– Да будут вечны твои дни, – седовласый служитель склонился в низком поклоне перед Хранителем, восседавшем на троне, который возвышался над пустынной, погруженной в полумрак залой.
      Хозяин города был невысок и худощав, имел длинные темные волосы, тронутые сединой, резкие острые черты лица. Из-под густых бровей сверкали холодным блеском большие выпуклые глаза. Долгие бессонные ночи заставили покраснеть веки, легли серыми складками-тенями, увеличивавшими морщины.
      Обычные для мага золотые тона в одежде были заменены на ярко-алые. Может быть из-за этого, или же тому виной неровное мерцание, исходившее от стен зала, подобных тонким граням стекла, за которыми бушевал пламень огненной воды, но Хранитель выглядел зловеще, вместо того, чтобы быть символом покоя и радости.
      Его глаза… Смотревшему в них казалось, что в прорезях век трепещет, рвется на волю бурлящая кровь, впитавшая в себя всю силу подземных миров.
      – Подойди, Абра, – хрипловатый голос скрипел, словно старая покосившаяся дверь. – Ты пришел сказать, что все готово для жертвоприношения? Надеюсь, обряду ничего не помешает?
      – Все готово, хозяин, – приблизившись к трону, жрец остановился, не спуская глаз с лица своего владыки.
      Маг смотрел на него, не мигая. Любой другой на месте служителя, ощутив на себе этот взгляд, бросился бы в страхе бежать прочь. Жрец же выдержал его. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
      – Я верен тебе, Ярид, – когда он говорил это, его голос звучал ровно и твердо.
      – Знаю, – глаза мага сощурились. Кровь быстро ушла из них, словно впитавшись в веки, позволяя зрачкам принять обычный карий цвет. – Так что, старина, ты хотел мне сказать?
      – В город пришел новый караван.
      – Да, – маг откинулся на спинку трона, устало прикрыв веки. – Я заметил. И что же?
      – Рукописи…
      – Ты видел их? – прерывая жреца, вскричал маг, который мгновенно собрался, насторожился, целиком уходя во внимание, не желая пропустить не только ни одного слова, но даже интонации, мимики, жеста.
      – Нет, – нахмурившись, жрец чуть наклонил голову, – но я говорил с хозяином каравана.
      В его поведении было множество мельчайших деталей, не говорящих ни о чем по отдельности, но способных многое объяснить, соединяясь воедино.
      – То есть? – хозяин города с трудом сдерживал нетерпение.
      – Он боится нас, знает нечто, что пытается всеми силами скрыть и очень не хочет встречаться с тобой. Рассказав об обычае преподносить подарок хозяину города, я понял, что у него есть нечто, что он старательно скрывает. И я почти уверен, что это – свитки.
      – Но почему ты решил, что это именно те рукописи, которые мне нужны? Может быть, он боится лишиться чего-то другого. Карт, например.
      – Нет, Ярид, я уверен в правильности своих предположений. Ты знаешь, я умею читать по губам даже непроизнесенные слова. Так вот, в ходе нашего разговора он повторял несколько раз: "Черные легенды…" -Ясно, – прервал его маг. Опершись локтем о подлокотник трона и склонив лоб к ладони, он замер, размышляя. – Ну и что дальше?
      – Со мной были купцы.
      – Кто?
      – Силин и два его компаньона.
      – И?
      – Купцы договорились с хозяином каравана о сделке. Они купят золотые украшения и меха…
      – Зачем им все это?
      – Я видел товары. Многие просто поразительной красоты.
      – Город и так погряз в роскоши, – недовольно пробурчал маг.
      – Не сердись. В конце концов, самое лучшее из приобретенного ими мы могли бы предложить госпоже Кигаль.
      – Да, Ей нравятся красивые вещи. И Она щедро вознаграждает за богатые дары…
      Продолжай, Абра.
      – Силин согласился стать для караванщиков посредником при покупке продуктов, ну и всего остального, за исключением, конечно, огненной воды.
      – Посредником? – маг вскинул бровь. – Разве его собственные амбары не ломятся от этого добра?
      – Ну… – жрец на мгновение умолк. – Наверное, это торговая хитрость, чтобы набить цену. Зачем чужакам знать правду? Пусть думают, что у нас плохо с продуктами, позволяя купцам заработать на их незнании…
      – Другим купцам тоже захочется что-нибудь продать. Они могут спутать Силину карты.
      – Это вряд ли. Люди боятся эпидемии и не осмеливаются приблизиться к чужакам в первый день их пребывания в городе. Память прошлого слишком ярка.
