– Понятно, что не дал… Майк, ты читал что-нибудь?
– Да, Джабл.
– Что?
– Я прочел, – доложил Майк, – еще три тома энциклопедии: «Marub – Mushe», «Mushr – Ozon» и «P – Planti». Ты не велел мне читать энциклопедию помногу, поэтому на «Planti» я остановился. Потом я прочел трагедию «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира. Потом – «Мемуары» Джакомо Казановы в переводе Френсиса Уэллмена. Потом я осмысливал прочитанное. Потом Джилл позвала меня завтракать.
– Ты что-нибудь понял?
– Не знаю, Джабл, – в голосе Смита была тревога.
– Что тебе неясно?
– Я не смог охватить всей полноты того, что прочитал. Читая у Мастера Уильяма Шекспира о смерти Ромео, я почувствовал, что полон счастья. А после я прочел, что он дематериализовался слишком рано – по крайней мере, мне так показалось. Почему так?
– Потому что он сопливый идиот.
– Прошу прощения?
– Я сам не знаю, Майк.
Смит пробормотал что-то по-марсиански, а по-человечески сказал:
– Я только яйцо.
– Что? Мне кажется, ты меня о чем-то просишь, Майк. Чего ты хочешь?
Смит поколебался, потом выпалил:
– Брат мой Джабл, пожалуйста, спроси Ромео, почему он дематериализовался! Я не могу с ним говорить, я только яйцо. А ты можешь. Спроси и после объяснишь мне.
Майк, по-видимому, считал, что Ромео существовал на самом деле, и сейчас просил его, Джабла, вызвать дух Ромео и потребовать у него отчета о поступках плоти. Как объяснить Майку, что Монтекки и Капулетти не существовали в материальном мире? Джабл не оперировал понятиями, опираясь на которые, можно было бы объяснить Смиту, что такое художественная литература.
Джилл испугалась, что Майк сейчас свернется в клубок и оцепенеет.
Майк действительно был близок к этому, но изо всех сил держался; он дал себе слово не прибегать к подобному средству в присутствии друзей. Он видел, что причиняет этим беспокойство всем, кроме доктора Нельсона. Майк замедлил сердце, успокоил чувства, улыбнулся и сказал:
– Я подожду, пока понимание придет само.
– Хорошо, – согласился Джабл. – А в следующий раз, когда ты соберешься читать, спроси меня или Джилл – кого угодно – художественная ли это литература. Тебе, пожалуй, не стоит ее читать…
– Я буду спрашивать, Джабл.
Майк решил, что обязательно расскажет Старшим Братьям, что такое художественная литература, когда сам это поймет… Тут он с удивлением заметил, что сомневается; – поймут ли они. Предположение о том, что существуют вещи, столь же непонятные для Старших Братьев, как и для него самого, было даже более революционным, чем само понятие художественной литературы. Майк решил подумать об этом в другой раз, в спокойной обстановке.
– …но я позвал тебя не для того, – говорил тем временем брат Джабл, – чтобы рассуждать о литературе. Майк, вспомни, пожалуйста, тот день, когда Джилл забрала тебя из больницы.
– Из больницы? – переспросил Майк.
– Мне кажется, Джабл, – вмешалась Джилл, – Майк не знает, что он был именно в больнице. Давайте я попробую…
– Вперед!
– Майк, ты помнишь, как жил в комнате один, пока я тебя не одела и не увела?
– Да, Джилл.
– Потом мы поехали в другое место, я тебя раздела и велела принять ванну.
– Да, это было такое счастье! – Смит улыбнулся воспоминанию.
– Потом я тебя вытерла, и тут пришли двое.
Улыбка погасла. Смит задрожал и стал уходить в себя.
– Майк! Остановись! – приказала Джилл. – Не смей уходить!
Майк взял себя в руки.
– Хорошо, Джилл.
– Слушай, Майк. Вспомни, что было, только не волнуйся. Пришли двое мужчин, один потащил тебя в гостиную…
– Туда, где растет трава, – подтвердил Майк.
– Правильно, там на полу растет трава. Я хотела помешать ему, но он меня ударил. Потом он пропал. Помнишь?
