Можно я закурю? - спрашивает он как можно естественнее. - Это меня успокаивает.
      Человек в балахоне внимательно глядит на Русова, и у того замирает сердце. Наверное, никогда в жизни не испытывал такого страха: если страж что-то заподозрил…
      Но собеседник вдруг улыбается. Это третья улыбка, которую видит у него Русов, и она нравится ему еще меньше, чем первые две - холодная и презрительная.
      – Сейчас не самое подходящее время, - говорит он. - Но Лики снисходительны к людским слабостям. Курите.
      Русов достает из нагрудного кармана футляр. Внутри лежат три белые трубочки - со стороны легко принять за сигареты. Возможно, их специально так сделали. Во всяком случае, собеседник смотрит без интереса, хотя парализатор не убирает.
      Сдерживая дрожь в руках, Русов берется за первую - ту, что после пустого гнезда и сует в рот. Чуть не ляская зубами о холодный металл, закрывает футляр и кладет обратно в карман. Лишь бы не перепутал цилиндрики!
      – Огоньку не найдется? - Он непринужденно склоняется к служителю Трехликого.
      Пожав плечами, тот перекладывает парализатор в левую руку. Правой достает зажигалку, высекает язычок пламени и подносит Русову. Тот ощущает горький аромат, похожий на запах ладана.
      А в следующий миг ударяет кулаком в бледный подбородок, торчащий из-под капюшона…
      Русов бьет в отчаянии, зная, что времени для второго удара не будет. Бьет во вспышке безумия, как в детстве, когда насела компания орущей шпаны и надо было продержаться, пока не придет помощь, иначе забьют насмерть. Бьет изо всей силы, накопленной за месяцы таскания тяжестей на складе.
      Зажигалка и парализатор летят на пол. Служитель Трехликого еще падает вместе со стулом, а Русов выхватывает изо рта металлическую трубочку и, сильно нажав на оба конца, швыряет к подножию красного занавеса. Пальцы не чувствуют укола (по-видимому, здесь нет антидота), и Русов закрывает уши ладонями, сознавая, что все равно окажется в радиусе поражения.
      К его ужасу, некоторое время ничего не происходит. Несколько красных фигур оборачивается, а собеседник Русова грянувшись о пол, стонет, но уже приподнимается с перекошенным от злобы лицом.
      Теперь Русов явственно видит, что занавес и вправду раздвинулся. Из темноты за ним выступила высокая тень…
      И тут «пищалка», как ее про себя окрестил Русов, сработала! Словно невидимый великан хватает его одной рукой за горло, выдавив слезы из глаз, а другой с неимоверной грубостью проходится по всему телу.
      От дикой щекотки Русов заходится не то в смехе, не то в рыданиях. Тело бьется в судорогах и, если бы не путы, скатился бы на пол. Сквозь обильно полившиеся слезы видит, как падают в корчах красные фигуры, как шатается и отступает под укрытие занавеса высокая тень. Лишь Джанет остается неподвижной, распростертая на черном алтаре. Какофония жуткого смеха оглашает храм, словно сами Три лика явились, чтобы посмеяться над поклонниками…
      Русов изнемогает. На щеках уже не слезы - это воды черной реки подступают к глазам. Оставшийся в сознании островок здравомыслия молит, чтобы они сомкнулись над ним и укрыли от адского смеха, размывающего мир.
      И темнота поглощает его…
      Приходит в себя от холодного прикосновения к щеке. Открывает глаза.
      Перед ними колышутся белые чаши цветов на высоких стеблях, и сердце Русова ноет, где-то уже видел их. Цветы растут среди бледно-зеленой травы, щекой в ней и лежит Русов. За травой маячит темная гладь.
      – Ну что, Евгений? - слышит он знакомый голос. - Как американская жизнь?
      Русов скашивает глаза - голову не в силах поднять - и видит Сирина. Тот в камуфляже, сидит на берегу и покусывает травинку.
      – Хреново, - вяло отзывается Русов. Но вдруг соображает и вскидывается: - Я что, тоже умер?
      – Пока нет, - хмыкает Сирин. - Но вполне можешь. Если быстро не свалишь отсюда, то возвращаться будет просто некуда. Пока здесь ловишь кайф, твое бренное тело разорвут на кусочки.
