Хранитель открыл рот, собираясь приказать стражам заставить замолчать невежду, осмелившегося первым заговорить с магом… Однако что-то заставило его промолчать, повернуться к Ларсу.
      Какое-то время он молча смотрел на вора, вскинув брови и выпятив подбородок.
      – Ладно, – неожиданно проговорил он, давая знак воинам, которые, побрякивая цепями, стали освобождать Сати.
      Вырвавшись из рук стражей, Бур, не смея произнести и звука, боясь спугнуть невиданную прежде милость хозяина города, подскочил к Лике, помог ей подняться, повлек за собой к двери, схватив по пути за руку Сати. Обернувшись к Ларсу, он беззвучно, одними губами прошептал: – Площадь…
      Горожанин еле заметно кивнул, продолжая пристально, не моргая, глядеть на мага.
      – Постой, – тишину разбил мрачный голос служителя, стоявшего в стороне, ближе к выходу. Подчиняясь его знаку, стражи преградили горожанам дорогу, когда тем уже начало казаться, что до спасения остается лишь шаг. – Мы не можем быть настолько милосердны. Эта караванщица нарушила законы города, а девчонка может пригодиться нам, если…
      Хранитель повернулся к нему. В его глазах было удивление.
      Какое-то время маг тупо глядел вокруг. Наконец, его взгляд начал медленно прояснятся. Маг мотнул головой, прогоняя наваждение. Его глаза начали наливаться кровью ярости.
      Заметив это, Бур с силой стиснул кулаки. Он понял, что Сати ему не спасти, но еще можно было попытаться вызволить хотя бы Лику.
      – Доверься мне, – прошептал он на ухо девушке, а затем, подхватив ее на руки, метнулся к вратам.
      Видя, что главный вход закрыт, он метнулся к другой двери, распахнул ее ударом ноги и исчез.
      Стражники, прежде чем броситься вслед за ним, оглянулись на жреца.
      Тот молчал. Старик понимал, что теперь, если мальчишка вновь попадет в руки хозяина города, ему не выйти из храма прежним. А Абра не мог этого допустить.
      Его единственная дочь умерла внезапно, будучи еще совсем молодой. Ни один лекарь, даже самый искусный, не мог определить болезнь. Говорили, что это была тоска по мужу-дозорному, погибшему в стычке со снежными разбойниками. Жрец, уже к тому времени проведший ни один обряд жертвоприношения, решил, что такова плата, которую богиня смерти требует от своего слуги за право быть избранным… Так или иначе, она не мучилась, не страдала, просто угасла, словно свеча, оставив маленького сына деду, который и в этом увидел знамение, относясь к ребенку не столько как к наследнику рода и состояний, столько ученику, призванному разделить тайны и перенять бремя служения богине.
      Нет, он не затем столько лет растил Бура, чтобы сейчас отдать разгневанному магу!
      Потом, успокоившись, Ярид поймет правоту своего верного слуги. Но не сейчас.
      "Зря я велел Хаду привести девчонку, – в душе корил себя жрец. – И зачем она мне вообще понадобилась? Вполне можно было бы обойтись без нее… Великие боги, если бы я только знал, что вместе с ней схватят и этого неугомонного…" Старший страж не сводил глаз с лица служителя. Без приказа он не осмеливался посылать своих воинов вслед за беглецами, боясь вызвать гнев второго по могуществу человека в городе. Время шло. Служитель молчал, погруженный в свои размышления.
      Хад понимал, что время упущено и теперь пленников вряд ли удастся догнать.
      Возвращаясь назад, к дверям, он пробормотал:
      – Зачем было ловить, если потом отпускать…?
      Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Хранитель полностью овладел своим сознанием. Маг подошел к Абре, встал рядом. Какое-то время он молча исподлобья смотрел на служителя, затем скользнул взглядом по стражам, приказав сквозь стиснутые зубы:
      – Догнать! – он понимал не хуже остальных, что для погони уже слишком поздно, однако не собирался мириться с судьбой.
      Стражи, сорвавшись со своих мест, побежали следом. Через миг в зале остались лишь телохранители и Хад.
