Он слагает гимн молодости, ее стихийной отваге и создает образ осторожного эгоиста, ставший, с легкой руки Чернышевского, в русской политической литературе нарицательным обозначением трусливого либерала. Русский критик поставил знак равенства между страхом перед любовью и страхом перед революционным делом, и определил свою статью не как всесторонний критический разбор произведения, а как "Размышления по прочтении повести г. Тургенева "Ася"". Однако ассоциации, которые у него вызвала лирическая история, рассказанная Тургеневым, не были чужды автору повести. Сопоставление самоотвержения в любви и в революционном подвиге было сделано Тургеневым в другой его лирической повести - "Вешние воды".
      В "Странной истории" в коротких эпизодах-главках писатель рассказывает о великом и бессмысленном подвиге служения ложной религиозной идее и, возвеличивая этический максимализм молодого поколения, присущую ему жажду подвига и служения, ставит вопрос о самоотречении и властолюбии, об идейном смысле этических исканий.
      В "Первой любви" в изящно рассказанных главах - лирических новеллах писатель рисует случайное знакомство состоятельной и благополучной семьи с молодой, независимой и смелой девушкой, княжной Зинаидой, живущей трудно и неустроенно, и поэтизирует порыв, ставший первым прекрасным чувством для юноши, мучительной последней страстью для отца и единственной, роковой любовью для Зинаиды.
      Произведения Тургенева в разных жанрах наглядно обнаруживают умение писателя лаконично передать большое содержание, извлечь эмоциональный и смысловой потенциал из сложных, разветвленных явлений жизни и воплотить его в слове и образе.
      Роман Тургенева, пронизанный единством мысли и настроения, был столь четко и экономно скомпонован, что сам автор нередко свои романы склонен был определять как повести; повесть Тургенева, по значительности поставленных в ней проблем граничившая с романом, но объему нередко походила на рассказ; рассказы его по благородной сухости повествования приближались к очерку, а по поэтической топкости и одухотворенности - к стихотворению в прозе, жанру, закономерно занявшему важное место в творчестве писателя. Стихотворение в прозе Тургенева - миниатюрный рассказ, насыщенный лирической эмоцией и по своей изящной, гармоничной организации и по "ударной" силе образов переходящий в область поэзии. Произведения повествовательных жанров Тургенева складываются из глав и эпизодов, носящих законченный и как бы самостоятельный характер. Внутри его романов можно выделить эпизоды, подобные повести (например, романтическая повесть роковой любви Павла Петровича Кирсанова, отличная по своему стилю от остального повествования романа "Отцы и дети"), внутри повестей- "обнаружить" стихотворения в прозе.
      Нередко такие образования составляют композиционное ядро произведения. В повести "Степной король Лир" первоначально важную структурно-композиционную роль должно было играть сопоставление двух эпизодов: встречи летом в поле со счастливой красавицей Евлампией Харловой и встречи с нею же в голой зимней степи, когда она, пережившая тяжелые удары, в порыве раскаяния и самоосуждения тайно покидает родные места, чтобы навсегда удалиться в сектантский скит. Каждый из этих эпизодов был разработан как законченная гармоничная картина, стихотворение в прозе. Впоследствии писатель изменил композицию произведения и изъял из повести тщательно разработанное описание "ухода" Евлампии (см.: X, 402, 489).
      Как ряд стихотворений в прозе, нанизанных на стержень сюжетного повествования, могут восприниматься описания природы в повести "Ася", а некоторые из них, как например эпизод пешего путешествия героя по горам и встречи его с крестьянской девочкой, по своей законченности представляются подобием органически включенного в повесть маленького рассказа. Не частные эпизоды, а общая композиция произведения была решающим, доминирующим началом, однако завершенность, замкнутость отдельных элементов повествования отражала существенную особенность творчества Тургенева. Ощущение содержательности отдельного случая, мгновения, составляющего звено в цепи событий, и высокий "авторитет" каждой фразы, передающей жизненную ситуацию, каждого слова, воплощающего ее суть, придавали самостоятельность отдельным эпизодам произведений Тургенева.