– Ты не сердишься на меня за это?
– Что ты! Нет, конечно. Один пропал, второй навел на меня пистолет и тоже пропал. Я испугалась, а не рассердилась.
– И сейчас не сердишься?
– Майк, милый, я никогда на тебя не сердилась. Мы с Джаблом просто хотим понять, что произошло. Те двое пришли, ты что-то сделал, и они пропали. Почему? Что ты сделал, скажи?
– Я скажу. Тот человек – большой – ударил меня, и я испугался. Я… тут он перешел на марсианский. – Я не знаю слов. – Объясни постепенно, – попросил Харшоу.
– Я постараюсь, Джабл. Передо мной есть что-то. Это плохая вещь, ее не должно быть. И я… – он опять запнулся. – Это просто, гораздо проще, чем завязывать шнурки! Но слов нет. Извините, пожалуйста…
Он немного помолчал и продолжил:
– Может быть, слова есть в «Plant – raum» или в «Rayn – sarr», или в «Sars – Sors». Я прочту их сегодня, а завтра за завтраком вам расскажу.
– Может быть, и есть, – сказал Джабл. – Погоди-ка, Майк.
Он отошел в угол комнаты и взял в руки большую бутылку с бренди.
– Ты можешь сделать так, чтобы это пропало?
– Это плохая вещь?
– Предположим, что да.
– Но, Джабл, я должен точно знать, что она плохая. Это бутылка. Я не вижу в ней ничего плохого.
– А если я замахнусь и брошу ее в Джилл?
Смит произнес с мягкой грустью:
– Джабл, ты этого не сделаешь.
– Правда, не сделаю. Джилл, тогда ты брось в меня. Бутылка тяжелая, и если Майк не защитит меня, я получу по крайней мере поверхностное ранение. – Джабл, я не хочу этого делать.
– Бросай! Это в интересах науки и… Бена Кэкстона.
– Но… – Джилл вскочила, схватила бутылку и швырнула ее Джаблу в голову.
Джабл хотел стоять прямо, но сработал рефлекс, и он пригнулся.
– Пролетела, – сказал Джабл с сожалением. – Я не хотел нагибаться, думал посмотреть. Майк, что с тобой?
Человек с Марса дрожал и выглядел совсем несчастным. Джилл обняла его за плечи:
– Ну, ну, все в порядке, милый! Ты все отлично сделал. Она никого не задела. Исчезла и все.
– Похоже, что исчезла, – согласился Джабл, оглядев комнату. Затем прикусил свой большой палец и спросил: – Энн, ты смотрела?
– Да.
– Что ты видела?
– Бутылка не просто исчезла. Процесс имел определенную длительность.
С моего места это выглядело так, будто бутылка сжалась и исчезла вдали. Но за пределы комнаты она не вылетела, я видела ее до момента исчезновения.
– Куда же она делась?
– Я больше ничего не могу добавить.
– М-м-м… Пленки прокрутим потом, но я верю. Майк!
– Да, Джабл?
– Где сейчас находится бутылка?
– Бутылка находится… – Майк снова запнулся. – Опять нет слов. Прости.
– Занятно. Сынок, ты можешь ее вернуть?
– Прошу прощения?
– Ты ее убрал. Теперь сделай так, чтобы она снова появилась.
– Я не могу. Бутылки нет.
Джабл задумался. «Этой способности можно найти неплохое применение.
Есть пара-тройка парней, о которых жалеть никто не будет».
– Майк, а расстояние для тебя имеет значение?
– Прошу прощения?
– Если бы ты был в комнате, а я – на улице, футах в тридцати от дома, ты бы смог убрать бутылку?
– Да, – ответил несколько удивленный Смит.
– Гм… Подойди к окну. Предположим, Джилл и я стояли бы на той стороне бассейна, а ты здесь. Ты бы смог убрать бутылку?
– Да.
– Ну а если бы мы были за воротами, за четверть мили отсюда?
Смит задумался.
– Джабл, дело не в расстоянии, не в видении, а во ВНИКНОВЕНИИ.
