Русова понесло. Дома к его матери нередко относились скептически: какие-то американцы приехали учить русских вере в Бога. Русов и сам иногда стеснялся мамы, но сейчас испытывал только любовь и восхищение.
      – Ваша мать замечательная женщина, - глаза Терезы блестели. - Как ее имя?
      – Кэти, - улыбнулся Русов. - У нас ее звали Катериной…
      Но ему не дали погрузиться в воспоминания: массивный Рой хотел знать, как поступают с одержимыми черным бешенством в России?
      Русов бодро ответил:
      – Отстреливают на месте. Нельзя же подвергать опасности других людей.
      Они выпили, и Русов даже не понял, что именно…
      Тут между ними опять возникла Памела и стала расспрашивать о сексуальном воспитании в русских школах и первом сексуальном опыте самого Русова. Несмотря на опьянение, Русов все-таки покраснел и беспомощно оглянулся.
      К счастью, Джанет оказалась рядом - взяла за руку и увлекла за собой. Она давно с неудовольствием поглядывала на Русова, но тот не замечал.
      Гости танцевали, из расставленных под деревьями колонок раздавалась ритмичная музыка. Джанет укоризненно сказала:
      – Ты много пьешь, Юджин.
      Русов попытался уверить, что совсем не много, но английские слова почему-то не выговаривались. Некоторое время он и Джанет танцевали молча. В глазах девушки тлели сердитые зеленые огоньки, она держалась немного в стороне, и только ладони лежали на плечах Русова, а он держался за ее талию.
      Когда первые гости начали уходить, Джанет опять взяла Русова за руку и, подведя к хозяевам, - ими оказались Брайан и Памела - поблагодарила за вечер.
      – Куда же вы? - удивилась Памела. - Мы еще не играли…
      – Нам пора, - повторила Джанет. - Большое спасибо.
      – Присоединяюсь, - сумел сказать и Русов.
      Подумав, что вышло слишком кратко, хотел что-нибудь добавить, но Джанет уже увлекла его к машине. Фонари перемигивались над головой, и всем встречным Русов говорил, как приятно было с ними познакомиться.
      Под конец Джанет фыркнула:
      – Это куст, Юджин. Если не будешь за меня держаться, точно с ним близко познакомишься. Выходит, это правда, что русские много пьют.
      Русов хотел сказать, что почти не пьет, но с удивлением обнаружил, что сидит уже на лестнице в гостиной, а Джанет, стоя на коленях, снимает с него грязные туфли. Хотя перед глазами все плыло, Русов ухитрился сказать:
      – Я сам.
      – Ну конечно! - Джанет подняла голову, и глаза сверкнули как зеленые молнии. - Мало того, что приходится помогать дяде, так еще пьяные русские сваливаются на голову. Спокойной ночи!
      И ушла, сердито стуча каблучками.
      Русов с трудом снял туфли и, придерживаясь за перила, поднялся наверх. Кое-как стащил одежду и завалился в постель. Золотоволосая девушка насмешливо улыбалась со стены. Русов скрипнул зубами и выключил свет.
      Ночь была как провал между мирами - бесконечное падение и бесконечная тошнота. Только к утру повеяло покоем, словно мама коснулась лба прохладной ладонью. Русов немного поспал. Злясь на себя, долго стоял под холодным душем, а затем спустился вниз, где сказал доброе утро Грегори и Джанет. Та испытующе поглядела на него.
      Зазвонил телефон. Грегори взял трубку и кивнул Русову:
      – Тебя.
      Это оказался Сирин, только что вернулся автобусом из Колумбуса.
      – Так себе городишко, бюрократ на бюрократе. Настроение поганое, потом расскажу. А у тебя что нового?
      – Да вот, набрался на вечеринке, - грустно сказал Русов и покосился на хозяев: хорошо, что не понимают по-русски. - Джанет пришлось с меня туфли стаскивать.
      – Ладно, что не все остальное! - хохотнул Сирин. - Меня как-то привезли всего заблеванного. Ты что пил?