      Этический смысл произведения и поэтическое его существо многократно преломлялось в его гранях, и у писателя всегда был соблазн выделить этот поэтический субстрат и найти ему лаконичное словесное выражение. Некоторые известные стихотворения в прозе Тургенева представляют собою вариацию ключевых но своему лирическому содержанию эпизодов его повестей и романов. Так, стихотворение в прозе "Деревня" во многом близко к XX главе "Дворянского гнезда", передающей настроения Лаврецкого, который, вернувшись в родные края, ощутил, что "никогда не было в нем так глубоко и сильно чувство родины" (один из главных мотивов романа); стихотворение в прозе "Без гнезда" воссоздает лирические темы повести "Дневник лишнего человека" и XXVII главы романа "Накануне". "Порог" и "Чернорабочий и белоручка" связаны с романом "Новь".
      Зависимость лирической проблематики стихотворении в прозе от эпизодов романов, повестей, рассказов является лишь частным случаем существовавшей наряду с другими, подчас противоположно направленными, тенденциями творчества Тургенева его склонности к "конденсации" лирического содержания в образе и слове, к упрощению, усиливающему его выражение. В творчестве Тургенева можно усмотреть своеобразные ряды воплощения лирических тем, в которых на одном краю окажется роман, на другом же - фраза записей Тургенева (впервые опубликованных в т. 10 Полного собрания сочинений Тургенева в 28-ми т.) или даже отдельное слово, овеянное лиризмом.
      Приведем примеры таких рядов все более "сжимающегося" выражения лирической темы в творчестве Тургенева, оговорившись, что тенденция эта не выражалась в эволюции творчества писателя и мысленные ряды, о которых идет речь, не носят хронологического характера. 1) Романы "Накануне" и "Новь", рассказ "Странная история", стихотворения в прозе "Порог", "Памяти Ю. П. Вревской" и... отдельное слово, которым писатель озаглавил романы, придав одному из них тревожное, волнующее звучание ("Накануне"), другому - бодрое, обнадеживающее и дополняющее его трагическое содержание нотой веры в будущее ("Новь"). 2) Роман "Дым", повесть "Вешние воды", рассказ "Довольно", стихотворение в прозе "Как хороши, как свежи были розы", запись-изречение "Старому человеку дороги одни старые воспоминания" (X, 325) и само название "Дым", в одном слове-метафоре выразившее трагическое разочарование в смысле бытия и ощущение безвозвратно, как дым, уходящей жизни. 3) Повести "Постоялый двор" и "Муму", рассказы из "Записок охотника", стихотворения в прозе "Щи", "Маша", записи: "Барин сечет встречного мужика за то, что любит табак, а табаку и не имеет" или "А. Меня пропивают! - Кто? А. Жених с отцом!" (X, 326).
      Любопытно отметить, что, охотно вводя произведения "малых форм" в художественную ткань более крупных своих сочинений (стихотворения введены в "Дворянское гнездо", "Новь", стихотворения в прозе - в повесть "Первая любовь"), Тургенев в стихотворения в прозе также вкрапливал в качестве более лаконичного жанра поэтические цитаты, которые, превращаясь в своеобразный лейтмотив в составе данного произведения, приобретали в его контексте новое поэтическое звучание. Например: "Как хороши, как свежи были розы", "О, моя молодость! О моя свежесть!". Более того, в творчестве Тургенева имело место и "обыгрывание" в качестве "первичного образа" единичного слова, которое подвергалось своеобразному поэтическому комментированию, выявлявшему его лирическое содержание, подобно тому как в стихотворениях в прозе подчас поэтически "комментировалась" фраза-цитата. Таким словом является, например, "довольно" в одноименном лирико-философском рассказе Тургенева.
      В каждом жанре, в котором писал Тургенев, в особенности же в прозаических жанрах (в них он почти исключительно выступая в зрелый период своего творчества), он создал образцовые художественные произведения, шедевры. Тургенев был великим инициатором, "изобретателем" художественной проблематики, которую он вносил в литературу своего времени и делал предметом коллективной разработки, привлекая к ней внимание и возбуждая тем самым творческую активность других писателей.
      Необыкновенная "удачливость" Тургенева как создателя сюжетов, типов, как "открывателя" новых проблем и вопросов и провозвестника новых форм в искусстве слова объясняется не только его огромным художественным даром, не только его исключительной чуткостью к современной жизни и ее потребностям, но присущим ему неисчерпаемым, можно сказать, героическим интересом к чужой личности, к творчеству всех участников литературного процесса, к мировой жизни искусства. Никто не следил за развитием русской и всех европейских литератур так систематично и внимательно, как Тургенев, никто не читал так много, никто не вступал в такие широкие личные контакты с писателями и не был способен так доброжелательно и увлеченно вникать в особенности интересов, художественных исканий товарища по перу, никто не ощущал так живо и органично коллективности литературного процесса, как он.
