Малыши росли прямо на глазах. Еще совсем недавно крохотные комочки, легко помещавшиеся на ладони, превратились в пушистых рыжеватых созданий величиной с небольшую кошку, у которых были остренькие белые зубки, сверкавшие в приоткрытой в задорной улыбке пасти, а коготки отрасли такими длинными, что их даже приходилось подрезать.
      Подошедшие к повозке караванщики, проследив за его взглядом, застыли, не в силах отвести глаз от беззаботной игры.
      Однако у них оставалось мало времени – город был совсем близко.
      – Мати, мы вот-вот войдем в лес, – Атен надеялся, что, услышав это, девочка бросится к себе переодеваться и прихорашиваться, но та даже не выглянула из повозки.
      – Угу, – лишь обронила она, не отрывая взгляда от возившихся волчат.
      – Ты не хочешь посмотреть…
      – Ну па! – голос девочки стал рассерженно-писклявым. – Ты ведь видишь, Шуши и Хан проснулись, скоро их нужно будет кормить. Тем более что они могут испугаться незнакомого места, куда мы их везем. И я все время должна быть с ними, чтобы защищать и успокаивать.
      – Мати, никто не посмеет причинить зла священным волкам, – Евсей смотрел на племянницу с удивлением и укором. Он столько раз за последнее время повторял ей эту непреложную истину и надеялся, что она все поняла.
      Девочка бросила на дядю быстрый, острый, как резкий порыв ветра, взгляд и, упрямо сжав губы, отвернулась. Но, едва ее внимание привлекли к себе волчата, как губы растянулись в улыбке, которую Мати не смогла сдержать, как она ни пыталась. Да и как можно глядеть с постным видом на двух забавных созданий, один из которых сосал ухо другого, в свою очередь запихнувшего в пасть лапу брата…
      – Малышка права, – тихий нашептывавший, как ветер, голос Шамаша заставил мужчин оторваться от созерцания зверят. На их губах все еще лежала улыбка, хотя глаз уже коснулось беспокойство. – Волчат будет лучше не выпускать в городе из повозок, – продолжал он, не дожидаясь, пока ему зададут следующий вопрос. – Я не говорю, что им угрожают люди. Однако рядом с жилищами есть и другие опасности.
      Незнакомые жителям пустыни животные, переносимые ими болезни… У малышей сейчас самый опасный возраст, когда убить их может даже непривычная или испорченная пища, случайно подобранная с земли.
      – Вот видишь! – Мати смотрела на дядю торжествующе – ее правоту признали! Потом она потянулась за стоявшими в углу плошками и принесенному ей недавно кувшину густого молока, решив, что питомцев пора кормить.
      – Ты последишь за ними? – спросил колдун девочку и, услышав в ответ твердое "Да!", подкрепляемое для верности решительным кивком головы, спустился в снег. – Вы хотели со мной поговорить?
      – Да, господин, – начал было Атен, но Шамаш, резко повернувшись к нему лицом, остановил караванщика:
      – Не называй меня так! – в его голосе послышался свист просыпавшихся ветров, брови нахмурился, в глазах мрачными призраками закружились тени чего-то бесконечно далекого.
      – Хорошо, гос… – он и сам не знал, почему с его губ было готово сорваться все то же самое слово, способное лишь еще сильнее разозлить помрачневшего собеседника. Атен повернулся к Евсею, словно ища у брата-служителя понимания и поддержки. В его глазах читались вина и удивление. "Я ведь всего лишь соблюдаю обычаи, выказывая должное почтение богу!" – говорили они. А еще в них был страх: караванщик боялся, что его нечаянная ошибка может лишить караван благосклонности и заступничества великого бога.
      – Прости, но как же нам называть Тебя? – Евсей одновременно стремился прогнать вдруг повисшее между собеседниками напряжение и успокоить брата, показывая Атену, что не считает его ни в чем виноватым, когда подобную ошибку совершил бы каждый.
      Кто же знал, что нынешний Шамаш не любит, когда люди преклоняются перед Ним?
      – Вы дали мне имя, – холодно проговорил колдун. Его глаза все еще были напряженно сощурены, сверкая сумрачными огоньками из-под сошедшихся на переносице бровей.