      – Вон! – махнув рукой, резко бросил им маг.
      – Но, хозяин… – старший из воинов внутренней стражи медлил. – Не будет ли опасно… – он смотрел на караванщика, воспользовавшегося замешательством стражи для того, чтобы поднять голову, на его подружку, пробовавшую вырвать руку из жестких цепких пальцев старика, на вора, на губах которого лежала усмешка.
      – Вон, я сказал! Все вы!
      Он не привык повторять приказы дважды. Дыхание стало быстрым, напряженно-взволнованным, глаза заткала алым цветом ярость, готовая вот-вот вырваться наружу. Дураков, готовых по собственной глупости попадаться под горячую руку мага, не было и спустя мгновение в зале не осталось никого, кроме трех пленников, хозяина и его служителя.
      Первым делом Ярид подошел к Ларсу, навис над ним скалой, глядя сверху вниз.
      – Не пытайся сбежать! – он внезапно что было сил хлестнул горожанина невесть откуда оказавшейся в руке палкой. Удар пришелся в плечо искалеченный руки и вор, замычав от нестерпимой боли, повалился на пол.
      Хранитель, бросив на него полный презрения взгляд, щелкнул пальцами. В тот же миг каменные статуи стражей – немые бездушные изваяния, стоявшие мрачной стражей за троном хозяина города – шевельнулись, покидая свои места. Выполняя мысленный приказ, они подошли к пленникам, схватили их в мертвые объятия, сжав так, что те с трудом могли вздохнуть, приподняли их над землей.
      – Мальчишка! – процедил Ярид, глядя на побледневшего от боли юношу, в кровь кусавшего губы, сдерживая стон. – Это ты распустил слух об испытании? Зачем?
      Чтобы люди отшатнулись от меня, перешли на твою сторону?! Нет! Этого не будет!
      Пока еще я слуга госпожи Кигаль! Она покровительствует мне и не допустит…
      Ларс молчал. Он лишь смотрел на Ярида.
      И хозяин города, не дождавшись ответа, усмехаясь, заговорил вновь.
      – Так что не торжествуй победу! Вот что я тебе скажу: ты проиграл. В надежде спасти девчонку, ты выдал свою тайну, зная которую я уже не выпущу тебя из этих стен никогда. Ты умрешь прежде, чем другие поймут… прежде, чем ты сможешь стать мне соперником…
      – Твои воины не догонят беглецов.
      – И самопожертвование не будет бессмысленным? – маг рассмеялся. – Наивный ребенок!
      Так не бывает! То, что изначально лишено смысла, не обретет его никогда! Куда эти двое побежали? Нет, нет, я не жду от тебя ответа. Да и к чему он, когда я и так знаю: на площадь, к каравану. В городе их сейчас не укроют ни воры, ни тени.
      Мои слуги, слуги госпожи Кигаль отыщут их даже в черных пещерах земель вечных мук. Ты знал это. Надеешься, что чужаки возьмут их под свою защиту? Этого не будет! Я так понимаю, перед караванщиками сейчас два пути: или во всем следовать обету невмешательства, и тогда торговцы с готовностью выдадут нам Бура и его подружку.
      Если уж они готовы оставить на произвол судьбы даже собственных детей… Или, на что ты надеешься, караванщики не смогут остаться в стороне и бросят свои жизни на чаши весов господина Намтара, надеясь, что их судьбы перевесят мою… А знаешь что? Так даже лучше. Мне не терпится покончить с караваном, от которого у меня второй день нестерпимо болит голова, а проблемы растут как грибы под дождем!
      Так что, в сущности, ты оказываешь мне услугу… Вот только, – Хранитель резко повернулся к служителю. – Остается вопрос, который задал старший страж: зачем было ловить их и тащить сюда? Лишь затем, чтобы продемонстрировать мне свою преданность?
      Но ведь ты знал, что прежде мне всегда хватало твоего слова.
