Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История русской литературы в четырех томах (Том 3)

ModernLib.Net / Искусство, дизайн / Неизвестен Автор / История русской литературы в четырех томах (Том 3) - Чтение (стр. 19)
Автор: Неизвестен Автор
Жанр: Искусство, дизайн

 

 


      Писемскому не понравилась интерпретация Анненковым его рассказа "Питерщик". Признавая, что статья Анненкова в целом "остроумная", он находил, что критик не вникает в особенность трактовки крестьянской темы разными авторами и поэтому решительно не понимает смысла отдельных произведений. [6] Анненков утверждал, что крестьянский быт столь однообразен по содержанию, столь традиционно устойчив, что не может дать материал для развернутого эпического повествования. Писатель, избравший своим основным предметом жизнь патриархальной деревни, по мнению Анненкова, обречен па работу в малых литературных жанрах очерка и рассказа. На примере "Питерщика" Писемского Анненков доказывал, что, рисуя большие чувства и страсти крестьянина, писатель неминуемо выходит за пределы явлений, типичных для крестьянской среды, вступает в область общечеловеческого.
      Появление сборника "Очерки из крестьянского быта" выявило особенности манеры Писемского как автора, рисующего деревенский быт; вместе с тем этот сборник давал возможность пересмотреть вопрос о соотношении монументально-эпического и очеркового начала в литературных произведениях о пароде.
      В очерке "Леший" Писемский рисует ситуацию, изображавшуюся в литературе 40-х гг., в частности в народных повестях Григоровича: притеснение крестьян управляющим - барским фаворитом, бывшим камердинером. Эта типичная ситуация раскрывается через экзотический, необычный сюжет, через событие нетипичное похищение крестьянской девушки и тайное сожительство с нею управляющего под личиной лешего, в существование которого темные, забитые крестьяне верят. Предшественники Писемского рисовали обычно более заурядные, общераспространенные происшествия: разорение крестьянина, у которого в счет недоимок отбирают последнюю лошадь, назначение "неугодного" управляющему крестьянина и его семьи вне очереди на тяжелые барщинные работы и т. д. Этот момент "катастрофы", нарушения равновесия и составлял трагедийное зерно сюжета деревенских повестей Григоровича.
      У Писемского в центре повествования тоже, как правило, момент катастрофы, решительного нарушения обычного течения жизни, по этот "центр" не располагается в середине рассказа и к нему читатель не подводится постепенно; напротив, как правило, о нем рассказывается ретроспективно, как о факте свершившемся, пережитом и подлежащем анализу и выяснению. Такова композиционная структура "Питерщика" - очерка, в котором состоятельный крестьянин-подрядчик рассказывает своему постояльцу-чиновнику о разорившей его страсти к петербургской барышне. Эпилогом этого рассказа служит встреча с питерщиком через некоторое время. Вновь отпущенный барином в город, он восстановил свой кредит и свое, казалось бы, непоправимо пошатнувшееся благосостояние. В "Лешем" становой пристав рассказывает о том, как ему удалось распутать "плутни" управляющего и как он разоблачил его преступления против крестьян.
      В более сложном по композиции рассказе "Плотничья артель" ретроспективное повествование о несправедливостях, обидах и жестокостях отца, мачехи и крестьянского "мира" по отношению к Петру, а затем об эксплуатации его и всей плотничьей артели подрядчиком Пузичем завершается эпизодом нечаянного убийства Пузича Петром в драке. Рассказ назывался первоначально "Порченый", и история "порчи" - болезни и глубокой психической депрессии, следствия пережитых Петром бедствий и обид - составляет существенную часть его содержания.
      "Тайна", которую ощущал и передавал Тургенев, рисуя своих героев-крестьян, у Писемского приобрела характер подлежащих выяснению жизненных обстоятельств. Эти обстоятельства могут быть узнаны, и писатель распутывает их, выявляя побудительные причины поступков своих героев и объясняя загадочные черты их поведения. Юродство и кликушество "одержимой бесом" девушки Марфуши оказывается истерией, вызванной страхом перед наказанием, раскаянием и любовью, мрачный характер Петра объясняется реальными причинами, хотя сам он и считает, что на него напущена "порча".