      – Оно всегда принадлежало Тебе. Мы лишь помогли его найти, вспомнить, – заметив тень укора в глазах Шамаша и понимая, что тот готов возразить, повторяя в который уже раз, что он – не бог, чьим именем был назван, Евсей продолжал. -Ты ведь не станешь возражать против того, что имена даются богами, а люди при наречении служат лишь посредниками? – он пристально смотрел прямо в глаза собеседнику, ожидая, что тот скажет.
      Усмехнувшись, тот качнул головой:
      – Разве с этим поспоришь?
      Напряжение начало спадать и, наконец, Атен смог, немного переведя дух, облегченно вздохнуть.
      – Имена священны. И не всегда возможно прибегать к их помощи… – он уже готовился к предстоявшему приходу в город.
      Евсей глянул на брата с сомнением, не до конца понимая, к чему тот клонит. Ведь имя бога защищено от каверз демонов и злобных духов. Однако все же на всякий случай, он кивнул, соглашаясь.
      Но хозяин каравана упрямо продолжал:
      – Шамаш, – он почтительно и, вместе с тем, исполненный решимости получить ответ, смотрел на свое божество, – нам нужно знать, как еще называть Тебя…
      – Магом, – не задумываясь, ответил тот. – Так ведь в вашем мире зовут наделенного даром.
      Помрачнев, братья опустили головы. Их больно резануло по слуху это – "ваш мир".
      Конечно, они понимали, что для очнувшегося после тысячелетнего сна бога нынешний мир кажется совершенно чужим. И, все же, они так хотели, делали все, что могли, чтобы это изменилось.
      – А как наделенного даром называли в Твоем мире? – переборов свою боль, спросил хозяин каравана.
      – Я уже говорил вам – колдуном.
      Атен чуть наклонил голову. Да, хозяин каравана все прекрасно помнил. И потому недовольно поморщился. Ему не хотелось произносить слово, в которое кем-то, когда-то и где-то… не важно, кем, когда и где, но вкладывалась пусть даже всего лишь тень ненависти.
      – Может быть, Твои друзья, спутники по дороге называли Тебя как-то еще?
      Несколько мгновений Шамаш задумчиво смотрел на него, затем, чуть повернув голову, бросил взгляд за горизонт. Было видно, что ему не хочется отвечать, и, все же, следуя своим неизменным обычаям, он проговорил:
      – Старшим, – он назвал еще один титул, но ведь этого и ждали от него собеседники.
      Мужчины переглянулись. "Да, – говорили друг другу их глаза, – именно так небесные жители должны называть бога солнца, который не был древнейшим среди них, но самым могущественным и мудрым".
      – Старший… В чем значение этого титула? – им казалось, что это – последний вопрос, который они должны задать для того, чтобы душа обрела уверенность и покой.
      – Носящий его берет на себя ответственность за других.
      – Как Хранитель? – глаза караванщиков вспыхнули светом, в груди защемило приближением к осознанию чего-то великого…
      Шамаш чуть наклонил голову:
      – Не совсем, – он говорил медленно, словно вспоминая минувшее и сравнивая его с настоящим. – В мире снежной пустыни нет никого подобного… Но в ваших легендах я встречал одного человека, которого по сути своей можно было бы так назвать.
      – Гамеш? – вскинулся Евсей, но замер, пораженный, услышав:
      – Нет. Мар.
      – Но Мар был…
      – Подождите-ка, кто такой Мар? – воспользовавшись тем, что брат вдруг умолк, словно лишившись дара речи, спросил Атен. – Вы говорите о Марту, боге прирученных животных?
      – Мар был смертным, – качнул головой Шамаш, – наделенным даром.
      – Прости, – смутившись, пробормотал караванщик, – я всего лишь торговец, не служитель… Мне не известно о ком Ты говоришь…
      – Задолго до цикла о Гамеше, – вдруг охрипшим, скрипучим голосом начал Евсей. Ему совсем не хотелось говорить об этом, но он был вынужден, подчиняясь устремленному на него пристальному взгляду не мигавших глаз Шамаша, – был составлен другой…
      – Столь ранний! В нем, наверное, говорится о начале времен…
      – Скорее уж об их конце, – с трудом выдавил из себя помощник. Он хотел на этом и остановиться, но понял, что не может, что должен продолжать. – Не удивительно, что ты не знаешь о нем… Служители предпочитают не вспоминать об этих легендах, называя их Черными и считая, что будет лучше хранить их в тайне…
      – Но откуда же тогда…
      – Я узнал о них перед самым изгнанием… Меня тогда готовили к первому посвящению…
      – И ты помнил их все это время…!