      – Ты вроде был в другом месте, - вспоминает Русов. - Когда говорили по телефону.
      Сирин вздыхает:
      – Попы это мытарствами называют. Вот уж не думал, что в чем-то правы окажутся. Хотя все равно много наврали.
      – Послушай… - начинает было Русов, но Сирин глядит на него с такой тоской, что сразу умолкает.
      – Слушай, Евгений! Я что, неясно выразился? Вали обратно. Рано тебе сюда, понимаешь. Не думай, что тут тишь да божья благодать. Здесь… - По лицу Сирина проходит судорога страдания, и он закрывает рот.
      Белый цветок покачивается перед Русовым, и того пронзает ледяной озноб: вспоминает белое лицо Джанет.
      – Ты прав, - с трудом говорит он. - Но как?..
      И умолкает.
      Белые цветы кружатся в вихре. Тошнота скручивает тело. Русов чувствует, что падает сквозь пустоту, и едва не захлебывается от нестерпимой горечи, его выворачивает наизнанку…
      Наконец-то он смог опереться на трясущиеся руки и приподнять голову от лужи блевотины. Перед глазами плыло, а в своды черепа будто колотили кувалдой: Бум! Бум!..
      Русов попытался сесть, но не смог, а желудок снова вывернуло, на этот раз всухую. Когда перестало рвать, Русов кое-как ощупал себя и понял, что лежит на полу вместе со стулом - видимо, в корчах оторвал от пола. Встал на четвереньки и, обламывая ногти, развязал узел за поясницей. Несколько раз сознание меркло и приходилось делать передышку, а одежда насквозь промокла от пота. К счастью, с ногами оказалось легче: лег на бок и, ослабив узлы, стащил веревку по ножкам стула вниз.
      Наконец освободился от стула и, все еще сидя на полу, поглядел вокруг. Темный страж скрючился рядом: из оскаленного рта выползала пена, рядом лежал парализатор. Русов долго соображал (думать можно было только в промежутках между ударами кувалды), потом взял парализатор и, цепляясь за опрокинутый стул, попытался встать.
      Это удалось наполовину: стоило поднять голову чуть выше, и удары кувалды становились нестерпимы. Согнувшись и хватая ртом горький воздух, Русов заковылял вперед - туда, где на алтаре лежала Джанет. К счастью, в церкви стояли скамьи, и можно было придерживаться за спинки.
      Несколько раз он спотыкался о тела, но наконец добрался до черного ложа. Снова постоял в тупом недоумении: что делать дальше? Лицо Джанет было смертельно бледно, колыхалось перед глазами Русова, но все равно выглядело прекрасным.
      Удары кувалдой чуть стихли, и стало возможно выпрямиться. Русов выронил парализатор, просунул руки под тело Джанет и, опрокидывая горящие свечи, стащил с темного ложа. Боялся, что не удержит ее, но даже не заметил тяжести.
      Он все еще был как в бреду: красное и черное плыло перед глазами, темные фигуры тянули скрюченные руки, грозные тени таились в углах.
      Русов застонал, но пошел к двери и вдруг почувствовал, что дойдет. Ничто не заставит его выпустить из рук Джанет.
      Все же у выхода пришлось пристроить ее на скамью. Русов долго отодвигал бесчисленные стальные засовы, наконец внутрь хлынул сырой ночной воздух. Русов снова поднял Джанет и вынес наружу.
      Американский городок мирно спал, то ли не замечая творившихся в нем непотребств, то ли привыкнув к ним.
      Русов с удивлением заметил на стоянке автомобиль Джанет. Впрочем, поклонникам Трехликого было удобно привезти в нем свои жертвы. Странно, что не загнали потом в какой-нибудь гараж - наверное, торопились принять участие в мерзком ритуале.
      Русов криво усмехнулся, его задача облегчилась. Впрочем, радоваться было рано: усадить бесчувственную Джанет на сиденье маленького автомобиля оказалось невероятно трудно.
      «Во второй раз!» - хмуро подумал Русов. Хотел уже вызвать по телефону скорую (в машине был телефон), но вовремя спохватился: надо быстрее уносить ноги из Америки.