      Если в "Записках охотника" Тургенева автор-рассказчик наблюдает жизнь, угадывает характеры людей, порой случайно подслушивает их речи и подглядывает их поступки в естественной, обычной для них ситуации (рассказы "Свидание", "Ермолай и мельничиха", "Бежин луг", "Певцы", "Бирюк" и многие другие), порой выслушивает их добровольные признания, то Писемский расспрашивает своих героев, "дознается" их подноготной. Он как бы берет "интервью" у своих героев-крестьян.
      В "Плотничьей артели" писатель мотивирует это своеобразное "выспрашивание", "обнажая" прием. Он сам делается под собственным именем участником событий: "Батюшка, Алексей Феофилактыч!" - обращаются к нему крестьяне. Они вспоминают отца писателя - умного и строгого барина "Филата Гаврилыча", окликают автора: "господин Писемский". Разговорившись с барином, у которого он работает, Петр - герой "Плотничьей артели" - спрашивает: "Правда ли, дворовые хвастают, что ты книги печатные про мужиков сочиняешь? <...> - Сочиняю, - отвечал я. - Ой ли? - воскликнул Петр. - В грамоте я не умею. а почитал бы. Коли так, братец, так сочини и про меня книгу...". [7]
      Таким образом, "любопытство" автора рассказа объяснено: он писатель-реалист, наблюдающий жизнь. Описывая, как все члены дворни поодиночке приходят к нему отпрашиваться па праздничное гулянье, Писемский замечает: "проситься на праздник - обычай, который заведен был еще прадедами и который я поддерживаю, имея случай при этом делать неистощимое число наблюдений". Так писать он мог только после длительной жизни в "раменском уединении", в поместья, когда ощущал себя потомственным помещиком и известным уже писателем. Очерки его о крестьянстве ("книги печатные про мужиков"), написанные до "Плотничьей артели", - "Питерщик" и "Леший" широко известны, и он может считаться автором произведений о народе.
      В предшествовавших "Плотничьей артели" произведениях писатель, публикующий повесть о том, как ему была рассказана история крестьянской жизни, т. е. "рассказчик № 1", представляющий читателю "рассказчика № 2" крестьянина, не только со слов, но и словами которого передается событие, выступал как чиновник, а не как литератор-помещик. В первом очерке он говорит о себе крестьянину, рассказ которого и составит содержание "Питерщика", несколько неопределенно. "Вона барин приехал, на фатеру к тебе позывается", - кричит Клементию Матвеичу десятский; "Позволь мне, мужичок, остановиться в твоем доме, я приехал по службе", - говорит писатель своему будущему хозяину (2, 217). В следующем "крестьянском очерке" "Леший" уже со всей определенностью сказано, что автор его не просто чиновник, а следователь. Мало того, и "рассказчик № 2" в этом очерке, со слов которого писатель передает происшествие, - тоже участник следствия. "Я был командирован для производства одного уголовного следствия в Кокинский уезд вместе с тамошним исправником, которого лично не знал, но слышал о нем много хорошего: все почти говорили, что он очень добрый человек и ловкий, распорядительный исправник, сверх того, большой говорун и великий мастер представлять, как мужики и бабы говорят" (2, 244). Последние слова этой характеристики были очень важны для писателя: одной из главных своих задач он считал воспроизведение народной речи, передающей образ мыслей крестьянина. Для того чтобы мотивировать живую, прямую речь народа на страницах своего очерка, он должен был "наделить" исправника умением "представлять, как мужики и бабы говорят"; в подзаголовке очерка стояло "Рассказ исправника". Сюжет очерка составляет не следствие, ради которого чиновник приехал в Кокинский уезд, а обнаруженное и распутанное исправником до того преступление.