      – Глупцы! – небрежно бросил хозяин города, брезгливо поморщившись. – Мне подвластны все хвори и ни одна из них не войдет в эти стены без моего желания!
      Или их вера в меня так слаба?! – взгляд, который он обратил на жреца, был полон гнева, который, все более нарастая, был готов выплеснуться наружу.
      – Ярид, но ведь ты сам… – удивленно пробормотал старик.
      – Да, – алая дымка растворилась. – Я вспомнил – мы сами взрастили этот страх, когда он был нам на руку. Продолжай его поддерживать.
      – Как прикажешь.
      – Дальше.
      – Вечером хозяин каравана и купцы заключат сделку и скрепят ее своими подписями.
      Это все.
      – Значит, они встретятся вновь… – маг сощурился. В его взгляде скользнули далекие тени.
      – Хозяин, нет, не надо, ты же не собираешься, скрывая свое истинное лицо, пойти…
      – Мне будет не сложно сыграть роль писца.
      – Это опасно! Ярид, к чему спешить? Пусть купцы еще раз поговорят с караванщиками.
      Я скажу им, чтобы они попытались все выведать…
      – Выведать что? – наделенный даром подозрительно глянул на своего собеседника. – Узнать, есть ли в караване свитки с легендами, которых, как они обязаны считать, в мире просто не существует? Или ты рассказал им правду?
      – Силин мой брат… – начал было старик.
      – Это я помню, – вновь усмешка скользнула по губам мага. – Брат-близнец.
      Вряд ли чужой, увидев этих двоих рядом, признал бы их родство, настолько они казались непохожи. Но виной тому был лишь внешний вид, на котором сказалась жизнь. Изможденный постами и молитвами жрец должен быть худощав, иначе никто не поверит в истовость его служения. В то же время, никто не станет иметь дело с тощим купцом, когда полнота – главный символ достатка.
      – Ты сам предложил мне рассказать ему часть правды, – продолжал служитель.
      – Да.
      – Хозяин, он мой брат, – вновь повторил жрец, заметив, как глаза мага вновь стали подергиваться алой дымкой. – Он служит тебе верой и правдой. И еще не раз пригодиться. Не разрушай его разум, прошу тебя. Поверь, он расскажет мне все, что узнает, все до мельчайших подробностей…
      – Ладно, ладно, не будем начинать опять… Ты запрещаешь мне идти в город, не хочешь чтобы я читал мысли. Как же я узнаю правду? Лишь со слов? Но этого до смешного мало! Ведь я маг!
      – Хозяин!
      – Хорошо, – с его губ сорвался смешок. – Я что-нибудь придумаю.
      – Писец?
      – Да… Я пошлю писца… Своего…
      – Духа… – жрец побледнел.
      – Почему бы и нет? Успокойся, тебе не о чем волноваться, это будет хороший дух, послушный… – усмехнулся хозяин города. – И, Абра, – продолжал он.- Вот еще что.
      Сколько по условиям сделки должен заплатить караванщикам Силин?
      – Четыре кошеля золотом.
      – Сумма-то не маленькая…
      – Необязательно платить полноценной монетой. Да и кошели бывают разные… – жрец умолк, заметив, что его собеседник недовольно поморщился: хозяину города было совершенно безразлично, что будет делать купец в стремлении получить как можно большую выгоду, но это не должно было никаким боком касается его.
      Ярид подал неуловимый знак рукой стоявшим на страже возле стен немым воинам – каменным исполинам, которые выполняя волю своего хозяина, спустились с постаментов, приблизились и, склонившись в поклоне, протянули ему бархатные мешочки. – Вот, – приняв их, проговорил маг, при этом таким же едва заметным знаком велев воинам вернуться обратно. – Пусть он расплатится этим.
      Служитель раскрыл один, высыпал монеты себе на ладонь. Это были тяжелые, хорошие монеты, и, все же… На его лице отразилось удивление, стоило ему увидеть чеканку.
      – Но ведь это… – начал он.
      – Именно. Так мы узнаем наверняка. Если караванщики поймут значение этого символа, значит, у них есть нужные мне рукописи. …Солнце едва успело склониться к горизонту, покрывая все вокруг: небо,землю, стены домов, даже самих людей, – алым прозрачным шелком, столь тонким и легким, что его было невозможно нащупать, потянуть в безнадежной попытке сорвать, а на площади уже показался старший из купцов, сопровождаемый таким же, как он, полным, приземистым писцом, вооруженным свитками бумаги, длинным гусиным пером и невысоким сосудом с тонким горлышком, который носил на себе несмываемый след чернил.