      – Хозяин, я стремился быть тебе полезен, – глаза служителя поблескивали, меняясь, переливаясь от сомнений к осознанию и растерянности, так, будто он меньше всего ожидал произошедшего. Впервые за десятилетия он не осмелился сказать наделенному даром правду, выдумывая отговорку, не думая о том, что собеседник все равно почувствует обман и это разозлит его больше, чем признание ошибки и покаяние. Но нет, он говорил то, что Ярид хотел услышать, не понимая, что маг слушает не столько ушами, сколько глазами, разумом. – Ты мечтал покончить с караванщиками, но не мог ослушаться воли богини. А так, когда мальчишка расскажет чужакам правду… Я обучил его искусству вызывать доверие к каждому произнесенному слову…И…
      – Абра, Арба… – скользя мрачным взглядом по покрывавшим пол зеркальным камням, проговорил Хранитель, видя перед собой обман, однако, не зная его истинной причины, ища ее в другом. – И как это все понимать? Испугался того, что мне не выдержать испытания госпожи Кигаль и решил подыскать замену, пока не поздно? – в его глазах бушевала ничем не сдерживаемая волна ярости, излучавшая волну гнева.
      – Я не понимаю, о чем ты… – тот в страхе попятился.
      Воздух в зале замерцал, готовый вскипеть от невиданного жара, который иссушал, не давая вздохнуть, срывая дыхание в сухой болезненный кашель, пригибал к полу, наваливаясь на плечи. Маг подскочил к жрецу, схватил его за руку, которой тот удерживал Сати, заставляя пальцы старика разжаться, оттолкнул девушку, которая, отлетев далеко в сторону, ударилась о стену и лишилась сознания.
      – Сати! – вскрикнул Ри, силясь вырваться из объятий каменных изваяний, хотя и понимал, что это столь же бесполезно, как стараться растопить ледяной панцирь морей.
      Наделенный даром даже не оглянулся на пленников, потеряв к ним всякий интерес.
      Он вцепился в плечи служителя.
      – Ты специально привел его сюда!
      – Ярид, я… Я верен!
      – Хватит! Довольно я доверял тебе! Твоя ложь бесполезна! Маг не может не почувствовать силу другого мага, особенно если она направляется против него!
      – Я не… Я лишь хотел защитить внука… – он все же решил сказать правду, закрыться ею, как щитом. Однако было уже поздно.
      – Молчи! Я устал слушать твои слова! Все! Пора, наконец, узнать истину!
      – Но, хозяин, если ты разрушишь замок моего разума… Я не смогу служить тебе! Я стану другим, ничем… – тот отворачивался, прятал глаза, пытался вырваться.
      – Ничего, я найду применение и рабу! – своей безжалостной волей он разбил сопротивление служителя, заставив его всецело подчиниться, а затем впился взглядом в глаза, погружаясь на самое их дно.
      – Что он делает? – все, что мог Ри, это либо смотреть на все происходившее, либо закрыть глаза, постаравшись отгородиться от мира. И он глядел широко открытыми глазами на зал храма, на застывших друг перед другом, выйдя за пределы времени и пространства, Хранителя и жреца.
      – Читает память, – сквозь зубы, сжатые от неослабевавшей боли, прошептал в ответ Ларс. – Если он попытается прочесть твою… – прерывисто, время от времени умолкая, чтобы перевести дыхание и подавить стон, продолжал он. – Я не смогу защитить… Повторяй молитву, которую ты знаешь лучше всего, которая ближе всего твоей душе… Только так ты сохранишь себя…
      Магом оттолкнул от себя старика, который покачнулся, не удержался на ногах, ставших ватными и слабыми, и медленно осел на пол. Его глаза, лишенные мысли, тупо смотрели перед собой, с губ вместо слов срывались несвязанные звуки тупого бормотания.
      Ярид с сожалением взглянул на жреца.
      – Он действительно ничего не знал… – пробормотал хозяин города – Жаль… – вздохнув, он качнул головой. – Но что поделаешь? Все ошибаются… – Хранитель повернулся к пленникам, вонзил взгляд в Ларса, который продолжал спокойно смотреть магу прямо в глаза, не скрывая усмешки.
      Лицо хозяина города покраснело от напряжения, покрылось капельками пота.