      Наконец устроил Джанет, рухнул на водительское сиденье и, хотя глаза словно кололи раскаленные иглы, поглядел на девушку. Она еле заметно дышала, и сердце Русова заныло - второй раз видел ее такой бледной и безучастной.
      К счастью, ключ был не нужен: стартер отозвался на прикосновение пальца Русова (Джанет ввела в память машины его отпечатки). Мотор зажужжал, и зловещее здание стало нехотя удаляться в зеркале заднего вида. Русов включил навигационный дисплей и сориентировался: лучше всего выехать из города на 70-е шоссе, а потом свернуть на Детройт. Через него самая короткая дорога в Канаду.
      Наконец последние дома остались позади, хотя огни еще долго маячили в зеркале заднего вида, словно городок не хотел выпускать беглецов. Голова стала болеть меньше, и Русов увеличил скорость.
      Вдруг зазвонил встроенный в приборную панель телефон. Мобильник самого Русова пропал из кармана куртки, видимо забрали при обыске.
      – Да? - буркнул Русов.
      – Это я, Грегори, - раздался обеспокоенный голос. - Скоро буду в Другом Доле. Что у вас случилось, не отвечает ни домашний телефон, ни оба мобильных?
      – Долго рассказывать. - Русов поморщился от боли в висках. - В общем, нас затащили в храм Трехликого, но мы вырвались и удираем в Канаду. Джанет со мной, только оглушена из парализатора.
      – На каком вы шоссе? - быстро спросил Грегори.
      Русов глянул на дисплей:
      – Только что выехали на 70-е.
      – Отлично, - в голосе Грегори послышалось облегчение. - Я еду как раз по нему, скоро встретимся. Попроси обозначить мое местоположение.
      – Машина, - вяло приказал Русов. - Обозначь автомобиль, с которого пришел вызов. И заодно дистанцию.
      На дисплее появилась красная точка и цифра: «18 миль». Ну что же, недалеко. У Русова полегчало на душе, но тут он по привычке глянул в зеркало заднего вида.
      Два огня все еще маячили вдалеке, и Русов вдруг понял, что это не городские огни - их нагоняет машина…
      – Грегори, - закричал он. - За нами погоня!
      – Увеличь скорость до предела, - последовал спокойный ответ. - Когда увидишь мой автомобиль, проскочи мимо и только потом останавливайся. Я применю оружие.
      Русов нажал педаль до упора, но быстрее 80 миль в час машина не разгонялась. Между тем свет фар приближался, у поклонников Трехликого автомобиль был помощнее.
      Русов лихорадочно соображал, что те предпримут? Вряд ли снова применят парализатор - скорее всего, попытаются обогнать и перекрыть дорогу. Ладно, еще поборемся!..
      Свет фар в зеркале заднего вида слепил, раздался требовательный гудок. Русов бросил машину влево, и услышал сзади визг тормозов. А если это какой-нибудь законопослушный гражданин?..
      По дисплею до машины Грегори оставалось пять миль. Русов повел автомобильчик зигзагами, руля как пьяный от одного края шоссе к другому. Колеса визжали, машина явно не была предназначена для гонок. Голова Джанет моталась - хорошо, что Русов пристегнул девушку ремнем. Клаксон сзади звучал непрерывно, и преследующая машина пару раз пыталась проскочить мимо. Явно не законопослушные граждане, те бы остереглись обгонять явно нетрезвого водителя.
      Дистанция на дисплее сократилась до мили, скоро впереди вспыхнули фары. Грегори гнал по этой же полосе!
      Русов поспешно мигнул правым поворотником, и они разминулись на большой скорости. Русов сразу начал тормозить. Машина еще не остановилась, когда он услышал сзади выстрелы, потом длинную автоматную очередь, а в зеркале замигали красные вспышки.
      Русов развернулся и погнал назад, нащупывая под сиденьем приклад двустволки. К счастью, ее оставили на месте. Почти сразу пришлось тормозить: большая машина лежала на боку со смятой крышей - видимо, Грегори прострелил шины и автомобиль перевернулся раз или два. В багровом свете стоп-сигналов из-под машины растекалась темная лужа - то ли бензин, то ли нечто другое.