      – В основном пиво и вино. И чего меня так разобрало?
      – А перечислить сможешь? - заинтересованно спросил Сирин.
      – Сначала пиво, - стал вспоминать Русов. - Потом вино. За ним шампанское. Еще пиво. Потом виски, но немного, стаканчика два. Опять пиво…
      – Достаточно, - перебил Сирин, - намешал. После виски нечего было пиво жрать. Хотя, если пить все подряд, то очередность без разницы. Надо было выбирать что-то одно. Голова болит?
      – Да нет, - смиренно сказал Русов. - Я поспал, а потом холодный душ принял.
      – Ну и не опохмеляйся, - по-отечески посоветовал Сирин. - А то весь день загубишь. Пока, потом созвонимся.
      Русов положил трубку и сел за стол.
      – Извините за вчерашнее, - грустно сказал он. - Не надо было мне виски с пивом мешать.
      Джанет со стуком поставила перед ним овсянку, сама ограничилась молочным коктейлем. Грегори бодро сказал:
      – Не расстраивайся, Юджин. Брайан славится тем, что любит подпоить гостей. А виски вещь хорошая, но только если оно настоящее. Теперь ведь нет шотландского виски - как и самой Шотландии. У нас его делают не из ячменя, как положено, а изо ржи и кукурузы. Большинство считает его лучше шотландского, но я не уверен. Получается совсем другой вкус - злее. Правда, ваша водка ему не уступит.
      – Ну, начали сравнивать, - Джанет немного оттаяла. - Ешьте, пора в церковь. - Она с сомнением поглядела на Русова: - Ты едешь?
      – Конечно, - ответил тот, с жадностью допивая апельсиновый сок. В Кандале было принято посещать церковь, отец на этом настаивал, так что Русов поневоле привык.
      День был почти летний, лишь немного золота добавилось в листве дубов. Городок смотрелся весело: дома среди зеленых деревьев, разноцветные автомобили. Церковь оказалась простым белым строением без икон и золоченого иконостаса внутри, но Русову понравилась тем, что во время службы можно было сидеть: в зале стояли ряды стульев на металлических ножках.
      Он сел и сразу стал задремывать, но тут заиграла музыка, и все начали петь. Русов вздрогнул и, заглянув в открытую Джанет книгу, понял, что поют псалмы. Он благоразумно не стал подтягивать, хотя из чувства приличия шевелил губами.
      Затем выступил с проповедью священник. Он говорил о бедах, обрушившихся на Америку, как о наказании свыше и призывал вернуться к жизни по заповедям Христа. Русов еле удержал зевоту: то же слышал от матери, да и в церкви Кандалы тоже, хотя там священник говорил немного иначе - о божьей каре за низкопоклонство перед Западом и отступление от истинного православия…
      Наконец служба закончилась, и они вышли из церкви.
      – Тебе понравилось? - спросила Джанет, когда попрощалась с многочисленными знакомыми. - Я как-то не подумала, что ты христианин. Только потом вспомнила про твою мать.
      – Гм, - сказал Русов без особой уверенности. Мать часто читала ему английскую Библию, рассказывала о Христе, и Русов привык уважать ее взгляды, но, едва выйдя за порог дома, погружался в обычную мальчишескую жизнь - игры, драки, вылазки в близлежащий лес, - и о христианстве не вспоминал. Однако разуверять Джанет не хотелось.
      – Я верю во Христа, - дипломатично сказал он. - В Кандале тоже ходил в церковь, только православную… - Тут он вспомнил об удобных стульях и искренне добавил: - Но у вас мне понравилось больше.
      Джанет довольно улыбнулась, а потом поглядела на пустую стоянку и вздохнула:
      – Теперь до вечера город словно вымрет. Все уткнутся в свои телевизоры. У вас тоже так?
      Русов покачал головой:
      – Женщины пойдут заниматься хозяйством, а мужчины будут складываться на троих и пить водку по лавочкам. Зимой сидеть в пивных… А это что?