      Вместе с тем эта погруженность во всемирную жизнь литературы, в существеннейшие процессы ее национального развития совмещалась у Тургенева с живым интересом к микрокосму искусства слова. Работа над словом была делом его жизни. Он был великим мастером изложения, литературного повествования, В пору, когда в литературе обозначилось тяготение к крупным, эпическим формам, он показал возможность выражения эпического содержания в изящном кратком повествовании, раскрыл содержательность и весомость каждого слова русского языка. Тургеневу мы более чем кому-либо другому из писателей обязаны тем, что не прервалась традиция лаконичной прозы, идущая от Пушкина, и что русская литература конца XIX-начала XX в. была столь богата прекрасными стилистами; во многом ему мы обязаны возможностью появления в нашей литературе великого Чехова.
      ----------------------------------------------------------------------
      [1] См.: Пустовойт П. Г. Роман И. С. Тургенева "Отцы и дети" и идейная борьба 60-х годов XIX века. М., 1965.
      [2] Литературное наследство, т. 73, кн. 1. М., 1964, с. 410.
      [3] Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Соч., т. 13. М.-Л., 1967, с. 198. (Ниже ссылки в тексте даются по этому изданию).
      [4] Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 8. М., 1955, с. 592.
      [5] Там же, т. 12. М., 1956, с. 154.
      [6] Об отношении В. Г. Белинского к "Запискам охотника", в частности к рассказу "Хорь и Калиныч", как к произведениям, тесно связанным с натуральной школой, см.: Бродский Н. Л. Белинекий и Тургенев. -В кн.: Белинский - историк и теоретик литературы. М.-Л., 1949, с. 323-342; Кийко Е. И. Белинский и "Записки охотника". - В кн.: "Записки охотника" И. С. Тургенева. Орел, 1955, с. 136-150.
      [7] Эта особенность подхода Тургенева к изображению народа сделала сборник его очерков, рисующих эпизоды быта крепостных крестьян Орловской и соседних с ней губерний, книгой всемирного, общечеловеческого звучания. См.: Алексеев М. П. Мировое значение "Записок охотника". - В кн.: "Записки охотника" И. С. Тургенева, с. 36-117.
      [8] Гоголь В. В. Полн. собр. соч., т. 6. М., 1951, с. 247.
      [9] Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 10. М., 1956, с. 346.
      [10] Гончаров И. А. Собр. соч., т. 8. М., 1955, с 435.
      [11] Скафтымов А. П. Статьи о русской литературе. Саратов, 1958, с. 123.
      [12] Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. 13. М., 1958, с. 177.
      [13] Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 12, с. 153.
      [14] См: Клеман М. К. И. С,.Тургенев. Л., 1936, с. 80-81.
      [15] "самый образ и давление времени".
      [16] Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти т., т. 6. М.--Л., 1963, с. 100.
      [17] Там же, с. 100-102.
      [18] См.: Бялыч Г. А. Тургрнев и русский реализм. М.-Л., 1962, с. 109.
      [19] Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. в 20-ти т., 18, кн. 1. М., 1975.
      [20] Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти т., т. 6, с. 120-121.
      [21] Четкость и некоторая умышленная схематичность как обшей структуры романа, так и отдельных его образов были отмечены современной писателю критикой: К. Н. Леонтьевым в "Письме провинциала к г. Tуpгеневу" (Отеч. зап., 1860, № 5, отд. III, с. 21) и Н. К. Михайловским, который утверждал, что писатель "tour de force (здесь: искусственный прием, - Л. Л.) устроил <...> в "Накануне", разместив вокруг Елены Берсенева, Шубина, Инсарова и Курнятовского" (Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи. М., 1957, с. 272).
      [22] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 218.
      [23] Об отражении воззрений деятелей революционной демократии сотрудников "Современника" во взглядах Базарова см.: Клеман М. К. И. С. Тургенев. Л., 1936, с. 143-148; Батюто А. И. 1) Роман "Отцы и дети" и некоторые вопросы разночинно-демократической эстетики. - Научные доклады высшей школы. Филологические науки, 1950, № 4, с, 96-107; 2) Тургенев-романист, Л, 1972, с. 222-239.