      Ход повествования определяется не событиями, происходящими в настоящее время, и даже не тем, что происходило прежде, а логикой расследования, по собственной инициативе предпринятого исправником. Таким образом, в этом очерке есть элемент детективного жанра, и это не случайно. Почти все произведения Писемского о народе содержат в качестве кульминационного пункта преступление н жизненную катастрофу. В "Питерщике" это преступление еще не очень тяжелое, хотя достаточно серьезное в крестьянском быту. Выдав себя за холостого купца и пообещав жениться, богатый и женатый крепостной крестьянин в Петербурге берет на содержание барышню, которую "продает" ему ее тетка, и прокучивает с нею весь свой капитал. В соответствии с преступлением героя постигает и наказание - его возвращают в деревню, определяют на барщину и некоторое время не пускают в город. Согрешивший Клементий Матвеич замечательный мастер-маляр - не только сам трудился в городе, но учил других, управлял артелью, понимал толк в работе и имел хорошую репутацию знатока своего дела. От полевых работ и жизни в деревне он отвык, и такое наказание, возвращающее его в положение рядового крепостного мужика, для него очень тяжело. "Помилованный" барином, он восстанавливает свое положение. Его обстоятельный и откровенный рассказ о своих злоключениях и о чувствах, побудивших его решиться на обман и разорение, "спровоцирован" целой серией умно и тонко задаваемых чиновником - его постояльцем вопросов. Умение поставить вопрос и бесцеремонная прямота вопросов обнаруживают в чиновнике опытного следователя.
      В "Лешем", как выше уже отмечалось, "следствие" вел кокинский исправник, Писемский-автор только "слушал" его рассказ. Однако беседа чиновников, вдвоем едущих на следствие, носит здесь характер профессионального разговора. Кокинский исправник рассказывает, как он раскрыл преступление, коллеге, человеку, способному оценить его "ловкость" и "распорядительность". Преступление, которое стоит в центре очерка, более серьезно, чем описанное в "Питерщике". Это злоупотребление властью, похищение девушки и насилие над ней. Преступника также постигает наказание: он отставлен от должности, и только его "старые заслуги" перед барином спасают его от ссылки на поселение.
      "Плотничья артель" сюжетно распадается на две части. В первой направляемый ловкими вопросами барина (Писемского) Петр рассказывает о своем прошлом, об интригах своей мачехи, "русской Федры", пожелавшей любви пасынка и пытавшейся извести его и невестку в отместку за его нравственную стойкость. За свои преступления (одно из них - колдовство, в магическую силу которого крестьяне верят) мачеха наказывается: ее порют по распоряжению барина, а затем, после новых прегрешений, ссылают на поселение. Вторая часть очерка, рисующая новый период жизни Петра, завершается его невольным преступлением - убийством Пузича. Петра ждет острог и суд.
      В примыкающей к циклу очерков из крестьянского быта повести "Старая барыня" (1857) безнаказанные злодеяния против внучки и ее мужа совершает гоф-интендантша Пасмурова. Обманом и провокациями она добивается развода внучки с мужем, ее дворовые творят под ее покровительством уголовные преступления. В повести "Старческий грех" (1861) чиновник-бедняк, выбившийся из нищих низов общества, безукоризненно честный служащий Ферапонтов совершает растрату ради авантюристки, в которую влюбился. Грубое и несправедливое ведение следствия приводит к самоубийству Ферапонтова.
      Рассказ из народного быта "Батька" (1861) изображает богача-крестьянина, пытающегося совратить сноху и преследующего сына. Наказание сына розгами по наговору отца, поджег дома, необъективное, неумелое ведение следствия, истязание сына и снохи в ходе следствия, их заключение в острог и позднее изобличение "снохача" - таков краткий сюжет этого рассказа, в котором преступление и следствие занимают центральное место.
      Убийство, следствие и допрос свидетелей составляют наиболее трагические эпизоды народной драмы "Горькая судьбина" (1859). Писатель, расспрашивающий, критически оценивающий искренность ответов собеседника, изучающий быт и устанавливающий первопричину происшествия, сближается по методам своей работы со следователем. Но выводы, к которым приходит беллетрист, имеют более общее значение, чем заключения чиновника-следователя.
      Очерки Писемского, воспринимавшиеся читателем на фоне традиции изображения крестьянина в литературе натуральной школы, поразили своим "исследовательским" направлением. Их "объективность" отмечалась всеми критиками. Она бросалась в глаза после лирических очерков и повестей Тургенева и Григоровича, в сравнении с эмоциональным, антикрепостническим их пафосом. Следует учитывать, что Тургенев и Григорович выступили со своими крестьянскими повестями и рассказами в конце 40-х гг., когда крепостное право еще было прочно и литературное обличение его само по себе имело огромное общественное значение. Эмоциональный тон произведения будил совесть общества, выражал стремление победить инерцию, смирение перед вековой традицией.