      – Ты! – не выдержав внутреннего напряжения, он подскочил к пленнику, схватил его за ворот туники. – Как тебе удалось затуманить мне взор? Как можешь ты прятать мысли, останавливая мой взгляд? Ведь до тех пор, пока ты не коснулся священного камня, ты не можешь пользоваться своим даром! – тут его глаза сощурились, губы сжались в тонкие нити, черты лица заострились, став подобными высеченным из камня. – Может быть, все дело как раз в этом, – пробормотал он. – И Бур привел караванщиков именно к тебе. Да, скорее всего… Тогда мальчишка тут вообще ни при чем… Это ведь ты послал его! Ты приказал ему, подчинил своей воле! Так… – он задумался, прикидывая что-то, словно пытаясь прочитать предсказание по линиям выпавших камней… – Ты знал, что за пленниками будут охотиться, что их поведут прямо в храм… Ты хотел, чтобы и тебя ввели сюда, ведь иным способом ты не смог бы подобраться так близко к талисману… -перед его глазами все складывалось в единое целое, в то время, как в разуме крепла единственная мысль:
      – Ты хотел убить меня, занять мое место? Да?!
      Ярид ждал, что вор ответит, что он станет отвергать обвинения, пытаясь если не сохранить себе жизнь, то хотя бы отсрочить смерть. Но Ларс молчал, глядя на старика с холодным безразличием.
      – Значит, нет… – процедил тот сквозь сжатые зубы. – Слабак! Каким ты, к Губителю, после этого будешь магом, если не сделал ничего ради исполнения своей мечты, ради жизни, которая есть преодоление тысячи смертей?! – он смотрел на пленника с нескрываемым презрением. – И почему? Лишь из-за того, что испугался взять на свою душу грех, за который боги могут и отобрать свой дар? Да, – маг криво усмехнулся, – ты решил избрать самый легкий из возможных путей. Узнал об испытании. Решил обратить на себя внимание богини смерти, чтобы госпожа выбрала тебя, и Сама усадила на трон, на мой трон! Но нет же, нет, маленький наивный глупец! Ты не знаешь ничего ни о повелительнице смерти, ни об обряде! Потому что если б знал, то сам вырвал бы свое сердце, вместо того, чтобы приходить сюда! Ты слишком молод! Госпожа Кигаль никогда не стала бы говорить с безусым щенком! Ей нравятся седые, мудрые старцы с изборожденными морщинами лицами и бременем долгих лет за спиной! – он вновь пронзил взглядом пленника, с губ которого так и не сорвалось ни единого слова. Ни один мускул не дрогнул на его лице в подтверждение высказанных предположений. – Что же тогда? – маг не знал, что и думать. Он был удивлен и растерян, никак не находя причины происходящего. – Выходит, – спустя какое-то время вновь заговорил он, взглянув на пленника с некоторым сочувствием, как воин жалеет противника, который сам налетел на его меч, – ты просто следовал линиям судьбы? Искал смерть, вместо того, чтобы сражаться за власть? Но почему? Неужели ты не понимаешь, что нельзя доверяться господину Намтару, когда богу судьбы нравится устанавливать ловушки на пути смертных? Тебе бы спрятаться где-нибудь в серой норе и подождать чуть-чуть… Ты и представить себе не можешь, как близок был к трону Хранителя! Каких-то два-три дня – и госпожа Кигаль сняла бы с меня свое покровительство, освобождая священный камень от паутины, не подпускающей к нему никого, кроме меня! Вы! – хохоча, он повернулся к Ри. – Если бы вы не ослушались воли своего предводителя …Спасибо вам! Без вас у меня не было бы шансов. Но теперь… Теперь я пройду испытание!
      Он метнулся в сторону трона, однако, минуя помост, подбежал к стене, которую закрывало тяжелое красное полотно. Ярид нетерпеливо сорвал занавес.
      И глазам всех, бывших в зале, предстала древняя фреска. Ее явно перенесли сюда из другого места. Впрочем, серое тусклое изображение с расплывчатыми очертаниями казалось бы чужим в любом жилище смертных, слишком уж мрачным и пугающим оно было.