      [24] См.: Пустовойт П. Г. Роман Тургенева "Отцы к дети" и идейная борьба 60-х годов XIX века. М., 1965. - В 1958 г. возникла оживленная полемика по вопросу об отношении Тургенева к Базарову. См.: Библиография литературы о И. С. Тургеневе. Под ред. Л. Н. Назаровой и А. Д. Алексеева. Л., 1970. с. 90-91, 99, 100, 105.
      [25] Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. 7. М., 1956, с. 208.
      [26] См.: Бялый Г. Роман Тургенева "Отцы и дети". М.-Л., 1963, с. 57-65.
      [27] Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 63. М., 1934, с. 150.
      [28] О значении понятия "безымянная Русь" в "Нови" см.: Буданова П. Ф. "Новь". "Безымянная Русь" в романе Тургенева. - В кн.: Тургеневский сб., З. Л., 1967, с. 159-163.
      Глава четвертая
      И. А. ГОНЧАРОВ
      1
      Иван Александрович Гончаров (1812-1891) уже при жизни приобрел прочную репутацию одного из самых ярких и значительных представителей русской реалистической литературы. Его имя неизменно называлось рядом с именами корифеев литературы второй половины XIX в., мастеров, создавших классические русские романы, - И. Тургенева, Л. Толстого, Ф. Достоевского.
      Литературное наследие Гончарова не обширно. За 45 лет творчества он опубликовал три романа, книгу путевых очерков "Фрегат "Паллада"", несколько нравоописательных рассказов, критических статей и мемуары. Но писатель вносил значительный вклад в духовную жизнь России. Каждый его роман привлекал внимание читателей, возбуждал горячие обсуждения и споры, указывал на важнейшие проблемы и явления современности. Именно поэтому интерпретация его произведений в статьях выдающихся критиков эпохи - Белинского и Добролюбова - вошла в сокровищницу национальной культуры, а созданные им в романах социальные типы и обобщения стали средством самопознания и самовоспитания русского общества.
      Интерес к творчеству Гончарова, живое восприятие его произведений, переходя от поколения к поколению русских читателей, не иссякли в наши дни. Гончаров принадлежит к числу наиболее популярных, читаемых писателей XIX в.
      Начало художественного творчества Гончарова связано с его сближением с кружком, собиравшимся в доме Н. А. Майкова, известного в 30-40-х гг. художника. Гончаров был учителем сыновей Майкова. Кружок Майковых посещали поэт В. Г. Бенедиктов и писатель И. И. Панаев, публицист А. П. Заблоцкий-Дееятовский, соредактор "Библиотеки для чтения" В. А. Солоницын и критик С. С. Дудышкин. Сыновья Майкова рано заявили о своих литературных дарованиях, и в 40-х гг. Аполлон и Валериан были уже центром салона Майковых. В это время их дом посещали Д. В. Григорович, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев, Н. А. Некрасов, Я. П. Полонский.
      Гончаров пришел в кружок Майковых в конце 30-х гг. со своими, самостоятельно сформировавшимися литературными интересами. Переживший полосу увлечения романтизмом в начале 30-х гг., в бытность студентом Московского университета, Гончаров во второй половине этого десятилетия относился уже весьма критически к романтическому мировоззрению и литературному стилю. Он стремился к строгому и последовательному усвоению и осмыслению лучших образцов русской и западной литературы прошлого, переводил прозу Гете, Шиллера, увлекался Винкельманом - исследователем и интерпретатором античного искусства. Однако высшим образцом, предметом самого тщательного изучения для него было творчество Пушкина. Эти вкусы Гончарова оказали воздействие на сыновей Майкова, а через них и на направление кружка в целом.
      В рассказах Гончарова, помещенных в рукописных альманахах майковского кружка, - "Лихая болесть" (альманах "Подснежник" -1838) и "Счастливая ошибка" ("Лунные ночи" - 1839) - ощущается сознательное стремление следовать традициям прозы Пушкина. Четкие характеристики героев, тонкая авторская ирония, точность и прозрачность фразы в ранних произведениях Гончарова особенно ощутимы на фоне прозы 30-х гг., испытавшей сильное влияние ультраромантизма А. Марлинского.