      Крестьянские очерки Писемского, писавшиеся всего несколькими годами позже, отражали уже новый исторический момент - момент активизации общественной жизни. В это время ощущалась не столько потребность в эмоциональном воздействии, внушении нетерпимости по отношению к крепостному праву (это настроение уже охватило широкие слои населения, и вскоре страна оказалась на грани революционной ситуации), сколько в разработке научных и политических подходов к проблеме дальнейшего развития общества.
      Писемский не стремился не только внушать, но даже выработать стройную систему идеальных понятий. С этим обстоятельством Чернышевский связывал эпический характер его творчества: "...г. Писемский тем легче сохраняет спокойствие тона, что, переселившись в эту жизнь, не прпнес с собой рациональной теории о том, каким бы образом должна была устроиться жизнь людей в этой сфере. Его воззрение на этот быт не подготовлено наукою". [8] За этим утверждением критика стояла мысль об эмпиричности творчества писателя, о том, что не теории вообще, а радикальных (может быть, даже социалистических) взглядов писателю не хватает, чтобы "возмутиться" происходящим. Однако в литературном отношении объективность, спокойствие Писемского более соответствовали потребностям общества, чем эмоциональный, лирический стиль; они оказались ближе человеку эпохи ломки феодальных отношений. Чернышевский с глубоким уважением отзывался о литературной манере Писемского. "...чувство у него выражается не лирическими отступлениями, а смыслом целого произведения. Он излагает дело с видимым бесстрастием докладчика, - но равнодушный тон докладчика вовсе не доказывает, чтобы он не желал решения в пользу той или другой стороны, напротив, весь доклад так составлен, что решение должно склониться в пользу той стороны, которая кажется правою докладчику", - писал Чернышевский, уподобляя творчество Писемского информации, докладу. [9]
      Такое сближение научного описания и художественного изображения жизни звучало вызывающе. Оно было полемически заострено против позиции литераторов, желавших видеть в Писемском "чистого художника", далекого от общественных вопросов. Вместе с тем и критики, защищавшие независимость искусства от интересов сегодняшнего дня, чувствовали, что читатель все с большим интересом следит за особым, получившим распространение в 50-х гг., жанром "рассказов очевидца", "мемуаров из современной жизни" и что произведения этого жанра особенно ценятся за их насыщенность фактами, информацией.
      П. В. Анненков говорил о существовании "очерковой школы" повести, называя ее "школой Даля" по имени известного беллетриста-бытописателя, знатока фольклора и языка - В. И. Даля. К этой школе он относил П. И. Мельникова-Печерского - автора обличительных повестей и романов из жизни купцов и крестьян Поволжья. К "школе Даля" можно было бы отнести и Писемского. Знание народного быта в реальных, будничных его подробностях, интерес к устойчивым понятиям народа, к его верованиям и даже предрассудкам, к народной поэзии и к речи народной среды, а также описательный тон, воспроизведение фактов, а не вымыслов - все эти черты связывают Писемского со "школой Даля". Вместе с тем значение личности рассказчика в очерках Писемского, своеобразный их автобиографизм сближали их с рассказами Тургенева, с одной стороны, и Л. Толстого - с другой, а также с автобиографической мемуарной повестью 60-х гг.
      Думается, что автобиографическим планом повествования в очерке Писемского в значительной степени определяется образ идеального кокинского исправника, взволновавший критиков. Образ этот отразил либеральные иллюзии автора, но в нем сказались и реальные его наблюдения. Писемский прослужил в провинции около восьми лет. Он не был карьеристом и брал на себя трудные и неприятные дела, добросовестно и серьезно относился к их выполнению. Честное и объективное рассмотрение дел, которые могли влиять на судьбы забитых и потерявших надежду на справедливость простых людей, не всегда было легко и безопасно для чиновника. Писемский признал факт существования одаренных чиновников, по большей части происходящих из демократической среды, которые в одиночку ведут борьбу с злоупотреблениями. Не имея средств, чтобы получить университетское образование, подобные люди находят в служебных занятиях возможности для проявления своей творческой одаренности. Таков кокинский исправник, таков же и герой рассказа "Старческий грех" Ферапонтов до своего падения.
