Джабл не зря не доверял технике: такси сломалось и полетело на ближайшую базу. Харшоу очутился в Нью-Йорке, еще дальше от цели, чем раньше. Он обнаружил, что общественным транспортом доберется до места назначения быстрее, и стал ждать ближайшего рейса у стереовизора. Верховный епископ Шорт объявил священную войну антихристу, то есть Майку, потом показали разоренное Гнездо. Джабл не мог понять, как кто-нибудь мог выйти оттуда живым. Обозреватель Огатес Гривс взволнованным голосом сказал, что междоусобная ссора всегда вспыхивает по вине одного из соседей и сейчас, как это ни прискорбно, виноват так называемый Человек с Марса.
      Наконец Харшоу добрался. Он был в зимней одежде и непрерывно потел. Пальмы напоминали ощипанные плюмажи, море было как огромная лужа, в которой плавали апельсиновые корки и человеческие экскременты.
      Подошел человек в форменной фуражке.
      – Такси, сэр?
      – Да, пожалуйста. Нужно остановиться в отеле, созвать прессу и дать интервью; тогда в газетах появится его адрес.
      – Сюда, сэр, – таксист указал на старенькую машину.
      Укладывая чемодан Харшоу, он сказал:
      – У нас общая вода.
      – А? Глубокой воды.
      – Ты есть Бог, – пилот закрыл дверь и сел в свой отсек.
      Машина приземлилась на крыше одного из прибрежных отелей, на маленькой частной площадке, рассчитанной на четыре машины. Общая площадка располагалась на крыше соседнего корпуса. Пилот отправил пустое такси на вокзал, взял чемодан Харшоу и стал показывать Джаблу дорогу.
      – Вы бы не прошли через холл: там полно кобр. И если нужно будет выйти, попросите, чтобы вас проводили. Найдите меня: я – Тим. Или кого-нибудь другого.
      – Я Джабл Харшоу.
      – Знаю, брат Джабл. Сюда. Осторожно.
      Они вошли в роскошный, просторный номер. Тим отнес чемодан в одну из спален с отдельной ванной и сказал:
      – Это твоя.
      На столе стоял графин с водой, стаканы, кубики льда и бутылка бренди. Харшоу наскоро приготовил смесь, отхлебнул и стал раздеваться.
      Вошла женщина с подносом сэндвичей. На ней был не купальник, не сарафан, не другой какой-нибудь курортный наряд, а платье, и Джабл решил, что это горничная в рабочей форме. Она поставила поднос на стол, улыбнулась и сказала:
      – Пей, брат, и никогда не испытывай жажды.
      Она заглянула в ванную, открыла воду и вернулась.
      – Тебе что-нибудь нужно, брат Джабл?
      – Мне? Да нет, ничего, все есть. Бен Кэкстон здесь?
      – Да. Он сказал, чтобы мы дали тебе возможность принять ванну и отдохнуть с дороги. Если что-то понадобится, ты только скажи. Или позови меня. Я – Пэтти.
      – Биография Архангела Фостера?
      Она улыбнулась и стала выглядеть моложе тридцати, которые он ей вначале дал.
      – Да.
      – Можно на нее взглянуть? Я интересуюсь религиозным искусством.
      – Сейчас? Я думаю, тебе лучше сначала принять ванну. Помощь не нужна? Джабл вспомнил, что его знакомая, носившая татуировку, не раз делала ему подобные предложения. Однако сейчас ему хотелось только смыть с себя грязь и переодеться.
      – Нет, Пэтти, спасибо. Но я обязательно посмотрю твои картины, когда тебе это будет удобно.
      – О, в любое время! Мы никуда не спешим. – Она ушла легко, но неторопливо.
      Джабл не стал долго нежиться в ванне. Он принялся разбирать уложенный Ларри чемодан. Бестолковый Ларри! Из легкой одежды Харшоу нашел лишь шорты, сандалии и яркую рубашку. Он оделся и стал похож на страуса эму с тонкими волосатыми ногами. Правда, на такие мелочи Джабл не обращал внимания уже несколько десятков лет. Сойдет, если в суде не запрещается присутствовать в таком виде. Интересно, здешняя коллегия адвокатов связана с пенсильванской?
      Харшоу вышел в гостиную, обставленную по-отельному безлико. Несколько человек сидели у огромного стереовизора. Один обернулся, сказал:
      – Привет, Джабл! – и встал навстречу Харшоу.
      – Привет, Бен! Как дела? Майк еще в тюрьме?
      – Нет, он вышел вскоре после того, как я тебе звонил.