      Он показал на здание поодаль. Оно имело странный цвет - темно-глянцевый, словно ствол ружья, да и видом напоминало три составленных вместе ружейных ствола. Здание увенчивали три острия, центральное выше других - эти шпили напомнили Русов антенны на самом высоком здании мертвого Чикаго.
      Ничего не ответив, Джанет села за руль, а вместо племянницы заговорил Грегори:
      – Церковь Трехликого. Есть такая новая секта…
      Джанет фыркнула:
      – Дядя, это просто сатанинская церковь! - И тронула машину, едва мужчины сели.
      – Не знаю, Джан. - Грегори покачал головой. - Это верно, что там поклоняются некоему воплощение Люцифера, но кроме него Лилит и Темной Воинственности… Лилит - это что-то из христианской мифологии, а культ Темной Воинственности заимствован у китайцев. Эти божества будто бы являются поклонникам через Интернет и цифровое телевидение…
      Грегори помолчал, глядя в окно, а потом продолжал:
      – В Америке давно стали отходить от христианства, а после войны тем более. Большинство верило, что Бог любит Америку и с ней ничего не случится. А когда произошло несчастье, то обвинили Его в предательстве и стали искать других богов. Ведь люди нуждаются в вере. Кто-то верит в Бога, кто-то в деньги, ну а кто-то предпочел дьявола…
      – И много верующих в этого… Трехликого? - поинтересовался Русов.
      Грегори пожал плечами:
      – В основном поклоняются дома - перед телевизорами и дисплеями, а церковь посещают по ночам. Но многие носят значки с изображениями Трех ликов и клянутся их именами. Да и церковь поставили открыто, чуть не рядом с христианской. А у вас есть поклонники этого культа?
      – Не слышал, - пожал плечами Русов. - Россия сейчас свободная страна, но если православной церкви что-то очень не понравится… Еще заставят в монастырь на покаяние пешком идти.
      Остаток пути проехали молча.
      Дома Джанет подала праздничный обед, и под конец нечто необыкновенное - охлажденное малиновое желе, покрытое белоснежным кремом с ягодами черники и земляники. Потрясенный Русов сказал, что ничего вкуснее в жизни не ел. Джанет порозовела от удовольствия. После визита в церковь она стала смотреть на Русова заметно добрее - словно признала отчасти своим.
      Во вторник позвонил Сирин с предложением сходить в бар - попить пивка и обменяться впечатлениями об Америке. По дороге с работы Русов попросил Джанет остановиться в центре. Увидев вывеску бара, та негодующе фыркнула:
      – Ты опять не напьешься? Видела бы твоя мама, каким был после вечеринки!
      Русову стало неловко:
      – Я не собираюсь пить. Хочу только повидаться с Майклом.
      Хлопнув дверцей, Джанет уехала. Русов помялся и зашел в бар. Сирин был уже там, расположился в углу за батареей бутылок. Русов оглядел помещение: длинная стойка, люди на высоких табуретах, суета с мячом на большом телеэкране - непривычная обстановка после скромных пивных Кандалы.
      Сирин был в той же клетчатой рубашке, руку пожал вяло, да и выглядел неважно: мешки под глазами, волосы вокруг лысины непричесанны.
      – Выпей, - подвинул бутылку пива.
      Желудок будто подпрыгнул к горлу, Русов чуть не подавился едкой горечью.
      – Нет уж, - пробормотал он и сходил за кока-колой. Джанет дала денег на мелкие расходы.
      – Ишь ты, - удивился Сирин. - Скоро совсем американцем станешь. Одну кока-колу хлестать будешь.
      – Они тоже пьют, - поморщился Русов. - Просто после вечеринки так тошно было… А ты как? Выглядишь неважно.
      – Я?.. Все прекрасно, как говорят американцы. У них даже покойник в гробу, наверное, будет скалиться - все замечательно!
      Сирин в один присест опустошил бутылку, ожесточенно двигая кадыком.
      – Что-то ты злой, Миша. - Русов смаковал кока-колу, пузырьки лопались на языке, совсем как у шампанского. Со стороны телевизора заорали: забили гол, что ли?