– Постой, постой… Расстояние роли не играет. Тебе даже не нужно ничего видеть. Если ты знаешь, что где-то происходит что-то плохое, ты можешь это остановить? Так?
Смит встревожился.
– Почти так. Я недавно из гнезда. Чтобы вникать, я должен видеть. А Старшему Брату для этого глаза не нужны. Он вникает. Чувствует. Действует… Прости.
– Ты ни в чем не виноват, – угрюмо сказал Харшоу. – Видел бы тебя министр по делам мира – тут же объявил бы секретным оружием.
– Прошу прощения?
– Не обращай внимания.
Джабл вернулся к столу и взял в руки тяжелую пепельницу.
– Джилл, не бросай в лицо. Майк, выйди в коридор.
– Джабл, брат мой, пожалуйста, не надо!
– Что случилось? Я хочу провести еще один опыт, но в этот раз буду смотреть, куда она летит.
– Джабл!
– Да, Джилл?
– Я поняла, что тревожит Майка.
– Ну?
– В наших экспериментах я должна вам угрожать. А ведь мы Майку – братья по воде. Он не может понять, как между нами возможно такое. Это, наверное, совсем немарсианское поведение.
Харшоу нахмурился.
– И нас будут разбирать на заседании «Комитета по Немарсианским Деяниям»?
– Джабл, я не шучу!
– Я тоже. Ладно, Джилл, я сам ее брошу, – Харшоу дал пепельницу Майку. – Видишь, какая она тяжелая, сынок, какие острые у нее углы?
Смит внимательно осмотрел пепельницу.
– Я ее подброшу к потолку, – продолжал Харшоу, – и, падая, она ударит меня по голове.
Майк испуганно поднял глаза.
– Брат, ты умрешь?
– Нет, просто мне будет очень больно. Оп-ля! – Харшоу бросил пепельницу вверх.
В верхней точке траектории пепельница остановилась.
Харшоу смотрел на нее, и ему казалось, что перед ним – застывший кинокадр. Он прохрипел:
– Энн, что ты видишь?
Энн ответила бесцветным голосом:
– Пепельница остановилась в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что бы ее удерживало, – и уже нормальным голосом добавила: – Джабл, я думаю, что вижу это… Если фильм покажет что-то другое, я порву диплом.
– Джилл?
– Пепельница висит в воздухе.
Джабл отошел к столу и, не сводя с пепельницы глаз, сел.
– Майк, – спросил он, – почему она не исчезла?
– Ты не просил убрать ее, – сказал Майк извиняющимся тоном, – ты велел ее остановить. Когда я убрал бутылку, ты захотел вернуть ее обратно. Я делаю что-то не так?
– Нет. Я забыл, что ты все понимаешь буквально.
Харшоу вспомнил проклятия и клятвы, модные во времена его молодости, и подумал, что Майку их говорить нельзя. Пошлешь его к чертям – он и пойдет.
– Я рад, – ответил Смит сдержанно. – Простите, что бутылка пропала. И еще простите, что пропала пища. Но иначе было нельзя. Мне так казалось.
– О чем ты? Какая пища?
Джилл поспешно объяснила:
– Он имеет в виду тех типов, Джабл. Берквиста и его подручного.
– Ах, да, – Харшоу отметил, что у него самого немарсианские представления о пище. – Майк, не переживай, из них бы не вышло хорошей пищи. Такие отбросы бы забраковал любой инспектор пищевой службы. А самое главное – это было необходимо. Ты понял все совершенно правильно и поступил верно.
– Мне приятно это слышать, – с облегчением ответил Майк. – Только Старшие Братья никогда не ошибаются. А мне еще многому нужно учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старшим Братьям. Джабл, можно, я опущу пепельницу?
– Ты хочешь ее убрать? Давай!
– Я уже не могу.
– Почему?
– Она сейчас не угрожает твоей голове. Я не нахожу в ней ничего плохого. – Опустить?
– Конечно, опускай.
Харшоу ожидал, что пепельница, висевшая над его головой, упадет на пол, но она спикировала к столу, покачалась над ним и мягко опустилась.