      – Срок слушания уже назначен?
      – Ты не понял, Джабл, – улыбнулся Бен. – Майк не был освобожден, он бежал.
      Джабл поморщился:
      – Какая глупость! Это только усложнит дело.
      – Джабл, я сказал: не волнуйся. Мы погибли, Майк бежал. Страсти скоро улягутся, и мы обоснуемся в другом городе.
      – Его выдадут местным властям.
      – Не бойся, не выдадут.
      – Ладно, где он?
      – Здесь, в одной из комнат, но ушел в размышления. Просил передать, чтобы ты ничего не предпринимал. Если хочешь, Джилл его вызовет. Но я не советую. Куда спешить?
      Джаблу ужасно хотелось поговорить с Майком и отругать его за то, что он заварил такую кашу, но он знал, что вызывать Майка из транса – все равно, что помешать ему самому диктовать рассказ, и даже хуже. Майк сам выйдет из транса, когда полностью вникнет в происходящее или поймет, что не может вникнуть и нужно продолжить наблюдение.
      – Хорошо, я подожду. Как только он очнется, зови меня.
      – Будет сделано. Садись, отдыхай. – Бен подтолкнул его к стереовизору.
      Энн оторвала взгляд от экрана и сказала:
      – Здравствуйте, босс. Садитесь, – она подвинулась.
      Харшоу сел рядом.
      – Позволь полюбопытствовать, какой черт тебя сюда принес?
      – Тот же, который принес вас. Джабл, пожалуйста, не командуйте. Мы имеем такое же право находиться здесь, как и вы. Вы уезжали в таком настроении, что спорить с вами было бесполезно. Послушайте лучше, что говорят. Шериф только что объявил, что выгонит из города всех шлюх, – она улыбнулась. – Меня еще ни разу не выгоняли. Интересно, меня понесут или заставят идти пешком?
      – Думаю, на сей счет единых правил не существует. Вы все здесь?
      – Да, босс, не сердитесь. Мы оставили дом на Мак-Клинтоков, еще в прошлом году с ними договорились. Они знают, как работает печь и где выключатели.
      – Мне начинает казаться, что я в собственном доме не больше, чем пансионер.
      – Вы сами сняли с себя все хозяйственные обязанности. Кстати, с вами, наверное, что-то приключилось в дороге: мы приехали раньше.
      – Приключилось. До конца жизни я не выйду за порог своего дома, отправлю на свалку телефон и разобью молотком стереовизор. Дайте только вернуться.
      – Ваше право, босс.
      – Я говорю серьезно! – Он взглянул в стереовизор. – Когда кончится эта реклама? И где моя водяная внучка? Надеюсь, вы не оставили ее на идиотов Мак-Клинтоков?
      – Нет, конечно. Она здесь. Ей даже нашли няню.
      – Я хочу ее видеть.
      – Пэтти вас проводит, а я на нее уже смотреть не могу: она меня в дороге извела. Пэтти, дорогая, Джабл хочет видеть Аби.
      – Пойдем, Джабл, – сказала дама в татуировке. – Малыши живут у меня, за ними присматривает моя девочка.
      «Девочка» оказалась огромным боа-констриктором. Она лежала на кровати так, что ее тело образовывало два гнезда, в которых почивали младенцы. Пресмыкающаяся нянька вопросительно подняла голову навстречу вошедшим. Пэтти погладила ее и сказала:
      – Все в порядке, дорогая. Папа Джабл хочет поиграть с Аби. Джабл, ты поговори с ней, дай ей в тебя вникнуть, и в следующий раз она тебя узнает. Джабл поворковал со своей любимицей и стал знакомиться со змеей. Такой красивой особи он еще не встречал. В неволе боа-констрикторы никогда не достигают таких размеров. Классически четкие поперечные полосы, яркий хвост. Джабл позавидовал Пэтти. Жаль, не будет времени подружиться с боа поближе.
      Змея потерлась о его руку головой, как кошка. Пэтти взяла Аби на руки и обратилась к боа:
      – Милочка, что же ты молчишь? Она мне сразу говорит, если что случилось, сама-то она с ними не справится, разве что затолкает обратно, если они выползут из гнезда. Но вот никак не вникнет, что мокрого ребенка нужно перепеленать. Не находит, как и Аби, в подмоченном состоянии ничего дурного.
      – Знаю. Она инстинктивно разделяет наши убеждения. А кто вторая?
      – Фатима Мишель. Я думала, ты знаешь.
      – И они здесь? Я считал, что они в Бейруте.