      – Тошно мне, - Сирин со стуком поставил бутылку и потянулся за другой. - Как столпились вокруг нашего самолета в Колумбусе, да стали меня нахваливать, что ловко обошел их противовоздушную оборону, так тошно стало, Евгений! Хоть волком вой. И зачем я это сделал? Там плохо было, а здесь еще хуже. Верно говорят - от себя не убежишь.
      Русов смешался, кока-кола показалась горькой во рту.
      – Не переживай, - пробормотал он. - Зато о России напомнили.
      – Напомнили, это верно, - в глазах Сирина ненадолго появился блеск. - Забегали они тут. Но мне перед своими стыдно. Ребята небось думают, что я самолет за деньги угнал, китайцам.
      Сирин припал к бутылке и не отрывался, пока не выпил до дна. Вид у него уже был осовелый.
      – А тут деньги предлагали? - неловко спросил Русов.
      – Ага, - Сирин захрустел чипсами. - Но я отказался. Попросил только, чтобы разрешили жить в Америке. Да и то больше из-за тебя, хреново чувствую, что сюда приволок. Но ты приживешься. Язык знаешь, тебя тут приодели, подстригли! Еще женишься на дочке миллионера. Меня тогда не забудь, швейцаром к себе возьми.
      – Ну тебя, - пробормотал Русов. - Разве что напарником на склад удобрений, да и то если мистеру Торпу еще работник понадобится. Ты чем сейчас занят?
      – Мелкий ремонт. - Сирин взялся за очередную бутылку. - За каждым словом приходится лезть в словарь, но инструмент и материалы здесь хорошие. Меньше халтурят, чем в России. Скоро фирму открою, назову «Русский привет».
      – Все шутишь. - Русов допил кока-колу и огляделся. Народу стало больше, разговор оживленнее, на них бросали взгляды: вряд ли часто слышали русскую речь.
      Сирин поставил пустую бутылку, а две оставшихся рассовал по карманам.
      – Хоть пива попью, - сказал с отвращением. - Ладно, пошли. Мне тут не по себе, ни хрена не понимаю.
      На улице Сирин свистом подозвал такси - большого жука ядовито-желтого цвета.
      – Ну, ты деньгами кидаешься, - покачал головой Русов.
      – А куда копить, Евгений? - Сирин откинулся на спинку сиденья. - И впрямь американцем становишься, они жмоты, каждый доллар считают. Ладно, показывай, куда тебя везти.
      Он махнул рукой, отказываясь от сдачи, и сковырнул пробку о перила веранды. Выпил пиво до дна, наслаждаясь ощущением горьковатой пены на губах, а потом закинул бутылку в кусты. Воздух приятно холодил разгоряченное лицо, окна были темны - скорее всего, пожилые леди опять отправились в гости.
      Он взялся за ручку двери, стараясь не моргнуть от упавшего на лицо света - женщины боялись грабителей и поставили замок со сканированием глазного дна. Усмехнулся - верят американцы во всякие электронные штучки.
      Дверь бесшумно открылась.
      Он пересек полутемную гостиную, поднялся в свою комнату и еще в дверях достал последнюю бутылку - надо было взять еще пару! Нашарил выключатель…
      Свет не зажегся.
      Он оглядел комнату, и по спине протекла ледяная струйка - над столом маячили три серых пятна.
      Три лица!
      Он не повернулся и не побежал - бесполезно. Вместо этого сковырнул пробку зубами и сделал глоток, не почувствовав вкуса.
      – За ваше здоровье, - сказал он. - Хотя приличные гости без приглашения не входят.
      – Не паясничай, - прозвучал холодный голос со странным скользящим акцентом. - Ты знаешь, зачем мы здесь.
      – Без понятия, - солгал он, снова делая глоток и снова не ощущая вкуса.