– Спасибо, Джабл, – сказал Смит.
– Тебе спасибо, сынок. – Джабл взял пепельницу. Она была такая же, как раньше. – Тебе спасибо. За самые удивительные впечатления, которые мне довелось испытать с тех пор, как первая нанятая мною девчонка повела меня на чердак. Энн! Ты училась в Рейне?
– Да.
– Ты раньше сталкивалась с левитацией?
Энн подумала.
– Я видела то, что называют телекинезом. Его демонстрировали на игральных костях, а я в математике слаба и не могу точно сказать, телекинез это был или нет.
– Черт возьми! Если так рассуждать, то в пасмурный день нельзя сказать, что солнце встало.
– А как же иначе! Может быть, за тучами кто-то установил искусственный источник света… Один из моих сокурсников мог передвигать взглядом мелкие предметы, но для этого ему нужно было выпить. Но я опять-таки ничего точно сказать не могу, потому что с ним пила и я, а в нетрезвом состоянии…
– И больше ты ничего не видела?
– Нет.
– У меня больше нет к тебе вопросов как к Свидетелю. Снимай свою простыню и садись, если хочешь.
– Спасибо, хочу. Но, памятуя вашу лекцию о мечетях и синагогах, я переоденусь в своей комнате.
– Как хочешь. Разбуди Дюка и скажи ему, чтобы занялся камерами.
– Хорошо, босс. Ничего без меня не делайте.
Энн пошла к двери.
– Обещать не могу. Майк, садись за стол. Ты можешь снова поднять пепельницу?
– Да. – Смит протянул руку и взял пепельницу.
– Не так!
– Не так?!
– Это я виноват. Ты можешь поднять ее, не касаясь руками? – Могу, Джабл.
– Ну? Ты не устал?
– Нет, Джабл.
– Так в чем же дело? Она должна быть плохой?
– Нет, Джабл.
– Джабл, – вмешалась Джилл, – вы не попросили поднять пепельницу, а только спросили, может ли он ее поднять.
– Ах, да! – смутился Джабл. – Майк, пожалуйста, подними пепельницу, не касаясь ее руками. На фут над столом.
– Хорошо, Джабл. – Пепельница поднялась и зависла над столом. – Ты измеришь расстояние, Джабл? Если что не так, я ее передвину.
– Отлично. Держи. Устанешь – скажешь.
– Скажу.
– А можешь поднять что-нибудь еще? К примеру, этот карандаш. Если можешь – подними.
– Хорошо, Джабл.
Карандаш присоединился к пепельнице.
Постепенно их компанию пополнили другие предметы. Вернулась Энн и молча села на стул. Пришел Дюк со стремянкой, взглянул на представление раз, другой и стал устанавливать стремянку. Майк неуверенно произнес:
– Мне кажется, Джабл… – он тщательно подбирал слова, – я запутался в этих предметах.
– Не перенапрягайся.
– Кажется, я смогу поднять еще один. – Зашевелилось пресс-папье, поднялось и… все висевшие в воздухе предметы посыпались на пол.
Майк чуть не плакал.
– Джабл, мне очень жаль.
Харшоу похлопал его по плечу.
– Сынок, ты должен гордиться. То, что ты сделал, – это… – он искал сравнение среди фраз, известных Майку, – труднее, чем завязывать шнурки, и лучше, чем сделать сальто в полтора оборота. Ты это просто здорово сделал! Майк удивился.
– Я не должен стыдиться?
– Ты должен гордиться.
– Да, Джабл, – с довольным видом сказал Майк. – Я горжусь.
– Отлично. Майк, я не могу поднять даже одну пепельницу, не прикасаясь к ней руками.
Смит испугался.
– Ты не можешь?
– Нет. Ты научишь меня?
– Да, Джабл. – Смит замолчал, смутившись. – У меня опять не слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду слова. Потом я научу моего брата.
– Только не очень разгоняйся.
– Прошу прощения?
– Я говорю, не разочаровывайся, если что-то не получится. Нужных слов может не быть в английском языке.
Смит подумал.
– Тогда я научу брата языку моего гнезда.