      В этих произведениях Гончарова можно отметить воздействие "Повестей Белкина" Пушкина. Вместе с тем в них, а также и в несколько позже написанном очерке "Иван Савич Поджабрин" (1842) Гончаров осваивает и переосмысляет опыт Гоголя. Свободное обращение к читателю, непосредственное, как бы воспроизводящее устную речь повествование, обилие лирических и юмористических отступлений - во всех этих особенностях рассказов и очерков Гончарова сказывается влияние Гоголя.
      Гончаров не скрывал того, какие литературные образцы владели в это время его воображением: он охотно цитировал Пушкина и Гоголя, предпослал рассказу "Счастливая ошибка" эпиграфы из произведений Грибоедова и Гоголя.
      Независимость позиции Гончарова, поиски им своих тем сказались, между прочим, в том, что в произведениях, созданных в пору наибольшей близости к майковскому кружку, он выражал ироническое отношение к романтической экзальтации и сентиментальному мечтательству, которые были не чужды многим членам майковского кружка.
      В рассказе "Счастливая ошибка" Гончаров создал набросок образа молодого романтика - Адуева. Этот образ, а также и некоторые ситуации ранних рассказов Гончарова получили свое развитие в первом крупном произведении писателя, принесшем ему прочную литературную известность. Речь идет о романе "Обыкновенная история", который был напечатан в "Современнике" в 1847 г. (№ 3-4) после горячего одобрения его Белинским. Сближение Гончарова с кругом Белинского и его желание опубликовать свой первый роман на страницах журнала, незадолго до того приобретенного Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым и объединившего вокруг себя силы "натуральной школы", закономерно. Не случайно также, что именно Белинский дал первую серьезную оценку романа. Одним из твердых, глубоко продуманных убеждений Гончарова, явившихся идейной базой сближения писателя с кругом Белинского, была уверенность в исторической обреченности крепостного права, в том, что социальный уклад жизни, покоящийся на феодальных отношениях, изжил себя. Гончаров отдавал себе в полной мере отчет в том, какие отношения приходят на смену тягостных, устарелых, во многом позорных, но привычных, веками складывавшихся общественных форм, и не идеализировал их. Далеко не все мыслители в 40-е гг. и позже, вплоть до 60-70-х гг., сознавали с такой ясностью реальность развития капитализма в России. Гончаров был первым писателем, который посвятил свое произведение проблеме конкретных социально-исторических форм осуществления общественного прогресса и сопоставил феодально-патриархальные и новые, буржуазные отношения через порожденные ими человеческие типы. Автор "Обыкновенной истории" сознавал, что разрушение феодального уклада является закономерным следствием всего послепетровского периода развития русской истории, что деловитость, предприимчивость и страсть к коммуникации, к расширению политических и идейных связей с Европой, характерная для Петра и его окружения, через полтора столетия отозвалась в России, с одной стороны, развитием промышленности и торговли, науки, и рационализма, с другой гипертрофией бюрократической администрации, тенденцией к "выравниванию" личностей, к маскировке их единообразием мундиров. Проницательность Гончарова и новизна его взгляда на историческое развитие русского общества выразилась, в частности, в соединении, органическом слиянии в его герое, воплощающем Петербург и прогресс, чиновничьего, карьерно-административного отношения к жизни и буржуазного предпринимательства с присущим ему денежно-количественным подходом ко всем ценностям.
      Наблюдения над чиновниками департамента внешней торговли - негоциантами нового, европейского типа - Гончаров социологически осмыслил и художественно передал в образе Петра Ивановича Адуева.
      Деловой и деятельный административно-промышленный Петербург в романе "Обыкновенная история" противостоит застывшей в феодальной неподвижности деревне. В деревне время помещиков отмечается завтраком, обедом и ужином (ср. в "Евгении Онегине": "он умер в час перед обедом"), сезоны - полевыми работами, благосостояние - запасами продовольствия, домашним уютом. В Петербурге весь день размечен по часам, и каждому часу соответствуют свои труды - занятия на службе, на фабрике или вечерние "обязательные" развлечения: театр, визиты, игра в карты.