      – Вчера приехали. Мириам говорила, откуда, да я не запомнила. Всю жизнь живу в Америке, и заграничные названия мне ничего не говорят. Я вникаю, что все места хороши, и люди тоже. Хочешь подержать Абигайль, пока я разберусь с Фатимой?
      Джабл взял Аби на руки и сказал ей, что она самая красивая девочка на свете, потом то же самое сказал Фатиме. Он говорил искренне, и обе девочки ему поверили. За свою долгую жизнь Харшоу говорил эти слова бессчетное количество раз, каждый раз искренне, и каждый раз ему верили.
      Уходя, он сказал то же самое боа-констриктору.
      В коридоре они встретили мать Фатимы.
      – Босс, милый! – она поцеловала Харшоу и похлопала по животу. – Я вижу, вас голодом не морили.
      – Пожаловаться не могу. Видел твою дочурку, Мириам: не ребенок, а ангел.
      – Хорошенькая, правда? Продадим ее в Рио.
      – Разве в Йемене спрос не больше?
      – Вонючка говорит, что нет. – Мириам положила ладонь Харшоу себе на живот. – Слышите? Мы с Вонючкой сделали мальчика – с девчонкой некогда было возиться.
      – Мириам, – наставительно сказала Патриция, – так нельзя говорить.
      – Прости, Пэтти. О твоем ребенке я так не буду говорить. Тетушка Пэтти у нас благородная леди, а я – нет.
      – Точно: ты хулиганка. Если будешь продавать Фатиму, я куплю ее за двойную цену.
      – Все предложения тетушке Пэтти: я ничего не решаю, меня иногда пускают посмотреть.
      – Я бы на твоем месте ее не продавал – вдруг самой пригодится. Ну-ка, дай взглянуть тебе в глаза… похоже.
      – Не похоже, а точно. И Майк говорит, что у нас мальчик.
      – Откуда он знает? Я еще не уверен, что ты беременна.
      – Она беременна, Джабл, – вступилась Патриция.
      – Вы все такой же скептик, босс, – благодушно заявила Мириам. – Мы еще сами не подозревали, что сделали мальчика, а Майк вник и позвонил. Вонючка взял отпуск в университете. И вот мы здесь.
      – Чем занимаетесь?
      – Работаем, как лошади. С моим мужем дурака не поваляешь, как с вами: он просто рабовладелец.
      – Что же вы делаете?
      – Составляют словарь марсианского языка, – сообщила Патриция.
      – Марсианско-английский? Это нелегко.
      – Что вы! – Мириам почти испугалась. – Это просто невозможно! Мы составляем марсианско-марсианский словарь. Такого словаря не существует: марсианам он не нужен. Я выполняю черную работу – печатаю. Майк с Вонючкой – в основном Вонючка – разработали алфавит из восьмидесяти одной буквы. Мы адаптировали ай-би-эмовскую клавиатуру, заняли оба регистра. Босс, я уже не гожусь вам в секретари: разучилась печатать по-английски. Но я вас все равно люблю. Если вы позовете Ближнюю, надеюсь вам пригодиться. Я по-прежнему готовлю и, говорят, у меня есть и другие таланты…
      – Я буду диктовать по-марсиански.
      – А что, у вас получится. Возьмите пару уроков у Майка – и вперед. Правда, Пэтти?
      – Верно, брат мой, – подтвердила Патриция.
      В гостиной к ним подошел Кэкстон и отвел Харшоу в сторону.
      – Вы, видимо, занимаете большую часть этажа? – спросил Харшоу.
      – Да, весь этаж, включая холл, где ходить небезопасно. Тебя предупредили?
      – Обязательно.
      – Пока нам больше не нужно, но, возможно, скоро станет тесно: народу прибавляется.
      – Бен, вы слишком явно скрываетесь. Вас выдаст прислуга отеля.
      – Она сюда не заходит. Отель – наша собственность.
      – Тем хуже.
      – Пока мистер Дуглас не получает зарплату у шефа местной полиции, нам ничего не грозит. Майк владеет отелем через целую цепочку подставных лиц. Дуглас в его дела особенно не суется, а когда я передал колонку Осу Килгаллену, он даже ко мне подобрел. Владельцем числится один из наших людей. Он снял этаж на сезон. Управляющий ничего не спрашивает, ему дорога работа. Так что вполне тихое место. А Майк скоро решит, куда нам направиться.
      – Похоже, он предвидел такой поворот событий.