– Ты можешь опоздать лет на пятьдесят.
– Я сказал что-то не так?
– Вовсе нет. Но лучше начни заниматься с Джилл.
– У меня от этих занятий горло болит, – запротестовала Джилл.
– Будешь пить аспирин. – Харшоу строго взглянул на нее. – Это не причина, сестра. Вы назначаетесь младшим научным сотрудником в области марсианской лингвистики… что включает исполнение и ряда дополнительных обязанностей. Энн, прими ее на работу официально, пусть ей идет заработная плата.
– Она уже давно работает на кухне. Оплатить ей и эту работу?
Харшоу пожал плечами.
– Такую мелочь можешь решить сама.
– Джабл, – запротестовала Джилл, – у меня может не получиться!
– Сначала попробуй!
– Но…
– А где благодарность? Я предлагаю тебе работу!
Джилл прикусила губу.
– Я согласна… босс.
Смит робко коснулся ее руки. – Джилл… я научу.
Джилл погладила его плечо.
– Спасибо, Майк. – Она посмотрела на Харшоу. – Я буду учиться специально, чтобы подразнить вас.
Харшоу улыбнулся.
– О, этот мотив я понимаю! Можно не сомневаться, ты все выучишь. Майк, что ты еще умеешь такого, чего не умеем мы?
– Не знаю, – удивился Смит.
– В самом деле, – поддержала его Джилл, – как он может ответить, если не знает, что мы умеем, а что – нет.
– И то правда. Энн, измени название должности на «сотрудник по исследованию языка, культуры и техники». Джилл, изучая язык, ты встретишься с незнакомыми нам явлениями их жизни. Будешь сообщать мне. Майк, если ты заметишь что-то, чего мы делать не умеем, а ты умеешь – тоже сообщи мне.
– Сообщу, Джабл. А что именно?
– Не знаю. Ну, например, что-то вроде того, что ты показывал сегодня.
Или вроде твоего сидения под водой… Дюк!
– Босс, у меня полные руки пленки.
– Но говорить ты можешь? Мне показалось, что вода в бассейне мутная.
– Я сегодня же вечером добавлю туда осаждающий раствор, а завтра вычищу.
– Какая там степень загрязненности?
– Вода чистая, хоть к столу подавай. Только кажется мутной.
– Ладно. Сегодня ничего делать не надо. Я скажу, когда нужно будет чистить.
– Босс, никто ведь не захочет купаться в луже.
– Не захочет – не будет. Хватит болтать, Дюк. Фильмы готовы?
– Еще пять минут.
– Хорошо. Майк, ты знаешь, что такое пушка?
– Пушка, – заговорил Смит, – это оружие, предназначенное для метания снарядов с помощью взрывчатого вещества – например, пороха – и состоящее из ствола, закрытого с одной стороны, где…
– Хватит, хватит! Ты понимаешь, что это?
– Я не уверен, что понимаю.
– Ты видел что-нибудь похожее?
– Не знаю.
– Конечно, видел, – вмешалась Джилл. – Помнишь, Майк, в комнате, где растет трава – только не волнуйся! – Один человек меня ударил.
– Да.
– А второй направил на меня предмет.
– Это был плохой предмет.
– Это был пистолет. Та же пушка.
– В словаре Уэбстера, 3-е издание, Спрингфилд…
– Отлично, сынок, – перебил Харшоу. – Слушай. Если кто-нибудь направит на Джилл пушку, что ты будешь делать?
Смит думал больше, чем обычно.
– Уничтожу еще кусок пищи, если вы не будете сердиться.
– При таких обстоятельствах на тебя никто не будет сердиться… Я хочу знать кое-что еще. Ты можешь выбросить пушку, не выбрасывая человека? Смит подумал.
– Чтобы осталось больше пищи?
– Я не это имел в виду. Ты можешь убрать оружие, не причиняя вреда человеку?
– Я не причиню ему вреда. Я уберу оружие, а человека просто остановлю. Ему не будет больно. Он просто дематериализуется. Пища останется в целости.
Харшоу вздохнул.