      Русов объехал ее по обочине и остановился возле автомобиля Грегори. Тот стоял поодаль, вне радиуса действия парализаторов. Серо-стального цвета, с двойными фарами, высоко поднятый над землей на мощных колесах, он выглядел угрожающе. Русов узнал машину, которую похитившие его полицейские называли «Черным ровером». Мотор работал, в свете фар ярко белело пустынное шоссе.
      Заглушив двигатель своего автомобильчика (въелась привычка беречь аккумуляторы), Русов выскочил из-за руля. Ноги подогнулись, и пришлось ухватиться за дверцу. Он не сразу заметил Грегори, тот сидел на земле по другую сторону машины, прислонившись к колесу. Белое лицо, рука прижата к плечу.
      – Грег, вы ранены? - испугался Русов.
      – Зацепило, - процедил Грегори. - Сможешь перевязать? Тут в машине хорошая аптечка.
      Хотя Русова подташнивало, он полез в салон и достал пластиковый чемодан с красным крестом. Оказывать первую медицинскую помощь основательно учили в школе, а в аптечке оказался набор пластырей. Русов расстегнул на Грегори пиджак, мокрую от крови рубашку пришлось разрезать ножницами. Ран оказалось две: в правое плечо, и пониже - в грудь. Русов налепил пластыри, а когда попытался посмотреть, есть ли выходные отверстия сзади, Грегори застонал и потерял сознание.
      Ранение в грудь оказалось сквозным. Русов вспомнил, что проникающие раны грудной клетки опасны - легкое может как-то сложиться, если туда попадет воздух, - и их надо герметически закрыть. Он наложил пластырь со спины, для надежности закрепив его другими, а после этого сделал Грегори укол (обезболивающее, противошоковое, стимуляторы, и Бог знает, что еще). Потом без сил опустился рядом - голова кружилась, а руки были в крови. Грегори замычал и, кое-как приподняв голову, прохрипел:
      – Меня… в госпиталь. Не задерживайся в… Другом Доле. Сразу… отправляйтесь в Канаду. Только… не по этой дороге… здесь вас будут ждать. Поезжай к Миссисипи… и вдоль нее на север. Я загрузил карту… в компьютер. Эта машина… для вас.
      Его лицо несколько порозовело - видимо, стимуляторы начали действовать. Русов тоскливо подумал, как будет затаскивать Грегори в машину: сам еле на ногах держится. Но тут Грегори слабо мотнул головой:
      – Сиденья… в подлокотнике есть кнопка… для перевозки раненых.
      Русов с трудом встал и, действительно, под крышкой обнаружил рычажок с красным крестом. Правое сиденье выехало наружу, разворачиваясь по пути, а потом с легким гудением опустилось. Конструкция патрульной машины явно предусматривала возможность ранения кого-то из экипажа.
      Главной проблемой оказалось приподнять Грегори - тот застонал и ненадолго потерял сознание, - а дальше Русов просто опустил его в кресло, и оно с таким же гудением вернулось в машину. После всего этого под мышками хлюпало от пота, а еще надо было перенести Джанет и многочисленные пожитки. Тем же способом Русов выдвинул заднее сиденье (сначала пришлось захлопнуть крышку продолговатого ящика, где блеснули какие-то металлические детали). Потом, еле удерживая сползающую с рук Джанет (ее волосы отчаянно щекотали шею), перенес девушку.
      «Почтальон всегда звонит дважды!» - вспомнил он. Но тут уже в третий раз, явный перебор.
      Голова закружилась, а в глазах потемнело. Русов посидел на корточках, потом стал перетаскивать вещи. Половина багажника «ровера» была заставлена канистрами с бензином, но свободного места хватало. Наконец Русов перетащил все из автомобильчика Джанет и захлопнул дверцы - авось полиция потом заберет.
      Вернулся к «Черному роверу», некоторое время тупо оглядывал асфальт в поисках оружия Грегори - из чего-то ведь тот стрелял, - но ничего не обнаружил и сел за руль. Некоторое время глядел перед собой, ничего не видя.
      Грегори зашевелился, Русов почувствовал прикосновение к руке.
      – Здесь… деньги, - подталкивал сверток Грегори. - Возьми, в дороге понадобятся.