      Профессиональный интерес Писемского к труду чиновника не учитывался при оценке созданных им образов, а между тем этот интерес характерен для времени, когда создавались его рассказы из народной жизни, не менее, чем тенденция всеобщего и безоговорочного обличения бюрократии. Демократизация интеллигенции, пополнение ее рядов разночинцами - детьми духовенства, чиновников, крестьян-вольноотпущенников, мещан и т. п. - повышали значение профессии, делали труд чиновника источником существования и главным жизненным интересом.
      Интерес Писемского к острым эксцессам современной жизни, к преступлениям дает основание сопоставить его с Ф. М. Достоевским. Оба писателя рассматривали преступление как продукт современной социальной действительности и порождение психологии современного человека. Подобно герою Достоевского - идеальному следователю Порфирию Петровичу, Писемский считает, что только проникновение в душевный мир преступника, постижение владеющих им страстей может объяснить происшествие. Писемский часто рисует героев, одержимых страстью, и можно было бы сказать, что он любит людей, способных на проявление сильных чувств, если бы он так часто не изображал разгул мелких страстей.
      Писемский показал в своих произведениях, как человеческая личность подпадает под влияние захватывающей ее "идеи" чина, денежного капитала, выгодной женитьбы, как любовь приносится в жертву практическим устремлениям (роман "Тысяча душ"). Он разоблачил лживость попыток прикрыть расчет, желание "устроить" свой быт, сделать "брачную карьеру" или удовлетворить чувственность видимостью подлинного увлечения, высокой любви, страсти ("Брак по страсти", "М-r Батманов" и др.).
      Вместе с тем он придавал огромное значение любви в жизни человека. Это чувство, коренящееся в самых глубинах человеческой природы, охватывающее личность во всех ее проявлениях. Писемский рассматривал как мощный фактор, влияющий на судьбу людей. Придавая огромное значение физической жизни человека, видя в инстинктах, эмоциональных побуждениях, непосредственных чувствах подлинное проявление характера, он считал, что в любви человек проявляет себя наиболее искренне. Сила чувства, способность всецело отдаться страсти говорит о масштабах личности, о цельности характера. Поэтому герои повестей Писемского, изображающих помещичью и чиновничью среду, нередко выступают как носители комического несоответствия микроскопического эмоционального потенциала и колоссальных претензий. У героев же из народной, демократической среды за лаконичным, сдержанным выражением эмоций кроется способность к большому, всепоглощающему чувству.
      В рассказе "Плотничья артель" на вопрос автора, по любви ли он женился, плотник Петр отвечает: "Почем я знаю, по любви али так. Нашел у нас, мужиков, любовь! Какая на роду написана была, на той, значит, и женился! <...> брал зазнаемо: высмотренную...". "Русский мужик не любит признаваться в нежных чувствах", - поясняет автор (2, 314).
      Но "нежные чувства", о которых твердят Хозаровы, Эльчаниновы, Батмановы, Бахтиаровы, по сути дела не зная их, сильно и горячо переживают не сознающиеся в них, а иногда и не сознающие их крестьяне, как например Клементий ("Питерщик"), Марфуша ("Леший"), Петр и Федосья ("Плотничья артель"). Сила чувства, самоотверженного и благородного, присуща и скромному чиновнику Ферапонтову, поплатившемуся честью и жизнью за свою позднюю любовь к ловкой авантюристке ("Старческий грех").
      Через все повести Писемского о народе и многие другие его произведения проходят два взаимно связанных мотива. Первый мотив имеет конкретное выражение и касается сферы судопроизводства. Второй - право на суд и возмездие - охватывает все стороны жизни, отражает во многом духовное состояние социальной среды. Так, тема сплетни, ложного общественного мнения в повестях Писемского о провинции уже является трансформированным выражением проблемы общественного суда, не опирающегося на подлинное нравственное чувство и гуманные основания. В народной среде Писемский видит и показывает не только большие страсти цельных людей, но и мелкие страстишки или порочные вожделения (рассказы "Леший", "Плотничья артель", "Батька"), он слышит не только эпический хор народа, который осуждает своеволие и насилие (отношение народа к управляющему - "Леший", осуждение снохача - "Батька"), по и голоса зависти, сплетни, рабской угодливости, исходящие из того же крестьянского мира.