      – Нет, – не удивительно, когда он так стремился все скорее забыть, – но я нашел их тексты, разбираясь с теми книгами, что мы получили в обмен на огненную воду от встречного караван. И вот что я тебе скажу: если судить по состоянию рукописей, вряд ли кто-то до меня их читал…
      – И что же это за легенды такие, о которых предпочитают не помнить?
      Евсей бросил быстрый взгляд на Шамаша, огляделся вокруг, на миг задержался на медленно растущем, по мере приближения к городу, священном холме.
      – Это долгая история… Будет лучше вернуться к ней позже.
      – Хорошо, – видя, что Шамаш молча кивнул, показывая, что согласен с Евсеем, промолвил Атен. Ему пришлось предпринять над собой усилие, подчиняя воле любопытство, готовое пуститься в долгие расспросы или погнать к командной повозке, веля отыскать странную рукопись. – Так мы можем называть тебя Старшим? – удивительно, но, задавая этот вопрос, подчиняясь чему-то необъяснимому, он смотрел на Евсея. Помрачнев, тот качнул головой.
      – Если Ты позволишь, – тихо проговорил помощник, повернувшись к Шамашу, – мы будем называть тебя колдуном.
      Брат удивленно воззрился на него, не понимая, что заставило Евсея принять столь странное решение. Что же касаестя Шамаша, то он надолго задумался, а затем качнул головой:
      – Я не думаю, что это будет правильным. Я и так взял слишком много из того мира, чтобы отнимать у прошлого еще и это…
      – Действительно! – Атен радостно кивнул. Он облегченно вздохнул: ведь если повелитель его души готов оставить в прошлом все то, что привиделось Ему в бреду, значит, Он выздоравливает.
      Вот только…
      – Но как же тогда…-караванщик поморщился, поняв, что тот вопрос, с которым они пришли к богу солнца, так и остался без ответа.
      Шамаш только развел руками. Он действительно не знал. Прежнее осталось позади, настоящее же для него так и не наступило. Колдун мог принять мир, всех, живших в нем, он почти даже поверил, что они – настоящие. Но вот себя среди них он не видел. Ни богом солнца – конечно же, он даже думать не мог об этом без улыбки, ни магом – да, наделенный даром во всех мирах оставался наделенным даром, но…
      Чтобы понять это по-настоящему, чтобы отождествить себя с кем-то, надо его хотя бы увидеть. А Шамаш до сих пор не встречал ни одного Хранителя. Скоро это должно было измениться. Однако колдун не мог сказать, что ему было легче от этой мысли.
      Так или иначе… Он понимал, что ему еще долго придется разрываться на части, слыша от других – Шамаш, но чувствуя себя Черногором… Имя, которое он никогда не произнесет вслух, однако при этом не забудет тоже никогда.
      Стоявшие рядом с ним караванщики тяжело вздохнули, почесали лбы. С одной стороны, они бы никогда не посмели назвать бога солнца каким-то там колдуном – пустым звуком, непонятно кем, и кого, повелителя небес, властителя своих душ! Но, с другой… Не могли же они просто тыкать Ему…
      – Л-ладно, – однако, они поняли, что им придется как-то разбираться с этой проблемой самим. – Еще один вопрос… Впереди нас ждет город…
      Шамаш нахмурился.
      – Не могу сказать, что меня влечет туда. Мне ближе дорога.
      – Мы можем обойти его стороной, если Ты считаешь…
      – Вам решать.
      – Нам нужно пополнить припасы… – проговорил Атен, взглянув на брата.
      – Это так, но… – Евсей ощущал какие-то сомнения, словно… Нет, он не мог объяснить даже себе, что это было за чувство и в чем его причина. Караванщик качнул головой: – Если мы войдем в город… Как Ты считаешь, что нам делать: рассказать правду или попытаться ее скрыть?
      – Правду о чем?
      – Мы просто хотели спросить, – поспешил включиться в разговор Атен. – Может быть, лучше сделать так, чтобы горожане не узнали, кто Ты?