      – Несомненно. Две недели назад он распустил гнездо с птенцами. Разослал семьи с детьми в другие города, где намеревается основать новые Гнезда. Оставил только Мириам, потому что она ему нужна. Когда пришли по наши души, нас было не более десятка.
      – Но вы чудом остались в живых и потеряли все имущество.
      – Самое важное мы сохранили. Материалы для словаря целы. Майк еще захватил кое-какие тряпки и деньги.
      – Как ему это удалось? Мне казалось, он сидел в тюрьме.
      – Тело сидело, вернее, лежало в трансе, а дух был с нами.
      – Не вникаю.
      – Это невозможно объяснить: нужно видеть самому. Майк вселился в тело Джилл, хотя мы все были вместе. Когда произошел взрыв, Майк перенес нас сюда, потом вернулся и подобрал кое-какие вещи.
      Джабл нахмурился. Кэкстон с досадой спросил:
      – Ты не знаешь, что такое телепортация? Что тебя смущает? Не ты ли открывал мне глаза на чудо? Но это не чудо, как не чудо – радио, телефон или компьютер.
      – Ты вникаешь, как работает компьютер?
      – Нет, конечно.
      – Я тоже. Но я бы вник, если бы изучил электронику. Это сложно, но ничего сверхъестественного здесь нет.
      – В телепортации нет ничего ни сверхъестественного, ни сверхсложного. Сложно только ей научиться.
      – Бен, ты умеешь телепортировать вещи?
      – Меня этому в детском саду не учили. Меня взяли в Гнездо из уважения: я ведь первозванный. А по квалификации – на уровне Четвертого Круга. Едва могу контролировать свое собственное тело. Только Пэтти практикует телепортацию, и то я не уверен, что она делает это без помощи Майка. Майк говорит, что она может обойтись без него, но Пэтти излишне скромна и не способна освободиться от зависимости. Знаешь, Джабл, я недавно вник: нам не нужен именно Майк. Ты мог бы быть Человеком с Марса. Или я. Майк – человек, первым научившийся разжигать огонь. Когда он показал остальным, как это делается, каждый – у кого хватило ума не обжечься, стал пользоваться огнем. Ты понимаешь меня?
      – Да, вникаю.
      – Майк – наш Прометей, не больше. Он постоянно это подчеркивает. Твердит всем вокруг: «Ты есть Бог». Всякое мыслящее существо – Бог. А Майк – человек. Он, безусловно, во многом выше остальных: мелкий человечишко, обучившись марсианским штучкам, объявил бы себя богом всех богов. Майк выше этого искушения: Прометей и только.
      Джабл медленно произнес:
      – Прометей дорого заплатил за то, что принес людям огонь.
      – Майк тоже дорого платит. Он работает по двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, пытаясь научить нас играть с огнем и не обжигаться. Джилл и Пэтти, как могут, стараются его разгрузить, дать ему отдохнуть хотя бы одну ночь в неделю. – Бен улыбнулся. – Но Майка нельзя остановить. В таком городе полно игорных заведений, чуть ли не подпольных, потому что законы в этом отношении здесь суровые. Майк стал проводить свободную ночь в игорных домах, непременно выигрывая. Его пытались обжулить, побить, убить – в результате он приобрел репутацию самого везучего человека в городе, и люди стали толпами валить в Храм. Его пытались не пускать в заведения – и раскаялись. Рулетки не крутились, кости не катились. В конце концов они смирились и вежливо приглашали Майка приходить еще. Так что не только фостериты нас не любят. Городская мафия с ними заодно. Думаю, поджог – ее рук дело. Фостериты не сработали бы так профессионально.
      Тем временем в комнату входили люди, подходили друг к другу, здоровались, беседовали. Джабл заметил, что все настроены одинаково: спокойны, расслаблены, но в то же время собраны и сосредоточены. Никто ничем не озабочен, никто не торопится, но все действия целенаправлены и целесообразны. Джаблу даже показалось, что их движения до мелочей продуманы квалифицированным хореографом.
      Это напряжение, спокойное, здоровое и непрерывно нарастающее, вдруг что-то напомнило Харшоу. Хирургическая операция, которую проводит мастер? Нет, не то… Вот оно: запуск космической ракеты. В молодости Харшоу пришлось наблюдать космодром в последние минуты перед стартом – те же приглушенные голоса, внешне разобщенная, но тем не менее хорошо скоординированная деятельность, то же ожидание события. Эти люди ждут, пока исполнится ожидание. Но что дальше? Отчего они так счастливы? Все, что они с таким трудом создавали, уничтожено, а они радуются, как дети перед Рождеством.