      Купец, не тратя времени на раздумья, бросив лишь быстрый взгляд на простых торговцев, направился к хозяину каравана.
      – Ты не передумал? – первым делом спросил он Атена.
      – Нет, – кратко ответил тот, возможно, несколько поспешнее, чем это требовалось, однако горожанин только обрадовался этому, торопясь поскорее закончить дело.
      – В таком случае, – купец сделал знать писцу, который, усевшись на треногий табурет, который нес за ним мальчик-раб, положил на колени доску, развернул бумагу, обмакнул перо в чернила, приготовившись писать.
      – Мы, нижеподписавшиеся, – начал диктовать ему горожанин слова обычной формулы договора, – соглашаемся на следующее…-он подробно перечислил все те условия, которые были оговорены днем, не забыв ни об одном. Символы, четкие и подчеркнуто аккуратные, вылетали из-под быстро скользившего по бумаге пера с такой скоростью, что Атен не успел даже опомнится, как уже прозвучало последнее: – засим… – и писец передал перо купцу, который, старательно выведя знак своего рода, повернулся к караванщику, ожидая, что тот поступит так же.
      Хозяин каравана принял перо, показавшееся ему каким-то странным – слишком тяжелым, холодным и мокрым, словно, прежде чем использовать, его опускали в кувшин с ледяной водой. Затем он склонился над листом бумаги, однако в последний момент, словно пытаясь выиграть еще немного время для раздумий, спросил писца:
      – Здесь все верно написано?
      – Прочти сам, если не веришь, – горожанин, которого по идее слова чужака должны были если не оскорбить, то уж наверняка очень сильно задеть, смотрел с безразличием каменной статуи.
      – Поверь, караванщик, – торопливо проговорил купец. – Мне нет никакой выгоды тебя обманывать, ибо я и так получаю все, что хочу.
      "И даже более того", – были готовы сказать оба, однако благоразумно промолчали.
      – Прости, если мой вопрос показался тебе обидным, – пробормотал Атен, хотя и прекрасно видел, что это не так. Склонившись над листом, он, наконец, поставил свою подпись.
      Караванщик вернул перо писцу, который быстро сделал свидетельствующую надпись-приписку, скрепил свиток печатью и передал караванщику со словами:
      – С тебя золотой.
      Атен опешил. Он никак не ожидал, что работа, в обычном городе стоившая пригоршню медяков, здесь столь дорога.
      – Однако… – он нехотя потянулся за кошелем, понимая, что уже слишком поздно отказываться платить.
      – Благодарю, – писец принял монету со все тем же скучающе безразличным видом, затем, собрав все свои вещи, нагрузил слугу, сам же пошел налегке, помахивая перед собой листом, словно ему не хватало воздуха. – Если понадоблюсь еще, я поблизости, – бросил он через плечо.
      – Ты должен был предупредить меня о цене его услуг, – караванщик, проводив писца взглядом, повернулся к купцу.
      – Это не мое дело, – безразлично пожал плечами горожанин. – Ты, не я хотел составить договор, не доверяя на слово, – он не скрывал злорадства.
      Собственно, чего еще можно было ждать от чужака?
      – Ладно, – Атену пришлось, смирившись, оставить все размышления и сожаления позади.
      – Это отличная сделка. И нечего переживать из-за такого пустяка, как одна монета, – купцу оставалось только вручить караванщику причитавшиеся тому по условиям сделке четыре кошеля.
      Караванщик прикинул их на вес, и они показались ему куда тяжелее, чем он ожидал.
      "Но если золотники полноценные, в чем же уловка?" – Атен растерялся. Сгораемый от любопытства, он поспешно потянул за бечевку, развязывая один из кошелей, желая, наконец, увидеть монету.
      Она была темной, тусклой, словно золотник древних городов. И, по всему, столь же ценной. Но его радость по поводу того, что сделка оказалась вовсе не столь убыточной, как ему казалось, а скорее даже наоборот, очень быстро улетучилась, стоило Атену разглядеть узор чеканки. Его лицо побледнело: на монете стоял красный символ Нинта.
      – Что-нибудь не так? – купец не спускал с караванщика взгляда.
      – Мне… Не знакома эта чеканка… – наконец, выдавил из себя хозяин каравана, хотя и понимал, что в этот миг его чувства были настолько сильны, что их было невозможно скрыть, а, значит, собеседник вряд ли поверит его словам, когда в глазах караванщика были не сомнение и удивление, а явный страх.