      – Так вот к чему весь этот разговор об именах… – Шамаш понимающе кивнул. – Мое слишком приметно и вызывает некоторые ассоциации… Значит, вы достаточно разумны, чтобы понимать это и не называть меня богом, во всяком случае, при чужих? Хотя сами и не хотите расставаться с этим… наваждением.
      – Прости нас, – караванщики выглядели расстроенными. Им было невыносимо сознавать, что своим упрямством они причиняют Шамашу боль. Но вера… В своих душах они уже приняли обет служения и не могли нарушить его, пойти против того, что было для них непреложным… Даже если их бог не ждет от них этой веры.
      – Если дело только в этом, называйте меня магом. Это разрешит ваши проблемы?
      – Н-ет, – переглянувшись, замотали головами караванщики.
      Ответ заставил колдуна насторожиться: – Вы считаете, что будет лучше, если горожане не узнают, что я – наделенный даром? Это может быть опасным для каравана?
      – Нет, – вынуждены были признать его собеседники. – Однако, – осторожно, балансируя на грани, стараясь не переступить на ту сторону, с которой была ложь, продолжал Атен. – Правда может осложнить наше пребывание в городе. За всю историю снежной пустыни не было ни одного случая, чтобы маг шел в караване, – "Не говоря уже о боге, когда легендарное время намного древнее белых снегов…" -Это нарушает законы?
      – Не совсем…-мужчины переглянулись… Вообще-то, им следовало сказать: "Совсем нет…" Но тогда – к чему весь этот разговор?
      – Чего вы больше боитесь: потерять или не найти? – вдруг спросил Шамаш.
      Мужчины, не ожидавшие подобного вопроса, застыли в глубокой задумчивости, не зная, что сказать. Они не переставали удивляться способности повелителя небес находить всегда главную струну и заставлять ее звенеть откровением.
      – Потерять, – наконец, проговорил Атен. Он понял, с чем был связан этот вопрос, и продолжал: – Мы всегда страстно мечтали вернуться в город, жить в тепле… Но мы способны обходиться и без этого. Потеряв же дорогу, мы лишимся всего, самой жизни…
      – Если горожане пожелают, чтобы караван остался, – их собеседник говорил о себе как о маге, не боге, памятуя легенды о смертных, не небожителях, – ваши мечты могут осуществиться.
      – Они не захотят принять всех, лишь Тебя!
      – Если бы я не знал всего, что вы рассказали мне о ваших городах, то подумал бы теперь, что люди удерживают своих магов силой. Но какой от этого смысл в мире, где магия почитается, а не стоит под строжайшим запретом? Используя силу, маг может без труда преодолеть практически любую преграду…
      – Никто в целом свете не осмелится заставлять Хранителя делать что-то против его воли! – поспешно проговорил Евсей, бросив быстрый взгляд на Атена, словно осуждая его за то, что тот пытается заранее настроить Шамаша против горожан.
      – Это так, – вынужден был подтвердить хозяин каравана, несмотря на то, что тому вовсе не хотелось вставать на защиту чужаков. – Горожане никогда не сделают ничего подобного. Они слишком чтят закон. Но закон, о котором мы говорим, властен и над Хранителями… Видишь ли…-Атен повернулся к брату, прося того продолжать, ведь кому, как не летописцу, пересказывать легенды?
      – Да собственно… – тот чувствовал себя несколько растерянным, не готовый к подобному повороту событий, когда получалось, что он учит бога данным Им самим законам. "Но Шамаш мог забыть…", – напомнил себе караванщик. И продолжал: – Все заключается лишь в нескольких фразах рассказа о Шанти… Это супруга легендарного Гамеша, которая, находясь во власти Губителя, чуть было не убила своего мужа… После суда, добившись для жены замены смертного приговора на изгнание, Гамеш собирался уйти вместе с ней, следуя правилу единой для супругов дороги… Но Совет удерживал его, велел остаться, говоря: будучи над всеми законами лишенных дара, маг подчиняется одному, высшему – Хранитель не может покинуть тех, кого он обещал оберегать от бед перед священным камнем Храма, связывая себя нерушимыми узами с Городом.
      – Я достаточно долго был в вашем мире, чтобы узнать его легенды, – толи улыбка, толи усмешка скользнула по губам Шамаша. – Однако это ничего не изменяет, когда вы считаете меня богом… – и вновь все та же боль и тоска заполнили его глубокие черные глаза.