      Александр Адуев - провинциальный юноша, приехавший в Петербург с неясными самому ему намерениями, повинуется непреодолимому стремлению выйти за пределы зачарованного мира родного поместья. Его образ служит средством характеристики поместно-дворянского и петербургского быта. Привычная деревенская жизнь в своих наиболее ярких картинах предстает перед ним в момент расставания, когда он покидает родные места ради неизвестного будущего, и затем при возвращении его после петербургских горестей и испытаний в родное гнездо. "Свежими глазами" юного Адуева "увидел" писатель и Петербуг - город социальных контрастов, чиновничьих карьер и административного бездушия.
      Гончаров сумел понять, что Петербург и провинция, а в особенности деревня - это две социально-культурные системы, два органически целостных мира и в то же время две исторические стадии состояния общества. Переезжая из деревни в город, Александр Адуев переходит из одной социальной ситуации в другую, и самое значение его личности в новой системе отношений оказывается неожиданно и разительно новым для него. Целостность провинциальной крепостнической среды и крепостной деревни составлялась из замкнутых, разъединенных сфер: губернских и уездных городов, деревень, имений. В своем имении, в своих деревнях Адуев - помещик, "молодой барин" - независимо от своих личных качеств фигура не только значимая, выдающаяся, но уникальная, единственная. Жизнь в этой сфере внушает красивому, образованному, способному юному дворянину мысль, что он "первый в мире", [1] избранный. Присущие молодости и неопытности романтическое самосознание, преувеличенное чувство личности, веру в свою избранность Гончаров связал с феодальным укладом, с русским крепостническим провинциальным бытом.
      Исследователи обратили внимание на настойчиво подчеркиваемую в романе деталь: Петр Иванович Адуев, разговаривая с племянником, все время забывает имя предмета бурного увлечения Александра, называет красавицу Наденьку всеми возможными женскими именами.
      Александр Адуев готов из своей неудачи, из "измены" Наденьки, которая предпочла ему более интересного кавалера, сделать выводы о ничтожестве человеческого рода, о коварстве женщин вообще и т. д., так как его любовь представляется ему исключительным чувством, имеющим особое значение.
      Петр Иванович Адуев, в течение всего романа "низводящий" на землю романтические декларации племянника, дает понять, что роман Александра заурядное юношеское волокитство. Его склонность "путать" Наденьку с другими девицами все меньше и меньше возмущает племянника, так как романтический ореол, которым он окружал эту барышню и свое чувство, блекнет в его же собственных глазах.
      Именно разоблачение романтизма особенно высоко оценил в "Обыкновенной истории" Белинский: "А какую пользу принесет она обществу! Какой она страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму!". [2]
      Белинский придал "Обыкновенной истории" важное значение в деле очищения общества от устарелых форм идеологии и мировосприятия.
      Историческая ломка - переход от феодального общества с его патриархально-семейным бытом и соответствующими идеалами чувств и отношений к буржуазному укладу - в "маленьком зеркале" (выражение самого писателя) первого романа Гончарова отразилась как перемещение героя во времени и в пространстве. Несколько раз на протяжении романа Александр Адуев переезжает из деревни в Петербург и обратно, каждый раз попадая из одной формации в другую. Крепостная деревня, барское поместье рисуются как идеальное в своей неподвижности, раз навсегда отлившееся воплощение феодальных отношений, Петербург - как образ нового, европеизированного, но по своим формам характерного для русской государственности буржуазного общества. Гончаров признавался, что, будучи совершенно правдивым в типологическом плане, он несколько опережал историческую реальность. То обстоятельство, что представитель прогресса Адуев-старший, который "достиг значительного положения в службе, - он директор, тайный советник", - кроме того "сделался и заводчиком", по признанию самого Гончарова, в 40-х гг. ощущалось как "смелая новизна, чуть не унижение <...> Тайные советники мало решались на это. Чин не позволял, а звание купца не было лестно" (8, 73).
      Но Гончарову очень важно было изобразить подобное - редкое, хотя и наблюдавшееся им в жизни - совмещение чиновничьей карьеры и капиталистического предпринимательства. В этом он видел возможность лаконично и выразительно передать суть Петербурга, его историческое значение в социальном и политическом прогрессе. Гончаров не был склонен к идеализации современного пути развития русского общества, а тем самым и героя, представляющего это развитие, - Адуева-старшего; авторская симпатия и сопутствующие ей обычно литературные атрибуты - идеализация героя, "оснащение" его чертами внешней и внутренней привлекательности, - а также и такой необходимый "знак" сочувствия, как нравственная и житейская победа персонажа в развязке повествования, в романе заменены другим: исторической и социальной закономерностью, необходимостью позиции героя.