      Сколько Ри ни пытался разглядеть рисунок, он видел лишь блеклые контуры высокого трона с остроконечной спинкой и символами божественных сил, да падавшую на него тень неведомого, пугающего невидимки.
      Наделенный даром на миг склонился пред изображением в низком поклоне, затем, воздевая вверх руки, воскликнул:
      – Госпожа Кигаль! Приди на зов своего верного слуги! Я готов пройти испытание!
      Теперь я на все готов!
      Он замер, ожидая, когда великая богиня откликнется на его зов.
      Ярид даже не пытался защитить свою душу молитвами-заговорами, отдаваясь всецело в руки своей повелительницы, не оставляя себе пути назад, не допуская даже мысли о бегстве.
      Время шло. Но ничего не происходило.
      – Госпожа Кигаль! – слепая решимость сменились мольбой и неожиданно начавшей нарастать в душе ненавистью.
      – Ты напрасно ждешь, – по зале разнесся громовой глас, замораживавший сердце, заставлявший в страхе трепетать душу.
      – Кто здесь? Кто Ты? – Ярид отпрянул от фрески, чьи покрова вдруг заструились, перетекая, теряя прежние очертания, но не спеша обретать новые.
      – Она не поможет тебе. Она отказалась от тебя, бросила на произвол судьбы, сделав оправданием своего предательства какое-то там испытание.
      – Но я верой и правдой служил Ей столько лет! – в отчаянии Ярид упал на колени.
      Он чувствовал, как ярость заполняет его всего своими иссушающими волнами, но был не в силах помешать ей получить полную власть над мыслями и чувства.
      – Забудь о Ней! Откажись, как Она отказалась от тебя! Ты мужчина, а не подобная Ей жалкая потаскушка! Тебе нужен другой покровитель, который понимал бы устремления твоей души и не отказывался от помощи в решающее мгновение, – голос менялся. То он был грозным, нетерпящим возражений, исполненным силы и ни с чем не сравнимого могущества, то мягким, полным сочувствия и заботы.
      – Да! Да, – вскричал маг, наконец, поняв, кто откликнулся на него зов, – господин Нергал! – произнося заклятое имя Губителя, он испытывал не страх, а радость, даже торжество, когда ему удалось совершить то, что было не под силу никому многие тысячи лет – призвать повелителя погибели. – Я готов на все! Я готов верой и правдой служить Тебе, Тебе одному!
      – Хорошо, Ярид, очень хорошо, – зашептал голос грозного невидимки. – Еще один шаг.
      Впусти меня в свой мир.
      – Но как?
      – Это должно быть ведомо тебе… Найди путь… Я жду… – слова звучали все тише и тише, пока не затихли совсем, словно произносивший их отошел назад, за грань миров.
      – А-х, – в ярости Ярид с силой стукнул кулаками по камням, покрывавшим пол, заскребся, словно попавший в ловушку зверь, не замечая, что ломает ногти, не видя следов крови. – Черные легенды! Они нужны мне!…Это должно быть там! – шептали его губы.
      – Почему ты не сопротивляешься? – задыхаясь от ужаса перед тем, что вот-вот должно было произойти, вскричал Ри, обращаясь к Ларсу.
      Юноша молчал, и вместо него ответил Ярид.
      – Он не может! Он бессилен передо мной! – вскричал он. – Ибо сила, вся сила этого города, и даже та, что живет в нем, принадлежит мне, лишь мне одному, властью священного талисмана! – в его глазах зажглось безумие.
      Зала стала наполняться черным мерцавшим свечением, руки мага раскинулись, словно стремясь заключить мрак в объятия, затем стали сходиться, собирая его в шар, в котором бушевала буря, сверкали молнии и свистел ветер.
      Однако, внезапно, когда, казалось, что до конца мира остается лишь миг, наделенный даром остановился. Его взгляд упал на Ри. Затем обратился на Ларса.
      Вновь вернулся к караванщику.
      – Я расправлюсь с тобой потом. Ты ведь никуда не убежишь… – усмехнувшись, проговорил он. – Есть кое-что поважнее… Почему-то я уверен, что у вас есть то, что мне нужно, – он скосил взгляд на застонавшую, приходя в себя, Сати, которая, держась рукой за ушибленный затылок, с ужасом глядела на мага. Встретившись глазами со взглядом Ярида, она, заплакав, отползла назад, прижалась спиной к стене. Девушка пыталась отвернуться, но не могла, словно кто-то удерживал ее за подбородок.