      – Важно, кем видишь себя Ты, – Евсей весь собрался. Воистину, он не имел права так говорить с небожителем – смертному не подобает читать нравоучения богу, но…
      Во имя всего святого, у него не было другого выхода! "Да падут проклятья на мою голову", – беззвучно прошептали его уста, и он продолжал: – Если их Хранителю или служителям удастся убедить Тебя, что, будучи магом, Ты обязан следовать обычаю… В дороге Ты чтил законы каравана, и…
      – Ты идеализируешь меня, – усмехнулся Шамаш. – Я всегда поступаю так, как считаю нужным, – его глаза горели таким холодным огнем, что казалось, будто довольно одного взгляда, чтобы обратить все на свете в лед. – Впрочем, вы можете быть спокойны: я связан с караваном слишком крепкими узами и если даже что-то вынудит меня задержаться в одном из встречных городов, моим непременным условием станет то, что со мной останется весь караван. Или горожане и в таком случае будут возражать?
      – Нет, но… – караванщики переглянулись. Они и сами не могли понять, что заставляло их избегать самой мысли о возможности остаться в этом городе…
      Должна же этому быть причина, какое-то объяснение… – Но Ты ведь не хочешь…
      – Это правда. Однако в жизни не всегда делаешь то, что нравится. Сейчас для меня куда важнее, чего хотите вы.
      – Город… – караванщики переглянулись. В их глазах зажглась надежда… Но только на миг.
      – Я всегда боялся, – еле слышно пробормотал Атен, – что однажды мечта исполнится…
      Из-за Мати…-он и сам удивился, как решился признаться в самом своем сокровенном и болезненном переживании…
      – Да, – кивнул Шамаш, задумчиво глядя на бескрайние просторы снежной пустыни. – Ее душа – такой же странник, какой живет во мне. Она понимает, что только в пути можно найти счастье.
      – Я знаю, – улыбка тронула губы караванщика. – Найти… Но, – словно тень набежала на его лицо. – И потерять его…
      – Жизнь есть жизнь: что-то теряешь, что-то находишь… Дом твоей дочери – снежная пустыня. И если ты любишь ее, заботишься о ней – тебе придется с этим смириться.
      – Конечно. Но… – он оглянулся на шедших в стороне людей, не подозревавших, что, возможно, в этот миг решается их судьба. – Я не вправе лишать других счастья только потому, что моя девочка – не такая, как все… – качнув головой, он вздохнул, понимая, что не сможет так поступить, ибо, как бы сильно Атен ни любил свою дочь, он, будучи хозяином каравана, должен был думать и заботиться и о других… А он не мог даже на миг представить себе, чтобы кто-то по доброй воле отказался от возможности остаться в оазисе. Тут было еще кое-что, не замеченное сразу: – Ей что же, суждено быть вечным бродягой? – он нервно дернул плечами.
      Что бы там ни было, эта мысль его совсем не обрадовала.
      – Не рано ли мы завели этот спор? – вмешался в их разговор Евсей. – Ведь пока еще ничего не произошло.
      Какое-то время все трое молчали. Затем Шамаш, оторвав взгляд от пустыни, повернулся к Атену, встретился с ним глазами и тихо промолвил, отвечая на все заданные и незаданные вопросы:
      – Истинная судьба всегда тяжелее выдуманной, но только она реальна. Отказываясь от самой мысли о возможности остаться в этом городе, ты лишь следуешь ей. И твои желания, в сущности, тут ни при чем. Тот, кто рожден в дороге, не сойдет с нее никогда. Но это совсем не значит, что он будет вечным бродягой, ибо и странник должен иметь дом, откуда он сможет уходить, и куда его душа будет стремиться вернуться.
      Караванщик почувствовал, как боль сжала его сердце ледяными тисками. Ох, нет, совсем не такие слова он хотел услышать!
      – Если Ты не против, я хотел бы до поры сохранить это в тайне, – его глаза глядели на повелителя небес с мольбой. В них отражалась боль. – Я не уверен, что…
      Не знаю, как сказать об этом другим, как найти слова… Людям будет очень трудно расстаться с надеждой… Особенно теперь… Ведь им кажется, что до истинного, всепоглощающего счастья остается лишь шаг…
      – Мне кажется, ты не совсем правильно меня понял, – Шамаш чуть наклонил голову.