      Жаль - пиво хорошее, и никакого удовольствия. Глаза адаптировались к полутьме, и лица стали видны отчетливее - белые и одинаковые. Он попытался рассмотреть, что под лицами, но те словно плавали в воздухе. Впрочем, он знал, что не увидит ни одежды, ни оружия в руках, ни самих рук.
      Лицо посередине искривилось в усмешке:
      – Это плохо. Тогда ты умрешь.
      Он облизнулся, от горечи пива вдруг затошнило.
      – Послушайте, я и вправду ничего не знаю. Зачем меня убивать?
      Словно черная пиявка проползла по лицу слева:
      – Неужели ты думал, что скроешься от нас в этой паршивой Америке?
      – Ничего я не думал. - Он отхлебнул вновь и наконец-то почувствовал вкус, но это был горький вкус бессильной ярости. - Я не крыса, чтобы от вас бегать.
      – Остаток жизни можешь побыть котом, - ухмыльнулось лицо справа. - Понежиться в собственной вилле на берегу моря. Трех юных таиландок для услуг тебе хватит? Они будут хорошо обучены.
      Усмехнулись и двое других. Ухмылки плавали в темноте, словно три Чеширских кота собрались в комнате.
      – Ты знаешь цену, - у лица посередине рот смыкался и размыкался как черная щель. - Мы даем тебе время подумать. Если не скажешь, умрешь и ты, и твой спутник.
      – Он тут ни при чем. - Хриплый голос прозвучал со стороны, словно говорил кто-то другой.
      – Неважно. Это заставит тебя лучше все взвесить. И не вздумай бежать или обратиться в полицию. Попадешь в такое место, где каждый день будешь молить о смерти, но она придет не скоро. А теперь до свидания.
      Он не почувствовал ничего, но вдруг оказался лежащим на полу и недопитое пиво текло по руке. Потом опустилась тьма…
      Русов поглядел, как удаляется такси с Сирином, и с вздохом открыл дверь.
      Джанет оторвалась от телевизора и глянула с подозрением, но смирный вид Русова ее успокоил - даже поднялась и поставила на стол горячую пиццу.
      – Как Майкл? - осведомился Грегори.
      Русов прожевал кусок пирога с сыром, вкусную штуку придумали американцы.
      – Тоскует, - вздохнул он. - Совестно, что самолет угнал.
      Грегори на это ничего не сказал.
      В пятницу был короткий рабочий день, и Русов впервые получил зарплату, но не наличными, как в России, а чеком. За восемь дней заработал сорок тысяч долларов, из них три тысячи ушло на федеральный налог, и еще пять составил налог Территории Ил-Оу.
      Джанет отвезла Русова в банк, где миловидная девушка выдала пластиковую карточку и объяснила, как ею пользоваться: вставить в щель кассового аппарата рядом с окошком, где появлялась цена, и сказать какую-нибудь фразу, достаточно было просто разговаривать с продавцом.
      – Если потеряете карточку, звоните, - кокетливо улыбнулась девушка. - Есть такие умельцы, синтезируют ваш голос на компьютере и снимут денежки через банкомат. Дополнительную защиту не хотите?
      Русов отмахнулся: какие у него деньги? А Джанет воспользовалась случаем, перевела на свою карточку долг Русова за туфли, парикмахерскую и то, что давала на мелкие расходы.
      Русову стало неприятно, как скрупулёзно она все подсчитала. Вспомнились слова Сирина о прижимистости американцев. В машине спросил:
      – Я заметил, что многие все равно расплачиваются наличными. Почему?
      Джанет встряхнула кудрями:
      – В мелких магазинах и барах владельцы предпочитают наличные деньги, так легче уходить от налогов.
      Подозрительно глянула на Русова, тот улыбнулся - эка невидаль, а Джанет продолжала:
      – Теперь у тебя появились деньги, так что можешь съехать от нас. Снять квартиру или комнату.
      Русов растерянно поглядел на нее, об этом не думал.
      – Наверное, Грегори будет скучно, - промямлил он. - Мы даже не поговорили, как следует.
      – Ему не привыкать, - пожала плечами Джанет. - И так целые дни проводит один.