– Я так и знал. А ты можешь просто убрать оружие? Не останавливать человека, не убивать его, а убрать только оружие – и все. Человек же пусть живет дальше.
Смит подумал.
– Это, конечно, легко. Но если я оставлю его в живых, он убьет Джилл.
Я так понимаю.
Харшоу снова почувствовал, что этот невинный младенец отнюдь не младенец и далеко не невинный. Он представитель культуры, во многом значительно опередившей человеческую. И эти наивные речи говорит сверхчеловек. Харшоу ответил, осторожно подбирая слова:
– Майк, если наступит момент, когда нужно будет сделать что-то, чтобы помочь Джилл – обязательно помоги ей.
– Да, Джабл, я помогу.
– Не обращай внимания на пищу или на что-нибудь другое. Защищай Джилл.
– Я всегда буду защищать Джилл.
– Хорошо. Допустим, человек навел оружие… даже нет, он просто держит его в руке. А ты не хочешь его убивать. Тебе… нужно только убрать оружие. Ты можешь это сделать?
Майк помолчал.
– Мне кажется, я понял. Оружие – плохая вещь. Но оно может понадобиться человеку, чтобы защитить свою жизнь. – Он еще поразмыслил. – Да, могу.
– Хорошо, Майк, я покажу тебе оружие. Это – плохая вещь.
– Я сделаю так, что оно исчезнет.
– Только не сразу.
– Не сразу?
– Нет. Я подниму оружие и направлю его на тебя. Прежде, чем оно посмотрит тебе в глаза, убери его. Но ничего не делай со мной: не останавливай, не убивай, не убирай в никуда.
– Что ты, брат Джабл! Я не хочу, чтобы ты пропал. Я надеюсь, что, когда ты дематериализуешься, мне позволят съесть твое тело. Я буду ценить и любить каждый твой кусочек, чтобы полностью познать тебя.
Харшоу с трудом подавил рвотный рефлекс:
– Спасибо, Майк.
– Я должен благодарить тебя, брат. А если мне придется дематериализоваться раньше, я надеюсь, что ты найдешь меня достойным познания. И разделишь меня с Джилл. Я надеюсь на это.
Харшоу посмотрел на Джилл. Ее лицо было безмятежно, и Харшоу подумал, что это профессиональное. Он торжественно произнес:
– Я разделю тебя с Джилл, – и добавил: – Однако, мне кажется, никому из нас не стоит в ближайшее время идти на мясо. Сейчас я покажу тебе оружие. Ты должен ждать моего сигнала, а потом будь осторожен, потому что я еще не готов дематериализоваться. Мне еще очень много нужно сделать.
– Я буду осторожен, брат.
– Отлично. – Харшоу открыл ящик стола. – Смотри, Майк. Видишь пистолет? Я беру его в руку. Ничего не делай, пока я не скажу.
Харшоу вынул из ящика пистолет. Такие носили полицейские полвека назад.
– Приготовься, Майк! Давай! – Харшоу прицелился в Смита.
Рука Харшоу оказалась пустой. Джабл почувствовал, что его трясет, и решил прекратить опыты.
– Великолепно! – сказал он. – Я и прицелиться не успел, а у тебя уже готово!
– Я счастлив. – Я тоже. Дюк, это попало на пленку?
– Да.
– Отлично. – Харшоу вздохнул. – Все, ребята, разбежались.
Энн попросила:
– Босс, расскажете мне потом, что засняли камеры?
– А ты сама не хочешь посмотреть?
– Что вы! Я не имею права смотреть фильм о том, чему была Свидетелем. Мне просто интересно, насколько верно я передала происходящее.
– О'кей!
Глава 13
Все ушли. Харшоу стал давать распоряжения Дюку.
– Что ты такой кислый?
– Босс, когда этот вурдалак свалит отсюда?
– Вурдалак? Ах ты, деревенщина!
– Пусть деревенщина. Зато у нас в Канзасе людоедство не в чести. Пока он отсюда не свалит, я буду есть на кухне.
Харшоу произнес ледяным голосом:
– Что ж, Энн хватит пяти минут, чтобы выписать тебе расчет. На сборы тебе должно хватить десяти.