      – Та-а-к, – протянул он, хищно улыбаясь, – значит, твой приятель помощник летописца… А летописец знает все, что происходит в караване… Очень хорошо…
      Прости, красавица, но в твоей головке больше нет ничего, что бы заинтересовало меня. Я, конечно, понимаю, что прикосновение не дает того обилия впечатлений, как проникновение в память, однако, тебе придется удовлетвориться этим… Во всяком случае пока… – он повернулся к караванщику. – А вот тобой я займусь в полную силу… Не смущайся столь большим вниманием к такому ничтожеству, коим ты являешься. И… И вот тебе совет: не сопротивляйся. Так будет лучше. Для тебя.
      Нечто невидимое, липкое и цепкое, как паутина, начало обволакивать голову юноши, заползло под веки, не давая им смежиться, сшило прочной портняжной нитью губы, запустило свои лапки – щупальца в уши и нос… В последний миг, уже чувствуя, что вот-вот провалится в бездну, Ри вспомнил совет горожанина: читай молитву…
      Ему больше ничего не оставалось. И вот в разуме зажглись, словно лампады с огненной водой, запечатлевшиеся в памяти навечно слова-символы:
      "Бог мой защитник, давший дорогу
      Светлому духу, веру душе,
      Чтоб поклоняться в вечности богу
      Даже из мира к смерти ушед.
      Бог моя сила, бог моя память,
      Будь со мной рядом в миг тишины,
      Дай прикоснутся к счастью устами,
      Полня надеждой последние сны.
      Бог судея мой, будь милосерден,
      Пусть испытания знают конец,
      Немощен буду ль, слаб я иль беден-
      Душу мою сохрани, мой Отец…
      Юноша с облегчением вздохнул, чувствуя, что паутина начала рваться, соскальзывая, освобождая сознание и тело.
      Однако стоило ему увидеть торжествующее лицо мага, нависшее над ним, словно небо над землей, как он понял, что его радость была преждевременной.
      "Ты сохранишь себя… – всплыли у него в памяти слова Ларса. Теперь он понимал, что собирался сказать горожанин – себя, но не тайну!
      – Ну вот и все! – с шумом выдохнул старик. – Глупые караванщики! Если они хотели держать все в секрете, то должны были выжечь знание из своей памяти каленым железом!
      – Но я ничего не знаю! – вскричал юноша, которому было нестерпимо больно думать, что, пусть не желая того, пусть находясь во власти мага, но он стал предателем.
      – Конечно, – по залу разнесся громкий смех. – Но твой учитель! Он знал все! И он говорил с тобой, был рядом с тобой. Ты видел его глаза, в которых было написано все, словно в книге. Ты не способен самостоятельно воскресить в себе память об этом. Но мне… Мне это под силу! Теперь я знаю, что мне делать! Да славится великий и грозный господин Нергал! – твердой решительной походкой, не торопясь, стремясь отметить и прочувствовать важность каждого мгновения, он подошел к древней фреске, изображение на которой совсем пропало, сменившись переплетением тусклых мрачных цветов, отблесков огня и дыхания мрака.
      Опустившись на колени, он воздел вверх руки.
      Зала затихла в ожидании неотвратимого. Свет поблек, темнота померкла. Прошло мгновение мертвой тишины. А затем раздался громкий, охрипший от натуги голос: …Мрачен ваш облик, холодны тени, Что в миг рожденья не знали огня, Демоны страха, горя виденья, Духи посмертного в вечности дня!
      След ваш мертвящий полнится ядом,
      Путь искривлен и лишен тишины,
      Тень покидая заклятого града,
      Вновь возвернитесь под своды луны!
      Уж не осталося силы в заклятье,
      Коим низвергнуты были с вершин.
      Демоны смерти, раскройте объятья,
      В мир чтобы вновь ваш вошел господин!