      – Вот я к этому не привык. - Русов вспомнил их переполненный дом в Кандале, и ему стало неловко: почему он обвиняет Джанет в прижимистости? Наверное, все хозяйство на ней.
      Он вдруг спросил:
      – А можно я буду снимать комнату у вас? Сколько это будет стоить?
      Джанет на миг отвлеклась от дороги, в глазах промелькнула растерянность.
      – Сорок тысяч, - немного погодя сказала она. - Со столом. В месяц.
      Возле дома стоял небольшой фургон, с веранды помахал бородатый мужчина.
      – Да это же Болдуин! - вырвалось у Русова. - Я и забыл, что мы на охоту едем.
      Он обрадовался, что в лесу отдохнет от сложностей американской жизни.
      Джанет поджала губы, а Русов оживленно спросил:
      – У Грегори не найдется старых джинсов и куртки? А то у меня кроме тренировочного костюма ничего нет.
      Джанет нехотя пошла в дом, а Болдуин стиснул руку Русова и поинтересовался: как дела?
      Русов сказал, что все прекрасно, в отличие от Сирина привык к американским приветствиям.
      – Обедать не будем! - заявил Болдуин. - Ехать пять часов, до самых Аппалачей, перекусим по дороге. Я захватил провизию. И оружие для тебя припас, потренируешься. Палатка, спальники - все есть. Переодевайся и в путь.
      Джанет отыскала для Русова старые джинсы Грегори (оказались чуть велики) и куртку. Русов сунул в рюкзак свой тренировочный костюм, наскоро попрощался с Грегори и сел в кабину.
      Они поехали.
      Обедали вдвоем, скучно как раньше.
      – Юджин спрашивал, не сдадим ли ему комнату, - вспомнила она. - Не хочет съезжать, не прочь поболтать с тобой. Я запросила сорок тысяч в месяц, с готовкой.
      – Не много? - покачал головой дядя. - Хотя поступай, как знаешь. А мне любопытно поговорить с ним, странная это история.
      Она убрала посуду в моечную машину, но не уселась перед телевизором: вечно эти военные фильмы, и что их обожает дядя?
      Поднялась наверх и села в кресло-качалку возле окна. Багряный глянец лег на листву дубов, угольками зарделись цветы внизу. Она покачивалась, глядя как сумрак, а потом темнота затопляет красные огоньки.
      Когда мерцание из окон первого этажа погасло, переоделась в ночную рубашку и легла в постель.
      По привычке перебрала в памяти события дня. Вспомнила, как глядела на русского Сильвия в банке - чересчур кокетливо. Он стал лучше выглядеть, вот что значит прическа. В парикмахерской смотрелся даже элегантно: пробор в волосах, журнал «Тайм» в руках - это надо же, не «Плейбой», а «Тайм»! Уже не тот растерянный юнец в мятых штанах, каким увидела на ступенях мэрии.
      Постепенно она задремала. И увидела сон.
      Первый из странных снов…
      Он идет босая по снегу, и тот удивительно теплый - ласково касается ступней. Над головой голубое небо, а в нем красивое золотое солнце.
      Впереди появляется темная полоса и вскоре превращается в реку. На другом берегу стоит женщина, но ее лица не разглядеть за серебристым мерцанием. В руке желтая роза - легкий взмах, и роза падает на снег перед Джанет…
      Все меняется.
      Она снова на снежной равнине, но теперь та похожа на замерзшее озеро Онтарио, куда ездила к друзьям. Не видно берегов, дует ледяной ветер, гонит струи поземки. Джанет замечает пятнышко впереди, вот оно ближе - это та самая желтая роза. Но лепестки пожухли, замерзли, ветер уносит цветок вместе с поземкой.
      И она как-то понимает - это не роза, а ее, Джанет, жизнь замерзает в снежной пустыне. Она поворачивается и бредет вслед за розой - раня ноги об лёд, оставляя кровавые пятна, - а та все дальше и дальше среди несущегося мелькающего снега…

4. Уолд