Дюк устанавливал проектор. Он отложил взятую было в руки кассету с пленкой и сказал:
– То, что я говорю, не значит, что я собираюсь уходить.
– Для меня значит.
– Почему, черт возьми? Я не первый раз ем на кухне!
– Дело в принципе. В моем доме никто не может отказываться есть за общим столом потому, что он не хочет сидеть рядом с кем-то из моих гостей. Я – представитель вымирающего племени джентльменов, а джентльмен, когда ему нужно, может быть тверже стали. Сейчас мне это нужно, и я заявляю, что не позволю невежественному и суеверному мужлану указывать мне, с кем мне сидеть за одним столом. Я делю свой хлеб с мытарями и грешниками, но не с фарисеями!
Дюк медленно произнес:
– Если бы вы были младше или я – старше, я бы вам этого не спустил.
– Пусть это тебя не останавливает. Я крепче, чем тебе кажется… На шум сбежится весь дом. Ты уверен, что справишься с Человеком с Марса?
– Да я его одной рукой в бараний рог согну!
– Возможно, если тебе удастся достать его рукой.
– Что?
– Ты видел: я целился в него из пистолета. Где этот пистолет? Найди его, а потом будешь говорить, кого ты собираешься гнуть в бараний рог. Только сначала разыщи мой пистолет.
Дюк отвернулся и стал налаживать проектор:
– Это ловкость рук. Прокрутим фильмы – сами увидите.
– Дюк, отойди от проектора, – сказал Харшоу. – Я лично его налажу, когда ты получишь расчет и уйдешь.
– Джабл, лучше не трогайте проектор. Вы всегда его ломаете.
– Отойди, я сказал!
– Но…
– Я его разобью к чертям, если захочу. Я не могу принимать услуги от человека, который уже не работает у меня!
– Я не увольнялся! Это вы меня выгнали – без всякой на то причины!
– Дюк, – Харшоу старался говорить спокойно, – сядь и выслушай меня. Позволь мне предостеречь тебя – или убирайся немедленно. Не задерживайся даже для того, чтобы собрать вещи. Ты можешь прекратить свое существование раньше, чем успеешь закончить сборы.
– Что это значит, черт возьми?
– Буквально то, что я сказал. Дюк, пойми, неважно, сам ли ты уволился или я тебя выгнал. Твоя работа здесь закончилась в ту самую секунду, когда ты объявил, что не станешь есть за моим столом. Думаю, что тебе будет также неприятно оказаться убитым в моем доме. Поэтому сядь, и мы подумаем, как этого избежать.
Дюк испуганно моргнул и сел. Харшоу продолжал:
– Ты приходишься Майку братом по воде?
– Что? Разумеется, нет. Как я понимаю, это ерунда.
– Ты не так много понимаешь, а это – не ерунда. – Харшоу сдвинул брови. – Дюк, я не хочу тебя выгонять. Ты держишь технику в порядке и избавляешь меня от возни с нею. Но я должен удалить тебя и других, кто не приходится Майку братом по воде, чтобы с вами ничего не случилось. Можно, конечно, взять с Майка обещание никого не трогать без моего разрешения. Но во всем этом мало определенности, а Майк имеет обыкновение истолковывать все не так. Представь, что ты или Ларри – тебя ведь не будет – толкнет Джилл в воду. Тогда он окажется там же, где сейчас мой пистолет, и я не успею сказать Майку, что Ларри не хотел Джилл ничего плохого. А жизнь Ларри не должна оборваться из-за моей неосторожности. Я согласен, что каждый виноват в своей смерти сам, но нельзя же давать ребенку в руки динамитную шашку.
– Босс, – медленно проговорил Дюк – вы преувеличиваете. Майк никого не обидит. А я против него ничего не имею, я просто не могу за едой слушать людоедские рассуждения. Он, конечно, дикий, но кроток, как ягненок. Он не способен никого обидеть.
– Ты уверен?
– Уверен.