      Воздух вобрал в себя мрак, потек, заструился, словно блестящий черный шелк.
      Тишина встала мертвой стеной, за которой нарождался гром.
      – Что это? – со страхом глядя на происходящее вокруг, спросил Ри, спросил не ради ответа, а лишь для того, чтобы разбить пустоту тиши, в которой беззвучно терялось все, даже шум дыхания и стук сердца.
      – Ничто и Нечто! – с торжеством воскликнул Ярид. – В них нет ничего общего с нами, смертными, – его глаза мерцали в лихорадке безумия, поблескивая огненно-красным отливом, когда он продолжал, – поэтому не к чему взывать. Но Их можно вызвать, упросить, убедить… подобрать слова, которые привлекли бы их, заворожили. Эти слова… Нужны века, чтобы найти их, располагая друг рядом с другом с той осторожностью, с которой мастер подбирает драгоценные камни для лучшего из своих произведений. Они – все, что внушает страх, оставаясь невидимым, недосягаемым, неразделимым в своей всецелостности. Они – не мужчины и не женщины, не смертные и не боги, но ветры, веющие вечно со всех сторон, переплетаясь в бурю. Они, лишь они способны вызвать к жизни самые мрачные и безжалостные беды, ибо они – дети господина погибели и владычицы смерти, проклятые своей прородительницей!
      – Матерью – да, но не отцом! – жуткий, вселяющий в душу страх, смех разнесся над залом. – Вперед, дети мои! Прочертите мне дорогу в мир людей!
      Тени соскользнули с древней фрески, стекли на пол, чтобы, обретя крылья-невидимки, взметнуться ввысь, разлететься по залу, заполняя его беззвучьем и слепотой пустоты.
      По их следам, вниз спустилась самая блеклая из теней, ужасающая глубиной скрытой в ней бездны. Скользнув по полу, она метнулась в сторону служителя, который по-прежнему бездушной слепой грудой плоти сидел на камнях, бессмысленно покачивая из стороны в сторону головой, глядя в одну точку, ничего не видя и не слыша.
      Абра вздохнул – и тень вползла в него, словно облачко дыма. Спустя мгновение жрец поднялся, потянулся, повел головой, выправляя затекшую шею…
      – Старое тело. Слабое, – раздался низкий, срывавшийся в хрип голос.
      – Если господин пожелает… – не смея шевельнуться, обернуться, глядя в одну точку перед собой, едва слышно проговорил Ярид. Его рука шевельнулась в сторону зажатых в тисках ледяных объятий каменных воинов пленников, предлагая богу сделать выбор.
      – Разве ты приготовил для меня не это тело?
      – Приготовил? – пробормотал маг, не понимая слов гостя.
      – Твои мысли столь же путаны и пропитаны страхом, как и слова, – в голосе пришельца из иных миров сквозила усмешка. – Ты звал меня, однако не ждал. Ты произнес слова, вобравшие в себя тайны пограничий, но при этом совсем не знаешь обряда, действуя по наитию… Что ж, может быть, так даже лучше, – задумчиво проговорил он, – мне нравится все неожиданное, изобилующее новыми поворотами…
      Не бойся, я не сержусь на тебя за незнание. В сущности, ты сделал все верно.
      Жертвоприношения быстро восстановят и омолодят смертную плоть, соприкосновение с божественным духом придаст великие силы, – глаза на миг закрылись, и Абра… Или, вернее, уже Нергал с блаженством втянул в себя полную грудь воздуха. – Давно я не чувствовал себя настолько живым! – прошептал бог. – Ну-с, – заложив руки за спину, он повернулся к Хранителю, который продолжал стоять на коленях, лишь передвинулся, обратясь к фреске спиной, чтобы быть лицом к грозному гостю. – Ты все еще хочешь мне служить?
      – Да, господин!
      – Господин Нергал, – поправил тот, – мне приятно слышать свое имя. К тому же, произнося его вновь и вновь, ты питаешь меня своей верой не в меньшей степени, чем принося жертвы.
      – Да, господин Нергал! – с готовностью повторил маг, глядя на Него взглядом, полным благоговейного трепета.