      – Не волнуйся, – писец возник неизвестно откуда, словно из-под земли. В его глазах впервые замерцало что-то наподобие интереса. – В этих монетах не меньше золота, чем в любом другом древнем червонце, – его губы растянулись в бледном подобии улыбки. – Но если ты хочешь поменять незнакомые деньги – добро пожаловать, менялы будут только рады выполнить такую работу. Только не обессудь, если новое золото будет хуже и беднее.
      Атен вздохнул. Он не хотел ни о чем говорить, боясь еще больше выдать себя.
      – Я позову рабов, они перенесут твой товар, – спустя несколько мгновений напряженного молчания проговорил он, обращаясь к горожанину.
      – Не надо, – мягко, но решительно остановил его купец. – Я пришлю своих слуг.
      – Как хочешь, – караванщик пожал плечами. Все происходившее казалось ему еще более странным и пугающим, чем нынешним утром. – Если так, оставляю вас. Мне нужно успеть еще многое сделать, – он зашагал прочь, но купец остановил его:
      – Постой. Нам следует обсудить еще пару вопросов. К какому дню мы должны закупить все необходимое и что ты решил по поводу мяса?
      – Сколько мне нужно будет добавить за вяленое и копченое? – собственно, цена не имела для него сейчас никакого значения, когда более всего на свете ему хотелось поскорее отделаться от отмеченного смертью золота, понимая, что бессмысленно убеждать себя, будто деньги – они деньги и есть, и главное как ты их заработал, а не где они были отчеканены.
      – Пять золотых, – купец явно завышал цену и даже не скрывал этого. Но караванщик не стал торговаться.
      – Хорошо, – он высыпал на ладонь нинтовские золотники, отсчитал и протянул купцу столь поспешно, словно они жгли ему руку. – Сколько дней вам нужно на то, чтобы все закупить?
      – Ну… – тот взглянул на писца. Было видно, что поведение караванщика казалось ему все более и более странным. – Три. Но к чему такая спешка…
      – Вот, – он добавил еще один золотой. – Но сделай все в срок.
      Купцов молча принял деньги. Он растеряно смотрел вслед поспешно удалявшемуся караванщику, не в силах объяснить его поведение иначе как…
      – М-да-а, – протянул он. – А я-то думал, что все рассказы Абры не более чем выдумка… Не к добру это…
      – К добру, ко злу – не нам решать, – голос писца был низок и тих, как посвист змеи. – Пошли. Нас ждут.
      – Я знаю всех горожан, тебя же вижу впервые. Где, снежные духи, Абра прятал тебя все это время?
      – Чем меньше ты знаешь, тем лучше, – прошептал тот, а затем, спустя мгновение, добавил: – для тебя, – и Силин мог поклясться, что в его голосе в одно и то же время звучали и издевка, и угроза.
      Одно мгновение, и писец, скользнув тенью-невидимкой в сторону священного холма, исчез быстрее, чем купец успел его окликнуть.
      Силим же, шепча себе под нос молитвы, однако без веры в то, что они ему помогут, скорее бездумно повторяя слова, чем делая это осмысленно, добрался до крайнего дома, поднялся по крутым ступенькам и, с трудом сдвинув тяжелую каменную дверь, ввалился внутрь.
      В комнате, не просто большой, но огромной, казавшейся благодаря царившему в ней полумраку вовсе бесконечной, возле горевшего посреди этой тьмы очага на стуле с высокой остроконечной спинкой сидел жрец.
      – Ну что?
      – Они знают, – последовал ответ, заставивший спрашивавшего нахмуриться.
      – Ты не ошибаешься? – хотя служитель не хотел признаться в этом даже самому себе, он боялся оказаться правым в своих предположениях куда сильнее, чем ошибиться.
      – Вот, – купец протянул к нему ладонь, на которой поблескивали в ярко-красных лучах огня золотые монеты. – Я сделал так, как ты велел – заплатил ему данными Хранителем червонцами. Не знаю уж, что за знак на них изображен. Но я уверен: караванщик узнал символ…
      – И что же?
      – Он испугался. Испугался больше, чем вестников Госпожи Кигаль и слуг Губителя вместе взятых. Как чужак ни пытался, он не смог скрыть того, что эти монеты ему противны. Он стремился поскорее от них отделаться, словно они – само зло… Он знает, Абра – знает… Что бы это ни было…