      Писатель наблюдал расслоение деревни, противоречия внутри крестьянского мира, видел, что деревенская община объединяет людей разного достатка, разных характеров, разных нравственных качеств. В его произведениях показаны суровые и несправедливые решения крестьянского мира на сходках по делам односельчан ("Плотничья артель", "Горькая судьбина", роман "Взбаламученное море" - часть 1, гл. XVIII); однако еще более резки и выразительны в произведениях Писемского картины сословного суда, расправы помещиков с непокорным крестьянином.
      В рассказе "Батька", написанном в самый разгар проведения реформы, Писемский рисует отрицательные последствия участия помещика в следствии по уголовному преступлению, в котором обвиняют его крестьян.
      Писемский не увлекался изображением ужасов крепостною права, как многие другие беллетристы эпохи. Помещик, который вершит суд и расправу в своем имении, очерчен в рассказе "Батька" не только без предубеждения, но даже с участием, Это человек, субъективно стремящийся к добру, честный, искренний и действующий не из прихоти. Он хочет водворить вокруг себя нравственное благополучие, патриархальные добродетели, но уверенность в своем непререкаемом праве решать судьбы крестьян приводит его к глубоко ошибочным, вредным, даже преступным действиям. Не считая необходимым внимательно разобраться в сложной ситуации, возникшей в крестьянской семье, и своей властью, властью помещика, утверждая право патриарха-отца распоряжаться взрослыми детьми, а затем отдавая в руки чиновников заподозренных в поджоге крепостных, он сначала делается соучастником и покровителем преступника, развратителя и клеветника, а затем - союзником жестокого и тупого чиновника, пытающего и истязающего свои жертвы. Рассказ кончается изображением горького раскаяния властного, но желавшего добра и справедливости помещика.
      Рассказ "Батька", не вошедший в сборник "Очерки из крестьянского быта", примыкал к циклу произведений, составляющих эту книгу, не только потому, что здесь изображалась народная жизнь, но и по этической его проблематике. Близки к этим произведениям и такие рассказы Писемского, как "Старческий грех" и "Старая барыня". Во всех этих произведениях, реально изображая темные стороны жизни русского общества в крепостную эпоху, писатель ставил этический вопрос о праве на осуждение преступившей закон пли нарушившей традицию личности. Этот нравственный вопрос он связывал с социально-психологической проблемой источников преступления и юридических методов ведения судебного расследования.
      Своеобразие подхода Писемскою к народной жизни, проявившееся в его "деревенских" очерках и рассказах, нашло свое выражение и в его драме "Горькая судьбина", одной из лучших русских пьес о крестьянстве.
      Сюжетом своей драмы Писемский делает трагические, но не выходящие из ряда довольно частых происшествий события: попрание прав личности крестьянина, который безуспешно пытается отстоять свое человеческое достоинство перед помещиком и в ожесточении доходит до преступления убийства. Героем. "Горькой судьбины" является не бедный кроткий мужичок вроде Антона-Горемыки Григоровича, а наделенный сильным характером, умный, бывалый питерщик. Ананий Яковлев - властный человек, уверенный в том, что положение, которого он достиг своим умом и добродетелью, возвышает его над другими крестьянами, дает право относиться к ним как к людям низшего сорта и что в своей семье - он хозяин и владыка. В отличие от мятущихся натур, таких как Петр ("Плотничья артель") и Клементий ("Питерщик"), Ананий Яковлев уверен в непогрешимости своих убеждений, тверд и последователен, он не раздражителен, не желчен, как Петр, не суеверен, как многие крестьяне, изображенные Писемским в "Очерках", а скорее рационалистичен и склонен к резонерству.
      Характер его предвещает в герое будущего купца, это характер человека буржуазного типа. Ананий больше всего уважает достаток, добытый личной инициативой и энергией. К помещику он относится лояльно, не думая оспаривать законом утвержденных за ним прав, но не признавая привилегий, которые закреплены за феодалом традицией, - отвергая, в частности, право господина на жен его крепостных. Между тем понятие о "естественности" подобного права помещика еще бытует как в среде помещиков, так и среди крестьян. Уверенность в том, что сожительство помещика с женами его крестьян - заурядный и естественный случай, выражает предводитель дворянства Золотухин. Он успокаивает Чеглова: "Ну, и узнает (Ананий Яковлев, - Л. Л.) и очень еще, вероятно, будет доволен, что господин приласкал его супругу". "Это вы бываете довольны, когда у вас берут жен кто повыше вас, а не мужики", - с негодованием возражает ему гуманный Чеглов (9, 194-195). Бурмистр Калистрат, служивший господам "в старые времена" и все время вспоминающий об отношениях той, недавней эпохи как о норме, наставляет Анания: "Дурак-мужик, дурак, а еще питерец, право! Господин хочет ему сделать экие милости, а он, ну-ко! <...> Старым господам вы, видно, не служивали, а мы им служили <...> Я в твои-то года <...> взгляду господского немел и трепетал..." (9, 205).