– Хорошо. У тебя есть оружие. Я повторяю: Майк опасен. Охота на марсиан позволена в любой сезон. Бери пушку и выходи на него. За убийство тебя не посадят – могу гарантировать. Ну, давай! – Джабл… на самом деле вы ведь не хотите этого. – Не хочу. Потому что ты не можешь. Если бы попробовал, твой пистолет отправился бы вслед за моим. А если бы при этом ты напугал Майка и не дал ему сосредоточиться, то и сам бы туда отправился. Дюк, ты не понимаешь, с чем шутишь. Майк не кроток, как ягненок, но он и не дикарь. Это мы с тобой дикари… Ты держал дома змей?
– Гм… нет.
– А я в детстве держал. Однажды зимой во Флориде я поймал молодую змею. Я думал, что это кардинал. Ты их видел?
– Я не люблю змей.
– Еще один предрассудок. Большинство змей безопасны, очень полезны и красивы. За ними интересно наблюдать. Кардиналы – просто красавцы, красно-черно-желтые, гибкие. У них спокойный характер, с ними можно дружить. Мой новый друг меня, по-видимому, тоже любил. Я умел обращаться со змеями, знал, как их не пугать и не провоцировать на укус: укус даже неядовитой змеи удовольствия не доставляет. Детеныш кардинала был моим сокровищем. Я всюду с ним носился, всем показывал, держа его сзади за голову и позволяя ему обвиваться вокруг моего запястья. Как-то я показал свою коллекцию змей герпетологу зоопарка Тампа. Тот чуть не хлопнулся в обморок. Мой любимец не был кардиналом. Это была молодая коралловая змея – самая опасная в Северной Америке. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Что опасно держать змею дома? Я это и сам кому угодно скажу.
– Ради святого Петра! У меня были анаконды и гремучие змеи, а я до сих пор жив. Ядовитая змея не более опасна, чем заряженное ружье; но и с тем, и с другим нужно уметь обращаться. Та змея была опасной, потому что я не знал, чего от нее ждать. И если бы по своему невежеству я повел бы себя с ней неосторожно, она бы убила меня с той же легкостью, с какой бы кот на ее месте оцарапал. Поэтому я и хочу объяснить тебе, как следует вести себя с Майком. На вид Майк – обычный молодой человек, физически несколько недоразвитый, неловкий, исключительно невежественный, но сообразительный и готовый учиться. Но если он почувствует к тебе недоверие, то станет гораздо опаснее коралловой змеи, особенно, если ему покажется, что ты угрожаешь кому-либо из его братьев. Например, Джилл или мне.
Харшоу покачал головой:
– Дюк, если бы ты не удержался от желания дать мне по морде и тебя в этот момент увидел бы Майк – ты умер бы раньше, чем осознал свою смерть, а я не успел бы остановить Майка. Потом Майк стал бы извиняться, что уничтожил пищу, то есть, твое мясо. Но он не чувствовал бы вины в том, что убил: ты сам навязал ему необходимость тебя убить. А кроме того, Майк считает, что тебе все равно, жив ты или нет. Он верит, что душа бессмертна.
– Я тоже в это верю. Но…
– Неужели? – устало сказал Джабл. – Никогда бы не подумал.
– Я действительно верю. Да, я не часто хожу в церковь, но меня воспитали в твердой вере.
– Ладно. Хотя мне всегда было непонятно, как Господь позволил своим созданиям разбить единую Веру на праведные и неправедные, и почему он так дилетантски управляет миром. Если ты действительно веришь в бессмертие души, я больше не волнуюсь по поводу того, что твои предрассудки доведут твое же тело до смерти. Что прикажешь с ним делать: похоронить или кремировать?
– Джабл, прошу, прекратите меня дразнить.
– Я тебя не дразню. Если ты утверждаешь, что коралловая змея – это безобидный кардинал, я не могу гарантировать тебе долгую жизнь. Любая твоя ошибка может стать последней. Я могу лишь обещать, что не позволю Майку съесть твое тело.
Дюк даже рот открыл. Потом заговорил – гневно, сбивчиво, путано.
Харшоу слушал, затем прервал:
– Ладно, остынь. Делай, что хочешь. Я хочу посмотреть фильм. А-а, чертова машина!