      Называя свой роман "Обыкновенной историей", Гончаров с иронией, сочувствием и грустью констатировал, что приобщение человека, претендовавшею в начале своей жизни на исключительность, к современному стереотипу исторически и социально предопределено. В 40-х гг. рассадником новизны был Петербург. В 60-х гг. крепостная, веками не менявшая своего лица деревня пришла в движение. В это время однозначное противопоставление провинции и столицы стало уже невозможным. Приобщившийся к требованиям "века" Адуев-дядя объясняет провинциальному племяннику "условия игры", без соблюдения которых невозможен жизненный успех. Бурно сопротивляясь советам и требованиям дяди, Александр вынужден в конечном счете следовать им, ибо в мнениях дяди нет ничего индивидуального - это веления времени. Потеря героем "Обыкновенной истории" многих неоценимых душевных качеств - простодушия, искренности, свежести чувства - сопровождается его ростом, прогрессом, перемещением в высшие слои общества и не просто карьерным, но и умственным усовершенствованием, закалкой воли, расширением опыта, подлинным, а не мнимым повышением его социальной ценности.
      В западной, особенно французской, литературе 30-40-х гг. сюжет карьеры провинциала в столице, разрушения иллюзий и приобщения его к хищнической борьбе за счастье или, наоборот, крушения всех его надежд был в достаточной степени распространен. Классические образцы разработки этого сюжета принадлежат Бальзаку - мастеру анализа "физиологии" современного общества, к опыту которого нередко обращались представители натуральной школы.
      Особенность "карьерной" повести Гончарова состоит в том, что преодоление романтического идеала, приобщение к суровой деловой жизни столицы расценивается писателем как проявление объективного общественного прогресса. История героя оказывается отражением исторически необходимых изменений общества.
      Рационализм, утилитаризм, уважение к труду, к успеху, чувство долга перед делом, избранным в качестве профессии, самодисциплина и организованность, подчинение чувства рассудку, а мысли - конкретным и ближайшим целям, чаще всего интересам службы или другой трудовой деятельности - таков идейный, нравственный и бытовой комплекс, характеризующий типическую личность петербургского периода, а также уклад жизни и нравы Петербурга, наиболее "современного" и европеизированного города России середины XIX в.
      Подвергая каждый поступок, каждое желание и каждую декларацию племянника суду логики, проверке житейской практикой и критерием пользы, Адуев-старший проявляет нетерпимость к фразе и постоянно рассматривает слова и поступки Александра на фоне опыта других людей. Он приравнивает его ко "всем" и как бы приглашает принять участие в соревновании с множеством ему подобных жителей Петербурга. Так, например, в ответ на возмущение Адуева-младшего изменой Наденьки Петр Иванович производит сравнение племянника и его соперника, доказывая, что преимущество не на стороне Александра, и оправдывает выбор барышни. Стихи Александра он сравнивает с образцами подлинной поэзии и, забраковав, уничтожает, а повесть, написанную племянником, отдает на суд специалиста - редактора журнала. Получив о ней отрицательный отзыв, он категорически не рекомендует племяннику продолжать литературные занятия, кроме переводов научных статей, которые удаются молодому человеку и одобряются редакторами и читателями, следовательно приносят пользу. Петр Иванович Адуев не отрицает в принципе искусство. Он знает наизусть многие стихи Пушкина, он постоянно бывает в театре и на концертах, несмотря на свою занятость и усталость, но от искусства он тоже требует высокой профессиональности и не понимает дилетантизма, занятий литературой, музыкой, сочинения стихов в порядке самовыражения, т. е. той формы художественного творчества, которая была распространена в дворянской среде и до 40-х гг. служила питательной почвой искусства.
      Александр Адуев потрясен требованиями дяди, он усматривает в них (не без основания) обесценивание личности. Ему не дано сразу уразуметь, что, ставя личность в условия жесткой конкуренции, Петербург (объективно складывающиеся в столице условия и отражены в требованиях дяди Адуева) выковывает воли и характеры, побуждает молодых людей работать, совершенствовать свои знания, способности, мобилизовать все свои творческие ресурсы.