      Однако, он не собирался вдаваться в объяснения, а караванщики не смели спросить, боясь сорваться еще глубже в бездну. – Что же до того, с чего вы начали этот разговор… – он заговорил о другом и для его собеседников это стало неимоверным облегчением, – не думаю, что есть смысл обходить город. Если вы готовы сохранить в тайне, что я – наделенный даром, мне не составит труда утаить это от горожан.
      – Да, Ты скрывал правду от нас…
      – Я поступил так, как был должен, – его глаза были спокойны, голос звучал твердо и решительно.
      – Конечно, мы понимаем и не настаиваем на том, чтобы Ты шел против своих обычаев…-начал было Евсей, но тот жестко остановил его резким взмахом руки:
      – Дослушай меня, торговец!
      Караванщик, пораженный, умолк. Он прежде не видел господина таким – решительным, властным, даже жестким. "Нам никогда не следует забывать о том, что мы говорим с богом, – думал он, – добрым, справедливым, мудрым, но богом, грозным в своем гневе… Да будет Он милосерден к нам. Да не будет суждено нам ни разу испытать на себе Его ярость…" -Если бы обстоятельства не вынудили меня, я продолжал бы скрывать ее и дальше. И не важно, что сейчас в этом мире магия признается за благо…
      – Наше готовившееся восстание в Эшгаре против Хранителя…
      – Легенда о Маре лишь…
      Караванщики заговорили в один голос, при этом каждый думая о своем, но холодный взгляд собеседника заставил их умолкнуть.
      – Дело во мне, – мрачно проговорил колдун. – Моя сила не принадлежит этому краю, чужая, как и я сам. Мне следовало стать совсем другим, если я хотел жить в мире с этой землей и всем, существующим на ней. Но я не смог изменить себя. И я не знаю, к чему это все приведет.
      – Впереди нас ждет беда?
      – Опасность – да, испытание – да, но не беда, – тот еще сильнее помрачнел.
      – Почему же тогда…
      Пристальный взгляд заставил караванщика замолчать, так и не задав вопроса.
      "Я скажу, когда сам узнаю ответ", – порывом ветра пронеслись у Атена в голове слова.
      – Во всяком случае, – хмуро глянув на караванщиков, продолжал маг вслух, – я согласен с тем, что вам не следует никому говорить о том, кем вы меня считаете.
      – Но если кто-то проговорится… – они доверили бы своим друзьям-караванщикам собственные жизни, но ведь были еще и рабы, готовые на все ради того, чтобы остаться в городе…
      – Что ж, будет хоть какой-то прок от вашего стремления обожествить меня, – Шамаш качнул головой. – Скажите, что таково мое желание. Я же позабочусь обо всем остальном.
      – Конечно! – никому и в голову не придет хотя бы подумать о том, чтобы пойти против воли бога Солнца. …Красный диск дневного светила уже скатился к земле, окрасив все вокруг в закатные тона, когда на горизонте показались мерцающие очертания города.
      Священный холм возносился высоко в небо и исходившие с его вершины потоки магического пламени словно прозрачный купол покрывали землю – и лежавший на склонах город, и окружавший его словно оградой лес, за которым скрывались невидимые глазу, но, несомненно, имевшиеся поля и луга.
      – Шамаш, пойдем! – Девочка вынырнула из-за спины отца, но, словно не замечая его, сразу бросилась к нему, схватила его за руку, потащила его за собой, ничего не объясняя.
      – Мати! – хозяин каравана сурово взглянул на нее, но дочка в ответ лишь наморщила носик, показывая, что на этот раз она настоит на своем и никакие уговоры тут не помогут. – Ладно, – вынужден был согласиться Атен. Вздохнув, он виновато взглянул на бога солнца, словно говоря: "Ну что с ней поделаешь? Ты уж прости…" Тот улыбнулся в ответ. Его глаза залучились теплом.
      – Девочка ведет себя с Ним как к старшим братом, – проводив их взглядом, проговорил Атен.