      Перед ним стояло тело служителя, однако глаз не видел телесной оболочки, слишком уж сильна и могуча была духовная сущность, заслонившая собою все иное.
      – Вот и хорошо, молодец… Ты боишься? Меня? Это хорошо! Бойся. Мне нравится страх. Ах, ты напуган возможным гневом Эрешкигаль! Не стоит, право же. Теперь ты мой, а, значит, Она навечно теряет свою власть над твоей душой и телом.
      – Ты дашь мне бессмертие, господин Нергал?
      – А ты так жаждешь его! Хорошо. Будь по-твоему. Мне нравится потакать слабостям.
      Ты получишь все, что захочешь… Конечно, если я буду доволен твоим служением.
      Ты и представить себе не можешь, какое могущество мне дано, какие я могу предоставить тебе возможности!
      – Я готов на все ради Тебя, великий! – не вставая с колен, Ярид приблизился к богу, склонился, целуя камни у ног Нергала.
      – Просто замечательно! – губы растянулись в улыбке, в бездонных наполненных иссушающим зноем глазах зажглись огоньки веселья.
      – Однако…
      – Однако? – его брови сразу же сошлись на переносице, лицо стало жестким и холодным, готовое в любой момент взорваться яростью.
      – Прости, господин Нергал, что осмеливаюсь говорить с Тобой… Я лишь хотел…
      Мне было сказано об испытании…
      – Выбор Нинта? Ты об этой безделице? – черты расправились. – Перестань думать о ерунде! Ты уже сделал этот шаг, вызвав меня.
      – Выбор Нинта? – Ярид всеми силами пытался понять, о чем говорит его божественный собеседник. – Но в легенде о Нинте ничего не сказано…
      – О нем написано в книге Ута, – Нергал поморщился, недовольный тем, что был вынужден произнести ненавистное имя своего врага. И даже то, что враг этот давно повержен им, не радовало душу, не ослабляло гнева. Устремленный на коленопреклоненного слугу взгляд стал тяжелым и напряженным. – Я не хочу говорить об этом. Посему велю тебе больше никогда не задавать мне сей вопрос!
      – Да будет на все воля твоя, господин Нергал!
      – И вот еще что. Никогда… Ты понял, ни-ког-да не произноси имен других богов!
      Их всех! Они противны мне! Я не желаю их слышать!
      – Да, господин…
      – Забудь их, сотри из своей памяти навечно! С этого мига у тебя лишь один бог – Я!
      – Да, господин Нергал! – он сжался, припав лицом к полу, у ног своего божества.
      – Встань, – велел тот. Он молчал, дожидаясь, пока его приказ будет исполнен, а потом заговорил вновь: – Я слишком давно не был живым. Мне нужны чувства, яркие, насыщенные, чтобы увидеть их, наполнится их силой… Этот замок – твой дом?
      – Твой, господин Нергал! Все мое принадлежит Тебе!
      – Замечательно… Тогда я сам выберу себе залы, в которых мне будет удобно… Эти трое – пленники?
      – Да, мой господин! Двое из них, – он указал на Ри и Сати, – караванщики, дети, не прошедшие испытания…
      – Дети? Чистые и наивные? Это хорошо, – он подошел к девушке, нежно погладил ее по голове, затем внезапно схватил за волосы, заставляя подняться на ноги, заглянул в глаза, наслаждаясь наполнившим их страхом. Не разжимая пальцев, державших девичью косу, вынуждая Сати идти за собой, он приблизился к Ри. Под Его холодным взглядом каменный истукан выпустил своего пленника, который рухнул на пол, звеня цепями, не чувствуя затекшего обескровленного тела. – Пара… – прошептал Нергал, недобро поглядывая на подростков. – Очень хорошо…
      – А этот, – Ярид указал на Ларса, – этот горожанин. Да не простой. Он наделен даром!
      – Вот даже как? – Губитель на миг оторвался от своих мыслей, которые, как казалось, уже прочертили Ему дорогу вперед, навстречу столь радужным удовольствиям, что предстоящее наслаждение уже коснулось его лица. – Очень хорошо! Просто замечательно! Мне нужна жертва!