      Противопоставляя современных, потерявших страх перед господами крестьян старшему поколению крепостных, бурмистр Калистрат с досадой видит и "измельчание" помещиков. Деликатность, совестливость Чеглова, самый тот факт, что Чеглов видит в крестьянине человека, кажется ему признаком вырождения. Калистрат и Ананий стоят на разных этических позициях. Калистрат не считает особенным грехом наживаться за счет помещика и крестьян, использовать свое положение бурмистра для собственного обогащения, но он осуждает нежелание Анания "потрафить" прихоти барина. Ананий, напротив, не желает никаких милостей от помещика, считает низким воровством аферы бурмистра, не признает своей нравственной подчиненности господину. Обязанность платить оброк помещику для него - государственный закон, которому он покорен как гражданин, но личная его жизнь, как ему кажется, находится под охраной церкви и государства. Он горд своей моральной чистотой, верит в нравственность своей жены, потому что она его жена и не представляется ему отдельной, независимой личностью.
      Он категорически отвергает нравы, узаконенные крепостными отношениями: низкопоклонство перед господами и расчет на их материальную поддержку или на возможность "попользоваться" их добром, разврат, воспитанный рабством и опирающийся на сознание моральной безответственности раба, исполняющего волю господина. "Теперь тоже, сколь ни велика господская власть, а все-таки им, как и другим прочим посторонним, не позволено того делать. Земля наша не бессудная: коли бы он теперича какие притеснения стал делать, я, может, и до начальства дорогу нашел, - что ж ты мне, бестия, так уж оченно на страх-то свой сворачиваешь, как бы сама того, страмовщица, не захотела!" (9, 191) отвечает он Лизавете на ее попытку сослаться на принуждение со стороны господина.
      Версию о "принуждении" подсказал Лизавете сам барин в благородном стремлении дать ей оправдаться в глазах мужа.
      Сознавая свою позицию как новое, но единственно правильное отношение к миру, Ананий Яковлев отводит всем окружающим те роли, которые соответствуют его взглядам, и не задумывается над тем, объективны ли его оценки. В связи Лизаветы с барином он видит только корысть и разврат со стороны женщины и превышение власти и обман со стороны Чеглова. "В высокое же званье вы залезли!" - иронически говорит он жене. "Коли на экой пакости и мерзости идет, так барин ли, холоп ли, все один и тот же черт - страм выходит! <...> може, какой-нибудь еще год дуру пообманывают, а там и прогонят, как овцу паршивую!" (9, 191, 212) - говорит он об отношении барина к Лизавете.
      Он не допускает, что Лизавегга - его жена - может любить барина и барин ее. Между тем отношение Лизаветы к мужу н любовнику - такое же явление новой эпохи, как гордость Анания. Выданная замуж силой ("в свадебных-то санях почесть что связанную везли", - говорит она), Лизавета никогда не любила, мужа, это удивляет Анания, который попрекает жену тем, что, попав из бедности в достаток, она еще недовольна. Суровый Ананий считает ниже своего достоинства говорить с женщиной о любви. В момент наибольшего душевного напряжения, объясняясь с женой и стремясь разбудить в ней чувство, он все же не говорит о любви и взывает к долгу, а не к эмоции. "Мы, теперича, господи, и все мужики женимся не по особливому какому расположенью, а все-таки, коли в церкви божией повенчаны, значит, надо жить по закону..." (9, 210). А при этом он любит жену и хотел бы гордиться ею. Помещик же тем и располагает к себе Лизавету, что начинает "знакомство" с нею с разговора, длительных бесед. Так и возникает их "роман". "В позапрошлую жниву <...> барин целый день-деньской у Лизаветы с полосы не сошел, - все с ней разговаривал", вспоминает соседка (9, 182).

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73