      – Что вы… - начал возражать Русов.
      – Бери! - В слабом голосе Грегори прозвучала нотка приказа. - Без денег вы далеко не уедете… эта машина жрет уйму бензина. Безопасность Джанет для меня дороже… И запомни, расплачивайтесь только наличными… По карточке вас быстро вычислят.
      Он с трудом повернул голову:
      – А что… с ней?
      – Двойной заряд из парализатора, - нехотя сказал Русов. - Они хотели надругаться над нею, но не успели. Джанет так и лежала, одетая, на черном алтаре…
      От попытки вспомнить он снова ощутил тошноту и с трудом добавил:
      – И все вокруг лежали тоже. Страшная вещь, эти психотронные излучатели.
      Грегори помолчал.
      – Дай мне… телефон, - наконец сказал он. - В боковом кармане.
      Русов нашел телефон и положил его на колени Грегори. Тот левой рукой набрал несколько цифр, но разговаривать не стал, видимо отправил SMS.
      – Поехали, - меж губ выступила розовая пена. - Не отдавай Джанет в госпиталь… Она проспит около суток, но в остальном… без последствий.
      Голова упала на грудь, он дышал с хрипом.
      Русов взялся за руль и глянул на приборы. Здесь был селектор переключения передач, но стоял в положении «automatic». Тем лучше, Русов с трудом мог соображать.
      Он нажал педаль акселератора. Уже привык к бесшумной работе электромотора, и низкий рык мощного двигателя подействовал успокаивающе. Сильные фары далеко освещали дорогу. Грегори постанывал рядом. Скоро впереди показались редкие огни Другого Дола.
      Русов хотел объехать церковь Трехликого стороной, но запутался в темных улицах и выехал прямо на нее. Будто та не хотела отпускать. Но вместо того, чтобы нажать на газ, Русов притормозил: что-то не так было с этим сумрачным зданием. Стены розовато лоснились, а в узких как бойницы окнах алел огонь. Резко пахло дымом…
      Русов совсем остановился, но видимо зря: у машины сразу возникло два человека. Сердце Русова сделало перебой, однако эти были не в балахонах.
      – Кто такие?.. - резко начал один. И вскрикнул: - Да здесь Грегори!
      Русов осторожно сказал:
      – Я Юджин Русов. Грегори ранен, я везу его в госпиталь.
      Грегори приподнял голову.
      Это свои… - прохрипел он. - Оставь меня и уезжай… скорее.
      Из темноты появилось еще несколько людей, сиденье с Грегори выдвинули, и раненого бережно посадили на сложенную куртку. Один человек придерживал его, а другой стал вызывать скорую. Русов посмотрел на Джанет: та сидела с откинутой головой, и по лицу порхали красные отсветы, словно огромная птица била рядом багровыми крыльями.
      Русов обернулся.
      Церковь Трехликого перестала быть зданием и превратилась в чудовищный огненный цветок среди темноты. Изо всех окон хлестало пламя, с гудением вздымалось к шпилям и охватывало их жуткими колеблющимися лепестками.
      Издали донесся вой - то ли пожарная сирена, то ли скорая помощь. Русов поспешил забраться в «Черный ровер» и повел машину прочь от пылающего здания. Но и на тихих темных улицах в окнах домов тревожно мигали багровые отсветы.
      На выезде из города Русов остановился у заправки. Прошмыгнул в туалет и поглядел в зеркало: весь заляпан кровью, волосы растрепаны, в глазах сумасшедший блеск. Он умылся и кое-как привел одежду в порядок. Выйдя, подогнал машину к колонке и залил бак доверху. Заплатив сонному негру, немного отъехал и остановился на обочине. В сумке отыскал плед и, поудобнее устроив Джанет, укрыл ее. Некоторое время сидел, стиснув зубы и глядя в темноту.
      Потом снова завел двигатель (тот сумрачно зарычал, словно проснувшийся пес) и тронул машину. Впереди белела дорога на запад. Русов глянул в зеркало заднего вида: красные сполохи все еще озаряли низкие облака над Другим Долом. Перевел взгляд вперед.
      В свете фар навстречу неслись снежинки, словно пытаясь заградить ему путь.

9. Джанет