      – Со стороны кажется, что и Он привязан к ней как к сестре…
      – Ты ведь знаешь, кто Его сестры, – Атен взглянул на помощника с укором. Старшая из сестер бога солнца, повелительница мира смерти госпожа Кигаль – слишком грозна и сурова, младшая, богиня плотских наслаждений Инанна – ветрена и вздорна…
      – Мати говорила, что ей всегда хотелось иметь старшего брата. Может быть, и Ему нужна была маленькая сестренка…
      – Смертная?
      – Если боги не находят нужного на небесах, Они спускаются на землю.
      – Что бы там ни было, Мати должна проявлять должное уважение к богу… как бы Он ни относился к ней… – его скулы напряглись. От ожидания еще одного трудного разговора с дочерью ему стало не по себе.
      Девочка становилась все более ранимой, готовая расплакаться из-за того, что на самом-то деле было незначительным пустяком, не дотягивавшем в глазах отца даже до того, чтобы именоваться обидой.
      – Хочешь, я поговорю с ней? – заглянув в глаза брата и прочтя в них нараставшее душевное напряжение, предложил Евсей.
      – Да, – сразу же согласился Атен. Это было бы избавлением от стольких забот…! – Странно. Откуда во мне это неотступное стремление заглядывать в будущее, беспокоиться о том, что только предстоит? – он словно думал вслух, слушал слова, надеясь, что так он сможет лучше понять их и найти ответ на вопрос, на который не надеялся получить ответ ни от кого, за исключением самого себя. Меня ведь воспитывали в законах города. "Живи сегодняшнем днем и оставь завтрашний богам"…
      – Мы уже давно не горожане. В караване же все иначе, – Евсей глядел на брата с сочувствием. Он понимал, что ему самому, благодаря юному возрасту, было куда легче отказаться от оставленного позади и принять новое… Несмотря на всю боль потерь… Другим этот шаг дался куда мучительнее – Разве? "Живи одним переходом, не задумываясь над тем, первый он, десятый или последний" – я что-то не вижу особой разницы… – оторвавшись от созерцания снега у себя под ногами, караванщик поднял голову, огляделся. – Ничего городок, не маленький, – продолжал он. Атен стремился не просто поскорее положить конец этому разговору, но сделать так, чтобы он забылся, оставшись далеко позади, за пологом других образов и слов. – Хотя и переживает не лучшие времена.
      Евсей скользнул взглядом по оазису, приближавшемуся с каждым мигом, каждым шагом:
      – Судя по высоте холма, в былые времена он был больше. И лес… Пустыня уже поглотила часть его, да и то, что осталось… Деревья выглядят хилыми и болезненными, так, словно им не хватает тепла…
      – Ты прав, – он расстегнул полушубок, но снимать не стал. – В прошлом городе все было по-другому.
      Помощник лишь пожал плечами: – Что тут сравнивать? Там был сильный, умудренный опытом Хранитель, к тому же, уверенный в будущем, имея внука-наследника силы…
      Здешний же хозяин, во всяком случае, судя по первому взгляду, куда слабее. Хотя, возможно, все дело лишь в том, что он еще слишком молод, или, наоборот, уже очень стар… Брат, у нас могут быть проблемы с торговлей… – "И не только с ней", – говорил его взгляд, в то время как уста молчали, не спешили произнести слова, возвращавшие назад, к недавнему разговору, словно осознавая, что, обретя продолжение, он причинит боль душе и внесет раздражение в дух.
      – Да уж, – хозяин каравана нахмурился. Ему было достаточно и первого опасения, чтобы ощутить, как напряглись нервы. – Вряд ли при таком раскладе у них амбары ломятся от избытка припасов… А, значит, если они и согласятся что-то нам продать, так втридорога, – он болезненно поморщился – человеку его судьбы всегда приятнее иметь дело с богатыми городами, а не нищим поселением, с трудом перебивавшимся на худых лепешках.
      Атен, возможно, лучше, чем кто-либо другой понимал, что первое впечатление может быть обманчивым, однако он также хорошо знал, сколь важно для караванщика как можно раньше определить, что ждет его впереди. Чтобы не переплатить и, в то же время, не проторговаться, когда и то, и другое способно стать одним из шагов к гибели каравана.
      Так или иначе, за всеми этими мыслями, разговорами, прикидками, они переступили золотую черту, отделявшую город от снежной пустыни, оставшейся серебристым манящим сиянием за спиной.
 

Глава 2